Сборник Жизней

Над Анизотти, как над всей Аркнийской Империей, опять взошло солнце. Но оно было как никогда тусклым из-за туч. Город жил так, как и сто лет назад и также, как когда Близнецы изрекли своё Слово. А столп света — символ богов, гас год от года, как свеча. Никто не знал, что могло быть тому причиной. Казалось, что боги отвернулись от этого мира. Где-то без десяти девять по узким улицам Медного квартала ехала карета из лакированного дерева. Большие колеса иной раз чуть ли не проседали в грязь. Уздцы поскрипывали. В неё были запряжены две могучие черные кобылы, доставленных из столицы — Этерны. Возничий с белой кожей, волосами цвета золота и в красном кафтане выделялся на фоне бедного народа. Жители провожали карету взглядами. Лица были бледны, тела приобрели болезненную худобу. Темные от копоти и тяжёлого труда обноски чуть ли не сваливались с них. Тем, кто был на улице, пришлось согнуться в поклоне, чтобы продемонстрировать почтение. А кто взирал на все из окон спешно закрывали их. Люди смотрели, кто с завистью, кто с ненавистью, а кто и с лютой злобой. Но все одинаково боялись, были в плену неизмеримого ужаса, ведь этот человек был совсем другого уровня. Все знали его. Знали его род. Их герб как раз был нарисован на двери кареты. Дубовая ветвь, усыпанная золотыми листьями. Эль Бранте. Префект Магры. Ткань с шелестом опустилась, когда префект убрал руку на мягкую подушку. Господину не нравилось смотреть на город, в котором он вырос. Все эти жёлтые обведшие стены, побитые окна, болезненного вида люди — для него это было очень неприятно. Отчасти от того, что он чувствовал свою причастность и ответственность за это. Он же всё-таки префект. Чтобы хоть как-то отвлечься, он в очередной раз оглядел карету. Она была просторной, непривычно просторной для него, прокрытой красным бархатом, с несколькими подушками. Тут было всегда тепло, светло и пахло цветами. Даже были специальные скрытые механизмы и отсеки, где можно было хранить книги или небольшой багаж с ценностями.        Уже пять лет господин жил в окружении такой роскоши. А всё никак не мог до конца привыкнуть. К этому черному пиджаку, исписанного золотыми нитями с серебряными пуговицами, поверх белой рубашки и к черной подвески на шее с ярким рубином. Всё это сдавливало, душило. Но так было надо. Эль Бранте сглотнул и прочистил горло. Он вспомнил события восстания. Вся эта безмятежность была призрачной, люди были недовольны настолько, что это недовольство можно было бы приготовить на завтрак. Их сдерживала только пята закона. А он — префект Магры — был этим законом. Когда карета остановилась, он поднялся. Дверь транспорта перед ним тут же отворил слуга. Эль Бранте опять почувствовал это удушье, когда вышел на центральную площадь. Он взглянул на неприятное жёлтое небо. Холодный воздух пробежал по его волосам, убранными в хвост. Напротив был небольшой фонтан, вокруг которого уже собрались обеспеченные дворяне и граждане города. Они беседовали, прогуливались, обсуждали последние сплетни об империи. Но их было куда меньше, чем когда Бранте был молод и не носил приставку Эль — знак дворянства меча, принадлежности к аристократской элите. Затем ему на глаза бросилось огромное величественное дерево, с белой корой и ветвями, что будто бы держали само небо. Оно слабо покачивалось в такт порыва ветра. Никто не знал, когда оно тут произросло и почему. Все восприняли это как знак божественной воли Близнецов. Правда, после восстания дерево стало постепенно чахнуть. Все великие мыслители и священники не могли этого объяснить. Они призывали к покаянию, к ещё большему стремлению почитать Уделы и учение пророка Изастиса. В конечном счёте они изгнали из города всех еретиков, а тех кто отказался — убили. Остальные подчинились последователям Старой веры, которая распростёрла свою руку над всем Анизотти. Но это была проблема Удела Священника, но никак не дворянина. Эль Бранте достал карманные часы и посмотрел на время. Ровно десять часов утра, господин пришел как и планировал. И его совсем не смущало то, что он опоздал. Но вдруг он опять остановился. Это место, эта площадь была очень особенной для Эль Бранте. Он сам интуитивно положил руку на шпагу на поясе. Во время восстания Префектуру окружили войска аркна — Дория Оттона. Он был военачальником рода Миланидов — истинных правителей Магры, как тогда, так и сейчас. Он