Созависимые

– Я хотел бы его увидеть. Нахида смотрит на него изучающе, с ноткой весёлости во взгляде. Итэр чувствует, как внутри возрастает желание смущённо отвернуться, но держится из последних сил. Всё-таки в его желании нет ничего преступного. Однако Кусанали как будто знает больше, чем другие. Так было всегда, с того самого момента, как они впервые встретились. Вот и сейчас она словно душу из него вынимает одним лишь взглядом, и кажется, что выдержать это долго невозможно. – Хорошо, только обещай, что не будешь ничего трогать или использовать силу элементов, – наконец говорит она, а потом, прищурившись, добавляет: – его самого трогать можно. Итэр готов сквозь землю провалиться от стыда. По пути к комнате, в которой содержался Сказитель, они разговаривают, как и обычно. С Нахидой никогда не бывает скучно, она умеет выуживать из глубин его сознания такие темы, которые путешественник ни с кем никогда не обсуждал. И если Чжун Ли, например, всегда готов поделиться собственными историями, то Кусанали интересуется именно им. Это приятно. Но в этот раз, кажется, они намеренно избегают упоминания того, к кому направляются. Итэр благодарен за такую тактичность, потому что сам не до конца уверен, что именно привело его сюда. Но Нахида, похоже, знает путешественника лучше его самого. – Давно замышлял этот визит? Я же вижу, у тебя руки дрожат. Правда? Действительно, даже перчатки не сглаживают слабого подёргивания пальцев. Неужели он настолько нервничает? – Нет, но Паймон сегодня утром сказала, что если я не схожу сюда и не перестану выглядеть как ходячий труп, она притащит меня лично, – смеётся, несмотря на то, как сильно сбит с толку. Кажется, Нахиде не заставит труда раскусить это притворство. – Она права, вам действительно лучше встретиться, даже если это будет в несколько... одностороннем порядке. Сказитель не приходил в себя с того момента, как Кусанали извлекла Гнозис из его искусственного тела. Разделение с ним и механизмом, созданным Академией, было слишком большим ударом по его сознанию, поэтому Скарамучча оставался в коме уже несколько недель. И всё это время Итэр с ума сходил – так ему хотелось поговорить с предвестником, возомнившим себя богом и почти ставшим им. Хотелось переубедить его и понять, что двигало им. Итэр вздрагивает, когда огромные двери со скрежетом распахиваются перед ними. Они на месте. Фатуи не лежит на кровати, как представлял это путешественник, он парит в воздухе, поддерживаемый силой дендро, принявшей форму лиан или каких-то других растений – в ботанике Итэр не силён. Комнату заливает свет, падающий из огромных окон во весь потолок, которые делают помещение похожим на оранжерею. Нахида щелкает пальцами, и энергия собирается в подобие кресла. Больше здесь ничего нет: для безопасности "заключенного" и всех вокруг. Всё же неизвестно, что он выкинет, когда очнётся. А в том что он придёт в себя, сомневаться очень не хочется. – Я вернусь через полчаса, – Кусанали ободряюще сжимает его руку в своей, прежде чем оставить Итэра одного. Или, вернее, наедине с самым большим противоречием в его жизни. Скарамучча... Вот уж действительно одно из самых интересных созданий, что Итэру довелось встретить в Тейвате. Изначально не наделённый волей, тем не менее он стал полноценной личностью, пусть и был травмирован до глубины души. Таким, как он, хочется помочь. Хотя бы чтобы узнать, каким он мог бы быть, сложись его жизнь иначе. Итэр думает, у него болезнь спасателя, или как назвать это состояние? Он не уверен. Но точно знает, что оно есть. Иначе как объяснить это рвение вытаскивать из тьмы всех и каждого, разрешать каждую проблему на пути людей, что просят об этом? Но он ничего не может с этим сделать: желание спасти предвестника настолько сильно, что сопротивляться ему нет никакой возможности. Рука тянется к запястью Скарамуччи, прежде чем Итэр успевает подумать, и прикосновение к коже сопровождается особенно сильным ударом сердца. Он холодный. Настолько, что Итэру кажется, что коченеют пальцы. Этот холод не присущ живым – очередное напоминание о том, насколько они отличаются друг от друга. Тем не менее, сейчас путешественник – тот, кто понимает Сказителя больше других. Воспоминания, которые он видел, прикоснувшись к Хайпасии, кажутся неполными, как будто в них недостаёт чего-то важного. Но