Зависимость

Эким подняла глаза, посмотрела на сцену и увидела там подозрительно знакомое лицо, но вспомнить, где его видела, девушка так и не смогла. — Хазал, — дернула она подругу за рукав, — мне кажется, я где-то видела этого психолога. — Тебе не кажется. — задумчиво протянула брюнетка, — Это тот парень, который вчера выручил нас. — А что вчера произошло? — Гюлерйюз мало что помнила о событиях прошедшего вечера. — Забей. — Хазал раздраженно выдохнула. Демир всячески пыталась помочь подруге, таскала на разные реабилитации, в центры помощи, но все было без толку. Эким либо отказывалась от лечения на ранней стадии, либо сразу пресекала рвения ей помочь. Девушка не хотела бросать, в таблетках, как она думала, было ее успокоение, смысл ее существования. К тому же отвязаться от навязчивой заботы подруги ей было не так сложно. Стоило Эким упомянуть о том, что творила с собой сама Хазал, и та сразу прекращала свои попытки лечить Гюлерйюз. Они стоили друг друга и прекрасно это понимали, оттого и дружили. Упрекали, корили за совершаемые действия, но при этом все равно ценили друг друга, старались оберегать, хотя это им особо не удавалось. Со стороны они казались идеальными подругами, конечно, если не знать их подноготную. Лейла и не знала, оттого и переживала, что с ней общаться они не хотят. У неё была пара каких-никаких подружек, но это была не та дружба, которую она хотела бы. И сейчас она периодически кидала грустные взгляды на своих соседок, грустно вздыхая. Как только весьма утомительное мероприятие с нудным выступлением ректора закончилось, Лейла поспешила покинуть зал. Девушка шла настолько быстро, что не заметила человека, идущего ей навстречу, и влетела прямо в него, уронив книгу, которую держала в руках. — Ну привет, болтушка. — Эртенер услышала знакомый голос. — Азиз? Привет. — Лейла покраснела, когда он присел, чтобы поднять упавшую книгу. — Стивен Кинг, — парень протянул вещь хозяйке, — интересный выбор. Думал, ты читаешь какие-нибудь девчачьи романы. — Что за стереотип? — Не назвал бы это стереотипом, скорее первое впечатление о тебе. — Азиз посмотрел на выход из зала и увидел, как оттуда выходит новый психолог, — Мне пора. Будь осторожнее, болтушка. Лейла впала в ступор, не понимая, почему на нее так действовал этот парень. Она смущалась, краснела, запиналась. Ей это ведь вовсе несвойственно, обычно для нее не составляло труда поддержать практически любой разговор, а тут она двух слов связать не могла. Девушка повернулась, смотря ему вслед. Он остановился и о чем-то говорил с новым психологом. — Поздравляю, брат, — Азиз пожал руку своему визави, — добро пожаловать в наш дурдом. — Я, между прочим, сам этот дурдом заканчивал. Так что могу сказать, что ты преувеличиваешь. — Я преуменьшаю, братик. — Гюнай-младший положил руку Канату на плечо, — Пойдем выпьем кофе и поболтаем в более удобном месте. — Пойдем. Заодно расскажешь, что тут у вас и как, а то я уже отвык от этого местечка. Эким сидела во дворе здания института и задумчиво писала что-то в своем блокноте. Каждый раз, когда девушку посещали какие-либо мысли, она старалась сразу фиксировать их, а затем формировала из них нечто похожее на рассказы или повести. Талант к писательству у нее был с детства, еще в школе она писала потрясающие сочинения, небольшие рассказы, которые с удовольствием читали ее мама и друзья. Еще тогда маленькая Эким твердо решила стать писателем. Ее рвение поддерживала мама, всегда хвалила дочь, восхищалась ее талантом, помогала, когда у нее что-то не получалось. Была рядом. Благодаря поддержке мамы Эким поступила в Стамбул. С тяжелым сердцем из родного Эскишехира девушка уезжала на учебу на первом курсе, будто знала, что случится после ее отъезда. Вспомнив о маме, Эким едва сдержала слезы, не хотелось плакать у всех на виду. Девушка потянулась к сумке, достала из нее пачку сигарет и зажигалку. Закурила она, кажется, тоже на первом курсе, думала, что это поможет ей заглушить боль. Не помогло. Тогда она пошла на крайние меры. Эким достала из пачки сигарету и закурила. — Не пристало такой красивой юной леди курить. — над девушкой раздался приятный мужской голос. Эким подняла голову и увидела перед собой того самого психолога. — Вам не кажется, что это не ваше дело? — Согласен. И все же, зачем тебе это? — Канат обвел взглядом сигарету в руках девушки. — На душе паршиво. — девушка отвечала довольно грубо, — Устраивает? — Может поделишься? — Не горю желанием, господин психолог. — Эким облокотилась на спинку скамейки, прикрыла глаза и сделала очередную затяжку. — Что ж, когда загоришься, жду в гости в своем кабинете. — Канат подмигнул собеседнице и собрался уходить, но напоследок сказал: — Уверен, что загоришься. Эким раздраженно выдохнула. Меньше всего ей нравилось, когда ее пытались лечить. По мнению девушки только она сама знала, что для нее хорошо, а что плохо. Гюлерйюз встала и пошла в сторону общежития, возвращаться в универ не хотелось, настроение было ниже плинтуса. Сначала воспоминания, которые разрывали