хотел расправиться с Огюстем Эль Борном, бывшим префектом, который был сторонником перемен. Он думал, что сможет распространить закон империи на все сословия. Потому и посмел посягнуть на древние дворянские обычаи! За это знать его невзлюбила, и во время Ночи Змей, попыталась убить. И им это почти удалось. Однако префект заперся в Префектуре, вместе с немногими своими сторонниками. Бранте был свидетелем того, как конница Миланидов преодолевает баррикады, и начинается сеча. Он тогда мог изменить положение, попытаться примирить стороны и направить союзников Империи против остального мятежа. Но не смог. Не успел. И потому лицезрел истинную смерть Эль Борна, друга отца и семьи, от рук Дори Оттона. Как бы там ни было, но теперь все это было в прошлом. Теперь Эль Бранте был рад тому, что не встал на сторону бывшего префекта, хотя тот и настаивал. В его голове, видимо, были сплошные фантазии и иллюзии. Он думал, что осуществит их, стоит ему только найти улики против Дори Оттона. Ведущую роль в этом он отвёл Бранте. И вероятнее всего, именно Бранте и понес бы ответственность, если бы план Эль Борна потерпел крах. Как хорошо, что этого не произошло. Правда, Эль Бранте по прежнему тяжело давалось общение с военачальником, когда они встречались на вечерах или охоте. Поднявшись по мраморным ступеням и пройдя через большие парадные двери Префектуры, Эль Бранте направился в свой кабинет. По пути он видел множество жандармов в синей форме, мелких судей, юристов, что разбирали бесконечные столбы бумаг, просителей, выстроившихся в очередь, как из числа дворян так и простолюдинов. И разумеется последних было больше, и ждать им приходилось дольше. Но все они без исключения кланялись и приветствовали Эль Бранте. — Господин префект… — Господин Эль Бранте… — Вильгельм Эль Бранте… Это была та ещё скука, но Вильгельму Эль Бранте приходилось через неё проходить каждый день. С судьями высокого ранга он всегда здоровался, жал им руку и выделял время для небольшой беседы. На остальных даже не смотрел. И он сам не мог объяснить, когда этого у него появилась такая привычка. Если же кто-то при нём ошибался, то Вильгельм никогда не кричал, не впадал в ярость. Нет, он говорил спокойно и чётко, и люди, будто заворожённый, ему подчинялись. Это напомнило Эль Бранте историю Империи, которую он изучал ещё в начальном классе, а потом уже и в столице. Аркны — высшая раса, раса господ, благословлённая самими богами. Род Темпестов был помазан на царствие Империей, которая должна была объединить весь континент. Но, пусть они и были идеальными, но даже их было недостаточно, чтобы управлять этой созданной ими машиной. Выход из этой ситуации нашёл Чар Миланид. Он начал даровать удел дворянина людям из покоренных народов. И эти первые возвышенные, для своих соплеменников, считались чуть ли не избранными. Перед ними хотелось распластаться, выслужиться, чтобы получить хоть толику их милости. Сначала подобная власть опьяняла Эль Бранте, но затем и она ему приелась. Эта жизнь в прошлом. Оказавшись в своём кабинете, он уселся на кожаное кресло и провел рукой по лицу. Он уже хотел отмыться от всех этих речей и лести. По пути сюда ему предложили несколько кандидатур на определенные должности, будь то помощник прокурора или член судебной палаты. Родители хотели пробить своих детей и слова подкрепляли увесистыми кошельками. Вильгельму было не до этого, все, кого он знал и в чьей верности не сомневался, были уже на своих постах. Менять кого-то было опасно и грозило потерей репутации. Поэтому ему пришлось всячески оправдываться и увиливать от вопросов. Благо подобному он научился ещё в Этерне, в академии. Потом он быстро осмотрел свой стол. Он был широк, это было видно, так как на нём лежало всего несколько документов. Обо всем остальном уже позаботились секретари и бухгалтеры. Эль Бранте всего на всего следовало рассмотреть самые громкие дела за неделю, потом всё подписать и раздать распоряжения. Уже через час Вильгельм сделал свою работу и мог возвращается в поместье. Но напоследок, он посмотрел на город через большие застеклённые окна. Отсюда Анизотти казался таким маленьким и безобидным. Все эти домики, храмы, рынки, лавки, особняки дворян Серебряного квартала. Люди, идущие по своими делам и несущий свой Удел. Эль Бранте знал, что так же живёт и вся империя. В ней не было мятежа, огня и хаоса. Мир. Спокойный мир.

