Переписать нельзя изменить

Я протянула девушке дрожащую руку. Чего ты так волнуешься, это должно было рано или поздно случиться… — Алисия Кулон. Можно просто Алисия… И можно на ты, — отчеканила я. — Прости меня за вторжение. Я не ожидала тебя здесь увидеть. Черты лица Кристины смягчились и она легонько пожала протянутую ладонь. — Так, значит, теперь это твой дом? — робко спросила она. — Уже нет. Я переезжаю, поэтому, собственно, и пришла за вещами, — махнула я в сторону шкафа. — А там твои вещи. Я старалась звучать как можно естественнее и не разглядывать Кристину, как зверька в зоопарке, но, Боже, до чего она была хороша. Прелестное румяное лицо с огромными глазами цвета ясного неба в обрамлении пушистых ресниц, длинные густые волосы золотым водопадом спадающие на молочные плечи, очаровательная улыбка, играющая на девичьих розовых губах — словом, устоять было невозможно, и мне теперь стало абсолютно понятно поведение Эрика и Рауля. — А вы тоже певица? — робко спросила она. Я засмеялась Ангел. Вот же черти, чуть оба не погубили ее. — Нет, к сожалению, петь я не умею, — честно ответила я. — Хотя урок вокала у меня тут все же был. Кристина вдруг побелела. — Правда? С кем же? Ну сейчас начнется… — С великим учителем. Думаю, ты с ним хорошо знакома. Лицо Кристины стало совсем как полотно. — Неужели ты занималась с Ангелом Музыки? Кристина, ну емае, какой, к черту, Ангел Музыки… — Ты об Эрике? Кристина ахнула. — Прекрасный учитель, но очень уж вспыльчивый. Тебе так не кажется? — лукаво улыбнулась я. — Да… Да, наверное, — как-то отстраненно ответила девушка. — Он тебя не обижал? Кто ещё кого обижал. — Скорее, наоборот. Хотя свои приступы ярости он мне пару раз демонстрировал. — Да, Эрик очень эмоциональный человек. Но он гений. Мадам Жири говорит, что все гении славятся своей эксцентричностью, — робко улыбнулась Кристина. — Мадам Жири путает гениальность с психозом, — фыркнула я. Кристина смутилась в ответ. — Если не секрет, почему ты вернулась? Моя собеседница тяжело вздохнула. — Я ушла от своего жениха, — ответила она, опустив глаза. — У меня нет дома, поэтому я пришла сюда. Здесь меня всегда принимали. — А он знает? Кристина отрицательно помотала головой — Нет, мы ещё не виделись с Эриком. Не знаю, получится ли у меня спокойно смотреть ему в глаза… Он, наверное, ненавидит меня, — Кристина закрыла лицо руками. — А что случилось? — решила я, наконец, попытать счастье все узнать из первых уст. — Я очень рано стала сиротой. Отец умер, когда мне было семь, мама умерла еще раньше. Мадам Жири приютила меня, взяв в балетную школу при театре. Мне было очень одиноко, все свободное время я проводила в капелле, много молилась и разговаривала с ушедшим отцом. Сначала это были беседы с пустотой, но однажды мне ответили… Голос был тихим и ласковым, мне казалось, что это сам Ангел Музыки спустился с небес на землю. Спустя время Голос стал самым ценным, что было в моей жизни. Он заботился обо мне, дарил подарки, воспитывал… Таинственный Голос, который дарит подарки и приносит сладости, — девушка усмехнулась. — Сейчас я понимаю, что меня должно было это насторожить, но я была всего-лишь одиноким ребенком, нуждающимся в любви. — Потом он стал учить меня пению, мы занимались каждый день по много часов. Когда Голос пел, мне казалось, что время замирает и все вокруг становится каким-то волшебным… Ты ведь слышала? Я кивнула. — Как будто мир лучше, чем он есть на самом деле. Кристина просияла. — Как хорошо, что ты меня понимаешь, — она сделала паузу. — Время шло, я росла, а Голос