всё же знать так много о его прошлом очень ценно и как-то даже интимно, как будто Итэр влез туда, куда его не просили. Но всё же... "Я пришёл, потому что почувствовал твоё прикосновение". Эти слова до сих пор отдаются приятным волнением в душе. Конечно, Сказитель тогда не имел в виду ничего, о чём Итэр в глубине души хотел бы думать, но сам факт – он пришёл и поделился с ним чем-то личным, пусть и попутно унизив пару раз, – согревает душу. Путешественник переводит взгляд к лицу Фатуи. Спокойное всего минуту назад, теперь оно стало хмурым: брови, хоть и едва заметно, сдвинулись к переносице, а губы немного сжались. Это то выражение, которое Итэр не привык видеть. Обычно Скарамучча злобно насмехается, улыбается с чувством собственного превосходства, либо явственно злится, но сейчас он выглядит иначе. Что-то в груди сжимается в незнакомом доселе чувстве. Итэр не знает, что это и как это интерпретировать, но страх накрывает его прежде, чем путешественник успевает собраться с мыслями. Его же не угораздило влюбиться?.. Осознание отдаётся гулом в голове, как от удара гонга, который он видел в Ли Юэ. Нет, только не сейчас, вот совсем не вовремя! Почему он? Глаза Итэра расширяются, пальцы неосознанно стискивают чужую кисть, но путешественник не замечает этого. Нет, он не может привязываться ни к одному из жителей этого мира. Хотя путешественник всегда вёл себя со всеми дружелюбно, над ним грозовой тучей всегда висело осознание того, что Тейват рано или поздно придётся покинуть. Не строить близких отношений – главное правило путешественника, и до этого момента ему удавалось следовать почти безукоризненно. Но сейчас, кажется, всё иначе. Это ещё не сильное чувство, определённо, но оно уже пустило корни. И заметить это удалось только сейчас. Как глупо. Итэр трясёт головой, подавляя обречённый вздох. Ему нужно искать Люмин, это первостепенная задача. И всё же разговор с Нахидой о сестре перевернул весь его мир, и путешественник больше не знал, что ему делать и во что верить. Это наверняка наивно и по-детски, но хочется какой-то стабильности в жизни. К сожалению, большинство окружающих Итэра людей кажутся неискренними. Как будто им от него нужна лишь выгода и бескорыстная помощь. В этом он понимает Сказителя. Но всё же создаётся впечатление, что тот ещё не перерос подростковые амбиции. В жизни Фатуи предательство занимает центральную позицию, и всё его мировоззрение строится вокруг недоверия к любым живым существам. Его можно понять, правда. Предвестник считает, что эмоции – это слабость. Итэр и сам так думал когда-то. Но в один момент Скарамучча должен прийти к мысли, что истинная слабость заключается в попытке отгородиться от мира и запереть все эмоции в себе. В этом путешественник хочет ему помочь. Как никому другому. Наконец замечая, что всё это время добела сжимал руку предвестника, Итэр испуганно дёргается. Навредить хочется в последнюю очередь: Сказитель кажется хрупким и даже беспомощным сейчас, и путешественник корит себя за то, что вообще посмел прикасаться к нему без согласия. А ведь сейчас первый раз, когда это удалось. Ранее, даже несмотря на то, что они встречались в битве, он всегда атаковал только механическую оболочку. Нет, он не имеет права находиться здесь. Зря пришёл. Следовало подождать, пока Сказитель придёт в сознание, а не вламываться к Нахиде с наглым требованием. Итэр встаёт. Ноги кажутся ватными, в глазах отчего-то темнеет. Когда зрение проясняется и фокусируется, путешественник испуганно застывает на месте. Прямо на него направлен взгляд синих глаз Скарамуччи. Дыхание перехватывает, и Итэр совершенно не знает, что ему делать. Хочется сбежать, пока Сказитель не пришёл в себя окончательно и не начал задавать вопросы или, хуже того, насмехаться. Но что-то останавливает его. Вместо того, чтобы трусливо скрыться за дверями и позвать Нахиду, путешественник смотрит предвестнику в глаза, не в силах оторваться. Его взгляд подёрнут мутной пеленой, как будто Скарамучча просто спал, а не лежал в коме несколько недель. Из-за этого сложно понять, замечает ли он вообще, что в комнате не один. Двигаться слишком рискованно, переключать внимание на себя не хочется, но Итэр всё-таки решается. Он садится обратно в кресло и неотрывно смотрит на Фатуи. Тот, кажется, в упор его не