****

Теперь Вильгельм мог отправиться по своим делам. Ему нужно было кое-куда заехать по пути. Вчера вечером ему доставили письмо от мэра. В нем говорилось, что Реми Эль Верман приглашает Эль Бранте на обед, и что им нужно обсудить кое-что очень важное. Отказать тому, кто наделил его званием префекта, Бранте не мог. Он покинул Префектуру и направился в особняк бургомистра. Не прошло и двух часов как префект вышагивал по белокаменным палатам, в окружении мраморных статуй и колонн. Однако света здесь всегда не хватало, поэтому тут всегда было много горящих свечей. Здешние слуги знали о его прибытии, а потому решили не преграждать гостю путь. Отворив большие дубовые двери, префект оказался в просторной комнате. Здесь были и зеленоватые обои, полностью стеклянная люстра с магическими светильниками, шкафы, доверху наполненные богатым сервизом и документами, пушистый красный ковер, два стола, один для бесед, а другой для работы, камин, лакированный диван и две пары мягких кресел. Все выглядело таким пышным, что Эль Бранте на мгновение опять почувствовал себя простым простолюдином в сравнении со всеми этими богатствами. На самом же деле, в его личном поместье была и не такая роскошь. Хотя очень удивительно, что она использовалась в таком месте. Это был простой кабинет бургомистра. Да-да, просто кабинет, где бургомистр назначал встречи и работал. Странно это было, конечно, но производило впечатление. Хозяин этой комнаты сидел на одном из кресел у огня, укрытые серым пледом. Реми Эль Вельмар за эти пять лет очень сильно состарился. Было удивительно, что он выжил, находясь на такой должности. Ведь все знают, что чем большей власть тебя наделяют Близнецы, то тем больше риск познать Истинную смерть. Подобное случилось с предыдущим патриархом Магры, Фомой. Но Реми Эль Вельмару повезло. Правда, передвигаться без посторонней помощи он уже не мог. Голова без каких либо намеков на волосы, грубое морщинистое лицо, как камень, суровые брови, вбитые в череп черные глаза. Но вся эта картина странным образом ожила, стоило ему заметил Эль Бранте в дверях. — О, мой друг, проходите. Присаживаетесь, — он с усилием указал на место на диване, рядом с собой. Вильгельм подчинился. — Ну, рассказывайте, как дела в Префектуре? На этот вопрос Вильгельм рассказал все, что знал за последние две недели. Ничего нового. — Ясно. А как поживает господин Роберт? Вспомнив об отце Вильгельм сразу напрягся. Неприятное чувство пронеслось по всему позвоночнику. Отец три года как отправился на Суд Близнецов. — Понятно. Примите мои соболезнования. Их от него Бранте принимает уже неизвестно какой раз. Видать и с памятью у бургомистра теперь плохо. Внезапно, Реми Эль Вельмар зашелся в тяжелым кашлем. Бранте сразу принялся помогать, он несколько раз постучал бургомистра по спине и спросил, где лекарство. — Благодарю. Оно в том ящике. Бранте быстро нашел небольшой флакон с синеватой жидкостью. По качеству стекла можно было сделать вывод, что на это лекарство бургомистр очень хорошо потратился. В этот момент Вильгельм в очередной раз глянул на старика. Тот был одет в синевато-фиолетовы фрак, расшитый золотом, которые смотрелся на нем очень нелепо. Самый влиятельный человек города на деле был таким больным, худым, беспомощным. Таким, как вся Империя. Ей нужно было обновление, чтобы сбросить отмеревшую кожу из предрассудков и начать все сначала. Но это было бы очень болезненно. А потому, лучшим исходом для себя Эль Бранте посчитал сохранить устоявшиеся порядки. Это куда плодотворнее для него. Пусть очередное восстание неизбежно, но случится оно лет через сто или пятьсот. Это уже будут не проблемы Вильгельма Бранте, а какого-то из его потомков. Сейчас он купается в роскоши, в славе, у него есть власть, которая не снилась ни одному из его предков. — А я что про семью то спросил, я