по-прежнему был для меня и другом, и Ангелом Хранителем. Я воспринимала его как учителя, наставника, а он… Он полюбил меня, но полюбил не как отец любит дочь, а как девушку. Голос хотел жениться на мне, а я… Я хотела только одного — стать знаменитой оперной певицей и объездить весь мир, выступая в лучших театрах Европы. — А сейчас ты чего хочешь? — Свободы. Я кивнула головой. — Ты первый человек, кто у меня это спросил, — улыбнулась Кристина. — Наверное, в этом и заключается трагедия моей истории. Спустя время в Опере появился виконт де Шаньи. Он был моим другом детства, с которым меня связывали теплые воспоминания. Он ухаживал за мной, звал на свидания, что ужасно не нравилось Голосу. Он устраивал мне чудовищные сцены, кричал, плакал… Его любовь убивала меня изнутри. Вскоре Рауль сделал мне предложение. Я подумала, что вот оно — мое счастье. Я была влюблена, как никогда, но разрывалась на части — ведь с одной стороны был мой учитель, а с другой — возлюбленный. Эрик не вынес нашей с Раулем помолвки и украл меня, заперев в своем доме, как вещь. Рауль хотел спасти меня, но попал в ловушку Эрика и чуть не погиб. Я умоляла сохранить ему жизнь, клялась, что выйду замуж за Эрика и буду самой лучшей женой… Он выполнил мою просьбу, а я, кажется, продала душу дьяволу. И когда я поцеловала его в знак благодарности, случилось то, что навсегда отпечаталось в моей памяти — он заплакал. Он плакал у моих ног, как маленький ребенок, сминая в руках подол моего платья. Потом он сказал, что отпускает меня и отдал мне свадебное кольцо… Я не могла поверить своему счастью, не могла поверить, что окажусь на свободе рядом с любимым человеком. Я в последний раз взглянула на Эрика и побежала прочь из этого ужасного места… Я так боялась, что он передумает и снова схватит меня, что бежала изо всех сил, не оглядываясь. Я чувствовала, что тем самым вбиваю кол в его сердце и все равно бежала навстречу своей любви. Кристина горько заплакала. Ее хрупкие плечи сотрясались от рыданий, а слезы крупными каплями падали на шелковую ткань халата. — Не кори себя, — погладила я ее по спине. — Все совершают ошибки. — Милая Алисия, ты не понимаешь. Эрик дал мне все — голос, сцену, известность. Он не жалел для меня ни времени, ни сил, ни денег…а взамен просил так мало — всего-лишь немного моей любви. А я, затуманенная своими чувствами, сбежала с виконтом де Шаньи, предав поистине значимого для меня человека. Ох, что же я натворила, — девушка замотала головой. — Бедный, бедный Эрик. Кристина проливала слезы по Призраку Оперы, а мне хотелось проливать слезы по ней. — Не плачь. В той ситуации ты поступила так, как сочла нужным. Мы все делаем выбор в пользу того, что единственно правильно для нас в определенный момент времени. — Если бы я знала, что все так обернется, я бы никогда не сбежала с Раулем. — Неужели Рауль обижал тебя? Кристина впервые улыбнулась. — О, нет. Он просто не обращал на меня внимания — я была для него пустым местом. Для Рауля существовали только его интересы и то, что скажет о нем общество и напишут в газетах. Я должна была соблюдать протокол, одеваться в одежду определенных тонов, не разговаривать с посторонними, не выходить из дома без сопровождения. С каждым днем становилось только хуже. Однажды чаша переполнилась, и я приняла решение уйти. — Что произошло? — Моей единственной отдушиной было пение. Каждый день у меня были уроки с преподавателем по вокалу — я пела, он аккомпанировал на фортепиано. Это были самые счастливые часы в моей жизни с виконтом. Ужасно, не так ли? — ухмыльнулась