Джедай, который… Выжил?

      Этот мир не должен работать, причем и фигурально, и буквально. Иначе Квай-Гон ничего не понимал в этой жизни.       Начались подозрения случайно. В тот же вечер, после возвращения «домой».       

***

      Обратный путь на мотоцикле Хагрида был проделан молча. Лишь свет далеких городов и еще более далеких звезд давал понять, что они летят не в бескрайней пустоте. Настроение у всех было столь мрачное, что даже разговорчивый Хагрид отмалчивался, полностью сосредоточившись на дороге.       Сидевшего в люльке Люпина тяжело штормило. В темноте этого могло бы быть не видно, но периодически какой-нибудь крупный город, которых для ориентирования был вынужден держаться Хагрид, давал достаточно света, чтобы рассмотреть детали. Лицо Люпина задеревенело в какой-то тупой подозрительности, щеки и нос поднялись на дыбы и налились кровью, притом что остальное лицо имело вид мертвенно-бледный, с начавшими проступать морщинами, какие бывают обычно у людей, близких к старости. И только глаза, инстинктивно рыскавшие из стороны в сторону, выдавали в Люпине человека, в прежней мере осознающего окружающую действительность и о чем-то крайне лихорадочно думавшего. Он источал паранойю и опасность, столь явно, что у Квай-Гона не было никакого желания копаться в голове Римуса.       А еще он очень, очень задумчиво смотрел на мотоцикл.       Гарри же всю дорогу был задумчив, как ива у реки. Все его восхищение видами осталось в утре. Лишь приглушенная эйфория от полета еще напоминала, что он остался ребенком.       И только Квай-Гон, как он сам думал, был обыкновенно прозрачен.       Было уже поздно, но, когда они приехали… или прилетели… Квиррелл не спал. Компания из нетрезвого Люпина и все еще задумчивого Гарри вошла в дом, и их глазам предстала интересная картина. Квиррелл сидел – не лежал, а сидел! – с перекошенным от переживаний лицом и интенсивно стучал зубами, так, словно ему было холодно. В руках у него были свежий выпуск «Придиры», открытый на третьей странице, и мешочек с деньгами, который профессор нервно сжимал в руках. Судя по характерному хрусту, это были магловские фунты стерлингов.       На передовице было написано крупными буквами: «А ВЫЖИЛ ЛИ МАЛЬЧИК?»       – Профессор? – спросил Гарри, с опаской поглядывая на Квиррелла. Тот не отреагировал вначале, но затем обернулся, огляделся, внимательно посмотрел на все еще покачивающегося Люпина… и лишь сочувственно покачал головой. При этом стук зубов не прекращался.       – А м-м-мне только г-газета п-п-пришла, вместе с з-зарплатой, – только и смог сказать Квиринус, пытавшийся остановить свою челюсть руками, в которых все еще были зажаты журнал и мешочек с деньгами. От этого хруст бумаги стал совершенно невыносимым, и Люпин, который все еще остро реагировал на «лишние» звуки, просто вырвал журнал из рук профессора.       – Та-а-а-ак, – протянул Люпин, который, казалось, мгновенно протрезвел, стоило ему посмотреть на передовицу, – в следующий раз, когда я увижу Ксенофилиуса, напомните мне высказать ему все в лицо. Кулаками.       – А что там? – спросил Квай-Гон, «вылетевший» из Гарри и смотревший на выпуск вместе с Римусом.       – Его журнал с такими заголовками и статьями и вас бы до нервного тика довела, – прорычал Римус, бросив журнал в угол.       Журнал…       «Это «Придира»? Чей журнал?»       – Его журнал?       – Ну да.       – А у него случайно не погибла жена несколько месяцев назад? – спросил Квай-Гон, «потирая» свою призрачную бородку.       – Погибла… – ошарашенно подтвердил Люпин. – Откуда вы…       – От одного моего призрачного друга. Квиринус знает.       – А? Что? – моргнул от неожиданности Квиррелл, только-только прекративший нервно стучать зубами.       – Какого друга? – стоило Люпину услышать о каком-то еще призраке, как он тут же встал на дыбы. «Зря я это сказал,» – подумал Квай-Гон, но было уже поздно.       А, впрочем, не все ли равно? Рано или поздно пришлось бы рассказывать. Союзники у Квай-Гона далеко не глупые, а некоторые и вовсе подозрительные. Честность с ними будет лучшей тактикой… Так успокаивал себя Квай-Гон.       Потому что Люпин явно протрезвел достаточно, чтобы рассуждать, но недостаточно, чтобы не делать скоропалительных выводов.       – Того, что не дал нашему профессору попасть в лапы Темного Лорда в албанских лесах, – ответил Квай-Гон, наблюдая за реакцией.       – Так вы знаете Ревана? – удивился Квиррелл.       – Кто такой Реван? – спросил Люпин с настолько нескрываемой злостью, что Гарри, весь этот разговор слушавший молча, нервно сглотнул и предпочел отойти подальше.       – Некогда живой и крайне могущественный пользователь Силы, – пояснил Люпину Квиррелл, пристально глядя своему ассистенту прямо в глаза – несмотря на то, что он Люпина явно побаивался. – Именно он рассказал мне о ждущей Гарри опасности.       – Я бы сказал, что обеих ее сторон, по крайней мере Тьму он познал на личном примере… Так что, можно сказать, вы с ним коллеги в борьбе с Тьмой. – заметил Квай-Гон, разряжая болтовней обстановку. – И этот трюк дался ему с огромным трудом, не рассчитывайте на дальнейшее знакомство…       – Значит, Дамблдор вас из Албании не вызывал, Квиррелл? И что от меня еще скрыли? – ощетинился Люпин. Судя по всему, разрядка Квай-Гону не удалась.       – Больше ничего, – ответил Квиррелл, нервно потиравший затылок.       – Слабо верится, – ответил ему Люпин… и так внезапно надавил Силой, что Квиррелл поморщился от боли.       Это было нехорошо. Очень нехорошо.       – Я боялся об этом говорить, – ответил Люпину Квиррелл, едва, судя по всему, сдерживавшийся, чтобы не начать давить в ответ. – Вы бы могли меня неправильно понять. Особенно на моменте «какой-то призрак появляется у меня в голове, от него несет тьмой за милю, и при этом он призывает спасти невинную жизнь всемирно известного ребенка-волшебника». Как бы вы отреагировали, Римус?       Люпин посмотрел на профессора с тихой злобой. И внезапно улыбнулся, так подленько, что Квай-Гону самому стало страшно за Римуса.       – Как на бред, – понимающе покачал головой Люпин… и тут же злобно посмотрел на Квай-Гона, – но бред, который легко проверить.       

