***
Где-то в кармане пиликает телефон, оповещая владельца о низком уровне заряда батареи. Антон лениво достаëт аппарат из кармана свободных джинс и затуманенным взглядом мельком смотрит на время, — три-сорок утра, — а телефон улетает в сторону подоконника и остаëтся там доживая последние минуты. Прозрачная бутылка с огромной этикеткой на пол-бока почти пуста. Парень смотрит на неё пустым стеклянным взглядом и вскоре делает последний глоток, осушая полость от янтарной жидкости, что неприятно обжигает горло. Ненужное стекло отправляется в мусорное ведро, стоявшее возле раковины. Мысли никак не отпускают, даже под воздействием достаточно большого количества алкоголя в организме. Странного происхождения эмоции все никак не хотят покидать юную голову. Правда всë можно списать на трудное прошлое и резкое освобождение от своеобразных кандалов. Но так ли это? На самом деле, наверное так. Антон очень много думает о том, что теперь делают его родители, обзвонили ли они всех его друзей, что сейчас благородно молчат? Не обижают ли маленькую сестрëнку Соню в садике? Шатающейся походкой Антон проходит к ванной и, кое-как найдя выключатель, включает свет. Помещение озаряется ярким светом. Открыв кран, юноша набирает в ладони холодную воду и плескает на лицо. Неприятно поморщившись, он поднимает голову и опирается руками о край белой раковины. Взгляд лениво плывет по полке рядом и останавливается на новой, ещё не распечатанной, бритве. Опьяненный мозг импульсами подаëт безумные идеи. Вдруг становится спокойно, словно время замерло. Стало тихо. Свет неприятно бил по глазам, а на подкорке клокотала паника. Парень без раздумий достаёт инструмент. Вскоре шуршащая упаковка летит в сторону, падая на серый кафель. Пара ловких движений – и поблескивающий кусок металла остаётся в его руках. Такой маленький, а столько вреда может принести. Антон отодвигает рукав кофты до локтя и ещё с пару секунд пилит взглядом собственную руку с парой белых шрамов, некогда оставленных им же самим. Тогда ему здорово прилетело за это от родителей. Они назвали его ненормальным, психом и последним идиотом. В их понимании аутоагрессия лишь привлечение чужого внимания. А чего же может не хватать в такой прекрасной семье? Теперь никто не помешает, — всем наплевать. Любовь бывает жестока. Мы не можем управлять ею, нам дано лишь подчиниться и буквально плыть по течению. Сложно жить и осознавать, что, уехав в другой город, ты всё равно не можешь отпустить человека, что тебя предал. Антон с болью вспоминает аккуратное личико светловолосой девушки — Ирины, и в горле образовывается ком размером в бесконечность. Парень никогда не сможет забыть тот день, когда на его глазах девушка в обнимку с другим уезжала к себе домой. Почему, когда любовь невзаимна, ты, как назло, притираешься к человеку ещё больше, заместо того, чтобы перегореть? На глазах невольно выступают слёзы. Прикрыв их и шумно выдохнув, парень возносит кисть вверх. Лезвие игриво блестит и вскоре оставляет розовый след, медленно наливающийся кровью. Юноша плавно открывает глаза и смотрит на бордового цвета капли возле собственного запястья. Ноги отказываются держать тело под натиском алкоголя и трясутся из-за нервозности, грозясь вот-вот уронить тело, и Антон медленно сползает вниз, опираясь спиной о тумбочку. Тут же парень проходится по руке ещё раз, а затем ещё, нанося все больше ран, которые точно запечатлятся на руке на всю жизнь в виде шрамов. Капельки крови изредка падают и разбиваются о холодный пол. Глаза медленно закрываются под воздействием алкоголя. Парень откидывает голову назад, глухо ударяясь затылком о деревянную поверхность. Кровь мажет по недавно идеально белым домашним штанам, оставляя красно-коричневые следы. В ушах шумит и неприятно отдаёт собственный пульс. Заместо мыслей — белый шум. Антон отбрасывает лезвие в сторону и медленно, хватаясь за все, что только можно, встаëт. Он кое-как добирается до собственной кровати и бессознанно падает на неё, утыкаясь холодным носом в подушку.***