хотел узнать, успел ли ваш отец, с кем-то вас помолвить? Обычно, в вашем возрасте уже обзаводятся детьми. Я понимаю, что вы очень поздно вошли в своё положение, но все же. Вильгельм отрицательно покачал головой. Его пока не волновала женитьба. По привычке о ней он не думал и сейчас. Увидев это, Реми расцвел на глазах. Какое странное зрелище. — Прекрасная новость. Я как раз хотел вас с кое-кем познакомить. Вся эта радость и энергия лились из старика через край. Вильгельм хотел было попридержать его. Он так и не рассказал никому, что когда-то состоял в преступной близкой связи с самой Октавией Миланид, дочери герцога провинции. Эта невероятно красивая аркнийка вскружила ему голову, между ними образовалась такая связь, которая… — Войди. — Твердо скомандовал бургомистр. Дверь за его спиной, что вела в соседнюю комнату, приоткрылась. И перед Бранте предстала девушка в мягко зелёном платье, в сопровождении пары служанок. Она была очень красива. Высокая, она тем не менее была немногим ниже Бранте. Она обладала тонкими грациозными руками, гладкими мраморными плечами, которых ничто не скрывало, и пышной грудью, которую девушка демонстрировала своим через чур длинным разрезом на одежде. Всем этим она явно хотела произвести впечатление. Хороши были и волосы цвета вороньего крыла, что ниспадали ей за спину, едва румяное и худое личико с большими синими глазами и маленьким лбом. Такая миниатюрная и привлекательная. Глядя на неё Бранте вспомнил Октавию, их первую встречу на центральной площади, когда Вильгельм был ребенком. — Это Элейн Эль Валенсия, моя дальняя родственница, — пояснил Реми Эль Вельмар — вчера ей исполнился двадцать один год, в таком возрасте выбирать мужа вполне естественно. Я посчитал вашу кандидатуру наилучшей, — бургомистр сделал движение рукой, и вот слуга подал ему бутылку вина. Старик, не глядя, разлил напиток в два заготовленных бокала. — Пусть же ваш брак укрепит связи между нами, Эль Бранте. — Слуга взял стакан и поднес Вильгельму. Тот ещё раз быстро глянул на Элейн. Девушка жалась, не знала куда пристроить пальцы, отчего они шуршали по платью. Она была напугана, но ничего не могла сделать. А ведь её по-сути продают человеку, которого она впервые увидела. Должно быть, очень необычный опыт. Но как бы там ни было, от столь хорошего подарка Вильгельм не решился отказываться. Он залпом осушил бокал, а после они с бургомистром обменялись крепкими рукопожатиями. Поговорив ещё немного, два аристократа решили, что свадьбу сыграют через месяц. Эль Бранте убедил Эль Вельмара, что ему нужно привыкнуть к супруге, прежде чем заключать брак. Бургомистр не стал спорить, а только в согласии кивал на любое предложение Вильгельма. Теперь Бранте решил возвращаться в поместье. Реми Эль Вельмар не стал ему мешать, только приказал дворецкому сопроводить префекта вместе с его новой невестой, а в качестве подарка положил небольшую корзину с несколькими бутылками вина. И вот Вильгельм первый раз за несколько часов подошёл к Элейн. В близи она показалась более хрупкой. Он заглянул ей в глаза. За годы службы Бранте научился читать людей, в особенности таких как она. Элейн была наивной, самолюбивой, гордой. Не зря же она воспитывалась в роскоши и вседозволенности. Пусть глядела на Вильгельма кротко, как учили, но её осанку, поднятую голову нельзя было расценить иначе, как демонстрацией характера. — Пойдем со мной, — холодно приказал Вильгельм и смирил девушку взором. И та, будто бы поддавшись какой-то неведомой силе, сразу же покорилась. Должно быть, она не ожидала, что это произойдет так быстро. Эта сила голоса, бесчувственность, и ощущение абсолютного превосходства полностью лишили Элейн дара речи. Огонёк пылкости в ней сразу же угас. Потом она последовала за своим женихом, с мыслю, что положением она вряд-ли будет отличаться от простолюдинки.