***

      Дальнейшее заняло несколько секунд. Раз – Люпин трансгрессировал. Два – тишина. Три – Люпин вернулся…       С всем немногочисленным семейством Лавгудов в полном составе. На «палочном» прицеле.       Римус застал Лавгудов за ужином. В руках у отца была латунная ложка, а у дочери на одежде виднелись крошки. Дочь и отец были в практически домашнем одеянии – на ногах тапочки и домашние штаны, при этом на Лавгуде-отце было какое-то пальтишко, все в дырах и заплатах, и нелепый колпак… А дочь вообще оказалась в хижине Люпина в пижаме.       – Быстро вы их нашли… – протянул явно удивленный Квиррелл.       – Работал в «Придире» внештатным, материал был эксклюзивный, вот и захаживал пару раз, – с плохо скрываемой иронией ответил Люпин.       – Можно сказать, я такому визиту даже не удивился, – заметил Лавгуд, настороженно поглядывая в сторону своего… пленителя.       Что-то с Лавгудом было не так. И не потому, что он жутко нервничал, оглядывался на Квиррелла и в упор не замечал Гарри и Квай-Гона       Сила в нем ощущалась странно. Эксцентрично. Но если бы это было все, то Квай-Гон был бы спокоен. Нет, было что-то еще, недостаточно понятное, чтобы это можно было просто так объяснить. Словно его что-то окутывало… Понять, что, было решительно невозможно.       Квай-Гон решил, что лучше пока продолжать наблюдение. Люди взрослые, все решат сами…       – Профессор Квиррелл, не могли бы вы попросить своего ассистента отпустить меня и мою дочь? Мы как раз прервали наш ужин, и...       – Не увиливай, Ксенофилиус! – рявкнул Люпин, да так, что Лавгуды сжались от страха. Одновременно и, подумал Квай-Гон, пугающе мило. – Не отвертишься. Сам виноват, что забыл обновить щиты от трансгрессии.       – Это я забыла ему напомнить, – подала голос девочка. – Слишком задумалась о мозгошмыгах в голове того мага из «Кабаньей головы», что подавал нам похлебку.       – Ты не виновата, Луна, просто за всей этой кутерьмой я забыл, – утешил дочку Ксенофилиус (еще одно имя, от которого Квай-Гон в прошлой жизни сломал бы язык). – О, сколько статей...       – Не отвлекайтесь от темы, Лавгуд! Мне еще учить вашу дочь, и я не хочу преподавать столь милой девочке с мыслью, что ее родитель – один сплошной кусок драконьего...       – Не будем о грустном, Римус, особенно при детях – попытался прервать поток оскорблений Квиррелл. – Меня и так чуть статья из «Придиры» не добила, пока я вас ждал. Весь день. Это просто к слову о том, почему я вам не помощник, мистер Лавгуд, хотя и прямо заинтересован в вашем подтверждении моих слов.       Ксенофилиус внезапно увидел журнал, который Люпин бросил на пол, и побледнел – как подумал Квай-Гон, от мысли о чувствах Квиррелла в момент получения новостей.       – Да, понимаю...       – Нет, не понимаете, – прервал извинения Лавгуда Квиррелл. – Но да ладно, речь не об отсутствии профессиональной этики.       – Да, верно подмечено. А теперь, Лавгуд, скажите, знакомо ли вам имя «Реван»?       Стоило лишь прозвучать этому имени, лицо Ксенофилиуса приняло выражение самого искреннего... мягко скажем, удивления. Руки его в этот момент задрожали, словно у старика, а в глазах мелькнула невероятная боль. Квай-Гона это совершенно не удивило, учитывая обстоятельства появления Ревана перед Лавгудами. Только умерла мать – и сразу вылез какой-то мутный призрак, начинающий вещать об опасности для всех магов, Силе и прочих подобных вещах.       К удивлению Квай-Гона, первой от шока отошла девочка. Точнее сказать, она в него и не впадала – лишь покачала головой, будто чему-то сокрушалась.       – Тот призрак появился и исчез, – ответила она за отца, до сих пор ловившего ртом воздух. – Практически так же быстро, как лимонный мармелад на праздничном столе у магловских детей. Только, в отличие от мармеладок, призрак достался папе, а не мне.       – Но ты запомнила его имя? – спросил Люпин у Луны, смотря на нее с легким подозрением.       – Отец рассказал. Он с ним потом несколько раз разговаривал, только не лично, а телепатически. Правда, еще в прошлом году это все закончилось...       – Была причина, – сказал вдруг Гарри, до того момента прятавшийся от всеобщего внимания. Квай-Гон понял, что, кажется, настал его выход… Ксенофилиус и Луна его заметили. И в их взгляде вместо страха на короткий миг появились восхищение вперемешку с непониманием и легким безумием.       Да, тяжело с ними. И есть сейчас, и будет позже.       – И эта причина хочет извиниться за поведение своего коллеги. По-другому он творить добро не умеет, – произнес Квай-Гон как можно мягче, наблюдая за еще более расширяющимися глазами Лавгудов.       – А я знал, знал, что именно Сила спасла мальчика! – воскликнул Лавгуд. – Вы победили смерть, а значит и убивающее заклятие смогли отразить именно вы! Это же наверняка тутаминис, собрать световой меч вы бы наверняка не успели! Реван рассказывал мне основы! И каждая речь – новое слово в магии...       Римус посмотрел на Лавгуда взглядом, не сулившим ничего хорошего.       – А можно мне этому учиться? – спросила внезапно Луна, продолжавшая смотреть на Квай-Гона, несмотря на все свое не слишком проявляющее эмоции лицо, с плохо скрываемым восхищением в глазах. И руками, тянущимися куда-то в сторону отца, словно в объятия. – Магия – это так скучно, а тут ощущаешь себя частью чего-то невероятно...       – Опасного, – сказал неожиданно Гарри, подойдя к Луне и помахав перед ее глазами рукой, словно пытаясь снять наваждение. Или... – Луна, я знаком с Силой всего неделю, и она меня только спасала. Но она опасна, очень...       Гарри продолжал водить руками перед лицом Луны, внезапно застывшим, как и ее руки... и последние застыли в сантиметрах от кармана с палочкой Ксенофилиуса. И это не нравилось Квай-Гону.       Он «нырнул» в медитацию и заметил, что Гарри применяет внушение Силы... А Луна начала ему поддаваться.       Что, учитывая ее способности к Силе, говорило об одном.       «У бедной девочки слишком высокая внушаемость».       «Скажите прямо. У бедной девочки слишком много тараканов в голове, учитель!»       «С каких пор ты столь радикально судишь о людях?»       «Это не то же самое, что с Малфоем, если Вы об этом. Он оскорбил моих друзей и спасителей, а ее я пытаюсь защитить!»       «Ты защищаешь девочку, которую знаешь пару минут?»       «Она знает о Силе! Вы сами говорили, что слишком большой азарт вреден!»       «Говорил, но это не значит, что надо применять на нее ментальное воздействие. Она должна сама осознать, ей не пять лет, а уже десять, как и тебе».       «Но учитель... Сила – это долг. Готова ли она?»       «А спрашивают ли то же самое у детей, поступающих в Хогвартс?»       «Не думаю».       «Тогда не стоит судить о ней по стандартам Ордена. Она – девочка из магической семьи, а не ребенок выросший в Ордене. И потом... Откуда ты знаешь, что она недостаточно крепка для этого?»       «Она не выглядит...»       «Ты тоже еще не выглядишь, как стойкий человек. Так из всех присутствующих в комнате выглядит только Люпин, но именно он поддался паранойе и создал опасную ситуацию. А она не нервничает, контролирует обстановку и постоянно смотрит на палочку отца в надежде ее украсть, когда Люпин расслабится».       «Откуда вы...»       «Я призрак, опытный воин и просто очень внимательный... призрак. А тебе следует поразмыслить над собственным поведением. Они должны решить вопрос сами, и, если не получится – тогда уже следует вмешаться, иначе вся их совместная деятельность и дальше будет зависеть от наших усилий».       Сам разговор, как и любое действие в медитации, занял не то же время, что и в реальности, а совершенно иное – ровно пять секунд, за которые Гарри успел застыть, прекратить воздействие, извиниться и уйти в угол, чтобы заняться медитацией. Луна успела отойти от воздействия, осознать, кажется, свою излишнюю настойчивость вместе с ненужностью палочки, а затем благополучно вернуться к уговорам об обучении... как ей казалось.       – Луна, – обратился к ней Квай-Гон шепотом, но так, чтобы все слышали, – можешь больше не пытаться украсть палочку отца, а то Гарри уже хотел тебя остановить от такой глупости с помощью воздействия Силой.       Луна посмотрела на Гарри... с благодарностью?       – Тогда могу его только поблагодарить за заботу. Многие другие люди на его месте ударили бы меня по рукам, избили, связали и бросили в темный чулан на съедение голодным крысам.       Сказано это все было столь невозмутимо, что у Гарри слегка отвисла челюсть. А лицо Ксенофилиуса, несмотря на сильное ментальное давление Люпина, засветилось неожиданной гордостью.       – В моем чулане нет крыс, – чересчур жестко ответил ей Люпин, уже и не знавший, чего ожидать от невинного создания, – и он не предназначен для хранения в нем людей.       – В таком случае, вы, мистер Люпин, плохо подготовились к похищению, – невозмутимо заявила девочка, глядя ему прямо в глаза. – Хотя, признаюсь честно, выбор домика и занятия на вечер намекает на обратное.       Настала очередь челюсти Люпина зарываться в землю, но он оставался невозмутим. Как истинный джедай-дипломат, Римус без всяких эмоций посмотрел на девочку. Так, что ей моментально стало стыдно.       – Извините, профессор! – пискнула она и мигом стушевалась… чем вызвала явное смятение у Люпина… и моментальное, едва заметное движение руки Квиррелла к карману своего пиджака, сопровождавшееся легким подмигиванием в адрес девочки.       – Я не профессор, Луна, да и ты не пока не ученица, – принялся успокаивать ее Римус, все еще напряженным от злобы голосом. – И еще год ей не будешь. А здесь мы лишь из-за твоего отца, которого я был обязан проверить на связь с Реваном. Чтобы знать, что никто из присутствующих в комнате не врет, и Реван – это не темный маг, собирающийся покорить мир.       – Я повторяю, Римус, – сказал, неожиданно, Квиррелл, так серьезно, как только мог, – что ваша паранойя заходит дальше необходимого. Реван спас меня, дал основы понимания Силы Ксенофилиусу и помог Квай-Гону с жизнью после смерти. Я думаю, что поступки весьма говорящие, и вам следует их отпустить.       – Если я что-то в этой жизни понял, так это то, что даже проверенные люди могут оказаться предателями! – резко ответил Квирреллу повернувшийся в его сторону Люпин, все еще наставлявший на Лавгуда палочку… И не собиравшийся прекращать.       Однако скептический взгляд Квиррелла явно намекал на необходимость объясненений.       Равно как и палочка, которую он держал в руках. И явно направлял на Люпина, прямо в покрытый злобными морщинами лоб. Руки Квиррелла дрожали, как осиновый лист, и его лицо выдавало чертовски сильное волнение… на грани нервного срыва… Однако Квай-Гон был абсолютно уверен, что в случае чего палочка не дрогнет.       Будь Квай-Гон живым и материальным, он бы встал между ними. Или оттащил всех за уши по углам. Но сейчас, в момент кризиса, он был вынужден присоединиться к требованиям Квиррелла.       – Проясните свой взгляд на ситуацию. По-хорошему.       Люпин чертыхнулся, видимо, из-за того, что проморгал опасность, но делать уже было нечего.       – Хотите объяснений? Будут! Как так вышло, что первый же выход Гарри на публику привел к нападению на него прямо во время активного патрулирования Косой аллеи Авроратом? Потому что Гарри, как и в прошлый раз, нужен был живым! Но почему было использовано заклятие мгновенной смерти, если все знают, что его отразить нельзя? Значит, кто-то определенно знал, что есть тот, кто отразит заклятие, считающееся неотразимым! И я ставлю свою оборотневую шкуру, что узнать о Силе прямо сейчас этот нападавший мог только от Лавгуда!       – Но я был нем, как рыба! – возмутился Лавгуд. Зря.       – Это твои слова, а факты говорят обратное! – рявкнул в ответ Люпин, тряхнув Ксенофилиуса за воротник. – Твоя болтливость известна каждому, кто хоть немного с тобой знаком!       – Римус, а тебе не кажется, что утверждение о необходимости взять Гарри живым все равно не укладывается в использование непростительных заклятий? – заметил Квиррелл с заметной долей скепсиса в голосе. – Почему они все равно стреляли ими в Гарри, даже если, допустим, знали, что есть тот, кто может его защитить? Это же все равно его бы убило...       – Не знаю, с чего этот кто-то решил! Может, он подумал, что Гарри не умрет от непростительного заклятья, как и в прошлый раз, решил, что это заклятье его всего лишь оглушит...       – А с чего они тогда вообще использовали Аваду, если предположить их предположение о неуязвимости Гарри к Аваде?       – Аргх, слишком много предположений, но я нутром чую, что он к этому причастен! Если есть хоть малейшая угроза Гарри, я буду действовать немедленно и жестко, чего бы не стоило устранение опасности! Одного Поттера я так уже потерял!       «Ах, так все из-за Гарри и его отца… То-то на мальчике от волнения и испуга можно продукты замораживать, настолько он холодный…» – подумал Квай-Гон, пристально глядя на напряженного Римуса.       Как он вообще мог дойти до таких рассуждений и остаться еще в здравом уме? И ведь он сначала вытянул всю нужную информацию из Лавгуда – и про Силу, и про блокирование убивающего заклятия – и потом только сложил все в единую, пусть и в корне неверную картину!       «Интересно, а их суд столь же скор на суждения, или они все же владеют основами делопроизводства?» – подумал Квай-Гон – и тут же решил, что пока не хочет проверять.       «Учитель!» – раздалось внезапно в голове у Квай-Гона со стороны медитирующего Гарри. – «Если так все продолжится, они друг друга переубивают! Я такое в криминальных фильмах видел, которые Дадли смотрел…»       Ситуация действительно сложилась опасная. Только высокие моральные принципы, стремление рассуждать объективно (а иначе зачем он Лавгудов сюда притащил?) и тот факт, что Сила без активного воздействия со стороны форсюзера влияла на Люпина лишь через палочку, удерживали оборотня от падения. А падение в текущей ситуации означало бы только одно – смерть Ксенофилиуса. Как минимум. А затем и самого Люпина, уже от палочки Квиррелла… А ведь без действий Квиринуса было бы проще. Что же они себя не берегут?       Надежды на самостоятельное разрешение ситуации не осталось. Надо было что-то срочно делать.       Джедай еще при жизни был большим мастером ментального воздействия, на одном уровне с гранд-магистром Йодой. Если уж Джинну удавалось воздействовать на хаттов, то с человеком, даже если он болен ликантропией, по определению склоняющей человека ко Тьме, проблем быть не должно.       Но давить на человека, который тебя спас… Который, можно сказать, уже доверился тебе…       Квай-Гон не верил, что Реван во всей этой истории не при чем. Но он знал, к чему точно причастен Реван – к помещению Квай-Гона в Гарри и к будущему возвращению в родную галактику.       Еще один урок смирения. Еще одна ложь во имя правды.       Квай-Гон начал давить на Люпина Силой. Пусть и из благих соображений. «Иногда добро должно быть не только с кулаками, но и с хитринкой,» – успокаивал себя Джинн, пока проникал в покрытый ранами Тьмы разум Люпина…       – Реван как раз-таки не рекомендовал пока что связываться с Лавгудом и посоветовал тому принять меры предосторожности во избежание утечки. А вы, вместо того, чтобы меня послушать, взяли и пригласили еще одного человека «в клуб», – укоризненно сказал Квай-Гон, аккуратно надавив Силой на чувство вины. То самое, что и питало паранойю Римуса.       – Я… – Люпин замялся, стушевался и вообще как-то потускнел. Сила явно воздействовала на него успокаивающе – он не собирался опускать палочку, но поза его стала куда менее уверенной. – Простите. Просто... За столько лет я разучился кому-либо доверять. И в итоге, парадоксальным образом, только еще сильнее расширил круг тех, кому доверил столь большую, как вы, тайну, – руки Люпина начали нервно подрагивать…       И тут, когда бушевавшая весь вечер в Люпине Сила начала успокаиваться, Квай-Гон обратил внимание на одежду Лавгуда. Джинн понял, что вызвало у него в самом начале беспокойство. Пальто Ксенофилиуса ощущалось как магический артефакт защитного толка, но это все равно не мешало Люпину держать Лавгуда чуть ли не в зубах.       И от этого артефакта буквально разило Силой. Хорошо скрытой, но крайне могущественной. И это явно было не творение местных ремесленников – нигде не было характерных проводников Силы, как в палочках, да и само пальто было зачаровано слишком равномерно, так, словно на него не накладывали заклинание… а напитывали его Силой.       При мысли о том, что этот человек стал первым, кто знает о Силе в этом мире и, даже больше, начал использовать ее, Квай-Гону стало нехорошо.       А так ли уж неправ Люпин в своих подозрениях?       – Надеюсь, вам хватило ума не писать в газете о том что вы узнали… – прошипел Люпин Лавгуду – кажется, он начал подсознательно сопротивляться воздействию.       – Я сейчас оскорблен! Естественно, я не смел рассказывать об этом никому, кроме дочери! – ответил чересчур дерзко для человека на прицеле Лавгуд, нервно дергая швы на пальто… Швы… Очень хрупкие, неаккуратные швы…       – А мне и рассказывать некому... – тихо сказала Луна. Судя по отзвуку в Силе, Гарри посмотрел на нее с пониманием и сочувствием.       – Маги не готовы к этому, и я это знаю лучше всех вас! – продолжал оправдываться Лавгуд под суровым взглядом Люпина… или же просто заговаривать зубы, понимая, что делает Квай-Гон? – Если они не верят в существование мозгошмыгов, то как они поверят в Силу? Это же понимание магии в корне иное и намного более верное!       Люпин едва заметно зарычал. Квай-Гон внезапно начал чувствовать, что его воздействие идет… куда-то не туда. Это было не то же самое, что с тем тойдорианцем, чьи мозги принципиально не подвержены обману разума, или с хаттами, чей разум сопротивлялся в силу своей природной высокоорганизованности. Ощущалось это так, будто воздействие шло на какой-то другой аспект личности Люпина, скрытый где-то…       Неужели оборотни имеют уровень сопротивления к ментальным воздействиям? Неужели Квай-Гон сейчас воздействовал на внутреннего оборотня?       Как тогда бороться? Удивить?       Да, частично это сработало у Луны. Квай-Гон мысленно отругал себя за упущенный шанс, однако, видя Силу Лавгудов и пальто…       Пока он мог только продолжать и ждать еще одного шанса.       – Ну вот, – тяжело вздохнул Люпин, снова начавший злиться, – люди ему о важных вещах говорят, а он охотится... на мозгошмыгов.       – Мозгошмыги существуют! – воскликнул внезапно Квиррелл. – Они мозги воруют! Но только у магов. С чего бы это… – и уничтожительно посмотрел на сохраняющего невозмутимое недовольство Люпина.       – Не время для риторических вопросов, профессор, – заметил Квай-Гон.       – А что такое риторический вопрос? – спросила Луна, глядя на призрака так, словно он был самым обычным взрослым.       – Не требующий ответа, – ответил за джедая Люпин, – и в данном случае потому, что мое непосредственное начальство к этим магам относится, не хочу никого оскорблять, – а судя по кипящей в глазах ярости, он очень хотел бы кого-то оскорбить.       – Но ведь в конечном счете все подтвердилось, Римус, – продолжил ментальным воздействием успокаивать Люпина Квай-Гон, – и потом, разве ты сам не ведешь себя неразумно, продолжая держать Ксенофилиуса за его несчастное пальто? Оно же так треснет, – заметил джедай и подмигнул Лавгуду – Квай-Гон-то уже понял, что не так с этим пальто. Лавгуд намек понял... и незаметно для Люпина принялся делать пассы руками.       – Лучше вести себя неразумно, чем глупо, и глупостью было бы отпустить его, чтобы он прямо сейчас трансгрессировал, – ответил Квай-Гону Люпин с интонацией, в которой угадывалось разочарование в джедае.       – Это все правильно, но есть одна проблема... – протянул Квай-Гон.       Протянул потому, что часть пальто Лавгуда... отцепилась и повисла в руке Люпина. Буквально. Ксенофилиус осел на пол. Римус уронил на этот пол свою челюсть.       Квай-Гон резко усилил нажим Силы. Римус, все еще смятенный, стоя с куском пальто в руке, покачнулся и начал резко моргать, так, словно только что проснулся.       Возможно, в каком-то смысле так оно и было.       – Это специальное разборное пальто, – пояснил Лавгуд совершенно спокойным голосом, как ни в чем не бывало вставая с пола. – Помогает отцепиться от цепных псов моих конкурентов, оставляя их с куском пальто вместо всего меня. Мне его жена сделала. Я потом доработал, по инструкциям Ревана… Равномерно распределил защитные чары…       – А продемонстрировали нам этот трюк потому, что никто не собирался бежать, – пояснил Квай-Гон.       – Естественно! Я так долго ждал встречи с другим адептом Силы, что уже отчаялся! Пару десятков раз. А теперь я вдруг узнаю, что Силу изучает не только Мальчик-который-выжил, но и целая команда специалистов, преподавателей Хогвартса!       Резкое удивление прорвало все естественные барьеры, и оба аспекта Люпина окончательно поддались. Вся ярость и паранойя Римуса улетучились моментально. Ему едва хватило сил, чтобы найти стул и сесть на него, обхватив голову руками…       Раздался тяжелый вздох и нервные всхлипы.       – Я чуть… человека не убил… при детях… – Люпин, кажется, едва держался, чтобы не заплакать.       – Все хорошо, мистер Люпин, главное, что все обошлось, – сказал Квай-Гон, направляя на Римуса волны успокоения, – не вините себя…       – Почему? – спросил Люпин, подняв голову и вопросительно глядя на призрака.       – У вас другая работа. Вы не правоохранитель, вы преподаватель. И вы преподали важный урок… всем нам. О вреде излишней подозрительности.       «Оправданной, но все равно излишней,» – раздалась внезапно в голове Квай-Гона мысль Гарри. – «Я же знаю, что в его словах был смысл, но вы пока не говорите мне, какой».       И к гордости за улаженный конфликт добавился стыд. Отброшенный, но все же оправданный.       