душу каждый раз все больше и больше, несмотря на то что прошло уже почти два года, потом этот самодовольный тип, залезший туда, куда его не просили. До комнаты Эким дошла на автомате. Первым делом она направилась в сторону своей тумбочки, открыв ящик, она услышала за своей спиной голос. — Опять? — Хазал, черт тебя дери. Нельзя так пугать. — Тебя бы черт побрал. Да поскорее бы. — брюнетка вздохнула и подошла к подруге, — Что на этот раз? Зачем тебе это? — Какое тебе до этого дело? Что же вы все лезете не в свое дело? — голос Эким срывался на крик, — Мне плохо, Хазал. Мне очень плохо. Я смертельно устала. Два гребаных года меня не отпускает. Два года я вижу ее практически в каждом своем сне, она просит не винить себя, просит отпустить ее. А я не могу, не могу и не хочу. Мне ее не хватает. Если бы я не уехала, если бы я была рядом. Да я даже не попрощалась с ней, ты понимаешь? Хазал ничего не ответила, лишь прижала к себе бьющуюся в истерике подругу. Осторожно поглаживая ее по голове, брюнетка шептала что-то успокаивающее, это не особо помогло, поэтому Демир подошла к своей тумбочке и достала таблетки. Но не те, что были у Эким. Обычные транквилизаторы. Силой она заставила подругу выпить лекарство и лечь спать. Хазал осмотрела Эким и печально вздохнула. Девушка твердо решила, что Гюлерйюз нужна помощь, к тому же открывшийся кабинет псих. помощи в университете был как раз кстати. Демир твердо решила, что нужно действовать, иначе Эким ждут печальные последствия. Хазал села на кровать, посмотрела на свои запястья и задумалась о том, что она пытается помочь подруге, хотя ей самой нужна помощь. Да, она была чуть сильнее Эким, от того и пыталась вытаскивать ее, но самой порой так хотелось выть от боли, волосы на голове рвать, но Демир более-менее научилась держать себя в руках, хотя порой ей давалось это с большим трудом. Канат сидел у себя в новом кабинете и изучал характеристики студентов, которые вручили ему старосты групп. Но там были не все, только те, за кем были замечены какие-либо странности. — Хазал Демир, Эким Гюлерйюз…— вслух прочитал мужчина, — Эким, значит. Гюнай узнал на фотографии в личном деле девушку, с которой разговаривал сегодня во дворе. Красивая, с правильными чертами лица, невысокая, худенькая, правда характер скверный. Канат прочитал не самую лестную характеристику от старосты группы, в которой училась Эким. Ее описывали как нелюдимую, грубую, отстраненную девушку с кучей заскоков, подозреваемую в употреблении наркотиков. Но доказательств ни у кого не было, лишь предположения одногруппников. Отложив в сторону папку с бумажками, мужчина устало потер переносицу, потянулся за телефоном и набрал номер. — Слушаю. — раздалось на том конце провода. — Озан, привет. — Здравствуй, Канат. — Не хочешь поужинать где-нибудь? — Пойдем. — голос собеседника был весьма безучастным, — Куда? — В наше любимое место. Жду тебя там через полчаса. — договорил Канат и сбросил. Озан приехал в ресторан к назначенному времени, за их любимым столиком его уже ожидал Гюнай. Мужчины пожали друг другу руки и сели. — Выглядишь так себе. — резюмировал Канат. — Не спал практически. — Опять бессонница? Так нельзя, Ози. Хватит истязать себя. — Лечить своих пациентов будешь, а я не нуждаюсь. — отрезал Йылмаз. — Полтора года прошло. Пора смириться. — довольно грубо парировал ему Канат, — Самобичеванием ты Мелису не вернешь, нужно научиться жить дальше. — Легко сказать. Я каждый день виню себя в случившемся. — Ты лучше меня знаешь, что твоей вины нет. Девушка Озана погибла в аварии полтора года назад. Это была чистая случайность. Мелиса не справилась с управлением и вылетела на встречку, столкновение было таким, что выжить шансов у нее не было. Озан по сей день винил себя в том, что тогда отпустил ее одну, поехал бы он с ней, беды бы можно было избежать. Он так думал. Друзья, родственники, все близкие убеждали его, что он не виноват, что прошлого не изменить, что нужно жить дальше. Озан посылал их всех куда подальше, закрывался дома и никого к себе не подпускал, ходил только на работу, где тоже ни с кем не общался. Лишь полгода назад он снова начал потихоньку общаться с близкими, но пресекал на корню все разговоры о Мелисе. Единственным, кто бесцеремонно пытался копаться в его голове, был Канат. Озан не удивлялся, ведь Гюнаю это по профессии положено, хотя восторг от этого он, мягко говоря, не испытывал. Йылмаз понимал, что, соглашаясь на встречу с другом, он соглашался на сеанс психотерапии. Подсознательно он сам этого хотел, начать жить дальше, отпустить это все, но каждый разговор о Мелисе действовал на него как красная тряпка на быка, бесил, раздражал, выводил из себя, и Озан на автомате срывался и посылал друга куда подальше. — Не помогает, Канат. Ничего мне не помогает. — Советую тебе пройти курс терапии, дорогой мой друг. — Ты же знаешь, мне с моей профессией нельзя глотать никакие таблетки. — вздохнул Озан. — А кто говорит о таблетках? Я предлагаю тебе заняться делом, кстати твоя специализация. — Что за дело?