****

Обручённые ехали в карете так не обменявшись и словом. Вильгельму было все равно на невесту, по крайней мере до тех пор, пока они не приедут в особняк. Сейчас он бесцельно глядел в окно, пытаясь найти в этом городе хоть что-то интересное. А видел только улицы, по которым он и Томас Герро, его друг, бегали, будто искали что-то особенное. Что же было сейчас с Томасом, Вильгельм не знал. Должно быть он продолжает жить на ферме со своей новой семьёй. Затем они начали проезжать по площади Медного квартала. Тут собралось удивительно много народа. Вильгельм попросил возницу притормозить. Префект быстро обвел толпу взглядом и понял, чем же все так были заворожены. Местная труппа играла пьесу «Бунт». Не сложно догадаться, что она повествовала о событиях восстания пятилетней давности. И, видимо, как раз наступала развязка. Декорация пламени и руин Собора Близнецов ушли в сторону, на сцену вышли двое. Один в черной мантии с безликой маской на лице, а у его ног была девушка в тряпье, с обгоревшими волосами. Это была мятежница Софья, лидер восстания Последней капли. Пока она говорила свой последний монолог, герой в черной маске прервал её одним резким ударом ножа в грудь. Разумеется фальшивым, но зрелище и без этого было впечатляющим. После чего актер крикнул «Трагедия!». И правда, чем может быть это Восстание, как не трагедией для всей Империи. После этого Вильгельм выехал из города в поместье. Через пару миль перед взором открылся вид жёлтых полей, раскинутых до горизонта, лесов и боров, широкую реку, текучую с севера на юг. Её они преодолели по каменному мосту, а потом опять вышли на просеку. А затем они проехали мимо нескольких деревень. Тут Бранте заметил двух местных, которые шли работать на полях. Их лица были загорелыми, а на плечах они несли косы и какие-то вещи в мешках. Но они радовались и смеялись. Погодя, показались ещё крепостные, только на этот раз они уже были заняты работой; кто сеял, кто убирал солому в большие копны, а кто пас скот. Где-то вдали крутилась водяная мельница, а в воздухе так и витало чувство благодати и спокойствия. Все это было владениями Эль Бранте. Местный люд жил в относительном достатке. Да, землю приходилось завозить из других областей страны, но Эль Бранте взял на себя обязанность компенсировать это. За что крестьяне были ему очень благодарны, ведь теперь, они могли что-то да отложить про запас после выплаты налогов. Бранте, пусть и был строг, но всегда справедлив. Для этого он воспользовался некоторыми реформами Гая Темпеста — прогрессивного аркна, брата Императора, который дал много прав простому сословию и защищал его. Теперь все это в прошлом, после восстания Гай Темпест ужесточился и перестал верить в реформы Корнелия. За пять лет многое пришлось обратить вспять. Однако Эль Бранте решил самые безобидные из реформ все же воплотить на своих землях. И результат, пусть и небольшой, был на глаза. Простой люд хоть где-то смог вздохнуть спокойно. Наверное, Вильгельм чувствовал внутри себя жалость к простолюдинам. А может и потребность в том, чтобы хоть где-то создать место, где люди будут счастливы. В городе подобную слабость он не мог допустить. Одно дело управлять своими землями, а другое менять порядки города, который ещё недавно поднял мятеж против Империи. Проезжая мимо белокаменного забора, Вильгельм понял, что они уже прибыли. Железные ворота медленно открылись, карета проехала по просторному двору и остановилась у порога особняка. Выйдя, Эль Бранте почувствовал запах свежих насаждений, коих по пути сюда было в избытке. К Вильгельму сразу подошли несколько домашних, среди которых он заметил дворецкого Зинина. Прежде он помог Элейн выйти из экипажа. Незначительная вежливость, но пусть она будет первым, что увидит гостья в своем новом доме. Трехэтажное здание было большим, ровным, убранным и красивым. В нем было мало изысков. Симметрично расположенные окна, две кирпичные трубы, черепичная крыша, веранда с несколькими креслами. И в нем было все что нужно. За ним располагались большой сад и оранжерея, в