Overheard

Соуп просыпается полностью обездвиженным от того, что, как он может предположить, Гоуст прижал его к себе. Это восхитительно, даже если это не самая удобная поза — Гоуст уткнулся лицом в плечо Соупа, а его рука обвилась вокруг талии. Их ноги были так переплетены, что нелегко определить, где заканчивается он и начинается Гоуст. Он уже много лет не был таким довольным. Или таким горячим. Под одеялом должно быть сто градусов, беря во внимание, как он потеет. Гоуст — стопроцентная печь, что удивительно, учитывая тот факт, что он всегда закутан в многослойную одежду. Но сейчас он не укутан, и Соуп не может сдержать ухмылку, проводя нежными пальцами по обнажённому плечу Гоуста. Как ему так повезло? Он хочет лежать здесь часами, обнимая этого человека, чувствуя биение его сердца и наслаждаясь тем, что любовь всей жизни находится здесь, в его объятиях, полностью расслабленный, каким он никогда его не видел. Он также хочет встать. Соуп всегда был утренним человеком, и не из тех, кто может долго стоять на месте, ничего не делая. Он начинает беспокоиться, хотя он и наслаждается ощущением того, что лежит в крепких объятиях Гоуста. Соуп переворачивается на спину, и Гоуст что-то бормочет во сне, когда их тела слегка расходятся. У него болит голова — результат обезвоживания и того, что его ударили по голове прикладом винтовки... — он смотрит на свои часы — …около десяти часов назад. Он не мог спать больше шести часов. Это может объяснить, почему головная боль всё ещё такая острая. Не в силах больше лежать спокойно, Соуп бросает ещё один взгляд на спящее лицо Гоуста… на спящее лицо Саймона, с румяными щеками и размазанными чёрными тенями — и чувствует прилив нежности в груди. Затем он осторожно высвобождается из объятий Гоуста, стараясь не разбудить его, и сползает с кровати. Он роется в куче одежды на полу и достаёт свой телефон из заднего кармана выброшенных джинсов. Он моргнул, с удивлением увидев, что у него семь пропущенных звонков от Газа и около пятидесяти сообщений в придачу. Прайс тоже писал, и тоже в большом количестве, и Соуп чувствует, как его охватывает тревога, понимая, что что-то пошло не так. Бросив взгляд на Гоуста, Соуп решает не будить его, тихо роется в шкафу и натягивает свежую одежду. Он надевает ботинки, не потрудившись их завязать, и выходит в коридор, чтобы перезвонить Газу. Он звонит всего полсекунды, прежде чем Газ берёт трубку и выкрикивает его имя: — Соуп! Беспокойство только возрастает. — Газ, что… — Я думал, что это невозможно сделать! Мне казалось, что ты умрёшь в одиночестве и нищете, а он даже не заплачет на твоих похоронах... — Что? — …но ты сделал это, сумасшедший ублюдок! Ты закадрил Гоуста! Понимание (вроде как) того, о чём говорит Газ, не полностью облегчает растерянность Соупа. Однако это заменяет страх, что случилось что-то ужасное, на лёгкое раздражение. Он проводит рукой по волосам и подходит к стене напротив своей двери, чтобы прислониться к ней. — Как, чёрт тебя дери... Газ хихикает: — Неважно, откуда я знаю. Ты должен рассказать мне подробности. Выкладывай. Какой он в постели? Он снял маску? Было ли это... — Заткнись, Газ, — шипит Соуп, сжимая переносицу, его голова раскалывается. Нельзя точно сказать почему, но он не может избавиться от ощущения, что было бы очень неправильно говорить про Гоуста таким образом. Но, может быть, это только он. Может быть, ему просто кажется, что это никого не касается, кроме него самого, какой Гоуст, когда они остаются вдвоём. — Да ладно тебе, Соуп, мне пришлось слушать, как ты чахнешь месяцами. Помнишь, я спросил тебя, не хочешь ли