***

      Мастер иллюзий, магистр Йараэль Пуф, когда-то демонстрировавший Квай-Гону основы обмана разума, после всего увиденного в этом мире наверняка бы спросил, не кажется ли Квай-Гону все это. Квай-Гон бы ему не ответил, потому что уже сам не был ни в чем уверен – ни в местных проявлениях Силы, ни в местных ее адептах.       После столь тяжелого вечера все, на что хватило Люпина, это лечь на пол, свернуться калачиком и заснуть. Квай-Гон, воспользовавшись уроками мастера, мысленно послал в разум Римуса успокаивающие картины… Стирать воспоминания о произошедшем он не решился. Это было и вправду хорошим уроком.       Квиррелл спал на полу. Сказал, что диван ему вконец надоел, и что пусть на нем спит Луна. Ему было неудобно, но сон его был чист – кажется, он успел отволноваться.       Гарри и Луна спали на диване, на разных его сторонах. Лавгуд и не подумал в такой поздний час куда-либо трансгрессировать, а просить более мастеровитого Люпина он, кажется, посчитал неловким, потому Луна осталась в хижине, и теперь тихонько посапывала себе под нос что-то о чудесном пении фвуперов. Гарри же просто спал, разве что интуитивно погрузился в подобие медитации – судя по доходящим до Квай-Гона кусочкам сна, Поттеру снился полет на черном драконе со странными отростками на голове и наполовину красным хвостом.       Во всей хижине бодрствовали только Ксенофилиус – потому что, казалось, был слишком возбужден, чтобы ощущать необходимость во сне – и Квай-Гон – потому что сон ему не был нужен вообще.       И сейчас Квай-Гон говорил с самым заинтересованным в Силе человеке во вселенной, начиная понимать, что Гарри имел в виду под «излишним энтузиазмом».       – ...вы же почувствовали это, мастер? Его уверенность треснула во время выходки Луны! – продолжил восторженным шепотом свой сеанс восхищения Лавгуд       – Да, теперь я понимаю, почему вы улыбнулись, Ксенофилиус, – со стороны слова Квай-Гона, наверное, могли показаться слегка снисходительными, но Лавгуду было все равно, да и не было это правдой. Квай-Гон действительно понимал и был заинтересован.       – Я ведь специально не брал палочку в руки, чтобы тренировать Силу… Мне было видение о чем-то подобном, – в этот момент Квай-Гон заметил, как в глазах Лавгуда мелькнул блеск крайней восторженности, и джедай чуть ли не инстинктивно вздрогнул, потянувшись к мечу, чтобы приготовиться защищаться от чересчур быстро обучающегося фанатика.       Квай-Гон быстро опомнился, осознав, что это не та галактика, не тот случай, да и меча у него нет. Джедай начал понимать Люпина – казалось, что Лавгуд одним своим видом провоцирует у разумных людей паранойю.       На счастье, Лавгуд снова не обратил на это внимания и продолжил рассказывать.       – ...потому я нервничал, но не был откровенно напуган. Иначе бы воспользовался разборным пальто.       – Впечатляющий прогресс. Видения у начинающего форсюзера…       – Время в медитации течет иначе, и Реван успел рассказать мне столь многое… Но недостаточно, чтобы самому кого-то учить. Дочь попросила быть осторожным. Вот и боялся наделать ошибок. Очень многое я постиг сам, но теперь боюсь, что допущу «ошибку Малфоя».       Удивило Квай-Гона даже не проявленное Лавгудом, пусть и по подсказке дочери, благоразумие. Выражение «ошибка Малфоя» было будто намеренно взято в кавычки, и вот уж кого, а представителей этого рода он не ожидал сегодня встретить. И, по правде говоря, не очень-то и хотел.       – Это что за ошибка такая?       – Она названа в честь его отца. Люциус учился на пару курсов старше, но гриффиндорцы злорадно рассказывали, как он пытался убедить Минерву Макгонагалл в своих исключительных способностях к трансфигурации, потому что «его отец учил, как правильно»... Скажем так, все, что он пытался превратить, становилось вазой. Фарфоровой вазой с причудливым рисунком, вызывавшей у Люциуса, по словам его однокурсников, смесь восхищения и отчаяния. Сова, крыса, ручка, чайник. Другой ученик. Все. Мадам Макгонагалл отняла у факультета Слизерин сто баллов с формулировкой «за излишнее доверие ложным авторитетам», и теперь безосновательная уверенность в собственной компетентности называется в честь гордого семейства Малфоев. Эта ошибка, конечно, не относится к таким банальным вещам, как мозгошмыги и нарглы, но Сила… Гарри правильно сказал Луне – она опасна. Я не хочу рисковать, как… как…       – Я знаю. Реван говорил.       – Да. Спасибо за понимание… Так вот…       И весь дальнейший разговор Квай-Гона не покидала мысль, что поведение Люциуса не слишком изменилось за столько лет… И не слишком отличается от того, что выкинул Люпин.       Правда, Сила и предыдущий опыт общения подсказывали, что для Люпина такое поведение нетипично. Он не был самодовольным и самоуверенным. Скорее наоборот – объективным, пусть и скептично настроенным. И это было еще более подозрительно, чем поведение Лавгуда.       На следующее утро, когда все проснулись достаточно, чтобы серьезно поговорить, началось обсуждение планов. Квай-Гон опасался, что Лавгуд из-за выходки Люпина не решится идти на контакт, но опасение сошло на нет в ходе дальнейшего разговора.       – Я думаю, что дочери вашей после столь… экспрессивного заголовка лучше побыть у нас. Недельку-другую. На всякий случай. А то вдруг нагрянут Авроры и решат проверить, что вам известно о нападении, а дочь используют как инструмент давления, – чуть ли не сразу после пробуждения заметил Квиррелл.       – Я думаю, что Луна будет этому только рада, – ответил ему Лавгуд, все еще смотревший с подозрением на Люпина, но при виде Квай-Гона успокаивавшийся.       – Тут красиво... – вставила Луна, слегка позевывая и легонько глядя на улицу через приоткрытую дверь. – И никакого ураганного ветра. Только приятный летний ветерок. И лес, живой и здоровый.       – Не говоря уже о компетентных, здоровых во всех смыслах защитниках.       – Папа, не все из них живые. И здоровые.       – Да, точно…       – Я думаю, что лучше, если вы оба побудете здесь. Во избежание охоты со стороны всяких цепных псов.       – Такими темпами мой дом из моей крепости превратится в мою гостиницу...       – Только вот гостеприимство, мой дорогой ассистент, подкачало.       – Не обвиняйте его, профессор Квиррелл. По правде сказать, такая статья должна была незаметно привлечь внимание, а не вызвать столь острую реакцию, но тут я сам виноват… Дочка отговаривала, а я ее не послушал… Кроме того, когда ко мне явился Реван, я и сам чуть не пал. По примерно той же причине – паранойя разыгралась.       Квай-Гон с удивлением посмотрел на Лавгуда. Не потому, что не ожидал чего-то такого, а потому, что паранойя самого Квай-Гона, оказывается, имела основания… и потому, что этот человек не пал.       – Я знал многих, в том числе и... своего первого ученика, кто в ваших обстоятельствах превратился в чудовище. Почему же вы не пали во Тьму, Ксенофилиус?       – Благодаря Луне. Я ведь был близок... Но стоило ей спросить «Почему твои глаза покраснели, папа?»... И я тут же... Ох, ну вы понимаете.       – А вы говорили, что в Ордене учат, будто привязанности ведут во Тьму, – недоуменно протянул Квиррелл, с вопросом глядя на Квай-Гона. Призрак уже собирался ответить, но…       – Но если основа Света в сохранении порядка, а порядок – это связи, как адепт Света может быть против них? – задала вопрос Луна. Вполне, что характерно, логичный.       – Верно, хотя и отчасти. А вы, Квиррелл, сейчас допускаете ту же ошибку, что и члены Совета Ордена... Дело не в самом наличии связей. Лишь ситхи все возводят в абсолют, лишь Тьма доводит связи или их отсутствие до крайностей. Собственническая любовь столь же опасна, как и отсутствие любых привязанностей. Живая Сила порождает привязанность и любовь, и в них нет ничего плохого. Во Тьму ведут не чувства, а панический страх их окончания. Джедая отличает умение создавать прочные связи между разумными – и отпускать, когда этого требует жизнь и долг. В абсолют уходят ситхи, либо становясь психопатами, либо обретая гиперфиксацию.       – Значит ли это, что Тьма равна безумию? – внезапно спросил Лавгуд, подозрительно глядя на Квай-Гона, так, будто призрак его в чем-то заранее обвиняет.       – Отнюдь. Многие выбрали Тьму сознательно и в здравом рассудке. Но со временем она действительно приводит к безумию. Рано или поздно. Или разумный выбирается из нее к Свету... Как Реван. А Свет – это нормальное состояние любого человека. Не потому что Свет добр, а потому что он созидателен, а значит содержит в себе саму Жизнь, вместе с Порядком. Тьма тоже ей подпитывается, но именно подпитывается. Как паразит. А Свет находится с Жизнью в гармонии и взаимозвязи. Так если Жизнь и поддерживает связи, и поддерживает Свет, то как Свет может отрицать связи?       Все вокруг Квай-Гона молчали.       – А вы каждый разговор за столом превращаете в лекцию?.. – нарушила тишину Луна под осторожные покашливания взрослых. – Впрочем, кажется, я поняла.       – И что же?       – Вы ведь не были членом этого… Совета?       – Да, ты все правильно поняла.       – Это не все. Я поняла, почему вы им не стали.       – Ха, мой последний ученик вечно твердил, что только мои споры с Советом тому причина.       – Все намного проще, мастер. Надо иметь гибкий ум, чтобы вас хотя бы немного понимать.       Коллективный смех дал понять Квай-Гону, что девочка в чем-то права…       Внезапное осознание того факта, что дочь соображала – не рассуждала, не мыслила, а соображала – явно лучше, быстрее вполне взрослого и относительно здравомыслящего отца, ввело Квай-Гона в легкий ступор.       Это было не одномоментное ощущение. Оно накапливалось со временем. Вот девочка незаметно для Люпина тянется за палочкой отца, когда сам отец пребывает в подобии паники. Вот она заставляет Римуса отвлечься, чтобы Квиррелл достал уже свою палочку. Вот проявляет меньший фанатизм в вопросе Силы. В конце концов, если бы отец ее послушал в вопросе заголовка статьи, всей ситуации с паранойей Римуса можно было бы избежать!       И то, что она ребенок, не отменяет факта большей приспособленности к окружающему миру.       Когда Лавгуды ненадолго удалились к реке перед завтраком (а Люпину стоило большого труда преодолеть свою паранойю и отпустить их туда одних), Квай-Гон выдал свои соображения коллегам.       На что получил лишь бурю сочувственного хохота.       – Причина проста, мастер, – ответил Квиррелл, утирая слезы, проступившие от смеха, – Ксенофилиус – чистокровный волшебник, а его покойная жена – маглорожденная с очень символичным именем «Пандора».       – Так что у девочки был не только довольно экспрессивный отец, но и несколько менее экспрессивная, куда более образованная мать, – пояснил Люпин, куда-то собиравшийся с деньгами Квиррелла. – Как минимум потому, что, несмотря на образование в Хогвартсе, Пандора получила высшее физико-математическое образование. В мире маглов. И тоже с отличием, кстати.       – Она была довольно известным разработчиком заклинаний, – продолжил Квиррелл, – и мыслила она как магл-ученый, а не как типичный чистокровный волшебник. Поверьте, воспитывай Ксенофилиус Луну самостоятельно еще пару лет, и ее светлая голова оказалась бы в куда более… необычном состоянии, чем сейчас.       Всему этому диалогу Квай-Гон сначала не придал значения, списав бы все на особенности семейства Лавгуд… Если бы Гарри, все утро тихо сидевший в уголке и наблюдавший за происходящим, не спросил:       «Не как типичный чистокровный волшебник?»       Квай-Гон сначала не понял смысла. Но постепенно до него начало доходить.       Окончательно это произошло за скромным, но приятным завтраком, состоявшим из свежевыловленной рыбы и купленных Люпином в соседнем магловском городе на деньги Квиррелла макарон – не зря, оказалось, Квиринус попросил выплатить ему зарплату в магловских фунтах.       Когда Гарри, уплетая за обе щеки рыбу, рассказывал о произошедшем вчера на Косой аллее Квиринусу и подошел к моменту с Малфоями... профессор сначала не поверил. Потом переспросил, точно ли маленький Малфой говорил то, что говорил. Затем начал заикаться. Спросил еще раз, не ослышался ли Гарри. Люпин подтвердил сказанное. Квиррелл попросил подтвердить того, кто физически не мог ослышаться. Квай-Гон подтвердил снова. И только затем Квиррелл с таким выражением лица, будто не знал, радоваться ему или огорчаться, прояснил ситуацию.       