Утро начинается как обычно. Ленивое пробуждение под копошение прислуги, часовая тренировка с мечом вместо зарядки и водные процедуры, заявленный ещё с вечера завтрак и выглаженная одежда, согласование плана дел комиссии на этот день на встрече с Мадарамэ за чаем. Вся эта утренняя рутина всегда перетекает в дневную, а из неё и в вечернюю, заканчиваясь поздним отбоем, когда уставшие за день глаза едва различают текст очередного прошения, а идеальная каллиграфия становится совсем кособокой из-за костенеющих от долгого держания кисти пальцев. Впрочем, в последнее время заканчивает глава клана Камисато куда позднее привычного. Нет, у него не прибавилось дел. Проблема в ином.
Во время выдавшегося в потоке посетителей перерыва Аято прогуливается по саду, всем сердцем благодаря высшие силы за то, что один из них не явился к заявленному времени и подарил ему возможность немного отдохнуть. “Негоже радоваться, наверняка обстоятельства сложились не лучшим образом”, – одёргивает он себя от праздных мыслей и вздыхает, привалившись спиной к дереву. Слишком тихо.
Всегда оживлённое, поместье уже битую неделю кажется ему пустым. Даже зачастившие в гости к Аяке путешественник и дочь владельца лавки фейерверков, наполняющие эти стены шумными разговорами и звонким смехом, не могут восполнить и малой части того, чего Аято недостаёт.
Было ли поместье таким же пустым до прихода Томы или оно стало таковым только с его отъездом? Поиск ответа мешает спать, есть и работать. Мысли о друге души и сердца не оставляют ни на минуту, он буквально заполонил собой окружающее пространство, непосредственно в нём даже не присутствуя. Мужчина с безнадёгой улыбается и поднимает взгляд к небу, сгущающиеся тучи на котором медленно, но неотступно закрывают солнечный свет. Аято разделяет печаль плачущего дождём неба, ведь его солнце тоже украли. Величайшим опасением его всегда была мизерная вероятность того, что Тому у него в один прекрасный день может забрать женщина. Пусть и не совсем так, как он это представлял множество раз в моменты ссор, но женщина Тому и забрала. Так иронично.
Впрочем, украли ли? Нет, разумеется, хуже – он сам отпустил его. Отпустил раньше, чем управляющему пришлось озвучить просьбу, ведь радостную весть о том, что Томе пришло письмо с печатями Мондштадта от женщины, которую он в детстве так часто звал во сне во время грозы, огласил именно Аято. Отреагировал Тома со сдержанной радостью, как и подобало формальной на тот момент обстановке, однако то, как засиял он, не заметил бы разве что слепой. Несколько дней он пребывал в глубокой задумчивости, не раз пытался, казалось, задать своему господину вопрос, однако снова и снова отшучивался до тех самых пор, пока Аято сам не предложил ему взять отпуск и навестить мать. “Вам многое нужно наверстать и обсудить, – пояснил тогда Аято, – а поместье за месяц не рухнет”. И ведь уверен же был!
Миновала неделя. Жизнь в имении, как и работа комиссии Ясиро, шла своим чередом, ничего, как и предполагалось, не рушилось. Храм же терпения самого Аято трещал по швам каждую возможную секунду и крепкие своды из безусловного доверия готовы были обрушиться прямиком ему на голову. Скрепя сердце он таки позволил сменить постельное бельё, ещё хранящее – о чём только он знал – запах любимого человека. И всё бы ничего, и перетерпел бы, однако едва ли не каждый вхожий на территорию имения или дела с комиссией ведущий будто должным считал поинтересоваться, действительно ли Камисато сменили управляющего, правда ли тот ушёл в отставку и вернулся в Мондшадт и не жениться ли там решил?
“А что, если…” – вспыхнуло красным в светлой голове настолько ярко, что он, кажется, проснулся, задремав над чтивом в своём кабинете. Нет, нет и нет! Аято похлопал себе по щекам и откинул голову назад, вдыхая прохладный ночной воздух как можно глубже. Тома не оставит его, не предаст, он обязательно вернётся. Такова их договорённость. Вера его была стоически крепка, однако мико в храме на горе Ёго стали видеть молодого господина, приходящего за палочкой с предсказанием, каждый день.