ты зайти ко мне выпить, а ты напился и три часа говорил о том, как сильно ты хочешь... — Да, Газ, я помню. Я думал, мы договорились никогда больше не говорить об этом. — Это ты согласился никогда больше не говорить об этом. Я же сказал, что ты будешь у меня в долгу. Пришло время платить по счетам, Джонни-бой. — Не называй меня "Джонни-бой". Газ вздыхает. Голос доносится из телефона: — Давай, Соуп. Я знаю, что ты умираешь от желания поговорить об этом хотя бы немного. Газ не... полностью прав. Соуп определённо борется с желанием заявить о любви к своему лейтенанту, желательно крича об этом с крыш. Он просто... Он знает, как сильно Гоуст ценит свою личную жизнь. Ему не хочется сразу же всё испортить, предав его доверие и проболтавшись об этом их друзьям до того, как Гоуст захочет сообщить им сам. Но Газ уже знает... — Хорошо. Я расскажу тебе, что случилось, при одном условии. Ты должен сказать мне, как, мать твою, ты так быстро всё узнал. — Ну, если ты уверен, что хочешь знать, — отвечает Газ, и тут Соуп с тревогой понимает, что слышит злую усмешку в его голосе. — Сегодня утром я получил текстовое сообщение от нашего дорогого капитана Прайса, в котором он предупреждал меня о том, что я теперь должен ему двадцать фунтов. Кстати, пошёл ты за это нахуй. — Что... — Это ты хотел услышать эту историю, Соуп, так что не перебивай меня. Итак, на чём я остановился? Ах, да. Сообщение от Джона Прайса, в котором говорилось, что вы с Гоустом взяли себя в руки и наконец-то сделали кое-какое дело прошлой ночью, тогда как я ставил на то, что на это уйдёт по меньшей мере ещё шесть месяцев. Соуп позволяет себе сползти по стене, тяжело садясь на пол. — Но как он узнал? — Слушай дальше, чел. У меня был тот же вопрос — я не собираюсь просто так отдать двадцать фунтов без доказательств. Поэтому я позвонил Прайсу, и он сказал мне, что Ласвэлл написала ему сообщение прошлой ночью. С замиранием сердца Соуп понимает, что прекрасно знает, к чему всё идёт. Его взгляд перемещается с его двери на соседнюю. — Как выяснилось, бедняжка Ласвэлл не могла уснуть из-за шумных соседей, которые набросились друг на друга, как кролики. Никогда бы не подумал, что вы двое будете так громко... — Я сейчас умру. Газ просто смеётся. — Гоуст убьёт меня. — Из того, что я слышал о том, что Прайс слышал о том, что слышала Ласвэлл, он сам вовсе не безгрешен. Соуп стонет: — Я никогда больше не смогу смотреть Ласвэлл в глаза. — Да-а, не хотел бы я сейчас оказаться на твоём месте, чел, — говорит Газ, и в его голосе звучит что угодно, только не сочувствие, — но теперь твоя очередь говорить. Расскажи мне, как это случилось. — Ну... Прошлой ночью меня вырубили на задании. — Ха! Лох. — Спасибо, Газ, — ворчит Соуп, закатывая глаза. — Меня вырубили, а когда я очнулся, то услышал разговор Гоуста и Ласвэлл. — О тебе? — Обо мне, — он делает паузу, не совсем понимая, как это сформулировать, чтобы не прозвучало глупо, — и Ласвэлл сказала, что знает, что я.. нравлюсь Гоусту. Поэтому, когда мы вернулись на базу, я спросил его об этом, и... — Ты трахался? — Ёбанный Иисус, Газ. — Это не "нет". — Я вешаю трубку, — говорит Соуп, невольно борясь с ухмылкой. — Мы выпьем в следующий раз, когда увидимся, хорошо? — Звучит как план, чел. Тогда я и узнаю у тебя подробности. — Ты, конечно, можешь попытаться. С этими словами он вешает трубку, прежде чем Газ успевает сказать что-нибудь ещё, от чего ему хочется врезаться лицом в стену. Он не может поверить, что они были настолько неосмотрительны, что Ласвэлл узнала об их отношениях так быстро. Тут его кое-что осенило, и он делает паузу. Является