Оказалось все просто. И в то же время страшно. По словам Квиррелла, он достаточно знал о среде, в которой росли дети «чистокровных», из достоверных источников в лице многочисленных слизеринских учеников, слишком много болтающих на его уроках (отделенные от нормального образования и не слишком умеющие соображать дети просто не могли подумать, что немного нервный, постоянно заикающийся профессор магловедения, да еще и полукровка, может их подслушивать). И выходило так, что все то время, пока основная масса волшебного мира считала Гарри тем, кто Волдеморта победил, бывшие пожиратели смерти, в числе которых были и аристократы, и маргинальные элементы, и прочие нехорошие личности... считали точно так же. Но только они видели в этом факте не победу добра над злом, а поражение одного могущественного темного мага от другого (и, учитывая сидящую в Гарри Тьму, небезосновательно), куда более сильного и в перспективе, при должном обучении, способного победить в грядущем реванше и покорить маглов.       Гарри от подобного заявления чуть не подавился рыбой.       Этим простым фактом, этим мнением, которого придерживался в том числе и старший Малфой (при упоминании оного Лавгуд недобро усмехнулся – кажется, Квай-Гон понял, кто чаще всего присылал к Ксенофилиусу «псов»), можно было объяснить, по мысли Квай-Гона, очень многие ранее неясные шаги. Например, Дамблдор наверняка знал, что не сможет посадить всех Пожирателей – особенно после того, как пост главы Отдела магического правопорядка покинул самый активный сторонник репрессий против бывших Пожирателей, Барти Крауч-старший (видимо, из-за того, на чьей стороне оказался сын). А поскольку среди сторонников Волдеморта были и влиятельные аристократы, прикрыться положением, влиянием и связями могли многие. И их влияние на Гарри было бы неизбежно, останься мальчик в магическом мире...       Теперь же, когда маски сброшены, а Поттера окружают полукровки да оборотни, все иллюзии, временно защищавшие Гарри от активного воздействия со стороны чистокровных, разрушились. И отныне юные аристократики не будут пытаться с ним подружиться – они станут его ненавидеть.       И именно в момент размышления над этим неприятным обстоятельством Квай-Гона зацепило, наконец, одно слово.       Аристократы.       О том, насколько аристократы могут быть богаты, Квай-Гон знал не понаслышке. Буквально из первых уст, от своего учителя. Мастер-джедай – джедай ли еще? – Дуку попал в Орден достаточно поздно, чтобы помнить о своем графском происхождении, гордиться им... и, естественно, знать об источниках богатства аристократии.       Хотя, конечно, аристократы далекой уже галактики не могут называться именно так в полной мере. Как минимум потому, что в большинстве своем давно не являются аристократами в исконном смысле – то бишь не являются феодалами. Они поголовно бизнесмены, хотя и со своими особенностями правового положения. Многие их привилегии – лишь компенсация за то, что они относительно мирно, без крови передали власть в руки различного рода богачей. Или не передали – но создали для богачей такие условия, что никто из них не стал бы в жизни возмущаться. Или не передали, а просто сами стали богачами и установили монополию на собственной планете, прикрываясь древними законами и традициями. Графы Серенно, к примеру, по словам Дуку и по опыту пребывания Квай-Гона в данном регионе галактики, представляли из себя третий вариант, с тем важным уточнением, что Серенно была для них местом обитания, а бизнес свой они делали на других планетах – к примеру, ближайших промышленно развитых экуменополисах, вроде Акзиллы и Ботаджефа.       Уже после завтрака, во время медитации, Квай-Гон решил уточнить момент с поведением местной аристократии в плане распоряжения финансами и, за неимением контактов среди них, спросил совета у Люпина, Лавгуда и Квиррелла. Первый сказал лишь два слова: «лицемерные недоумки». Второй, хоть и был, по собственным словам, чистокровным, пусть и «предателем крови», нисколько не обиделся и лишь подтвердил слова Люпина, дополнив репликой в духе «чересчур агрессивны, чтобы думать» – и гаденько посмотрел на Люпина. Но вот Квиррелл на просьбу Квай-Гона ответил необычно – попросил Люпина купить в ближайшем магловском городе пару книг, написав их названия на записке. Чтобы, как выяснилось, не шокировать Квай-Гона. Потому что через полчаса они уже были в хижине… и их названия действительно удивили Квай-Гона. Это были две приличного объема монографии – «Цивилизация Средневекового Запада» за авторством Жака Ле Гоффа и «Феодальное общество» Марка Блока. Квиррелл объяснил свой выбор очень просто:       – Маги, мастер, сами про себя не пишут, а из опыта сравнения мышления именно средневековый образ мысли кажется мне самым близким для чистокровных и постоянно проживающих в магическом мире магов. Сила авторитета, чуть ли не до убежденности в чудотворных свойствах сильных магов, этика гордости и славы у чистокровных, специфическое отношение к смерти, заметное во взаимодействии с призраками, и тому подобное. А маглорожденные и полукровки… Что же, они мыслят как обычные люди.       И этого Квай-Гон поначалу не мог понять. Магловские аристократы в той же Великобритании отличались от привычных ему аристократов родной галактики не слишком сильно, хотя и жили по большей части за счет ренты. Чего нельзя было сказать об аристократах магического мира.       Из опыта пребывания на тех несчастных планетах Внешнего кольца, где правила потомственная аристократия традиционного толка, вроде злосчастного Телоса IV, родины Ксанатоса, Квай-Гон знал, что в таких довольно примитивных мирах основой богатства аристократов является чуть ли не рабская эксплуатация собственного населения. Во всяком случае, получение ренты составляет основу, от которой уже получается первоначальный капитал для вложения в промышленность, нередко основанную на том же труде зависимого населения.       Кого же грабили местные аристократы, Квай-Гон понять был решительно не способен. Домашних эльфов, которые по одному на семью? Это же даже не смешно. Квай-Гон уже знал об особняках, дворцах, поместьях и прочем, но даже эльфийская магия, насколько бы она не была по словам Квиррелла сильна, не способна создавать все из ничего. Можно создать идеальные условия для растения, но не само растение. Можно вытесать идеальный камень, наложить на него сотни укрепляющих заклятий – но этот камень должен кто-то достать из земли… Эксплуатировать других магов? Возможно, но их же так мало, что достаточного разделения труда просто не получится. Многие ингредиенты и артефакты столь редки и дороги, что такие цены сами по себе предполагают наличие массового денежного обращения, не говоря уже о том, что зарабатывать много денег на, по сути, магическом ремесле, чем хвастают даже всякие чистокровные рода, попросту невозможно.       И в тот момент, когда Квай-Гон подумал о магическом ремесле, его осенило. Аристократ, который что-то создает руками? Да ни в жизни!       Ответ был на поверхности. Раньше маги эксплуатировали не друг друга, а маглов. И продолжают это делать до сих пор, просто иными методами.       Именно это объясняет и законы о запрете контакта с маглами, и столь активное стремление «чистокровных» захватить мир маглов.       Квай-Гон уже узнал от Квиррелла о таком явлении, как «охота на ведьм». Оно охватило всю Европу, в основном северную и центральную, в XVI-XVII веках, и то, что столь масштабное событие с сотнями тысяч жертв совпадает со становлением в Европе, как раз в упомянутых ее частях, капитализма, религиозными войнами, колониальной экспансией и, наконец, введением того самого статута о секретности, ознаменовавшего создание полноценной параллельной реальности... Это не могло быть совпадением. Видимо, маглам хватало и своих эксплуататоров, а те и рады были устранить столь опасных конкурентов, спихнув на них часть собственных грехов.       А теперь чистокровные маги хотят вернуть свое. Потому что и дальше грабить маглов, просто завлекая все новых и новых маглорожденных с их деньгами в магический мир, уже не получается – а грабеж очевиден, если цена на отличную палочку, не самую дорогую из приобретаемых вещей, начинается от 7 галлеонов (треть средней магловской зарплаты, в переводе на фунты), а обучение в Хогвартсе, хоть и бесплатно само по себе, требует каких-то невероятных денег на покупку всего необходимого, чуть ли не четверть средней годовой зарплаты магла. Именно полукровки, очевидно, и спонсируют чистокровных, тех самых, что или производят магические артефакты и эликсиры, или когда-то вложились в их производство, или живут за счет налогов, работая в министерстве… Ведь «новички» не все как Гарри, и покупают все за галлеоны, но изначально несут в магический мир валюту мира маглов.       Вернее, грабить у «чистокровных» получается, но им уже не хватает. Они попросту растеряли все прежнее положение, богатство и постоянные источники дохода. Семейство Поттеров считается сказочно богатым, входя в первую пятерку среди всех семейств по накоплениям, но личное состояние Гарри, как узнал Квай-Гон от Люпина, оценивается в 100 тысяч золотых галлеонов, или примерно полтора миллиона фунтов стерлингов – о, какое же счастье для Квай-Гона, что на Земле тоже считают по десяткам. Полтора миллиона – это много, очень много, даже по меркам магловского мира, но по его же меркам это отнюдь не сказочное богатство. Состояние, не больше. Учитывая разгоняющуюся инфляцию, стремительный рост числа миллиардеров и предстоящее ограбление второго по мощи экономического блока на планете, скоро этот миллион буквально растает на глазах, как лепреконское золото.       Но такие амбиции «чистокровных»… Квай-Гон не видел, чем бы они были подкреплены. Он не видел производства.       Кто производит еду? Кто производит ткань? Кто добывает строительный камень и руду? Какова вообще производственная структура?       Почему мир магов, имея магию, до сих пор паразитирует на мире маглов?       «Общество может существовать без науки, без искусства, без Силы, в конце концов, но оно принципиально не может существовать без еды, воды, одежды, тепла... И вот вопрос – кто это все для магов производит?»       И ни Люпин, ни Квиррелл, ни даже Лавгуд, который, будучи журналистом и издателем, имел много связей в магическом мире, не могли дать Квай-Гону полный ответ на этот весьма простой вопрос. Данных по денежному обращению магического мира, чтобы подтвердить или опровергнуть догадку Квай-Гона, у них не было, равно как и статистики об уровне производства, инфляции и прочих совершенно неотъемлемых для достаточно развитого общества вещей. Зачем все это, если есть магия? Она куда интереснее.       Квай-Гон сделал простой, но пугающий вывод, озвученный им за обедом из тыквенного пирога и сливочного пива. При детях, для большего эффекта.       – Господа, статут о секретности губит магов. Ваши «чистокровные» маги – варвары на уровне средневековых феодалов, разве что без права первой ночи. Они ведут магов к тупику, к изоляции. И в итоге ваш мир слишком пытается походить на обычный. Но получается какая-то неловкая, словно извиняющаяся перед гостями за весь этот бардак пародия, которая не работает и должна скоро умереть. Или превратить окружающий его мир маглов в такой же примитивный средневековый мирок.       «И лучше, если это произойдет без гибели населяющих его магов. Эти маглы могут и победить, уже окончательно,» – подумал уже про себя Квай-Гон, постоянно напоминая себе, что здесь он лишь ради защиты мальчика и победы над местным злом… Так он не привяжется к ним еще сильнее.       Ведь те, кто уже стали его союзниками… а может и чем-то большим – вот, сидят перед ним и, ошарашенные, лихорадочно думают.       И, что самое страшное, говорят:       – Согласны.       Одновременно. Все, кроме Гарри. Даже Луна.       Прозвучало до жути обреченно.       – Господа, есть соображения? – спросил Квай-Гон, как только отошел от легкого шока.       – А Вы...       – Я никогда не был мастером планирования, мистер Лавгуд. Действовал всегда интуитивно, импровизировал, слушал Силу... И этот мир ваш, а не мой. Я могу советовать, но не принимать решения.       А еще Квай-Гон боялся, что просто неспособен что-либо спланировать. Он мог надеяться лишь на то, что его советы будут полезны живым.       