которых Вильгельм любил гулять. Хотя на фоне соседей, его дом не выглядел впечатляющим. Ну, а это уже Вильгельма не волновала. В Анизотти у него был ещё один дом, в котором он родился и вырос. Но после Восстания туда он редко возвращался, слишком больно давалось ему воспоминания о той жизни. Так что сейчас дом сдавался в аренду для учеников местной академии из других регионов. Эль Бранте даже назначил человека, который следил за сохранностью и чистотой. — Пойдём. Холодно сказав это, он ввёл печальную Элейн в свой дом. Бранте показал личный кабинет, библиотеку, со множеством редких трактатов по юриспруденции и другими книгами из Этерны, оружейный зал с настоящим раритетным оружием, будь то шлем легионера времен Чара Миланида, коллекцию картин, даже аквариум во всю стену. В последнюю очередь он привел Элейн его спальню, с большой кроватью, укрытую множеством мягких одеял. Конечно, Бранте ни к чему не принуждал и не намекал, это был просто жест приличия. Поэтому Вильгельм предложил девушке пожить в комнату для гостей, до тех пор, пока они официально не поженятся. Та, казалось, смутилась ещё больше. Потупив взгляд, она сказала, что решит после еды. К ужину они и закончили. Бранте сел во главе длинного деревянного стола, за которым могли бы разместиться с десяток человек. Слева были большие витражные окна, укрытые красной тканью, а справа тихо потрескивал огонь в камине. Повара сегодня расщедрились, приготовили курицу с картофелем, рагу, с листьями спаржи и свиными тефтелями, заправленными соусом. На десерт мороженое трех видов: клубничное, шоколадное и вишневое. И стол был разбавлен «Старым Мортисом» коньяком из самой западной провинции. Бранте не знал, о предпочтениях Элейн в алкоголе, потому распорядился достать и несколько бутылок белого вина и шампанского. Гостья, несмотря на всё оказанное внимание, к еде практически не притронулась. Она как буд-то бы размышляла о чем-то, под тусклым светом свеч. Вильгельму тоже было неспокойно. Он снова оглядел весь стол, и что-то тяжелое сдавило ему грудь. Но ни мускул не дрогнул на лице. Всё показалось таким знакомым, будто бы он опять оказался в своём старом доме. Наконец, за долгое время он был не один, но…всё было не то. Опять нахлынули воспоминания о былом. Перед глазами появились образ матери и отца. Их не было в живых и Бранте часто ходил к ним на могилу, под дубом в саду. Первая умерла от болезни, семье не удалось сохранить единство, чтобы её спасти. Все очень тяжело пережили это. А второй последние годы вел себя странно. Он даже отказался сидеть во главе стола. Тогда он бросил Вильгельму: «Не могу смотреть на такое». Теперь, Вильгельм понял, о чем говорил отец. Этот обремененный годами судья, благородный человек глядел на Вильгельма с такой грустью и жалостью. А ведь сын дал ему всё! Но, видимо, во всём этом Роберт никогда не нуждался. Ему нужна была семья, а Вильгельм, когда убил на дуэли брата ради того, чтобы стать наследником, разрушил всё. Глорию заточил в золотую клетку. Натан, ещё один сын, сбежал в отчаянии, так как не оправдал никого из семьи. Должно быть, он уже где-то погиб. Так Вильгельм остался один. Единственным, что его утешало, были письма сестры. Однако, сейчас грудь Вильгельма разрывалась от невыносимой боли. И её нельзя было запить обычным вином. Ему нужно было нечто большее. В этот момент его взор пал на Элейн. Такую красивую и идеальную, с первого мига напомнившую Октавию. Он не намекнул и не заставил, не на грубил и не принудил. Он просто сказал «Пойдём». И Элейн кротко, смирившись, кивнула. В ту ночь Бранте не помнил себя. Всё казалось знакомым и новым. То, как шуршало платье, как падал корсет, как слетала рубашка, и как горечи были девстевенны губы. Их тела пылали в объятьях. Одеяло промокло от пота. Бранте хотелось напиться, и Элейн утоляла его. Её гладкая кожа, белые плечи, ключицы, икры и бюст. Всё в ней было цветуще и нежно. Их руки сплелись воедино. Болезненно, темп нарастал. Пока всё не кончилось вздохом. И был он до прелести сладок. Ах…это любовь. Это любовь.