ли эта история с Гоустом отношениями? Он знает, что любит Саймона, никто не сомневается в этом (да и, честно говоря, никто не мог бы сомневаться, учитывая, как постоянно он об этом говорит), и он верит, что Гоуст говорил правду, когда утверждал, что любит Соупа в ответ. Но они не обсуждали, будут ли они на самом деле... встречаться? Видеться друг с другом? Ему хотелось бы думать, что Гоуст был бы тем, кто мог взять на себя обязательства, назвать Соупа своим парнем, или партнёром, или кем-то ещё, но особенность Гоуста в том, что его невозможно прочитать. У Гоуста могут быть какие-то сомнения (может быть, он думает, что работа не допускает длительных отношений? Это похоже на то, что он мог бы сказать), или он просто не хочет делать это снова, и хотя Соуп будет уважать его желания, какими бы они ни были, это разобьёт ему сердце, если Гоуст захочет чего-то другого, кроме как быть с ним. Он делает неровный вдох — он слишком много думает. Он склонен делать это, когда не занят чем-либо. Скорее всего, всё будет хорошо. Ему просто нужно поговорить об этом с Гоустом, и они всё уладят. Всё в порядке. Всё будет в порядке. Он подождёт, пока Гоуст проснётся (может, он и нетерпелив, но тот и так мало спит, а Соуп не монстр), и всё будет в полном порядке. Встав и чувствуя себя довольно потерянным, Соуп на мгновение замирает, прежде чем решить, что ему лучше отправиться в столовую. Он может взять немного еды и принести её в комнату. А потом он пойдет дальше. Ещё один безупречный план от великого ума знаменитого сержанта МакТавиша. Когда он приходит в столовую (которая не является ни столовой, ни даже кафетерием — это очень маленькая, очень унылая комната отдыха с ассортиментом однодневных фруктов и завтраком в бумажных пакетах), он сразу же жалеет, что пришёл. Кейт Ласвэлл сидит в одиночестве за одним из столов, слабо улыбаясь своему телефону. Она поднимает взгляд, когда входит Соуп, и наступает момент очень напряжённого, очень неловкого зрительного контакта. Ласвэлл, всегда более смелая, чем он, прерывает их молчаливый поединок взглядов. — Доброе утро, сержант. Хорошо спали? Соуп чувствует, как его лицо нагревается, и он наклоняет голову, потирая затылок. — Послушайте... Мне жаль... Она качает головой, лицо неразборчивое. — Не стоит. Уже всё позади. Соуп неловко кивает, не зная, что ответить. — Кроме того, — продолжает Ласвэлл, на её губах играет небольшая улыбка, — я выиграла пари, так что, думаю, это компенсирует любой сон, который я потеряла. И я рада за тебя, Соуп. За вас обоих. С этими словами она встаёт и идёт к двери, нежно похлопывая его по плечу, когда выходит из комнаты. Соуп не знает, что именно только что произошло, но не похоже, что он в беде, или что она его ненавидит, или что они когда-нибудь снова это признают, поэтому он просто снимает напряжение со своих плеч и идёт к скудному выбору еды. Взяв яблоко, которое ещё не успело стать мягким, Соуп сдерживает ухмылку от внезапно нахлынувшего на него чувства радости. Да, его разговор с Газом был... ну, разговором с Газом. Да, женщина, которая вполне могла бы быть его матерью, подслушала, как он занимается сексом. Да, было чертовски неловко видеть её сегодня утром. Но он не получил ничего, кроме поддержки от этих людей, самых важных людей в его жизни, его семьи, и, чёрт возьми, если это не делает его таким счастливым, это убивает. Он бросает яблоко в один из пакетов с завтраком (в который он слишком боится заглянуть) и засовывает его под мышку, доставая свой телефон, пока идёт обратно в их комнату. Он открывает сообщения от Прайса и ухмыляется, как дурак.