***

      План их был прост, как табуретка. И столь же сильно покусан оборотнем.       Официально заниматься колдовством ученики Хогвартса вне школы, как и несовершеннолетние волшебники в принципе, не могли. Им это было просто запрещено. Квай-Гон находил это правило странным, хотя и разумным в какой-то степени. Палочка – не игрушка, а опасный магический инструмент. Однако данное обстоятельство слабо оправдывало потенциальное отсутствие какой-либо магической практики на несколько месяцев в году. Квай-Гон не учился в обычной школе, однако из жизненного опыта и воспоминаний Гарри о школе знал – если школьник прекращает учиться чему-то, что не применяет в жизни, он гарантировано забывает половину выученного материала за лето. А иногда и за половину лета, и тогда к началу учебного года голова школьника подплывает чистой и невинной. На радость всем педагогам с садистскими наклонностями.       Потому Гарри в Хижине магией не занимался. По крайней мере, с использованием палочки. Медитации, телекинез, контроль над потоками Силы – это они делали. Как заметил Люпин, магию отслеживали в основном по палочкам, а потому Гарри нечего было бояться использовать Силу. Равно как и всем остальным присутствующим.       Собственно, план состоял в тайном обучении новых адептов. Осторожном, едва заметном, но достаточно активном, чтобы иметь к началу учебного года если не учеников, то хотя бы сторонников.       Луна правильно заметила – для обучения Силе по методам Квай-Гона требовалась определенная гибкость мышления. Ее могли обеспечить дети… и подписчики «Придиры» – во всяком случае, если судить по издателю. И пока дети откладывались на более позднее время, обучение подписчиков газеты было перспективнее. С поправкой на их специфические взгляды.       Квай-Гон помнил слова Ревана о том, что Силу лучше давать детям и не давать взрослым. Помнил, но считал, что древний мастер ошибается. В условиях, в которых существует Квай-Гон, ему нужны помощники, защитники и все самые лучшие кадры, которых может предоставить магический мир. А бойцы из детей не очень. Особенно в условиях, когда Квай-Гон совершенно не представлял… из чего тут делать световой меч? А необходимость его была очевидна – тутаминис дети использовать смогут далеко не сразу, а вот световой меч, напитанный Силой, должен быть способен отражать заклинания.       Потому ключевым пунктом плана являлись «дополнительные курсы», которые рекламировались через «Придиру». Но просто так звать людей в хижину было безумием, и Люпин выдвинул дельную мысль – поэтапный отбор. Квиррелл предложил составить опросник для каждого поступающего для раздачи на «первом занятии», которое любезно согласился проводить Лавгуд. Оно бы отсеяло тех, кто пришел посмеяться, а также самых неразумных (учитывая, что подчеркнул данное требование Лавгуд, звучало несколько иронично). Второе занятие проводили Люпин и Квиррелл, и на нем определялись все те, кому можно доверять, и те, кого недостаточно качественно отсеял Лавгуд… И лишь затем кандидаты общались с Квай-Гоном. В хижине Лавгуда, куда и занимающихся, и Гарри трансгрессировали бы непосредственно перед занятием.       В этот раз паранойю Люпина можно было лишь уважать. Ведь то, что они собирались преподавать, было не просто отдельными трюками, не сборником отдельных дисциплин, как в Хогвартсе, а настоящей системой. В том числе пригодной – в определенных условиях – к убийству людей.       И прямо сейчас это приходилось объяснять Луне. В присутствии всех трех взрослых и Гарри.       Потому что то, что сейчас рассказывал Квай-Гон – это восстановленный по памяти и переработанный учебник. «Путь Джедая». И все присутствующие делали записи – потому что Квай-Гон решил, что чем больше слушателей, тем лучше будет переработана лекция в письменный вариант, по которому будут проходить занятия на «дополнительных курсах». Более приспособлен к местным, у которых какая-либо философия магии попросту отсутствует. Не считать же за таковую базовые законы магии, которые есть ничто иное, как базовые физические законы?       Квай-Гон мог бы сказать, что он волновался. Но, как джедай успел убедиться, у призраков притупляются чувства, а потому он лишь слегка нервничал. Раньше он просто рассказывал интересное, но сейчас… Все-таки перерабатывать учебники – это уровень гранд-магистра, а не оппозиционного Совету мастера. Попахивает самым настоящим отступничеством.       С другой стороны, многие моменты он уже пересказал под запись Квиррелла буквально за неделю. Кодекс, Сила, стороны Силы, специфические их особенности и взаимосвязи… А рассказ о структуре Ордена пока что излишен.       Но теперь настала пора рассказывать об основах постижения Силы. О практике.       – Основ мастерства джедая в Силе три, и каждая из них естественным и логичным образом происходит одна из другой. Это ощущение, контроль и изменение. В Ордене их изучают по-другому – джедаи уверены, что сначала юнлинг должен научиться контролировать себя путем долгих медитаций, а потом уже ощущать Силу. Их страхи небезосновательны – ведь ребенок может сначала ощутить Тьму, а это опасно для его жизни… Однако же я думаю иначе, чем большинство джедаев. Именно страх перед Тьмой – то, что может в итоге привести во Тьму, ведь простой страх – слабая защита от ее соблазнов. Но самое главное то, что взгляд основной массы членов Ордена на вопрос противоречит логике познания, и потому я посмел внести изменения.       Квай-Гон оглядел слушателей. Даже Люпин, еще недавно готовый был предпринимать меры против Квай-Гона и его союзников, крайне внимательно записывал. Поразительная отходчивость. И доверие. Или это раскаяние?       Сила говорила, что скорее последнее. Это было нехорошо. Излишнее доверие может мешать мыслить объективно… Квай-Гон пообещал себе разобраться с этим позже. А пока он продолжил.       – Первым идет Ощущение. Вся реальность дается нам в ощущениях, и Сила не является исключением. Способность ощущать является естественной для любого живого существа и напрямую связана с Живой Силой, подпитывая ее и позволяя Силе как таковой течь через нас свободно. Начинающий читать должен сначала научиться видеть, и Ощущение – это наше зрение, основа любого познания. Главная цель любого адепта Силы – находиться с Силой в гармонии, и Ощущение является фундаментом на этом пути…       Дальнейшие два летних месяца Квай-Гон давал Гарри именно то, что знал лучше всего и что могло помочь Гарри наладить связи с другими юными магами. Ощущение. И самым главным способом обучения оставались медитации.       Обычно в Ордене постоянные медитации используются для развития контроля… К сожалению, это приводило лишь к их отторжению многими джедаями. Квай-Гон медитировал принципиально иначе – он не удерживал себя в рамках собственной Силы и не очищал собственное сознание, он погружался в ее потоки и следовал следом. Естественно, что новичок, как Гарри, должен делать это под присмотром учителя, освоившего Контроль – но в Ордене такое делалось редко, в основном потому, что большая часть джедаев опасалась любых привязанностей, даже к собственным ученикам, и не стремилась к совместным медитациям. Исключением были провидцы, но их совместные медитации были не погружением в Силу, а возвышением над ее потоками, наблюдением за ними. Видимо, гибель большей части Ордена на Руусане отозвалась такой болью в Силе, что оставшиеся решили наложить строгий запрет на всякие связи.       Увы, именно они ослабили Орден. Не просто ослабили – ослепили.       И уже здесь, на Земле, Квай-Гон стремился исправить эту ошибку, начав обучение Гарри с Ощущения. С совместных медитаций, в которых Гарри под присмотром Квай-Гона учился следовать за потоками Силы. С Ощущения Силы, благодаря которому Гарри через стену умел отличить Квиррелла от Люпина. С развития телепатии, когда Гарри пытался общаться с Квирреллом, будучи в ста метрах от него, только через совместную медитацию. С обострения чувств, когда в тихую ночь Гарри прислушивался к постепенно отдаляющемуся от него Люпину – и слышал его тихие шаги на расстоянии в километр. С предвидения, когда Гарри чувствовал момент запуска в него заклинания и уклонялся.       Ощущение – самая необходимая, неизбежная основа. Оно однажды должно спасти ему жизнь.       – Контроль – это следующий этап, логически следующий за Ощущением, – продолжил свой рассказ Квай-Гон. – В Ордене его изучают раньше, однако в этом кроется ошибка – не может идти никакой речи о Контроле, пока ты не почувствовал Силу в себе и в окружающей среде Ощущением. Тот, кто изучает Контроль раньше Ощущения, становится со временем замкнутым в своих способностях, закостенелым. Цель Контроля – это научится перенаправлять доступные тебе потоки Силы в нужную тебе сторону. Можно сравнить это с течением воды. Ощущение не ставит перед собой цель изменить течение. Контроль – вырывает канал, чтобы перенаправить воду в нужную сторону.       Следующие два месяца прошли не только в тренировках ощущения. Контроль Гарри так или иначе тоже изучал. Самые базовые, но необходимые техники. Скорость силы, тутаминис, Исцеление силы, Искусство движения… Все это проходилось на совместных занятиях – Квиррелла и Люпина можно было считать достаточно готовыми для этого. Изменение потоков Силы в теле, остановка заклинаний, совершенствование движений – все эти навыки позволяли не просто выжить, но и вести бой, потому преподаватели уделили этому самое пристальное внимание. Квиринус использовал все это для создания новых заклинаний и модификации уже существующих, в то время как Римус предпочел оттачивать уже существующие до совершенства. Особенное внимание они уделяли щитам в попытке перенести Тутаминис на палочки – тщетно, но успехов они добились значительных.       – Вместе ощущение и контроль дают Изменение, – начал подводить итог Квай-Гон. – Если продолжать сравнение с водой, то Изменение – это новый уровень Контроля, когда ты не просто перенаправляешь энергию Силы, но изменяешь ее естественное течение прямым воздействием. Обращаешь Силу вспять. Замораживаешь, испаряешь, меняешь текучесть. Это самый продвинутый уровень взаимодействия с Силой – и в то же время самый понятный. Обман разума или телекинез – это те вещи, которые можно сделать даже без постижения предыдущих аспектов и без палочки. Но вопрос состоит в правильности исполнения и контроле над собственной Силой, что жизненно важно…       Изменение – это тот самый уровень, что лежит на грани Тьмы. В самих по себе способностях этой области Тьмы нет, однако их применение создает опасность, что стремления самого адепта Силы, его страсти и желания спровоцируют потерю контроля… Но правда в том, что здесь Квай-Гону практически нечему учить Гарри. Все, что было возможно, призрак уже показывал мальчику, и осталось только оттачивать. Местные маги преуспели в этом больше, хоть и за счет палочек. Оставалось учить его лишь тому, что Квай-Гон успел показать – телекинезу, обману разума… и еще воздействию на рост растений. Овощи и фрукты каждый день способствовали укреплению организма Гарри, сидевшего у Дурслей на голодном пайке.       Эти два месяца были интересны в плане обучения. Но во время них произошло еще кое-что… Важное. И опасное.       