девушка. — Когда у нас должен был состояться очередной урок, Рауль пришел ко мне и сказал, что месье Богарне больше не придет. И раз я скоро стану его женой, мне не подобает общаться с другими мужчинами. Я была вне себя от возмущения — это был первый раз за всю жизнь, когда я на кого-то накричала. Я умоляла его передумать, умоляла заниматься пением с женщиной преподавателем, но он был непреклонен. По-видимому, пол был просто отговоркой, его раздражало само пение. Я слушала рассказ Кристины и чувствовала, как во мне зарождается непреодолимое желание начистить Раулю его виконтскую физиономию. — На следующий день, пока он был на охоте, я сбежала, взяв с собой только один чемодан вещей. Все, что он мне дарил, все меха, золото, бриллианты — я оставила. Мне это больше не нужно. — Мне жаль, что тебе пришлось столько пережить. Она грустно на меня посмотрела — Ты очень добра, Алисия. Но не стоит меня жалеть. Кому-то ведь гораздо хуже живется, чем мне. Удивительно, что после всего случившегося ее сердце по-прежнему полно любви и сострадания. Для этого необходима огромная внутренняя сила. У нее, видимо, был неиссякаемый источник. — Какой у тебя сейчас план? — Единственное, о чем я мечтаю, это возобновить наши занятия с Эриком. О большем я и думать не смею. Как думаешь, он примет меня обратно? Я почувствовала, как внутри кольнула ревность. Давай не дури с этой своей ревностью. У тебя появился шанс все исправить. Ты же хотела помочь? Вот иди и помогай. — Конечно, он примет тебя. В глазах Кристины промелькнула надежда. — Можно спросить, что ты нашла в виконте? Неужели всю эту гадость нельзя было заметить в нем раньше? — Алисия, если бы я хоть что-то тогда понимала… — сказала она задумчиво. — Но я извлекла урок. Теперь все будет по-другому, — сказала она. — Ты жалеешь о своем поступке? — Всем сердцем. — Сиди здесь. — Куда ты? — Скоро вернусь. Кристина вновь ахнула. — Неужели ты идешь к нему? — спросила она, увидев, как я отодвигаю зеркало. — Да. Попробую тебе помочь. — Алисия… Спасибо тебе. Это так много для меня значит. — Рано благодарить. Лучше пожелай мне удачи. С ним она никогда не бывает лишней, — улыбнулась я. — Удачи. И будь осторожна. Я кивнула головой и скрылась за потайной дверью.

***

Опять это подземелье. Говорила же, что ноги моей здесь больше не будет. Лодка еще эта дурацкая! Грести, блин, полчаса. Я проклинала все, на чем свет стоит, борясь с внутренним протестом плыть по этому мерзкому болоту. Тебе бы в детстве леща дали за то, что за «базар» не отвечаешь. Обещала? Выполняй. Скрепя сердце, я оттолкнула лодку от берега и кое-как запрыгнула в нее, чуть не свалившись в воду. Господи, хоть бы он свою «сирену» не выпустил. К счастью, обошлось без приключений на всем пути до Озерного дома, и я смогла облегченно выдохнуть, доплыв до противоположного берега. Я огляделась по сторонам — не было ни единого следа присутствия в этом месте человека. Все выглядело так, словно Эрик не появлялся здесь несколько дней. — Эрик? — крикнула я, надеясь, что сейчас он выйдет из-за угла и смерит меня своим циничным взглядом, но в ответ была тишина. Я набрала в легкие побольше воздуха и шагнула на лестницу. Мысль о том, что сейчас я увижу человека, встречи с которым избегала вот уже столько дней, вызывала очередной приступ жара во всем теле. — Опрометчиво с его стороны двери не закрывать, — подумала я, заходя внутрь. Только я переступила порог подземного дома, как шею тут же обожгло, словно к ней приложили кусок раскаленной проволоки. Удавка стянула мое горло с еще большей силой, когда