От: The Price is Right — Похоже, твои ожидания не были такими уж нереальными.

(Отправлено 03:45)

От: The Price is Right — Кейт тебя ненавидит.

(Отправлено 03:45)

От: The Price is Right — Я предлагаю подарить ей цветы в знак извинения. Она любит фиалки.

(Отправлено 03:46)

От: The Price is Right — Знаешь, это значит, что мне придётся пригрозить Гоусту. Я делаю это только ради тебя, дитя. (От переводчика: это что-то типа "отец угрожает парню своего ребёнка")

(Отправлено 03:48)

От: The Price is Right — Поздпаылею.

(Отправлено 03:54)

От: The Price is Right — *Поздравление.

(Отправлено 03:54)

От: The Price is Right — **Поздравляю. Я иду спать.

(Отправлено 03:55)

От: The Price is Right — Газ может позвонить тебе. Извини.

(Отправлено 09:31)

Соуп отправляет несколько сообщений, в которых благодарит Прайса за добрые пожелания (и высмеивает его за плохую орфографию), а в одном обещает отомстить, если Гоуст убьёт его, независимо от того, как сильно он любит этого человека. Когда он отписывается, чувствуя себя легче воздуха, он кладёт телефон в карман и бежит к себе в комнату. Он не готов к тому, что встречает его, когда он открывает дверь. В свою защиту он уверен, что никто не был бы готов. Гоуст сидит на полу, полуодетый, с маской в руке. Его пальцы сомкнуты вокруг маски так плотно, что костяшки побелели. Больше всего настораживают следы слёз на его лице — Соуп не совсем уверен, что видит правильно (не может быть...), но тут опухшие глаза Гоуста встречаются с его собственными, и... Соуп в секунду пересекает комнату, становится на колени перед Гоустом и берёт его лицо в свои руки. — В чем дело, милый? Что случилось, ты ранен? Гоуст только поворачивает голову, вырываясь из хватки, и пытается встать. Соуп отступает, позволяя ему встать, и беспомощно наблюдает, как Саймон расхаживает по комнате. — Нет, — бормочет он, и Соуп вздрагивает от его хриплого, надломленного голоса, — это ерунда. Это глупо, я веду себя глупо. Соуп стоит на месте, прерывая Гоуста нежным "тс-с". Он берёт маску из его руки и ведёт садиться на кровать. — Саймон. Милый. Пожалуйста. Гоуст вздыхает, быстро моргая, и смотрит в сторону: — Что мы такое, Джонни? Что это? — Ну, — начинает Соуп, испытывая искушение наговорить всякой чуши, чтобы не поставить себя в неловкое положение и не просить слишком многого. Однако он колеблется, видя поражённое лицо Гоуста, и в конце концов решает сказать правду, — я хочу, чтобы это были... отношения. Настоящие, где я — твой, а ты — мой, и мы ходим на свидания, рассказываем друг другу глупые шутки, засыпаем вместе и просыпаемся вместе. Гоуст шмыгает носом и неуверенно смотрит на него. — Мне бы этого хотелось. — И мне, — мягко говорит Соуп, проводя большим пальцем по залитым слезами щекам Гоуста и заключая его в крепкие объятия. Они сидят так какое-то время, крепко обняв друг друга, пока Гоуст делает глубокие вдохи, успокаивая себя. В конце концов, Соуп отстраняется, прижимается невинным поцелуем к губам Гоуста. —Пожалуйста, скажи мне, что тебя так расстроило, милый. У меня сердце разрывается, когда я вижу тебя таким. Гоуст отворачивается, неловко вытирая глаза. — Я думал, ты ушёл. Соуп потрясённо моргает. — Что ты сказал? — Я проснулся, а тебя не было, — отвечает Гоуст, его голос звучит взволнованно, когда он встаёт и снова начинает расхаживать. — Я подумал, что это твой способ сказать мне, что ты не хочешь делать это снова. — Послушай меня, лейтенант, — Соуп тоже встаёт, берёт руки Гоуста в свои и заставляет его замереть. — Я люблю тебя. И пока в моём теле есть дыхание и бьётся сердце, это никогда не изменится. Я никуда не уйду, никогда, если ты не попросишь меня об этом. Я не думаю, что могу выразиться более ясно, чем вот так. Глаза Гоуста снова наполняются слезами, и он берёт паузу, чтобы ответить, глубоко дыша в попытке контролировать себя. — Тогда, я думаю, ты застрял со мной навсегда. Я тоже люблю тебя, Джонни. Мне... мне жаль. Я не силён в этом. Я не в порядке. — Я думаю, ты прекрасен, и тебе не о чем сожалеть, — отвечает Соуп, смахивая несколько сбежавших слезинок. — Хотя ты немного растрёпан от всего этого макияжа. Гоуст ехидно ухмыляется и отпихивает его. — Это не макияж, сержант. — Мм. Так я и поверил. Суть остается все той же, тебе нужно привести себя в порядок. И, кажется, я обещал тебе душ прошлой ночью. — Обещал, Джонни. Нам обоим он нужен, — Гоуст кивает. Соуп ухмыляется, а Гоуст качает головой: — Нет. Без глупостей. Соуп резко надувается, а Гоуст закатывает глаза. — Но Саймон, то, что ты делаешь со мной... кроме того, если я правильно помню, душ был не единственным, что я обещал. — Душевые здесь не частные, Джонни, я не собираюсь афишировать наши отношения перед всеми, у кого есть уши, — смотря на растерянный взгляд Соупа (который почти наверняка был истолкован неверно), Гоуст колеблется, — но я не... против того, чтобы рассказывать об этом людям, которым мы доверяем. Мне не стыдно за тебя. Соуп кивает, невольно улыбаясь. — Это хорошо, потому что у меня есть для тебя забавная история. Связанная с тем, что мы рассказываем людям, которым доверяем. И тем, у кого есть уши. Гоуст сужает глаза: — Соуп. — Ты будешь смеяться. — Джонни. — Возможно, ты будешь смеяться. — Какой пиздец. — Это всего лишь ма-аленький пиздец. Гоуст зарывается лицом в свои руки, а Соуп фыркает от смеха, чувствуя облегчение. Он притягивает Гоуста к себе, целует его в макушку и улыбается, когда Саймон обхватывает его за талию и они падают на кровать. — Все началось с того, что я проснулся от семи пропущенных звонков от Газа...