Мыча что-то нечленораздельное, парень тяжело перекатывается на спину. Голову пронзила острая боль, неприятно напоминающая о прошедшей ночи. Антон с большими усилиями открывает потяжелевшие в разы веки и тут же жмурится от яркого дневного света. В голове пусто, а в памяти лишь отрывками всплывают куски вчерашнего вечера, медленно перетёкшего в ночь. Шастун нехотя встаëт с кровати и плетётся к ванной комнате, свет в которой продолжал гореть оставшуюся ночь. Счета за коммунальные услуги придут нехилые. На полу – небольшие красные капельки и рядом кусочек острого железа. Он снимает с себя кофту, ёжась от холода и боли в руках; за ночь одежда успела прилипнуть к свежим ранам, от чего её приходилось буквально отдирать вместе с корочкой запекшейся крови, заставляя юношу глухо проскулить и прикусить нижнюю губу. Даже невыносимая головная боль в этот момент отошла на второй план. Если бы от похмелья можно было избавиться всего лишь причинив себе другую боль, Антон бы не вылезал из вечных шрамов. На мертвецки-белой коже расположились несколько глубоких порезов, а рядом — несколько маленьких. Старый шрам пересекает новый. Антон с тоской глянул на своë отражение в зеркале, откуда на него смотрел не тот парень, что вчера гулял с подругой до самого вечера. Под глазами расположились огромные синяки, лицо опухло. На губах чувствуется металлический привкус, говоря об их состоянии сам за себя. Глаза красные, будто он не спал пару дней, а в подтверждение этому были спутанные пшенично-русые волосы. Парень скинул оставшуюся одежду и встал на холодный поддон душевой кабины. Провернув смеситель, он включил прохладную воду, от которой становилось немного легче. По телу вниз стекали розоватые струйки, изчезая в сливе. Антон вспоминает о севшем вчера гаджете только при выходе из душа. Он понимает, что время уже точно не раннее, и начинает нервно собираться, попутно ища телефон. Каждый шаг или любое резкое движение отдают в голову пронзающей болью, пока выпитая таблетка парацетамола не начала действовать. Находится телефон там же, где и был оставлен, — на подоконнике балкона. В эту же минуту Антон бежит к розетке с заранее вставленной зарядкой. Из-за волнения и выпитого накануне алкоголя пальцы не слушаются, и попасть в нужный разъëм получается не сразу. Аппарат не подаёт признаков жизни ещё около минуты, и Антон начинает тихо беспокоиться, но на экране появляется характерная заставка, сопровождающаяся звуковым сигналом. Одиннадцать сорок пять. — Чëрт! — выругался он, после чего, найдя куртку и схватив телефон, выбежал из квартиры, чуть не забыв закрыть дверь на ключ. «Ну не мог же я опоздать в первый же рабочий день! », — ругался про себя парень и правильно делал. Путь до театра не очень длинный, но и коротким назвать его точно нельзя. Сейчас бы как никогда пригодились спортивные навыки Оксаны с этим её бегом. Парень бежал ругая себя и всё вокруг: пасмурную погоду, лужи, проезжающие мимо машины, Арсения и даже Оксану за то, что та не явилась к нему в квартиру в восемь утра. Антон забегает в театр вместе с тем, как стрелка часов указала пять минут первого. Ничего не замечая, он чуть не врезается в брюнетку, что ранее сидела за своим столом при входе. Парень останавливается, растерянно смотрит то на неё, то на на своё отражение в зеркале, висевшее за её спиной. — Антон! Куда ты несëшься? Арсений ещë не приехал, — девушка чуть улыбнулась и села за свой стол, предварительно кинув на него стопку бумаг. — Блять. Извини, — парень загнанно дышал и лишь по прошествии пары десятков секунд понял, что неправильно выразился, добавив, — те. — Да успокойся. Давай на ты, всё равно часто видеться теперь будем. Меня Марина зовут. Антон замер и уставился на девушку тупым взглядом. Подсознание подсказывает, что он выглядит, ну, мягко говоря, странно, но ему было плевать. Наверняка от него до сих пор несëт перегаром. — А... Хорошо... У вас, то есть тебя, красивое имя, — сумбурно протараторил юноша и поспешил скрыться из виду. Шастун вышел за пределы массивного здания театра и, оглядевшись, присел на одну из мраморных ступенек. Холод неприятно обжигает пальцы и лицо, пощипывает нос, вскоре попадая под одежду, пробирая до костей, тем самым приводя в чувства. Ловким движением пальцев, явно закреплённым в памяти годами, он вытаскивает из кармана помятую пачку сигарет с очередным пафосным названием, хотя на самом деле стоят они рублей двести. Зажигалка щелкает кременным колёсиком, невесело искрясь и не давая огня какое-то время. В конце концов она перестаëт капризничать и кончик тонкой сигареты алеет, струясь серым смогом. Антон втягивает горький дым, сжимая искусанными губами фильтр, ничуть не морщась, а лишь облегченно выдыхая куда-то в сторону. Сейчас он был почти на все сто уверен в том, что Арсений опаздывает специально, ну или потому, что он главный и ему можно. К горлу вновь подкатывает злость, разливаясь по телу электрическими импульсами. Парень искренне не мог понять, почему именно тогда, когда пришлось наспех собираться, так ещë и с попойки, все равно всё идет по пизде. Перед лицом пролетел жёлтый дубовый лист и упал перед ногами. Антон кинул на него взгляд, после чего поднял голову вверх, где возвышалось огромное дерево, — кажется, оно здесь посажено не одно десятилетие назад. Толстые ветви сплелись друг с другом, перекрывая небесную гладь. Кое-где ещё висят посохшие листья, свернувшиеся в трубочки от морозов. На одном из веточных узлов сидит большая серая птица, напоминающая ворону, — Антон не силëн в этой сфере. Из-за угла слышится машинный гул и поднимается полосатый шлагбаум. На служебную парковку заворачивает чёрный лексус. Умело припарковавшись, машина останавливается и глохнет. Её дверь неспешно открывается, и из неë появляется Арсений Сергеевич; на нём была чёрная кожаная куртка, прям как у Антона в прошлый раз. Парня подтряхивает от этой мысли и он вновь неспешно втягивает сигаретный дым, не отрывая взгляд от идущего в его сторону мужчины. — Шастун, курить плохо, особенно для актëра, — он находился ещё метра за три от парня и ненавязчиво смотрел в глаза. — Опаздывать тоже не очень-то хорошо, Арсений Сергеевич, — прорычал сквозь зубы Антон, показательно выдыхая серые клубы. Тут юноша вспоминает о том, как жалко сейчас выглядит, и стремится спрятать лицо, утыкаясь взглядом вниз. Стыдно ли ему? Нет, ни капли, ему просто не хочется казаться жалким и слабым, не хочется, чтобы хоть кто-то проявил по отношению к нему чувства жалости. Арсений молча кивнул головой и поднялся по ступенькам вверх к двери, зная, что парень точно пойдëт за ним. Вскоре окурок летит в сторону урны, но, видимо, не долетает, падая на холодные плиты. Антон молча встаëт и заходит следом за своим руководителем, продолжая прятать лицо в русых кудрях. Почему этот невероятно пунктуальный человек, вообще смеет опаздывать, когда сам же угрожал за опоздания? Неужели он настолько любит издеваться над людьми. Или это просто Антон очень везучий на подобные ямы в чужих ошибках? Мужчина остановился возле Марины, о чём-то говоря. Девушка почти ничего не отвечала и лишь изредка кивала в ответ. Антон оперся спиной о стену, а обмёрзшие на холоде руки сложил в карман толстовки, надеясь согреться как можно скорее. По спине прошëлся табун мурашек, а голову только сейчас начало отпускать. Здесь спокойно. Шумно, но спокойно. Коридор, хоть и кажется большим, таковым не является. На белых стенах по периметру развешаны картины, впереди виднеется небольшая, но красивая мраморная лестница, ведущая на второй этаж. На потолке расположились самые обыкновенные светодиодные лампы. Слева расположился зал, а вот справа имеется ещë один небольшой коридорчик. Что находится там — представлений нет. — Антон, — до ушей донесся голос Арсения, и парень перевёл взгляд на него, — идëм за мной. Не дожидаясь ответа собеседника, мужчина, не торопясь, пошëл в сторону, где находился зал, — этот маршрут Антон точно запомнил. Внезапно стало волнительно от одного только осознания, что он вновь сможет прочувствовать эти репетиции и новые знакомства с будущими коллегами. По мелкому экскурсу от Марины — Антона можно считать счастливчиком. Дело в том, что как раз за день до повторного визита в это место, из личной труппы Арсения уволился один из трëх актëров и нового нужно было найти как можно скорее. Вот и повезло парню. Правда от этого становилось ещë более тошно. Оказавшись в плохо освещённом коридорчике, где не было ни души, лишь звуки извне, Арсений остановился и повернулся полубоком, глядя на парня позади. — Шастун, ты кто у нас по ориентации? — Я? — ошарашенно переспросил Антон, на что получил слабый кивок.— Гетеро был вроде. — Значит почитай книжки по психологии по определённым темам, — мужчина непринужденно улыбнулся и скрестил руки на груди. — А Вы можете говорить не загадками? — Этот театр легально, – возможно, местами и не очень, – показывает негетеронормативные отношения. Единственный в СНГ, — Попов приподнял подбородок, как бы стараясь смотреть сверху вниз, но это получалось не очень хорошо из-за значительной разницы в росте. «А такого в википедии сказано не было! », — мысленно возмутился юноша, но озвучивать не стал. Да и подруга не говорила об этой очень деликатной детали. Антон осознавал оставшимся непропитым мозгом, что ему наверняка придётся отыгрывать эти самые отношения, но как-то реагировать не хотелось, – попросту не было ни сил, ни желания. Он разберется с этим, но позже. А возможно и вообще разбираться не станет. Какая разница кому в сценарической любви признаваться. — Ладно, — отрешенно пробубнил парень. — И все? — Ну да. Это же лишь моя работа. Так ведь? На душе — пусто, как и в голове. Все оставшиеся эмоции остались в кровавых разводах на светлой плитке и штанах; саднящими следами поперёк запястья. Антону было абсолютно наплевать, какие отношения пропагандирует Попов или его театр. Не важно. Важно то, что он актëр и сыграет всë, что прикажет начальник-режиссер. Главное в этой нелегкой службе — приличный гонорар.***
Антон нагло осматривает брюнета, стараясь не упустить важные детали. Арсений что-то объясняет своим подопечным — трём парням, таких же, как сам Антон: без образования, но, правда, с опытом. Кто в КВН участвовал, кто на кружки актёрского мастерства ходил – не то что бедолага-Шастун. Ему приходилось бывать на сцене только на школьных и студенческих мероприятиях. Но и в тех он учавствовал тайком от родителей, хотя это было бесполезно. Они всë равно всë узнавали от сторонних источников: соседей, родителей одноклассников или просто от учителей, что не переставали нахваливать юный талант и очень удивлялись, когда не видели счастливых улыбок на лицах мамы и папы, такого дарования. Вот кто их за язык тянул каждый раз. Низкий баритон отдавал приятной вибрацией по ушам, и если бы такое было возможно, то парень точно бы достиг слухового оргазма. Глубокие синие глаза и выглаженная бежевая рубашка – выглядит слишком хорошо, отчего начинает раздражать больше обычного. В какой-то момент парень ловит себя на мысли, что совсем не слышит, о чём говорит Попов, ведь собственный голос в голове гораздо громче. Он легонько трясëт головой и поджимает красноватые губы, отгоняя всë ненужное в сторону и стараясь концентрировать своë внимание на словах извне. — Антон! — неожиданно для всех прикрикнул Арсений Сергеевич, заставляя Шастуна легко вздрогнуть. — А? Извините, — он перевëл пустой взгляд на одного из немногочисленных актëров. — Ты меня слушаешь вообще? — Да, — быстро выдохнув, он снова посмотрел в глаза напротив. Арсений недоверчиво прищурился и вскоре отстал от юноши, оборачиваясь к столу, чтобы взять бумаги. И слава богу, что он это сделал. Иначе антоновские нервишки наверняка бы сдали и агрессия с раздраженностью, начали бы выливаться на окружающих. — Тогда начинаем репетицию. Антон, попробуй отыграть Антонио. Посмотрим что получится, — в следующую секунду в шастуновских руках оказались несколько листков с текстом, скреплённых между собой красной скрепкой. Для кого степлер придумали? Он ведь гораздо удобнее закрученной железки, что так и норовит упасть при перелистывании листов. — Долго роль подбирали? — усмехнулся один из рядом стоящих парней. — Да, Серёж, очень долго. На лице Арсения появилась насмехающаяся полуулыбка. Он слишком горд, даже для своей роли с тех десятков страниц, что находятся прямо сейчас в руках Антона. К слову он уже успел заглянуть на некоторые из первых и сюжет пока что, вроде очень даже интересный. Интересно, а кто их пишет? Наверное у театра, где работает такое огромное количество людей, есть свой сценарист и не один. На любом из предложенных на сайте спектакле было указано, что показ эксклюзивный. То есть и сюжет оригинальный и увидеть это творение больше нигде нельзя. После нескольких вопросов по поводу сюжета, все поднимаются по лестнице на сцену, где и занимают свои места, согласно пометкам в тексте и более чëткой установке от руководителя. Шастун переживает. Одно осознание своего местоположения заставляет учащаться пульс до рекордных ста сорока в минуту. Руки слегка подранивают, но это ничуть не мешает. Мешают лишь вспотевшие ладони, бумага в которых тоже стала влажной и неприятной. К слову, сам Арсений не очень-то и спешил встать рядом с ними, позволяя пропускать свои речи в начале текста. Возможно это и правильно. В себе он уверен. Как минимум потому что может одновременно режессировать постановку и учавствовать в ней же. Гениальный человек, честь слово. Но в то же время раздражающий, как муха. Всë ему не так. Точнее нет, не всë. В игре парней его всë вполне устраивало. Его раздражали посторонние действия, типа отвлекшегося от его речи актëра или слишком поднявшегося в коридоре шума. Прошëл уже почти целый час, а Антон до сих пор не разу не ошибся, при условии, что впервые видит этот сценарий и все его действия и эмоции — сплошная импровизация, которая, вроде как, устраивает всех. Ну, было конечно, что Попов указывал на не в ту сторону сделанный шаг или слишком вздëрнутый подбородок, но это — мелочи жизни. Как факт: Антон прекрасно справляется со своей работой и не выводит никого на эмоции. Парни-коллеги — достаточно приятные люди, с ними приятно говорить и отыгрывать сцены, с ними нет тревоги на душе, которая беспокоила ещë час назад. И как только в сценарии на третьей странице виднеется «Генрих: А.