я попыталась разжать схватившие меня тиски. — Твою мать, — прохрипела я, пытаясь оторвать от себя шнур, который начинал потихоньку резать мою кожу. Только бы не отключиться от болевого шока… — Эрик! — крикнула я из последних сил, чувствуя, как постепенно начинаю терять сознание, а лиф белого платья намокает от собственной крови. Секунда и шея освобождается от оков. Легкие перестают гореть — в них снова начал поступать кислород. Пожар потушен. Кажется, сегодня мой второй день рождения. Я падаю на пол и прижимаюсь спиной к холодной стене. Голова кружится, а горло все еще истекает кровью, но мне вернули возможность дышать полной грудью. Господи, какая же это благодать. И пусть я умру от потери крови, зато напоследок я смогу всласть надышаться. — Идиотка! — слышу я над головой знакомый голос. — Глупая, бестолковая девчонка, решившая обыграть дьявола! Как ты посмела явиться в мой дом! Я улыбаюсь сквозь сомкнутые веки. Он здесь, он спас меня, хотя это я должна была спасти его. В очередной раз все пошло не по плану — константа моей жизни. К шее прикасаются теплые пальцы. Мужчина проводит по линии, где минуту назад была удавка, гладит скулы, подбородок, убирает со лба упавшие пряди. — Я ведь мог не успеть. Вы могли умереть, — шепчет он. — Простите меня, — я, наконец, открыла глаза. — Вы чуть не погубили нас обоих, — он обнимает меня и целует в висок. — Я не хотела… Эрик, я… — Молчите. Вам нужно перевязать рану, — он подхватывает меня и несет в гостиную. У меня нет сил возражать, пусть делает со мной, что захочет. — Мне нужно обработать ее, чтобы не было заражения. Потерпите? Опять дежавю. Мое счастье, что на этот раз я снова отделаюсь шрамом. Я откидываю назад голову. Смоченная какой-то ядреной жидкостью вата касается кожи, и я снова шиплю, как дикая кошка. — Господи, как больно, — процеживаю я сквозь зубы. Эрик с сочувствием на меня смотрит. — Ангел мой, потерпите немного. Сейчас ваша боль уйдет, — сказал он, накладывая на мою шею повязку. Вот так просто — ангел. Ни колкостей, ни язвительных фраз, ни упреков, хотя он имеет на них полное право. Наверняка у него были дела, а вместо этого он возится со мной. — Готово. Можете снова летать, — улыбнулся он. — Но это надо снять, — указал он на мое платье. — Я принесу вам другую одежду. Он вышел из комнаты, а я попыталась дойти до стола, чтобы налить из графина воды — внутри была засуха. — Возьмите. Можете переодеваться, я выйду. Я оглянулась. На стуле висело шифоновое платье с розовыми цветами. Наверное, Кристины… Конечно, Кристины. Чье же еще. Какой сентиментальный, хранит ее вещи. Когда я закончила смену наряда, Эрик вернулся в комнату и долго смотрел на меня, сложив руки на груди. Он выглядел, как отец, пришедший пожурить провинившегося ребенка. — Итак, что вы делаете в моем доме? — в голос вернулись стальные ноты. — Я вас не звал. — Простите. Ведешь себя, как нашкодивший кот, — ругал меня внутренний голос. — Вы могли пострадать из-за своей глупой выходки. — Но все ведь обошлось, — парировала я. — Обошлось… Вы очень неосторожны, Алисия, а между тем я предупреждал, чтобы вы не спускались в Озерный дом без меня. Потому я повторяю свой вопрос, зачем вы пришли? — Поговорить. Эрик присел на подлокотник дивана. — О чем? — выгнул он бровь. — О том, как поцеловали Эрика и сбежали, словно передумавшая невеста? Или о том, как дали ему надежду, в одночасье забрав ее? — Эрик… — Возможно, вы хотите поговорить о том, что своим низким поступком превзошли даже мадемуазель Даае? — Эрик, прошу, перестаньте. Не мучайте меня. — Это я вас