Подошла к концу и вторая неделя. Этим утром на острове выпал первый снег, и Аято, на радостях выкрикнувший в пустой комнате: “Тома, только взгляни!” – впервые за долгое время ощутил чистейшей силы тоску, раздирающую его изнутри и подогревающую тревожные мысли. Они несколько лет мечтали вместе посмотреть на снег, который столь редок для местного климата. Что же сейчас? Ни одного письма за всё это время. Если бы не определённые связи, он и не знал бы, доплыл ли вообще корабль из Инадзумы до берегов земли свободы. Подобно брошенному щенку Аято ходил из одной комнаты в другую, одиноко слонялся от угла к углу и охладевшим взглядом одаривал каждого, кто хоть как-то упоминал имя управляющего. “Он скоро вернётся, онии-сама”, – пообещала как-то за ужином Аяка так, будто знает больше него самого. “Скорей бы”, – коротко отозвался старший брат и, преждевременно окончив трапезу, поспешно удалился в свои покои.
“Тоска пройдёт, стоит лишь перетерпеть немного”, – был уверен Аято, вновь загрузивший себя работой до поздней ночи. Через день же он поймал себя на том, что начал письмо в комиссию Тэнрё словами “Дорогой Тома”, и с таким усердием скомкал пергамент, что умудрился порезать пальцы в нескольких местах. К концу недели скопилась небольшая стопка писем, адресованных управляющему, но, конечно же, не отправленных. Аято рассказывал о последних событиях в имении, делился соображениями, рассуждал и порой даже просил совета, а иногда на чём Инадзума стоит ругал сердечного друга, тайком шмыгая носом и только сильнее расстраиваясь из-за того, что платок подать сейчас некому. Выражать мысли на бумаге, как оказалось, более действенно и куда более приятно, нежели беседовать с доспехами в коридоре или вымещать обиду на недоумевающих, пусть и привыкших к причудам и капризам господина, партнёрах для спарринга.
***
Пришедшая пожелать добрых снов Аяка не обнаружила старшего ни в кабинете, ни в личных покоях, а потому поспешила в комнату управляющего, где и застала брата спящим прямо за письменным столом в окружении амбре из смеси лучшего сакэ, что только возможно отыскать на островах региона, и дымящегося тонкой струйкой благовония, которым иногда пахла одежда Томы. “Онии-сама, не стóит так…” – вздохнула девушка, легко коснулась поцелуем светлой макушки и с трудом сдержала слёзы, когда краем глаза заметила аккуратно выведенное “... скучаю.” в уголке бумаги под щекой брата.
Вместе с первым утренним лучом тепло накрыло поникшие плечи, знакомый запах окутал лёгким флёром и голова, нашедшая точку опоры, показалась уже не такой тяжёлой.
– Тебя не было слишком долго, – не открывая глаз, с досадой пробормотал в ставшую привычной пустоту Аято и повёл плечом, затёкшим из-за неудобной для сна позы.
“Пустота” в ответ едва слышно улыбнулась и коснулась тёплым дыханием виска, прижимая к себе крепче:
– Угу.
– Даже ответить подобающе уже не можешь, – вздохнул Аято, раздосадованный и тем, что навеянная тоской полудрёма теперь ещё и образы замутняет. – И не стыдно тебе…
– Очень стыдно, мой господин, – на удивление связно отзывалась “пустота”, и глава клана так встрепенулся, что едва не упал, на мгновение потеряв равновесие, но, оказавшись в надёжных объятиях, широко распахнутые фиалковые глаза сосредоточить попытался. – Из-за штормов у южных берегов пришлось плыть через север, но и там от порта до порта кое-как две недели добирались, а я так надеялся пораньше к вам верну-...
Договорить не получилось. Сухие после сна губы Аято припали к чужим так, будто перед ним, прошедшим бескрайние пустыни Сумеру, заветный сосуд с прохладной водой, а пальцы, только что казавшиеся непослушными, точно ему не принадлежащими вовсе, зарылись в золотистые волосы. План “хорошенько отчитать Тому по возвращении и после не меньше недели с ним не разговаривать” с треском провалился.
***
– В среду на минувшей неделе, – начал Тома, прикрывая обнажённое бедро господина одеялом и кончиками пальцев лаская его поясницу, – я видел снег. Помнишь, ещё детьми мы с тобой хотели дождаться его и…
– … пить чай, сидя на энгава в куче тёплых подушек, и смотреть, как первый снег присыпает кусты камелий? – Аято тихо рассмеялся, припоминая, что именно в названный день и замело их двор, пусть всего на несколько часов. – Камелии были явно недовольны такой наглостью стихии.
– А чай в порту ни в какое сравнение не идёт с тем, что ты завариваешь, – рассмеялся в ответ Тома.
Для счастья главы клана Камисато нужно совсем немного – всего-то персональное солнце. И кто посмеет назвать его избалованным?