***

      Эксцентричная реклама.       Как много в этих двух словах того, что Квай-Гон любил и ненавидел.       Эксцентриком он являлся и сам – по стандартам Ордена уж точно. Немногие мастера позволяли себе открыто спорить с Советом. Еще меньше оставались при этом в Ордене.       А вот рекламу Квай-Гон не любил. Особенно навязчивую. Она не позволяла объективно сравнивать полезность вещей и явлений, представляя из себя зачастую сплошную полуправду. Самый препротивный вид обмана.       И теперь он видел перед собой это. И не знал, смеяться ему или снова смеяться… Плакать-то ему было нечем.       «Авторский курс Римуса Люпина и Квиринуса Квиррелла, профессоров Хогвартса по Защите от темных искусств! Экспресс-изучение защитной магии за пару недель! Новый уровень погружения в предмет, предлагаемый защитниками Мальчика-который-выжил! Дешево, но вкусно! Писать в редакцию Ксенофилиусу Лавгуду, присылать портфолио в формате волшебной фотографии, срочно! Количество мест ограничено!»       Передовица «Придиры». Экстренный номер. Огромными буквами. На всю страницу.       – Ксенофилиуса жизнь ничему не учит? Совсем? – сокрушался Квай-Гон в момент, когда увидел свой страшный сон в бумаге.       – Очевидно, он решил одновременно подставить нас и разорить «Ежедневный пророк», – ответил ему с нескрываемой иронией Люпин. – Писем будет много. Бумага явно подорожает, а у хитреца много запасов.       Так и случилось. «Пророк» не печатали еще неделю, а Лавгуд получил огромную прибыль от спекулятивной продажи волшебной фотобумаги и две тысячи четыреста двадцать (!) заявок на занятие. И даже после отсеивания большей части из них – они, очевидно, отправили анкеты, чтобы просто посмотреть и посмеяться (чего еще ожидать от журнала с такой репутацией) – осталось триста приличных анкет. Пришлось арендовать огромный зал в древнем особняке…       Чтобы выяснить, что…       – У нас было два гоблина из «Гринготтс», семьдесят пять оборотней-шпионов, пять домашних эльфов, принадлежащих чистокровным семьям, незарегистрированный анимаг, наполовину обернувшийся в кошку, и целое море агентов Министерства, Аврората и Визенгамота, а также культист вуду, вампир, ведьма, некромант и двенадцать сквибов, – закончил на одном дыхании перечислять откровенно подозрительных граждан Лавгуд. – Не то, чтобы все это было категорически необходимо отсеять, но если уж начал собирать коллекцию, то к делу надо подходить серьезно.       – Так все только ради коллекции всех тех, кто может за нами шпионить?       – Естественно, мастер Джинн! Потому такой громкий заголовок – мы теперь каждого вычислили и досье составили!       – Зато они больше не смогут никуда пролезть, – заметил Квиррелл. – Только если кто-то из них не достаточно богат для того, чтобы варить оборотное зелье каждый день.       Прошли первые два занятия, отсеялись многие весьма специфические персонажи…       И вот, в необычайно пасмурный и прохладный июньский день, перед Квай-Гоном стояло пять добровольцев. Бунтарей. Людей невероятной Силы и ума, в той или иной степени. О чем свидетельствовало как минимум то, что никто из них не смутился преподавателю-призраку, несмотря на негативный опыт с мистером Бинсом.       И никто из них, к глубокому разочарованию Лавгуда, не был подписчиком «Придиры».       Один молодой мужчина, одна молодая женщина, один мужчина и одна женщина средних лет… И одна старушка, которая, вопреки некоторому сходству в Силе с остальными, явно выбивалась из общей картины. Выглядела она, несмотря на изъеденное морщинами лицо, весьма крепкой и даже в какой-то степени могучей. В длинном зеленом платье и весьма необычной шляпе, украшенной чучелом стервятника, она смотрелась… несколько старомодно.       С нее и решил начать Квай-Гон.       – Прошу представиться сначала вас.       – Уважаете старость или издеваетесь? – спросила она с некоторой язвительностью.       – На момент смерти мне было шестьдесят.       – Это ни о чем не говорит, кроме того, что вы тоже стар. Хотя сохранились хорошо…       – Я слишком уважаю старость, чтобы встречать ее в плохой форме.       – Тогда сработаемся, – улыбка, которую изобразила старуха после этой фразы, тянула на оскал. – Августа Лонгботтом. Сорок лет не зад на диване отбивала, а морды темным магам. Я не мракоборец – не хватило баллов на экзаменах, но зарабатывала на жизнь тем, за что мракоборцы не хотели браться, чтобы обеспечить существование своему внуку. Опыт не пропьешь, особенно если и не начинал пить!       – Вы, насколько мне известно, дружите со старейшиной Визенгамота Гризельдой Мранчбэнкс, – вставил реплику Квиррелл. – И в министерство докладывать…       – Еще чего… – презрительно фыркнула она, да так, что Квиринус побледнел. – Из-за их неосмотрительности мои сын с невесткой, одни из лучших Авроров, сошли с ума, а они так ничему и не научились! События на Косой аллее расставили все по своим местам. Мракоборцы деградировали. Я и раньше была неплоха, но сейчас любого из них положу на лопатки. Нужен новый подход. И вы правильно сделали, что поставили столько ограничений и фильтров – министерство наверняка попытается еще докопаться до происходящего здесь, они подсознательно чувствуют, что что-то происходит. Потому я и здесь. Хочу посмотреть, чему вы можете научить. Вдруг именно вы сделаете из моего Невилла надежного продолжателя дела Лонгботтомов?       После столь длинной и убедительной речи Квай-Гону ничего не оставалось, как перейти к следующему присутствующему – одетой в аккуратное черное платье высокой прекрасной женщине со светло-каштановыми волосами и крупными, невероятно добрыми глазами… в которых блестела сталь.       – Прошу теперь представиться вас.       – Андромеда Тонкс, – ответила женщина глубоким, притягательным голосом, от которого, наверное, и сам магистр Йода закатил бы глаза от удовольствия, – в девичестве Блэк, да простят меня все возможные боги за их деяния.       Люпин и Гарри заметно поежились.       – А также временный попечитель Гарри Поттера до принятия окончательного решения, – дополнил ее ответ Квай-Гон успокаивающим голосом, давая понять, что имя здесь ничего не значит.       – Я потому оказалась здесь или по иным причинам? – с искренним интересом спросила женщина, скрестив руки на груди, словно демонстрируя скепсис.       – Талантливый целитель нужен всегда. Вы таковым являетесь. Но главное другое – высокая чувствительность к Силе и гибкость разума, – ответил ей Квай-Гон, приблизившись к Андромеде на расстояние вытянутой руки и посмотрев ей прямо в глаза. – Учитывая, что вы, будучи из семьи упертых «чистокровных», вышли замуж за маглорожденного, последний пункт в доказательстве не нуждается. Первое же я просто чувствую.       – Ну, вы на ином уровне жизни, так что ваши способности ничуть не удивительны, – примирительно ответила на похвалу Тонкс, едва заметно улыбнувшись.       – И вы готовы учиться даже теперь? У призрака? – спросил Квай-Гон, слегка улыбнувшись в ответ.       – Не вижу в этом ничего постыдного, – теперь Андромеда улыбалась уже открыто… Но тут же нахмурилась. – В конце концов, системный подход привлекает меня больше, чем та каша, которую дают в Хогвартсе. Дочь только готовится стать мракоборцем, и ее готовы взять уже сейчас – что явно намекает на проблемы.       Квай-Гон кивнул. Сказать ему было больше нечего       – Так, дальше…       – Джонатан Лич. Сын первого маглорожденного министра магии, Нобби Лича       Перед Квай-Гоном стоял аккуратный и строгий средних лет человек с черными волосами и зелеными глазами. Он казался холодным, но не отстраненным, и очень внимательно изучал обстановку вокруг себя.       – Я знаю вас… – сказал Квиррелл, настороженно смотревший на Лича – неудивительно, с такой-то фамилией. – Вы не учились в Хогвартсе.       – А такое вообще возможно, чтобы маг там не учился? – удивился Гарри, как будто даже заинтересовавшийся.       – Некоторым магию преподают дома. Таких мало, но они существуют. Инвалиды, дети с задержкой в развитии. В данном конкретном случае, правда, имеет место иное.       – Интриги Абраксаса Малфоя, сместившего моего отца с поста, были направлены на меня и мое вероятное обучение в Хогвартсе, – пояснил Джонатан, не дрогнув ни в едином слове. – Они жутко боялись, что я пойду по его стопам и стану, скажем так, наследником. Да и не нужен им был больше министр-маглорожденный – маглорожденные немного успокоились. На счастье, у отца не было таких амбиций, иначе какая-нибудь война началась бы еще раньше. А меня просто учил отец. Я окончил магловскую школу и университет с отличием, и ныне работаю в British Aerospace инженером-конструктором. Учился на одном курсе с Пандорой… Мои соболезнования, Ксенофилиус.       – А как попали к нам? – спросил Квай-Гон, явно удивиленный такой историей.       – У меня родился сын с магическими способностями. Он уже окончил первый курс. Я был с ним в день нападения на Косой Аллее… Скажем так, нам повезло находиться в той стороне, куда попал поток воды, а не адское пламя…       Люпин нервно кашлянул. Квай-Гон повернулся к нему и почувствовал исходящий от него… подсознательный ужас.       Квиррелл тоже это почувствовал.       – Римус не зря нервничает, мастер. Это был не просто огонек. Он пожирает магию и становится таким образом сильнее… Точнее сказать, оно пожирает душу. Без остатка. Что бы ни говорили про мракоборцев, но, на наше счастье, среди них оказалось достаточно компетентных магов, чтобы остановить Адское пламя, – заметил Квиррелл. – И не просто компетентных – чтобы не просто остановить или подчинить его, но сделать это относительно безопасно для окружающих, нужно обладать твердыми убеждениями. Немного не хватит твердости – и пламя предпочтет самоуничтожиться, но не подчиняться слабому.       – Но мракоборцы все равно оказались слабы и не готовы к, так скажем, предательству, – ответил Квирреллу Лич. – Зато я видел сражающегося почти в одиночку мистера Люпина. Которого прикрыл от заклятия призрак. Вот ваши курсы и вызвали у меня живейший интерес. Сына я привлекать не стал, а вот сам пошел. Вдруг не потребуется ходить ему в Хогвартс…       – Скептически настроены к нему?       – Весьма. Учитывая, что так или иначе все мракоборцы закончили Хогвартс. А они выступили хуже требуемого. Сопоставление же боевых возможностей магов и маглов окончательно убедило меня в необходимости преодоления текущей ситуации       – С учетом того, что каждый год последние двадцать с лишним лет ЗОТИ ведет новый преподаватель, неудивительно падение уровня, – начал размышлять Квай-Гон вслух над очевидным фактором, который, кажется, до некоторых присутствующих дошел только сейчас, судя по удивлению в их глазах. – И тот факт, что проклятие, наложенное неназываемым темным магом, сами знаете каким, еще действует – лучшее свидетельство того, что он еще жив.       Все добровольцы, особенно Августа, невольно вздрогнули. Разве что Лич остался относительно спокоен.       – Именно поэтому я и здесь. Я хочу защитить будущее своего сына.       – А если Тьма пообещает его защиту?       – Тьма защищает, пока ей это выгодно. Зависеть от выгоды – это ошибка, допущенная когда-то моим отцом, которому позволили стать министром магии и которого устранили от должности, как только нужда в нем отпала. Я не позволю иллюзии благополучия затуманить разум. Я не мой отец.       Следующий будущий ученик выглядел… Клево. По крайней мере, у Гарри, как «посмотрел» Квай-Гон, было именно такое впечатление. Высокий, худощавый, весь в черном и темно-синем, но не том, которое кажется злым, скорее уж развязным. Казалось, он сейчас достанет гитару и сыграет что-нибудь потяжелее… Но его взгляд и его отпечаток в Силе говорили, что впечатление обманчиво, и этот маг собран, уверен в себе и умен.       – Билл. Билл Уизли       – Так просто представляется староста курса, отличник по всем СОВ и просто один из талантливейших магов поколения, – усмехнулся Люпин. Наблюдение Квай-Гона подтвердилось.       – Потому что пока я в жизни не достиг чего-то значимого. Работал в египетском отделении Грингготса ликвидатором заклятий, но буквально недавно меня перевели в Лондон, чтобы расследовать проникновение…       – А мне говорили, что всех агентов Грингготса раскусили сразу же, – недоуменно спросил Квай-Гон.       – За Билла я могу поручиться, – ответил Люпин. – Он был старостой, лучшим учеником своего курса и много кем еще.       – И я лично видел, что вы сделали, мастер. Блокировать Аваду…       – Так это не слухи? – раздался неуверенный женский голос со стороны последней из учениц.       – Нет. И быть ими не могло, Оливия.       Квай-Гон подошел к последнему ученику. Девушка с аккуратным лицом в форме сердца, зелеными глазами и заплетенными в шиньон волосами стояла неуверенно, словно всех стеснялась и опасалась. Однако в ней Квай-Гон видел добрую душу, что явно компенсировало все проблемы с неуверенностью.       – А, да, позвольте представиться, Оливия Грин. Для всех вас просто Оливия. Преподаватель Хогвартса… Бывший… Ну…       – На моей должности. Каждый год новое имя. Можно создавать клуб… Если, конечно, преподаватель после года на этой должности выживает.       – Действительно. Мне даже повезло – я, зная о проклятии, просто не продлила контракт.       – Я знаю о проклятии и удивляюсь… что, никому не кажется рискованной эта должность? – спросил Квай-Гон, пристально глядя на двух потупивших глаза преподавателей.       – Кажется. Но как почетно! – воодушевленно ответила Оливия. – После такого пункта в резюме легко найти высокоплачиваемую работу…       – Я вот вообще решил победить проклятие, – усмехнулся Квиррелл собственной самоуверенности. – Думаете, почему в кругосветное путешествие отправился?       – А в результате чуть не погибли. Или и того хуже.       – Нет смерти – есть Великая Сила, – заметил философски Квиринус.       – Не стремитесь туда раньше времени.       – Вы же знаете, мастер, что я туда не стремлюсь. Вы – пример, но не образец для подражания.       – Предупредить будет не лишним. Со строчками кодекса шутить не стоит.       Весь этот диалог сопровождался совершенно непонимающими взглядами шестерых «новичков».       – И каждый ваш диалог превращается в философский диспут? – спросил с явным скепсисом Лич, переглядываясь с аналогично настроенной Августой.       «Люди рационализма и практики, с ними будет тяжелее всего, но зато результат будет самый лучший,» – моментально сделал себе заметку Квай-Гон.       – Только тот, кто познал философию Силы, может постичь ее техники. Или вы забыли тест? – сказал с усмешкой Билл, в чем его поддержала Андромеда.       «Гибкий ум – но слишком большое доверие. Главное – чтобы не скатились в беспрекословное подчинение и несамостоятельность».       – А с палочками это нельзя сделать? – спросила Оливия… как и ожидалось, неуверенно.       – Палочки – это действительно удобно, – ответил миссис Грин Квай-Гон, телекинезом достав ее палочку из кармана пальто и став разглядывать. – Они уравнивают ваш потенциал. Хотя на самом деле потенциал в непосредственно Силе у всех разный. Изначальный. Есть определенный предел, выше которого организм не поднимется, но если один пользователь Силы уже с рождения на нем, то другому придется упорно постараться, чтобы его достичь. Если он того захочет, конечно. Зачастую это и не нужно, и не это определяет, кто более мудр, способен или силен. Палочки имеют свои плюсы и минусы по сравнению с использованием Силы напрямую, и ключевой недостаток – слабая связь с Силой, а значит и… слабый контроль над собственной Силой и собственным разумом. Вы все знаете, к чему может привести Империо.       Новички посмотрели на Квай-Гона с некоторым удивлением. И даже опаской. Особенно на палочку, до сих пор висевшую в воздухе.       – Полагаю, это главное преимущество Силы перед палочками? – спросил Лич.       – Палочки тоже используют Силу. Так что это скорее преимущество магии без палочки…       – Перед магией с палочкой, – закончила Андромеда. – Магия без нее требует высокого уровня мастерства с ней.       – Естественно. Мы учитывали это обстоятельство. Ваши способности таковы, что палочка вам будет не нужна. Как мне. Причем у меня ее не было вовсе.       Ученики неожиданно вжали головы в плечи.       И тут Квай-Гон вспомнил, что в этом мире колдовство без палочки – это уровень величайших магов. Дамблдора, например.       Ему стало неловко, но, кажется, он станет для учеников непререкаемым авторитетом.       – Если вы столь могущественны… – протянула Августа, кажется, только сейчас, после изменения угла зрения, осознавшая уровень магических сил Квай-Гона. – Надеюсь, вы нас не собираетесь подчинять.       Квай-Гон промолчал и лишь доброжелательно улыбнулся. Он уважал старость, но боялся, что если скажет женщине о своих способностях в обмане разума, то ее настигнет инфаркт.       