мучаю? — мужчина усмехнулся. — Алисия, хотели поговорить? Говорите. Я слушаю Из моей груди вырвался тяжелый вздох. — Я поцеловала вас искренне, мне действительно этого хотелось. Вы вызываете во мне очень сильные эмоции, и хотя обычно я умею с ними справляться, в тот раз ситуация вышла из-под контроля. Мой побег — это просто страх. Цели причинить вам боль у меня не было. Я думаю, вы знаете, что самые глубокие раны наносят те, кто меньше всего этого желает. — Чего же вы испугались? — Эрик, это очень долгая история, уходящая корнями в детство. Мой отец умер, когда мне исполнилось три года. Девочка, выросшая без мужского внимания обречена на то, чтобы всю жизнь пытаться его завоевать. Я влюбляла в себя мужчин, чтобы получить от них то, что не смогла получить от отца. А когда получала, то бросала своих любовников за ненадобностью. В какой-то момент я перестала различать, по-настоящему ли я влюбляюсь в мужчину или просто пытаюсь заменить фигуру отца. Это разрушало меня, и поскольку я не лишена совести, я выбрала не подпускать к себе никого, пока не разберусь в собственных терниях. А потом я встретила вас, и вы были тем, кто впервые за многие годы смог достучаться до моего сердца. Оно оттаяло и забилось с новой силой. Но я не знала, что стоит за моими чувствами. Мне казалось, что если я не остановлюсь, то сделаю всем только хуже. Потом я поняла, что все по-настоящему, и это самые искренние, самые светлые чувства, которые я когда-либо испытывала. Но я ведь уеду, Эрик. Понимаете? Я могу исчезнуть в любой момент и уже никогда не вернусь. — Вы так говорите, будто Россия — это другой конец земного шара, — попытался как можно более безразлично сказать мужчина, но от меня не укрылись слезы, стоящие в его глазах. — Все не так просто. Дело ведь не только в этом. — А в чем же ещё? — Я не могу вам сказать, по крайней мере не сейчас. Придет время… — Вы снова со мной неискренни, снова закрываетесь от меня. — Эрик, прежде, чем рассказать вам, мне необходимо самой во всем разобраться, а пока… У меня для вас есть сюрприз, — улыбнулась я. — Я не люблю сюрпризы, — сухо ответил он. — Этот вам понравится. Нам нужно подняться в мои апартаменты. — Если это очередная ваша выходка… — Эрик, перестаньте разглагольствовать. Просто доверьтесь мне.

***

Зеркало привычно отъезжает вправо, и я вижу Кристину, что-то пишущую за деревянным столом. Она слышит скрип и поворачивается ко мне. — Алисия, тебя так долго не было. Я начала волноваться. Все в порядке? Ох, что с твоей шеей? — она встревоженно смотрит на мое перевязанное горло. — Ерунда. До твоей свадьбы заживет, — отшучиваюсь я, отходя в сторону. — Учитель! — вскрикивает певица. В проеме показывается Эрик. В его взгляде видна пустота, и невозможно прочесть, о чем он сейчас думает. — Здравствуй, Кристина. Как сухо… — Эрик, — Кристина кидается ему на шею, обхватывая руками. Мужчина не шелохнулся. Ощущение, будто к нему вернулась не любовь всей его жизни, а сварливая жена. — Какая честь снова видеть вас в моем театре, — язвит он. — Это и есть ваш сюрприз? — ядовито спрашивает он, поворачиваясь ко мне. Я закусила губу. Ничего, сейчас оттает. — Милый мой, как я рада вас видеть! Эрик, вы простите меня? Нет, мне нет прощения. Я…Ох, Эрик, мне так жаль. Я совершила ужасную вещь, я не должна была уходить от вас. Это была ошибка. Я сожалею об этом всем сердцем. Эрик, вы сможете принять меня обратно? — щебечет Кристина сквозь слезы. — Пожалуйста, Эрик, не молчите. Скажите хоть что-нибудь, — умоляет она его, готовая встать перед ним на колени. — Вы достаточно