Charm/Очарование

— Грейс —

Тиола не преувеличивала, когда говорила, что ее мама выращивает много разных вещей. Сад огромный — настолько огромный, что его можно было бы принять за другое поле для посевов, если бы не тот факт, что здесь явно выращивается столько разных вещей. На одном участке растет огромный клубок виноградных лоз, на которых растут большие круглые и квадратные плоды. Все они, конечно, фиолетовые. Я гадаю, какие из них — дыни, которые я ела на завтрак, пока прохожу мимо участка, на котором из земли торчат только листья, а рядом — другой участок с гигантскими листьями, скрученными в отдельные стебли высотой не менее двух футов. — Грейс! — Мароли машет мне с другого конца сада, где она стоит на коленях. — Что ты здесь делаешь? Я преодолеваю расстояние между нами трусцой. — Я подумала, что приду посмотреть, не нужна ли вам помощь. Что я могу сделать? — О, тебе не нужно этого делать, — говорит она мне. — По вторникам я провожу все утро в саду, удобряю и выдергиваю сорняки. — Я умею выдергивать сорняки лучше всех, — говорю я ей. — Раньше это была моя работа в мамином саду. — Хорошо, если ты настаиваешь. — Она улыбается мне. — Спасибо. Я сажусь рядом с ней на землю и начинаю выдергивать пару сорняков из земли за корни. — Мы живем так далеко от ближайших деревень, что я не могу регулярно ходить в магазин, — говорит Мароли, пока мы работаем вместе. — Так что наш сад — это практически необходимость, поэтому я выращиваю так много всего. — Где находится ближайшая деревня? — спрашиваю я, глядя на темные, скалистые горы, которые, кажется, нависают над всем. — Мы с Хадсоном вообще не видели здесь ничего, кроме вашей фермы. — Это потому, что наша ферма — единственное, что есть по эту сторону гор на многие мили. — Мароли как ни в чем не бывало выдергивает из земли несколько толстых сорняков с огромными колючками и добавляет их в растущую рядом с нами кучу. Я смотрю на ее руки, ожидая, что они будут изодраны и кровоточить от ее усилий, но они такие же гладкие и идеальные, как вчера, когда она подавала нам ужин. Как это возможно? Шипы были на всех стеблях этих сорняков. Она никак не могла их избежать. Что именно это значит? Что ее кожа отличается от человеческой? Ее сложнее проткнуть? Дикая мысль, особенно если учесть, что она выглядит так же, как моя кожа. Но когда она выдергивает еще кучу сорняков того же типа — опять же без какого-либо ущерба для себя — я понимаю, что это должно быть правдой. Чтобы проверить свою гипотезу, я потянулась к одному из таких же сорняков. И отдергиваю руку с проклятием, так как несколько колючек сразу же пропитались кровью. — О, осторожнее! — говорит мне Мароли, когда я засовываю в рот пораненный палец. — Тебе больно? — Немного, — отвечаю я. — Это была моя собственная неосторожность. — Почему бы тебе не придерживаться вон того участка, — говорит она, кивая в сторону участка, который я считаю салатом. — Эти сорняки обычно менее агрессивны. Я двигаюсь туда, чтобы проверить этот участок, и оказывается, что Мароли права. Поэтому я провожу следующий час, ползая вверх по одному ряду и вниз по другому, выдергивая каждый сорняк, который вижу. Мароли делает то же самое, и к середине утра мы освободили весь сад. — Теперь начинается самое интересное! — говорит она мне, пока мы несем сорняки в ближайший контейнер для компоста. — Собирать овощи? — спрашиваю я. — Вот именно. Приходить сюда и собирать овощи, чтобы поесть на пару дней вперед — одно из моих любимых занятий на этой ферме. Какое-то время это было единственное, что мне нравилось. — Так вы не всегда жили здесь? — Мы возвращаемся в сад, и я с трепетом смотрю, как Мароли вытаскивает из земли пучок фиолетовой штуки, похожей на спаржу. — Я? — Она смеется. — О, Боже, нет. Эта ферма принадлежит семье Арнста уже несколько поколений, но я занимаюсь фермерством всего около двенадцати лет. Мы познакомились в университете и полюбили друг друга, но я понятия не имела, во что ввязываюсь, когда решилась на прыжок и последовала за ним сюда. Теперь ее очередь смотреть