****

Утром Брате проснулся рано. Прелесть ночи ещё пьянила его. Он мельком глянул на невесту, которая ещё спала, укрывшись белым одеялом. Её кроткое красное лицо, в лучах восхода, слегла дрожавшее от дыхания, показалось Вильгельму самым красивым на свете. Перед глазами появилась вся семья, но теперь Бранте был уверен, что он не один. Чтобы развеяться он направился в кабинет. Там планировал заниматься делами до завтрака. Сначала, ему следовала вскрыть все письма. Благо, их было немного. В основном от сестры. Сидя за столом, он вскрыл первый попавшийся конверт. Его Глория прислала ещё вчера вечером. «Здравствуйте, господин Вильгельм Эль Бранте, дорогой брат. Давай обойдёмся без этих формальностей, ты же меня знаешь. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Знаешь, наверное, это не моё дело, но я всё же сообщу тебе, что ходят слухи, будто бы тебя собираются женить. Элейн Эль Валенсия, родственница бургомистра. Не знаю, может ты, когда прочтёшь письмо, уже узнаешь, но я всё же решила написать тебе об этом. С Элейн я знакома, она как-то гостила у нас. Она показалась мне довольно милой, с характером, но не таким как у меня. Уверена, она тебе понравится. Напиши, если эти слухи окажутся правдой. Буду рада присутствовать на вашей свадьбе. У меня всё хорошо. Мы с мужем недавно вернулись из поездки из Валона. Там мы побывали в театре, и там произошёл удивительный инцидент. Сначала, всё проходило как обычное представление, мы сидели и смотрели с балкона. Вдруг, из зала на сцену поднялся молодой человек и, только представь себе, начал читать стихи про Восстание и бунт в Анизотти. Охранники его быстро задержали. Студент, как я потом узнала, являлся простолюдином. Насколько я знаю, его отправят на суд в Анизотти в ближайшие дни, и там его приговорят к казни. Брат, пусть я, наверное, и не должна лезть в такое и не могу повлиять на тебя, но, пожалуйста, не доводи дело до казни. Тебе ведь известно, как я отношусь ко всему этому, и я буду честна с тобой, мне очень жаль этого молодого человека. Мой муж полностью со мной согласен. Пожалуйста, как префект, попытайся сделать всё возможное. Я буду смиренно надеяться на твою милость. И приезжай как-нибудь, а то ты не заезжал к нам уже год. Уверена, я смогу тебя кое-чем удивить. С любовью, Глория» Ещё даже не дочитав письма, Вильгельм уже придумал, как вытащить этого несостоявшегося стихоплета. Надо было передать дело одному из судей низкого ранга, потом сделать вид, будто бы студент не читал про восстание, при этом следовало сжечь его рукописи и подделать показания свидетелей. Возможно, всё ограничится выговором и исключением из академии. Однако, то, что в это дела вмешается сам префект, явно не останется незамеченным. Окончив свои дела, Бранет направился в столовую. Завтрак уже накрыли, и Элейн проснулась. Лишь взглянув на неё, Вильгельм смутился. Внутри него, что-то затрепетало, а лицо налилось краской. В белой ночнушке, с ещё мокрыми волосами, убранными в хвост, Элейн, казалось, выглядела красивее, чем вчера. Она ничего не ела, а смиренно и терпеливо ждала. Как только их взгляды пересеклись, никто не из них не смог обмолвится словом. Перед глазами промелькнули моменты недавней ночи. Лишь сглотнув, Бранте возобновил шаг и сел на своё место. Элейн была по правую руку от него. Первые минуты они молчали. Понимая, что так не может продолжаться вечно, Вильгельм хотел как-то начать разговор. Но, не знал как. До этого он общался только с сестрой или подчиненными. Возможно, здесь была та же формула, жена беспрекословно подчинялась мужу. Но так было вчера, и это, совершенно, не подходило под сегодня. — Может быть сходим, куда-нибудь? — наконец-таки спросил он, вытирая губы салфеткой. Элейн сразу же просветлела. Так они отправились в Анизотти, и вот слово за слово уже разговаривали просто и свободно. Они легко нашли темы, о которых можно было поговорить. Потом они отправились в поместье, где жила Глория. Там их ожидал теплый приём, и, к удивлению Вильгельма, встречала брата Глория не только с мужем. Сестра уже год как растила сына, и был он очень похож на отца. И Бранте был рад. Через месяц Элей и Бранте обвенчались. На торжества были приглашены все знатные лица города, члены их семей, и даже небольшая группа простолюдинов. Как только последние слова бракосочетания были произнесены, а их союз скреплён благодатью Близнецов, Вильгельм и Элейн отправились на карете в поместье. Торжества продолжились и там. А уже ночью, молодожены смогли уединиться. И любовь была между ними, такая искренняя, какую и не каждый сможет