Навыком кулинарии Яна не обладала от слова совсем. Да ей раньше и не приходилось заниматься такими извращениями: в детском доме и школе пресную (в лучшем случае) на вкус еду готовили угрюмые повара, а на улице и вовсе приходилось затыкать свой урчащий желудок и желание горячего обеда куда подальше. Чёрствая булочка с капустой? Пойдёт. Упаковка самого залежавшегося печенья? Дайте две. Сухой доширак с приправами? Считай, день удался.
В квартире у Рыкова никто не проводил часы у плиты; дай бог, если в холодильнике рядом с майонезом, несколькими упаковками пельменей и закаток с помидорами (которые абсолютно точно в своё время повидали первое пришествие Христа) появлялись молоко и свежие овощи. Оно и понятно: спасители человеческого рода просто не могли позволить себе такую роскошь, как потратить три часа на лазанью или борщ.
Но именно здесь Яна открыла для здесь прелесть обычного приёма пищи. Подумать только: завтрак – лучшее время дня! Можно спокойно заварить умопомрачительно ароматный травяной чай с мятой и апельсином, пожарить нехитрую яичницу со вчерашними макаронами, а затем спокойно погреть руки о горячую чашку и поковырять кусочком хлеба в золотистом желтке. За завтраком у Яны так сильно щемило сердце от счастья, что она даже забывала на десять-пятнадцать минут обо всех демонах ада и чувствовала себя обычным человеком.
Готовка стала Яниной отдушиной, что, впрочем, никак не отразилось на её способностях. Салаты выходили пересоленными, макароны разваривались, а жареная картошка оставалась внутри сырой. И хотя абсолютно все соседи, видимо, решили во что бы то ни стало откормить худощавую девчонку, лишний раз портить продукты никто не хотел. Так и повелось: Пёс закупал пачки самых простых в приготовлении (Господь, Ян, просто кинь на сковородку на пять минут, залей водой минут на пятнадцать и ешь) готовых замороженных смесей, а Яна радовалась жизни.
Редко когда получалось собраться всем вместе на обед. Даня бегал по Москве в поисках шаловливых бесов, Пёс в принципе будто бы существовал в другом измерении (читать: на даче). Редко когда получалось заглушить смертельный страх и постоянную тревожность на фоне. Помогал Барсик: коту, как и самой Яне, деваться некуда. Приходилось блохастому развлекать себя позыркиванием в сторону хозяйки понимающим, почти человеческим взглядом откуда-то с верхних полок кухонного гарнитура, и ещё – катать лапами стручковую фасоль, которую Яна так и не смогла полюбить и каждый раз виновато выбирала из смеси.
Яна быстро научилась любить бытовые мелочи: прохладный душ после липкого жаркого дня; мятный вкус пасты; запах порошка от подушки; мягкие, хоть и слегка потрёпанные жизнью домашние тапочки; пушистый кот, млеющий от почесываний за ухом на острых коленях. Она пыталась заглушить одиночество, разговаривая то с самой собой, то с котом, включая телевизор или радио на фон. Яна боялась лишний раз думать и старалась занять руки. Подметала полы, мыла посуду, протирала окна – пока не садилась посреди уборки на диван, замирая пустым взглядом в одну точку на несколько часов.
Готовка – как способ отвлечься. Яна достала из морозилки упаковку самых свежих и полезных овощей по-деревенски, попутно врубая на всю квартиру радио. Музыка неплохо задавала ритм готовке и заглушала демонов в голове: возможно, они просто тихо сходили с ума от выбора музыкальных композиций.
«В её глазах закат сиял
Всех своим светом затмевал
При одном взгляде на неё
Он свой рассудок потерял»
Яна потопала ногой, непроизвольно начиная подпевать незамысловатой песне. Зашкворчало масло на раскалённой сковородке. Заинтересованный движением Барсик прошёл прямо по плите так, будто там не шипел газ, а у самого кота на счётчике жизней установлен магнит. Он в любопытстве наклонил голову, за что немедленно получил мягкий «буп» по мокрому носу. Барсик сморщился и совершил стратегическое отступление для дальнейшего наблюдения со стороны.
«Смотрел в глаза и говорил
Как сильно он её любил
Но наступала ночь
Он без ответа уходил»
Можно было найти себе оправдание, мол, Яна такое не слушает, и это так, по приколу. Но она знала слова наизусть, хотя и могла поклясться, что никогда в жизни не слушала музыку просто так, на фоне. Да что там говорить: у неё даже телефона или плеера, на худой конец, не было большую часть жизни. Возможно, сказались школьные годы, когда все перекидывались на переменах песнями и включали их прямо из динамика по дороге домой. Истинную причину столько сакрального знания Яна найти не могла, да и не имело это смысла. Кого ей, кота что ли стыдиться?
Пока на сковородке обретали яркие краски кусочки морковки и горошек, Яна приспособила деревянную лопатку под микрофон и уже более смело подпевала словам песни. Нет, ну действительно, кого ей стесняться? Дома ни души, а ей самой для душевного равновесия требуется немного баловства и отвлечения от настойчивых тревожных мыслей.