на горы. Но в отличие от моего недоверия к ним, выражение ее лица наполняется тоской, чем дольше она смотрит на них. — Откуда вы? — спрашиваю я. Не то чтобы я отличала один город Теневого царства от другого, но надо же с чего-то начинать, и это место, похоже, самое подходящее. — О, я из маленькой деревушки в пятидесяти милях к востоку от гор, где, как мы думаем, тебе следует искать убежище, — отвечает она через секунду. — Она называется Адари. — Вы скучаете по ней? — спросила я, когда мы отошли от спаржи и срезали несколько больших овощей странной формы с того, что, как я уверена, является виноградной лозой — ответ Теневого царства на цуккини, очевидно — и положили их в корзину, которую Мароли дала мне нести. — Скучаю. Очень. Но Арнст любит эту ферму, и Тиола тоже. — Она слегка смеется. — И я тоже, большинство дней, даже если часы убийственные. — Я слышала это о фермах, — говорю я ей. — Что они требуют огромной самоотдачи. Я оглядываю корзины с овощами, которые мы уже собрали, огромные размеры сада, на котором нам еще предстоит работать, и думаю о том, создана ли я для жизни на ферме. Наверное, мне придется подумать о таких вещах, о том, какой будет моя жизнь здесь, в Норомаре. Я прикусила губу. Я всегда хотела стать морским биологом. Наверняка в Теневом царстве есть много интересной морской жизни. Но тут же мои плечи опускаются, когда я вспоминаю, что королева, скорее всего, убьет нас, если найдет. Я пока мало что знаю об этом месте, но я уверена, что это означает, что путешествия исключены. — Ферма — определенно тяжелая работа, — соглашается она, вырывая меня из моих мыслей. — Но расскажи мне что-нибудь о себе, Грейс. — О, рассказывать особо нечего. Мои родители умерли полтора года назад. — Впервые за долгое время я произнесла это вслух, и это снова стало для меня ударом. Отчасти потому, что кажется невозможным, что они умерли так давно, а отчасти потому, что я скучаю по ним. Очень сильно. Находясь рядом с Мароли, Арнстом и Тиолой, делая с ними то, что делают семьи, все это возвращается. Трудно не думать о маме, когда я стою здесь и занимаюсь садоводством с Мароли. Или об отце, когда я смотрю, как Арнст дразнит Тиолу. Прошло много времени с тех пор, как я была рядом с такой семьей, и это труднее, чем должно быть. Определенно труднее, чем мне хотелось бы. Но опять же, я нахожусь в совершенно другом мире. Или царстве. Или как они здесь это называют. Стоит ли удивляться, что я тоскую по дому, когда единственное, что кажется знакомым — это люди? Все остальное кажется другой планетой в другой галактике в другой вселенной. — Мне жаль это слышать, — тихо говорит Мароли. — Мне тоже. — Я улыбаюсь ей, чтобы смягчить слова. Затем рассказываю ей всю историю о дяде Финне, Мэйси и Академии Кэтмир. — Это там ты встретил Хадсона? — спрашивает она. — В академии Кэтмир. — Что-то вроде этого, да. — Не знаю почему, но я не хочу, чтобы эти люди знали, что случилось с Хадсоном дома. Если кто и заслуживает нового старта, так это он. — И он не возражает против твоей силы? — Она тянется к одной из квадратных дынь, которые я отметила ранее, и ножницами срывает ее с лозы. — Моя сила? — повторяю я. — О, нет. Я не такая, как все в школе. Я человек, а не паранормальная. У меня нет никакой силы. Мароли останавливается на середине отрезания очередной дыни и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Я жду, что она скажет что-нибудь успокаивающее, как будто это не имеет значения или сила в любом случае сильно переоценена. Эти вещи я часто говорила себе, когда пыталась понять, почему такой человек, как Джексон, хочет быть с такой, как я. Но она не делает этого. Она не преуменьшает значение силы. Вместо этого она сужает свои великолепные фиолетовые глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь меня, и спрашивает: — Ты уверена в этом? — Уверена ли я в чем? — спрашиваю я, сбитая с толку. — В том, что у тебя нет никакой силы. Потому что я довольно хорошо чувствую магию, и с того места, где я стою, мне кажется, что в тебе ее очень много.