замечает. – Куникузуши, – вырывается невольно, и всё тело Сказителя вздрагивает. Путешественник готов поспорить, что такое обращение к себе он не слышал как минимум пару сотен лет. – Как ты себя чувствуешь? Всё нормально? – вторая попытка оканчивается более успешно: предвестник поднимает на него взгляд и, кажется, наконец может рассмотреть лицо. – Мне не нужна забота от тебя, – голос хриплый, прерывается и звучит уж точно не так уверенно, как обычно. Скарамучча морщится, но не теряет достоинства. Во взгляде плещется обычное высокомерие, хотя, Итэр уверен, он ещё не вполне осознает, что происходит. – И всё же позволь помочь, – теперь эта ситуация выглядит ещё более нелепо: путешественник хочет, стремится прикоснуться к своему бывшему врагу, но колеблется, потому что не уверен, что тот станет оказывать сопротивление, даже если ему что-то не понравится. А делать что-то против его воли Итэр не намерен. Скарамучча фыркает и отворачивается. – Я знаю, что ты меня лапал: чувствовал, пока не очнулся. Зачем? Это определенно было сложно предвидеть. Итэр давится воздухом, когда понимает, насколько крупно облажался. Он уверен, Нахида знала, что предвестник должен скоро прийти в сознание. Знала, но не сказала. Не то чтобы он удивлён этому: видимо, все архонты, кроме разве что Эи, отличаются желанием и умением искусно водить его за нос. – Я... думал. О тебе. – О-о? И что же такое пришло тебе на ум? Поделись уж, – Скарамучча звучит одновременно заинтригованно и раздражённо, голос не сочится сарказмом так же сильно, как обычно, но всё равно понятно, что Фатуи не в духе. Итэр не знает, что ответить на это. Не говорить же, что мысленно приравнивал предвестника к взбунтовавшемуся подростку? И что недавно осознал, что чувствует по отношению... Нет, об этом явно стоит умолчать. – О твоём прошлом. И о том, что ты сильнее, чем казался мне ранее, – видя, как Сказитель разворачивается, возмущённо глядя на него, путешественник спешит добавить: – сильнее многих, кого я знаю. А потом, кажется, его сознание отключается, потому что в следующую секунду он обнаруживает себя всего в паре сантиметров от лица предвестника. Тот шокировано смотрит на него. Из глаз пропала искра презрения, делая взгляд более тёмным и даже, кажется, искренним. Сейчас Скарамучча точно похож на неуверенного подростка, и Итэр готов поклясться, что ощущает себя точно так же. Желание поцеловать его оседает в сознании, но страх не позволяет этого сделать. И тем сильнее шок путешественника, когда Фатуи первый тянется к нему навстречу, оставляя холодное прикосновение на губах. Итэр чувствует, что готов упасть в обморок: в глазах резко темнеет, и он теряет ориентацию в пространстве. Рука хватается за первую попавшуюся опору, и это оказывается плечо Сказителя. Лицо вспыхивает, такого стыда путешественник давно не ощущал. Медленно до него доходит, что сейчас произошло. Итэр шокированно смотрит на Скарамуччу, а тот всё так же полулежит, с вызовом глядя на него. В глазах читается готовность встретить насмешку, но кто Итэр такой, чтобы позволить себе это? Сказитель только что поцеловал его. Сам. Путешественник до сих пор не может в это поверить. – Что? Этого хотел? Насколько же ты жалок, – в голосе звучит едва уловимая нотка горечи, но Итэр игнорирует её, пораженный осознанием: предвестник только что унизил его так, как никогда раньше. Фатуи не испытывает к нему ничего. И просто пользуется хрупким ростком влюбленности в его душе. – Хотел – так закатай губу. И убирайся. Путешественник слушается беспрекословно. Двигаясь рвано, дёргано, словно те странные машины из Фонтейна, он направляется к двери. Нужно сказать Нахиде, что возвращаться он не намерен. Что-то словно разрывается в груди. *** Стоит шагам Итэра стихнуть, Скарамучча сжимается на своём импровизированном ложе, обхватывая голову руками. Тело бьёт дрожь, холод ощущается особенно остро после пламенных прикосновений путешественника. Сказитель ведь только что... отверг его? Кажется, даже растоптал его чувства. Звучит смешно, но, видимо, так и есть. Скарамучча не думал, что это будет так больно. В глазах темнеет – ослабленное тело подводит его, – и предвестник проваливается в сон, чувствуя, как холод пробирается к тому месту, где должно быть сердце. Только вот сердца нет, и, кажется, он только что упустил возможность обрести его.