унизили себя своим поступком. Не унижайте себя еще больше. Кристина ахнула и вновь закрыла лицо руками. Вот же… — Вы правы, Эрик, правы. Я не имею права просить вас ни о чем. Я лишь надеялась, что… — Вашим надеждам не суждено сбыться, Кристина. Как и моим когда-то. Так, ну все. — Хватит её мучать! — рявкнула я, потеряв всякое терпение. — Она ведь вернулась к вам! Что вам ещё нужно! — Я не помню, чтобы обращался к вам за советом, Алисия. Не лезьте. Эту пощечину я тебе не прощу. — Учитель, — вновь слышится голос Кристины. — Умоляю вас. Ну это уже совсем перебор. — Эрик, я была на вашей стороне с самого первого дня. Я пыталась понять вас, пыталась проникнуться к вам сочувствием. Я испытывала к вам самую искреннюю симпатию, но то, что вы сейчас вытворяете с этой девушкой, готовой с обрыва сброситься, лишь бы её любимый учитель хотя бы взглянул на нее — не просто чудовищно, это бесчеловечно! Вы монстр, Эрик! В вас нет ни любви, ни сострадания. Все ошибаются и каждый имеет право на ошибку! Уж сколько вы совершили ошибок за свою жизнь, одному только Богу известно! Но вы раскаиваетесь, просите прощение, надеетесь, что заслуживаете милосердия… Так почему же Кристина его не заслуживает? Почему к ней вы не проявите хоть каплю сочувствия? Зачем вы рвете ее душу на части? Ведь это же навсегда, навсегда! Это такие рубцы, которые уже никогда не затянутся. Она навечно запомнит, с каким презрением вы смотрели на нее. Вы чудовище, Эрик. Вы не заслуживаете ее! Эрик лишь ухмыльнулся. — Спасибо за откровенность, Алисия. Я вас услышал. Мужчина разворачивается и направляется в сторону потайной двери. Еще пара секунд и черный силуэт скроется во тьме подземелья. Нет, сукин сын, ты так легко от меня не отделаешься. Я резко пересекаю комнату и прыгаю за ним в закрывающийся проем. Эрик оборачивается и смотрит куда-то поверх моей головы. — Уходите. — Я не закончила… — Вы, кажется, уже сказали все, что хотели. — Это не так. Мои слова остаются без ответа. — Эрик, стойте! Он делает вид, что не слышит меня. Его шаг — это мои два, поэтому я вынуждена поторапливаться, чтобы не упустить его из виду. Высокая фигура заходит за поворот, мантия цвета ночи касается влажных каменных стен. До меня доносится запах его духов. Козел. Мне приходится перейти на бег, зная, что Призрак может испариться в любую секунду. — Да стойте же! Я догоняю Эрика и висну на его руке, пытаясь хоть как-то удержать. Он, наконец, останавливается и непонимающе на меня смотрит. — Вам что, пять лет? — А вам? Мужчина вздыхает и возводит глаза к потолку. — Говорите, что хотели сказать и уходите. Оставьте меня в покое. Обе. — Эрик, вы ослеплены своей ненавистью! К вам вернулся ваш ангел, ваша Кристина! Она раскаивается, она хочет быть с вами, она любит вас. Вы, наконец, можете обрести свое счастье! Не будьте вы таким идиотом, не отталкивайте её! — выпалила я. Мужчина смотрит на меня взглядом затравленной собаки, отчего мне становится не по себе. — А что, если мое счастье — не она? — То есть? — То и есть, — он многозначительно смотрит на меня, давая понять, что я должна сама найти ответ на свой вопрос. — Нет, — мотаю я головой в разные стороны. — Это не то. — Почему? — Эрик, вы просто запутались. Я второстепенный персонаж в вашей жизни. Вам нужна Кристина, она ваш ключ к счастью. Мужчина приближается ко мне и обхватывает мои скулы руками. — Вы главный персонаж в моей жизни, глупая девчонка. Вы ключ к моему счастью, Алисия. Ну зачем… — Эрик, вы должны вернуться к Кристине. Это единственно правильное… — Вы нужны мне. — Что? — растерянно переспрашиваю я. — Вы нужны мне, Алисия. Вы моя самая большая радость и мое главное счастье. — Эрик, но Кристина… Вы ведь любите Кристину. И всегда любили. — Я лишь желал образ и никогда человека. Настоящие чувства я испытываю только к вам. — Эрик, не будьте жестоким… Не говорите того, чего не думаете на самом деле. Это бессердечно даже для вас. — Вы не верите мне? А между тем, с того самого дня, как вы оказались в Опере, свалившись на мою голову, я понял, что вы дар, посланный мне самим небом. — Право, я не знаю, что вам ответить… — Молчите. Не говорите ничего. Скажите только, могу ли я надеяться хотя бы тенью своей души, что однажды вы сможете полюбить бедного Эрика так же, как он полюбил вас? Да я и так уже…идиот! Я запрокинула голову, чтобы удержать вновь подступающие слезы. Кажется, за эти дни я выплакала годовую норму… — Конечно, Эрик. Конечно, вы можете, — фраза далась мне ценой нечеловеческих усилий. — Милая моя, вы сделали Эрика самым счастливым человеком на свете, — он захватил меня в объятия, аккуратно поставив подбородок на мою голову. — Вы пленили мою душу и сердце. Я больше не в силах с собой бороться. Мужчина накрыл мои губы горячим поцелуем, крепче прижимая меня к себе. Его прикосновения обжигали мне щеки и веки, шею опаляло жарким дыханием. Под его сильными руками я выгибалась, как гепард, а тело электризовалось, как бушующее море в грозу. — Я был уверен, что никогда больше не увижу вас. Но потом подумал, что вы самая честная девушка из всех, кого я встречал, и обязательно вернетесь… Хотя бы потому, что непременно захотите высказать мне, какой я редкостный подлец и мерзавец, — засмеялся он. Я почувствовала, как розовеют щеки. — Эрик, простите, я вам такого наговорила… Мужчина махнул рукой. — Поверьте, я слышал в жизни вещи и похуже. — Эрик, а что, все же, будет с Кристиной? — перевела я тему разговора. — Она ушла от виконта де Шаньи, и ей негде жить. Она очень хочет остаться в Опере и возобновить ваши уроки. Мужчина загадочно улыбнулся. — Я разве ее выгонял? Я закусила губу. — А ваши занятия? — не унималась я. — Вы на редкость настырны, моя дорогая. Посмотрим на ее поведение. Пока пусть занимается с хористками. У меня лично есть более интересный вариант оперной певицы, — лукаво сказал он, гладя мою талию. Не удержавшись, я закатила глаза. — Эрик… Ну не удастся вам сделать из коровы балерину. Рожденный ползать — летать не может. Как вам еще объяснить? — Это вызов? — Боже упаси, — фыркнула я. — Я очень азартный человек, душа моя. В Персии я сделал целое состояние на том, что заключал с вельможами разные пари, — похвастался он. — Нисколько в вас не сомневалась, — съязвила я. — Ставлю тысячу франков на то, что никогда не стану оперной певицей. — Ну нет, деньги меня не интересуют. — Что же тогда? Эрик задумался. — Через месяц вы запоете, как соловей и прославитесь своим голосом на весь Париж. Я рассмеялась. — Амбициозно и безрассудно. А взамен? — Взамен вы выйдете за меня замуж. Кажется, в этот момент моя челюсть отвисла до пола. — Вы шутите? — Нисколько. Вам бриллианты какой огранки больше нравятся? — Не спешите, Эрик. Если я не научусь петь, вы женитесь на Кристине Даае. В глазах мужчины промелькнул недобрый блеск. — Заметьте, при любом раскладе у вас будет жена. — И это будете вы. Губу закатай. — Готовьтесь, Эрик. Я очень плохая ученица, — ехидно улыбнулась я. — Зато я прекрасный учитель. Вот мы и посмотрим, на что способен Ангел Музыки, когда имеет дело не со шведской принцессой, а с девчонкой, выросшей в классическом петербургском дворе.