✓✓✓
Я помню, как бежал. Бежал долго, и это показалось мне вечностью. Я спотыкался, нёсся со всех ног, и дорога казалась мне непреодолимой, а с каждым шагом меня как будто тянуло вниз. Оставалось ещё три урока, но я сбежал. Я никогда не был примерным учеником, мог позволить себе прогулять уроки, но вот так, как я сбегал тогда, происходило впервые. В какой-то момент я всё же споткнулся и упал. Чудом не расшибся — успел среагировать и подставил руки. Когда я поднялся на ноги, мои ладони больно саднило, и сквозь грязные царапины просачивалась кровь. Я был более-менее цел, но школьные брюки были совсем испорчены: одна штанина порвалась, открывая моё расцарапанное колено, которое кровило. Домой я добрался, прихрамывая. Едва переступив порог нашей квартиры, я отшвырнул школьный рюкзак в сторону, закрыл входную дверь на замок и прижался к ней спиной. Я всё ещё не мог отдышаться и жадно хватал ртом воздух, медленно сползая на пол. А потом меня накрыло сильнейшей истерикой.✓✓✓
Всё началось с того злополучного дня на уроке физкультуры. Я переодевался вместе со своими одноклассниками, ни о чём не думал, пока случайно не бросил взгляд на одного из них и задержался. Я гипнотизировал его движения, будто впитывал: как он расстёгивал рубашку, как натягивал спортивную белую футболку с какими-то пятнами, как переодевал свои школьные брюки. Увидев его голые ноги, я покраснел, будто в лихорадке, но продолжал смотреть как ненормальный. Наверное, я смотрел на него слишком долго, и другим ребятам пришлось меня окликнуть. Я потряс головой и подумал, что это была чистая случайность — мне и в голову не приходило, что эта самая случайность станет переломным моментом моей жизни. Того парня, на которого я засмотрелся в раздевалке, звали Антон. В свои шестнадцать он имел репутацию местного красавчика, в которого влюблялись все девчонки, и, как потом выяснилось, я тоже. В тот день я твёрдо решил подружиться с Антоном, ещё не понимая, что хотел отнюдь не дружбы, но объяснить свои чувства я не мог. Я никогда не был изгоем в классе. Поначалу я мог казаться холодным, но быстро «оттаивал», и меня сразу принимали. Не помню, чтобы у меня были близкие друзья, но в классе я общался со всеми одинаково, как и Антон. Я был слишком мал, чтобы что-то понимать, но всё начало меняться само собой. Поставив себе цель стать ближе к Антону, я старался завоевать его внимание: предлагал ему помощь с уроками, иногда звал обедать в столовую, давал поиграть в игры на телефоне — тогда, помню, мне подарили мой первый телефон. Постепенно моя цель становилась ближе. Антон привыкал ко мне, звал меня гулять, обедать или играть в футбол после уроков. Но во всём этом было одно маленькое «но»: кроме меня он всегда звал и других парней. В тот год я впервые узнал, что такое ревность. Несмотря на мои усилия, Антон никогда не воспринимал меня отдельно от остальных, как бы мне того ни хотелось. Что бы я ни делал, какие бы попытки ни предпринимал, я всегда был одним из многих. Чем больше я пытался, тем дальше я становился от него. Меня просто не замечали, или же я был всего-лишь одноклассником. В груди ревность стала переходить в жгучую боль и даже злобу. Мои усилия стали громадными: чтобы выделиться на фоне остальных, я не брезговал учиться за Антона, отдавал свои обеды, оставаясь голодным, а самым безумным поступком тогда стало то, как я разбил свою копилку с накопленными карманными деньгами. Я мечтал купить себе дорогие наушники и старательно откладывал деньги. А как только я собрал необходимую сумму, то, забыв о своей мечте, потратил их на дорогой подарок на день рождения Антона — МР3-плеер с большим цветным экраном. Когда я дарил его ему, мои руки дрожали. Я не знаю, чего я ждал и на что надеялся, но не получил ничего, кроме равнодушного «спасибо». После того праздника я заболел на целых две недели. Дни тянулись бесконечно, а я всё еще оставался «одним из многих» в глазах своей первой любви. Я подгадывал наши встречи, приходил раньше начала уроков, чтобы остаться наедине, недосыпая, но максимум, что я получал — редкие минуты разговоров, состоящие из нескольких реплик. Антон купался в центре внимания, наслаждаясь этим, и совершенно не думал ни обо мне, ни о ком-либо ещё. Но шанс остаться наедине нам всё же представился. После очередного урока физкультуры Антон задержался позже всех, и вышло так, что мы остались вдвоём. Он сидел на скамейке, в одних брюках, его взгляд был прикован к экрану модного раскладного телефона, и судя по звукам кнопок, он набирал сообщение. С тяжёлым вздохом он захлопнул телефон, сунул его в карман и запустил ладони в волосы. — Эй, Сань… — вдруг позвал он, а я вздрогнул. — Это… Это ты меня зовёшь? — глупо переспросил я. — А разве здесь есть кто-то ещё? — Антон как-то грустно улыбнулся. Я постарался улыбнуться ему в ответ. Мой пульс заметно участился, и я надеялся, что Антон ничего не видит. Он молчал, а потом вдруг спросил меня то, что я ожидал услышать меньше всего. — