О семьях и о счастье

Приближался бал. Элеонора вместе со слугами споро взялась за украшение поместья – и к балу, и к Новому году. В холле теперь стояла большая, сверкающая сотнями стеклянных шаров и хрустальных подвесок ель, привезённая Мужем из краёв, которые только ему самому известны, а по перилам всех лестниц разбросаны свечи и хвойные лапы. Венки заняли свои места на дверях, а игрушек было навешано повсюду столько, что глаз не успевал следить. Она порхала между комнатами и по кругу бального зала, да так быстро, что Криста едва поспевала за ней, а Дора, иногда (очень вовремя) появляясь рядом, причитала, что негоже госпоже при бремени скакать, как заяц по лесу. Элеоноре было всё равно на предупреждения: она в кои-то веки была активна и жизнерадостна, что в целом в её жизни случалось редко, и никакие слова не смогли бы в этот день удержать её энтузиазм. *** Гости прибывали постепенно, медленно спешиваясь из карет и степенно-величественно подплывая ко входу в Дом, где их встречали лакеи, забирая снисходительно отдаваемые уличные одежды, а затем направляясь прямо к Элеоноре – хозяйке вечера. Не только к ней, впрочем, поскольку рядом, сияя начищенными орденами и радостью, гордо стоял её Муж. – Ах, моя дорогая, сколь хороши сегодня бриллианты в Ваших ушках! Как снег за окном горят при свечах и не тают! – начала с комплиментов приветствие Леди Баренхоф, полнотелая дама зрелого возраста, бывшая завсегдатаем на празднествах примерно повсюду. – Что Вы, миледи, не смею я сравниться с красотой природы, – вежливо ответила Элеонора, указывая рукой, затянутой в кружевную перчатку, на бальную залу. И так потянулась дальше казавшаяся бесконечной очередь из желающих засвидетельствовать почтение. Мужчины по большей части были при наградах – чего и следовало ожидать от кругов, в которых вращался Муж, женщины – при драгоценностях и прекрасных плятьях, чего тоже следовало ожидать, зная статусы их мужей. Ничего необычного, не считая того, что... – Здравствуй, мой дорогой любимый, распрекрасный мой папа́! – влетела, как на крыльях, в холл энергичная красавица. – Что здоровье твоё, что дом? Понравился ли тебе наш подарок? Достаточной находишь ли свою жену? – О, дочь моя, моя прелестница! Ты для меня самый свет в оконце! Разве ли может быть плохо у меня, когда ты здесь? А жена моя ничего, вон, как всё украсила, посмотри-ка. ... Элеонора до этого часа не была знакома со старшими Мужниными детьми. Его, судя по всему, дочь, отличалась потрясающей красотой и ярчайшей грацией, была в грудях полна, в талии стройна, а лицом хороша настолько, что и Королю бы в фаворитки подошла. И, что ж, она имела право быть заносчивой и гордой, глядя на маленькую, бледнокожую и черноволосую жену своего Отца. Рядом с ней внезапно возник ещё молодой мужчина – высокий, широкоплечий, с острым пронзительным взглядом. Слова того были столь же активны и резки, как жесты, и по тому взгляду, каким смотрел на него Муж, было понятно – он видит в своём сыне молодого себя. Рядом с красавицей-дочерью чуть смущённо мялся полноватый низенький юноша, хотя и высокий по чину, но всё ещё не привыкший к нему. Он смотрел на свою жену с благоговением, провожая каждый её взмах тонкой кистью восхищённым мутным взглядом. Она, лишь изредка обращая на него взгляд, улыбалась краешком рта, совершенно довольно. И было видно, что брак был заключён по любви. Отец-генерал своей властью даровал юноше государственный чин, чтобы тот достойно смотрелся рядом с его дочерью, отдал приданного предостаточно, да отправил жить-поживать. У сына была тоже жена, стройная и высокая, но с почти каменным лицом и приклеенной улыбкой – и Элеонора представляла, что они с Мужем тоже выглядят примерно так. *** И вместе с поздравлениями с Наступающим Новым годом, вместе с пожеланиями всего-всего замечательного, вместе со звоном бокалов в тот день было официально объявлено – жена генерала ждёт наследника.