***

      В середине августа, незадолго перед началом учебного года и отъездом Гарри в Хогвартс, ровно в десять часов утра воскресенья все ученики трансгрессировали к хижине Люпина.       Чему они смогли научиться за месяц? На самом деле, многому. Несмотря на отсутствие у местной магии какой-либо философской системы, работала она на схожих принципах и в весьма плотной связи с моралью. Это упрощало постижение основ. Сложнее всего пришлось тем, кто специализировался на заклинаниях, вроде Билла и Оливии – они были «привязаны» к палочкам, и им было трудно сосредоточиться. Джонатану и Андромеде было легче всех – его магловская жизнь и ее гибкий ум серьезно упростили восприятие новой информации.       Очень помог Квай-Гону профессор Квиррелл. Он предпочел вместо продолжения своего путешествия остаться в хижине, продолжить постижение путей Силы и даже помочь своему ассистенту с ремонтом. Оба пункта программы выполнялись с примерно одинаковым уровнем успеха – и самым худшим из них, то бишь половинчатым. С ремонтом все было понятно – планировка у Квиррелла выходила хорошо, в отличие от всего остального. С дивана трудно забивать гвозди. А вот с Силой…       Усвоение философии Ордена проходило в ускоренном темпе. И это было главной помощью – потому что иногда понять то, что говорил Квай-Гон, ученики, при всем их уважении, были неспособны, и Квиррелл «переводил» это на более понятный язык. А философия была важна – без нее многим было трудно понять, каким именно образом постигать ту или иную технику, контролировать Силу или «плыть» в ней.       Увы, силовые техники Квирреллу были практически недоступны, и вот тут он был обузой – Квай-Гон все еще рассчитывал на ученика, но к началу августа смирился. Улучшение Квирреллом на основе техники Тутаминиса магических щитов, создаваемых с помощью палочки, компенсировало эту проблему, однако принципиально не решало.       Люпин не так сильно лез в подготовку будущих членов Ордена – он, кажется, не забыл, что скоро учебный год, и готовил программу для учеников разных курсов. Дотошно, как обычно, с вниманием к деталям и привлечением нового материала, вроде того же Тутаминиса. Квиррелл ему в этом не мешал – после первой и последней попытки объяснить со слов Квай-Гона на «человеческий», что такое восходящая медитация, Квиринус бросил это дело и сосредоточился на разъяснениях не до конца понимающей медитацию как явление Августе.       В конце концов, главное достижение – то, что за месяц они все освоили Ощущение. И были готовы к тому, что Квай-Гон задумывал уже давно.       – Это будет ваше первое испытание. Оно потребует от вас всех ваших знаний о магии и Силе.       Они собрались на поляне в ста метрах от хижины. Стоял полный штиль, деревья практически не шумели, а небо было необычайно голубым, без единого облачка. В такой атмосфере полного покоя было идеально проводить ритуалы.       Ученики сидели в кругу вместе с Квай-Гоном и Квирреллом. Люпин, не принимавший в медитациях участие, предпочел постоять в стороне, но все равно наблюдал крайне внимательно – все утро он ходил обеспокоенный и предпочел проследить за столь масштабным мероприятием.       – Еще в июне мы обнаружили необычное свойство этого леса, – начал объяснять Квай-Гон. – В нем мысль течет свободно, и идеи, рождающиеся здесь, яркие и живые. Мы назвали это место «Хижина Думателей». Однако природа данного явления остается для нас тайной. Можно было бы сказать, что пути Силы неисповедимы, но это не до конца верно. Во всяком случае, это будет отлично тренировкой совместной медитации… Но будет хорошо, если мы все-таки докопаемся до истины.       Ученики спокойно кивнули. Относительно спокойно, конечно – Оливия слегка нервничала, Квиринус был излишне любопытен, Джонатан – больше нужного сосредоточен… Каждый был уникален в Силе, и именно в этом сложность совместной медитации – попытки синхронизировать разных разумных всегда сталкиваются со сложностями.       Однако в этот раз они вошли в Силу необычайно легко. Стоило только начаться медитации…       Дух Хижины их пустил. И Квай-Гон мгновенно понял, почему.       Джордж Лукас. Вот как звали предыдущего обитателя Хижины. И прямо сейчас, в общем для всех видении, он писал. Он творил, записывая свои размышления… О магии?       Те бумаги… Те, что использовал Люпин для конспектов… Они были черновиками его произведений. Да, многие его идеи, как было видно в видении, не новы. Даже украдены. Однако многое он уловил будто из воздуха… Будто из самой Силы.       И, что самое необычное, Лукас был не маглом. Воспоминания отчетливо говорили о том, что он был выпускником американской школы чародейства и волшебства Ильверморни. И все то, что он видел – это следствие…       А вот чего это было следствие, медитирующие увидеть не успели.       Квай-Гон знал, что он страдает от слабого планирования. Но в этот раз его подвела собственная память. И собственная установка на «вред излишней подозрительности». Ведь он примерно на этом же месте обнаружил Тьму неясного происхождения в Гарри. И поведение Люпина тогда, когда он чуть не убил Лавгуда, и необычная наглость Луны (а это была она, а не просто ум!), и панический страх Лавгуда, который не раз оказывался в подобных ситуациях, и осторожность Клыка, и чересчур долгое излечение Квиррелла, и собственные инстинкты… Буквально все говорило, что что-то не так, и это «что-то» случилось.       Из «силовой оболочки» Гарри в центр круга выползло нечто, что испугало бы до дрожи любого герпетофоба, да и просто человека с не очень крепкими нервами. Оно… возможно, когда-то и было человеком, но теперь в нем не осталось ничего человеческого, за исключением отдельных деталей. У него была кожа, но напоминала она скорее пепел, и по цвету, и по структуре. У него была голова – обтянутый кожей череп, без единой мышцы, с гниющими зубами, впавшим носом и абсолютно белыми глазами. У него даже были руки – но непохоже, чтобы они чем-то отличались по своему состоянию от головы.       – Это Волдеморт… – шепнул, кажется, Люпин. И в этот миг осознание того, какой ценой Гарри пережил прямое попадание убивающего заклятия, поразило Квай-Гона. Как и того, что эта вещь творила с Силой в Хижине Думателей, и того, как именно Волдеморт пережил собственную смерть…       И последние два месяца это существо выжидало их, чтобы поглотить. Но, кажется, недооценило масштаб проблем.       Оно начало захлебываться в потоке Силы.       Но быстро сориентировалось… и засмеялось, глядя на опешивших магов.       – МОЩЬ, ОГРОМНАЯ МОЩЬ, ПРОБУДИВШАЯ МЕНЯ! ЧТО ЭТО?! ЧТО ЗА НЕОБУЗДАННАЯ СИЛА?!       Существо приготовилось обрушить на них свою мощь… Призрак выставил руки, создавая щит с помощью Тутаминиса…       Невероятно высокий крик оглушил всех сидевших в кругу людей…       Практически оглушил.       И в этот момент Квай-Гон мог только порадоваться выбору людей для создания Ордена.       Джонатан и Андромеда, вскочившие моментально, приняли удар наравне с Квай-Гоном. Тутаминис Лича был не идеален, а Андромеда и вовсе помогала себе палочкой, но они уверенно блокировали первый, не самый аккуратный, но крайне опасный ментальный удар Волдеморта. Техники Силы, быстро и качественно усвоенные, позволяли им быть в первых рядах, а Андромеда еще и смогла направить поглощенную ей Силу на остальных, создав магический резерв на случай непредвиденных обстоятельств.       Билл и Августа, как настоящие профессионалы, моментально расставили щиты против проклятий – они, вероятно, не удержат Волдеморта долго, но облегчат работу и позволят сосредоточиться на уничтожении духа.       И, наконец, Квиррелл, Люпин и Оливия, мгновенно оценив ситуацию, применили то заклинание, о котором Квай-Гон едва слышал, но о могуществе которого знал.       – Экспекто Патронум!       Ослепляющий поток света устремился в сторону Волдеморта. Предназначенное против дементоров, оно было самым эффективным средством против темной магии любого толка…       Но этого было недостаточно против самого могущественного темного мага планеты. Он, конечно, находился в смятении и был ослаблен, но быстро пришел в себя и взревел.       – ЭТО НЕ МОЖЕТ МЕНЯ ПОБЕДИТЬ! ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ОДОЛЕТЬ МЕНЯ! МЕНЯ ЕЩЕ ШЕСТЕРО ПО ВСЕМУ МИРУ, СЛАБЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ!       И, казалось, это была правда. Во всяком случае, размер этого монстра не уменьшался, как и его Сила.       Но Квай-Гон не собирался сдаваться. Не для того он учил новых братьев по Ордену, чтобы тут же их лишиться.       – Ты не убьешь более никого, монстр, – произнес Квай-Гон так тихо, чтобы его никто не услышал.       Момента самоуверенности этого чудовища хватило Квай-Гону. Он выставил перед собой руки, направляя в них всю накопившуюся Силу этого места.       Монстр сначала не отреагировал. Его, кажется, ничего не заботило, кроме окружавшей его Силы. Но он тут же пожалел об этом – его окутали непреододимые путы чистого, успокаивающего Света.       – Давид скрутил Голиафа! – крикнул кто-то из пытавшихся остановить Волдеморта. И действительно, выглядело это именно так, как в той древней легенде людей – призрак человека останавливает гигантского духа размером с дом.       Кажется, щит работал. Но не до конца – и об этом свидетельствовал раскатистый смех духа.       – А ТЫ СИЛЕН, ПРИЗРАК! МОЖЕШЬ МЕНЯ ОСТАНОВИТЬ, НО НЕ УНИЧТОЖИТЬ! КАК И Я ТЕБЯ! НО МЫ С ТОБОЙ ПИТАЕМСЯ СИЛАМИ ПОТТЕРА! БУДЕМ СРАЖАТЬСЯ, ПОКА СИЛЫ МАЛЬЧИКА НЕ ИСТОЩАТСЯ?!       И только тут Квай-Гон подумал о Гарри… Мальчику действительно было нехорошо – его шатало, он держался за голову в том месте, где у него был шрам, а из глаз лились слезы…       Но он не боялся. Ему было больно, но он посмотрел врагу в лицо с упорством и праведной яростью во взгляде.       – Я тебя уже побеждал! – взревел Гарри, и Квай-Гон моментально понял, что эту штуку надо уничтожить, пока Поттер просто-напросто не умер от болевого шока.       «Что может уничтожить магическую душу?»       Идея была на поверхности. Ее озвучил Квиррелл во время первого знакомства с учениками. Она была безумной, но был ли НЕ безумный выход в данной ситуации?       – Та штука из Косого переулка! Огненная! – крикнул Квай-Гон. И все присутствующие сразу поняли о чем речь – настолько быстро, что даже Волдеморт принялся вырываться активнее прежнего.       – Нет, мастер, это может обернуться потерями! – возразил ему Квиррелл, с ужасом глядя на Волдеморта.       – А нам есть что терять?! Или ты предпочтешь, чтобы эта мерзость меня победила?! – чуть ли не заорал на ученика – и когда он начал думать так о Квиррелле? – Квай-Гон, усиливая щит.       – У нас нет выбора! Бегите! Я уничтожу его! – прокричал Люпин.       «Он что, решил пожертвовать собой?» – подумал Квай-Гон, наблюдая, как все остальные смотрели за происходящим, а кто-то даже удивлялся, что Квиррелл спорит с мастером…       – Мы не сбежим, ты знаешь! – ответила за всех Оливия.       – Тогда помогите мне контролировать это! Снимайте щиты, Квай-Гон!!!       Люпин направил на духа палочку и принялся что-то шептать. Видимо, молился.       Квай-Гону потребовался миг, чтобы снять щит. И в следующий миг Люпин произнес заклинание.       – Адское! Пламя!       Из палочки Люпина вырвался огненный монстр. Ящер, чем-то похожий на нынешнего Волдеморта, устремился к духу темного волшебника… и просто перекусил того надвое. Потусторонний крик агонии, еще громче того, что издал Волдеморт в начале, наверняка был слышен за километры от места… гибели осколка души Волдеморта.       Пламя, проглотив соперника, облизнулось. Оно явно хотело добавки, стоявшей тут же, на уютной полянке.       – Есть только один шанс! – крикнула Оливия и, встав к пламени чуть ли не вплотную, подняла палочку…       Квай-Гон, тут же осознав, что она собралась сделать, едва успел накрыть щитом Гарри.       Раздался целый хор голосов. Всех преподавателей ЗОТИ разом.       – Партис Темпорус!       Заклинание сработало.       Пламя исчезло.       Во взрыве…       

***

      Лес на пятьдесят метров вокруг превратился в пепелище. Остальной лес горел. Притягательные в своей природной живости языки пламени пожирали древние дубы, но красота эта несла смерть. В небе уже летали тысячи птиц – те, что лишились дома или лишаться его вскоре. Жизнь покинула место взрыва.       Почти покинула.       Гарри был жив. Жив и относительно здоров. Он остался без очков, треснувших от ультразвукового предсмертного крика и лишь по счастью не лопнувших полностью, но он дышал и был в сознании, хотя и жутко истощен. Щит Квай-Гона защитил его.       А вот остальные…       – Это наверняка… привлечет… маглов, – заметила тихим, едва слышным голосом Оливия. Судя по раздавшемуся затем кашлю с кровью, у нее были сломаны ребра. Квай-Гон все-таки смог разглядеть ее сквозь дым – она лежала на земле, недалеко от эпицентра взрыва, и ее тело превратилось в безвольную куклу. Не успела выставить щиты, слишком близко подобралась… Квай-Гон даже не стал бы пытаться – она была не жилец. Сила в ней уже умерла. Квай-Гон подвел еще одного ученика, оказавшегося чересчур самонадеянным.       Столб дыма и разгорающийся пожар были наверняка видны из ближайшего города. Оливия права. Слабое утешение…       – Хуже… Это привлечет магов… – ответил волшебнице Лич. Он был бы в схожем состоянии, не находись за Квирреллом – профессор успел выставить созданные им за лето усиленные противомагические щиты, и они выдержали аннигиляцию Адского Пламени, хотя левая рука Джонатана подозрительно безвольно повисла.       Джонатан и Оливия за время ученичества успели стать друзьями…       – Если это не знак, что Волдеморт жив, то я не знаю… – сказала Августа, довольно ровно и осторожно. Ее щиты выдержали, хотя и явно разрушились – она не упала и не сломала себе ничего, но на левой руке были заметны ожоги. Ну и зеленое платье стало скорее болотным от подпалин.       – Хорошая новость для как минимум одной из моих сестер, – заметила тяжело дышавшая Андромеда, успевшая спрятаться за щиты Люпина и теперь спешившая к Оливии – кажется, еще не понимая, что бывшую преподавательницу ЗОТИ настигло-таки проклятье и что сама Андромеда оказалась вовсе не за щитами Квиррелла. Ее прекрасное лицо было «украшено» раной от левого глаза до подбородка, а платье было покрыто дырами, через которые проступала кровь.       Люпин и Квиррелл молчали. Они исчерпали все свои силы, и, кажется, были готовы рухнуть тут же. В компанию к Биллу.       Билл лежал на земле, и его лицо, исполосованное свежими ранами… хотя какое там, скорее уж обуглившееся до состояния стейка, едва светилось жизнью. Кажется, его щиты лопнули, как у Августы, но устоять на земле он не смог. Жить он будет и даже поправится… Только наверняка придется искать работу – Квай-Гон сомневался, что у гоблинов предусмотрены больничные. Хотя, возможно, Волдеморт считается за особо опасное проклятье.       Один погиб, двое серьезно ранены, трое ранены легко, трое истощены. И это был лишь отпечаток души, пусть и усиленный Силой местного леса, но полноценно не возродившийся.       И таких еще шесть.       В этот момент Квай-Гону действительно стало страшно. Впервые в жизни.       Как такую мощь можно было породить? Как мир, в котором есть такие темные маги, не разделил еще судьбы Морабанда, более известного под древним устрашающим именем Коррибан? Как они еще не захватили власть в свои руки и не извратили Силу планеты? Насколько же могучи местные адепты Света, если Тьма еще не победила даже с такой мощью?       Одно было ясно – у мракоборцев в Косом переулке, как бы они не облажались, получилось лучше, чем у учеников Квай-Гона. Во всяком случае там Адское пламя не превратилось в бомбу. Осталось понять – это Оливия была не слишком твердо убеждена в своих взглядах, чтобы остановить Адское пламя без взрыва, или кто-то из выживших?