П» в купе с «Антонио: А.Ш», тело окутывает лëгкий мандраж. Объяснение этому одно — не очень приятное знакомство, поставленное в крайне неудобные обстоятельства. Видимо, Антон всë ещë не смог отойти от недавно пережитого стыда. Крик Сергея, — одного из новых коллег, — разошëлся по воздуху также внезапно, как закончил монолог Дима. На секунду в зале наступила мëртвая тишина, но вскоре злой парень вновь продолжил недоказанное. — Дим! Ты слова учил вообще? Ты хотя бы сценарий прочитал?! — на его лице зло играли желваки, брови нахмурились, собираясь к переносице, пальцы сцепились мертвой хваткой, создавая кулак. — Да даже Антон, который в первый раз этот текст видит, справляется лучше тебя в сто раз! — Чë ты так завëлся?! По этому поводу не ты должен беспокоиться, а Арсений Сергеевич! — парень злобно кивнул на Арсения, стоявшего на другом конце округлой сцены. — Арсений Сергеевич, скажите ему. Злой Серëжа, еле сдерживающий порыв ударить напарника, выглядел очень забавно. По крайней мере, так казалось со стороны Антону: маленький рост, борода, густые брови, тëмные глаза и такие же длинные тёмные волосы, завязанные в хвостик, не давали поверить, что это существо может сделать что-то плохое. — Успокойтесь и прекратите балаган. Не стоит превращать сцену в базар, — спокойно проговорил Арсений и прошëл в эпицентр проблемы. Если парни прямо сейчас не успокоятся — им точно пизда. Вечные придурки будут преследовать их, пока день не закончится. — Актёр — ранимый человек, — не выдержал и всë же вставил свои пять копеек Антон. Нужно же хоть как-то вливаться в коллектив. — Я тебя сейчас так раню! Не лезь, — прозвучало из уст армянина с ноткой обиды. Его тëмный взгляд теперь был устремлëн лишь на парня, стоявшего поодаль от источника всей проблемы. — Ой, косичка, не злись, — дружелюбно промурлыкал Шастун и улыбнулся, как требовала того ситуация. — Ладно, шпала. Чувствую, подружимся. Тугой от напряжения воздух рассек короткий смешок со стороны темноволосого парня, позволяя спокойно выдохнуть всем троим. — Если я шпала, то ты гном с косичкой. — Хватит обзываться, ей богу! Как дети малые! Ладно этот, а вы то куда? — Арсений со смешком влез в недо-ссору и указал рукой на Антона, вызвав на себя не очень добрый взгляд и, он уверен, мысли в чужой голове сейчас тоже не самые добрые. — Арсений Сергеевич, на что намекаете? — Не намекаю, а прямо говорю. Маленький ты, Антош, восемнадцать годиков — не показатель. Антон было дело уже выпрямился и хотел съязвить что-то в ответ, но его опередил посмеивающийся Матвиенко. — А мне восемнадцать с половиной, — сказал он и показал Шастуну язык, от чего Арсений сценично прикрыл лицо руками и глухо выдохнул, лишь бы не видеть этого. — Ей богу, детский сад. — Иронично, — подметил Шастун и присел на край сцены. — Так что, Дима, слова выучил? — снова начал свою тираду Серёжа. — Да отстань ты от меня, — тот спрятался за широкую спину Попова. Арсений закатил глаза и, отойдя чуть в сторону, хлопнул руками друг о друга, фокусируя общее внимание на себе. — Так, ребят, соберитесь. Или нам придется начать заново, а я знаю, что вы этого точно не хотите. Сейчас десять минут вам на перерыв. Все четверо быстро удалились из зала, не желая тратить и так ограниченное время. Антон не наблюдал за тем, кто куда пошëл, а сам быстро проскользнул через главный вход на улицу. Погода явно не собиралась радовать петербуржцев хоть каплей последнего осеннего тепла. Ледяной ветер по-прежнему неприятно обжигал оголенные участки кожи. Передернув плечами, Антон опустился на первую же ступень и достал сигареты. Никотин, кажется, уже не помогает избавляться от излишков той эмоциональной каши.