Хорошо, что за овощами особо следить не надо: посолить, поперчить, минут пятнадцать потушить под крышкой – готово. Ужин для звезды вечера готов. Яна без единого угрызения совести, хотя и не без некой скованности задвигалась по кухне в такт музыке. Это был ещё один краткий момент любви к бытовым мелочам: вечер в тишине и тепле, когда можно расслабиться настолько, чтобы дать позорный концерт коту.
«Зачем всё это?
Зачем?»
Балор расположился на подоконнике и откровенно раздражённо посматривал за беззаботно двигающейся по кухне девчонкой. Сатана всемогущий. Она что, крышей поехала? Почему она поёт в лопатку? На сковороде точно что-то сгорело. Они сейчас все втроём сдохнут из-за того, что у девочки свистит фляга.
«И это я тут дурной?»
***
Преимущество просыпаться в три-четыре утра от кошмаров (и от снов, и от некоторых других) номер один: можно первой занять ванную хоть до самого завтрака. Не торопясь – с чувством, с толком, с расстановкой – понежиться под тёплой водой (ровно до тех пор, пока кое-кому не станет скучно) и опробовать все вкусно пахнущие штуки, у которых ещё не истёк срок годности. Балор каждый раз морщился от выбора Яны в области шампуня, но предпочитал молчать. Очень громко и выразительно молчать. Так, чтобы Яна сразу понимала его отношение к масс-маркетовым сульфатным шампуням.
Когда у тебя в голове работает собственный радиоприемник, можно не бояться, что вода испортит наушники или телефон. Балор тихонько напевал что-то ужасно прилипчивое и глупое, но Яну это вполне устраивало. Потому что Балор ужасно тащился с современной поп-музыки и на время затыкался этими тупыми бессмысленными песнями.
После горячего душа обязательный ритуал: увлажняющая масочка, купленная по скидке лет сто назад. С одной стороны, будто Яна способна прожить так долго, чтобы кожа начала стареть. С другой стороны – м-м, спа-салон, любовь к себе, всё, как доктор прописал.
Балор недовольно цокнул языком от таких мыслей, невесомо запрыгивая на стиральную машину позади девушки. И пока Яна усердно натирала лоб чем-то, пахнущим брокколи, стал мурлыкать песенный мотив куда агрессивнее и громче.
Когда-то Яна справлялась с помощью песен с собственными демонами, но однажды те начали подпевать. И ладно бы от скуки; некоторые особенно надоедливые демоны пытались заглушить саму Яну. Потому что иногда казалось, что нет ничего более разрушительного для этой девочки, чем она сама.
Ну, если не считать глиста-паразита у Яны в теле, который буквально убивает её по чайной ложечке каждый день.
На пальцах осталось немного маски: и на лице не размажешь, и обратно не засунешь. Яна мазнула остатками по носу Балора, который лишь нахмурил брови. Интересно: масса останется в жизни у Яны на носу или где-нибудь на стене за стиралкой? Интересно, выйдут ли они сегодня на демонов? Интересно, переживут ли они сегодня?
— Да блять… ты меня уже заебала, — взвыл Балор, простирая руки к небу в виде плесневелого потолка ванной. — Отвлекись, молю.
— Чем?
— Стрелки поучись рисовать. Они у тебя каждый раз как разнояйцевые сестрички.
— Ну спасибо, — обиженно хмыкнула Яна, смывая маску и остатки ночных слёз с лица.
***
— Яна, это очень серьёзный момент. Ты меня слушаешь?
Даня смотрел без укора: у него не очень хорошо получалось воспитывать Яну. Он не умел быть достаточно строгим с этим несчастным ребёнком, а у Яны в двадцать лет резко проснулся ранее подавленный подростковый бунтарский период. Винить в этом, конечно, следовало по большей части Балора. Яна была уверена, что их среднеарифметический возраст составит лет пятнадцать – и то в лучшем случае. Порой у неё, правда, получалось обуздать этого вечного подростка. А иногда не очень-то и получалось.
— Да, конечно. Прости. Я слушаю, – встрепенулась Яна, недовольно косясь на хитро улыбающегося Балора.
— Я бы не просил послушать, если бы не твоя безопасность. В первую очередь это всё-таки нужно тебе. Поэтому сосредоточься, пожалуйста.
— Диалоги тет-а-тет, до утра за жили-были, — промурлыкал кошмар ей на ухо, откровенно наслаждаясь полным бессилием со стороны Яны.
«Господи, я никогда и ни о чём тебя не просила, но пусть он завалит ебало», мысленно взвыла Яна. Господь не услышал, зато сожитель по телу – вполне.
— От нее секретов нет, избавляемся от пыли! - совершенно восторженно проговорил Балор, мерзко и злобно смеясь.
Когда-то Яна справлялась с помощью песен с демонами, но однажды те начали подпевать. И иногда это было совершенно невыносимо.