найти. Но и этого вскоре стало мало для Бранте. Через несколько месяцев, Вильгельм возвратился домой очень опустошенным. Элейн не спала, стараясь утешить и поддержать мужа, как могла. Она видела его страдания, но не знала как помочь. Вильгельм пришел так поздно, что ужин ему не накрыли. И вот, как он подумал об этом, некая искорка сверкнула в его потухших глазах. Не помня себя, он нашел домик, где жила прислуга и без стука вошёл. На него почти сразу же уставились несколько пар изумлённых глаз. Вперёд вышел дворецкий Зинин. Он задал Бранте вопрос, но тот не услышал. Он оглядывал комнату. Она совмещала в себе черты и кухни, и столовой, и спальни, была грязной, с зелёными, почерневшими стенами, пахло ацетиленом и дешёвыми одеколоном. За маленьким столом, где не уместились и трое, сидело четверо человек, они ели похлёбку из треснутой глиняной посуды. «Как же им плохо жилось?» — дивился Бранте, глядя на лица каждого слуги. В их темные, болезненные и верные лица. — Вам, что-то нужно? — повторил вопрос Зинин. — Да, — погодя, сказал Бранте, — подготовите стол на двадцать человек. — У нас будут гости, в такой час?! — Да, Зинин. И я очень обязан этим гостям, поэтому поторопитесь. Слуги с ворчание повставали со своих мест, некоторых деже пришлось разбудить, и отправились на кухню. Менее чем через час подготовка стола близилась к завершению. Укладывались последние тарелки, ставились бокалы и вина, грелось последнее жаркое и другие блюда. Бранте сидел во главе стола, Элейн была по правую руку. Никто из присутствующих, за исключением Бранте, ничего не понимали. Всё почти накрыли, а гостей всё нет. Как только всё закончилось, вся прислуга встала у стен в ожидании нового приказа. Брате поднялся со своего места и сказал: — Сядьте. Никто не двинулся, не понимали, к кому это он обращается. А как до слуг дошло, то их брови поползли вверх. — Что вы, что вы, — затараторил Зинин с испуганным лицом, — нам нельзя садиться за один стол с благородным. Это шутка какая-то? На что Вильгельм ответил ему со все тем же серьезным лицо. — Нет, не шутка. Сегодня я хотел бы отужинать со всей своей семьёй, в окружении самых близких мне людей. Поэтому, пусть так я выражу вам свою признательность. Его слова звучали громко и настойчиво. Слуги неуверенно стали подходить и усаживаться на свободные места. Однако к еде никто не прикасался. Только когда Бранте дал им знак, они взялись за приборы. Бранте дрожал от волнения и радости. Неумело и неловко прошел тот вечер. Только спустя ещё час слуги расслабились и начали беседовать друг с другом. Бранте и Элейн тоже их о чем-то спрашивали. Весь остаток дня жена глядела на мужа как на героя. А он дрожал от волнения и радости. Наконец всё было на своих местах. Все счастливы, а он исполнил, как он полагал, свой истинный долг. Радость была так велика, что глаза префекта прослезились! Ах семья, полноценная семья. Так прошел один вечер, и он же повторился завтра.

******

Вильгельм Герро бежал, куда глаза глядят по темным и узким улочкам города. Он озирался в испуге, искал, преследует ли его та тень. Он помнил, как прогуливался с двумя друзьями. Как зажигались огни фонарей. Как ухал филин в ночи. Как лужи чавкали под их сапогами. Как друзья выпили. Как свернули в переулок. Как крысы мелькнули меж старых бочек и ящиков. И как стена выплюнула тень перед ними. Была она странной, и не человек, и не зверь. Улыбка блестела в оскале. Не была она ни человечьей, ни дикой. Послышался звук ножен и стали. В свете луны сверкнул ярко клинок. Дуга рассекла шею Джона, во все стороны хлынула кровь. Яков пытался помочь, но тут же был проткут в живот. Тогда-то Вильгельм побежал, без оглядки, от улыбки той, знаменитой на весь Анизотти. Увидев вдали жандармов, он хотел как можно быстрее им рассказать. А дальше было все как в тумане. Его заковали в наручники, и вот он уже на суде. Вокруг люди в богатых одеждах презренно глядят на него. А Вильгельм не мог заметить средь них глаз матери. Нет её тут. Но от чего? «Суд вошёл, суд» — пронеслось над всем людом. В зал зашли десять господ, расселись. Из центра встал человек уж седой, с морщинами, но стать и сила в нём всё была. Вильгельм знал его имя. Каждый в городе знал. Префект оглядел парня своим холодным, пронзающим взглядом. Ни что не утаить от него! Зачитав обвинение, старик улыбнулся. Кротка была та улыбка, не знающий даже не взглянет. Но Вильгельм смотрел во все очи, и он то её и узнал. Не человечья и не животная. Страх пробежался по телу, руки упали в бессилии, кровь оттекла от лица. Мальчик услышал — его место на плахе.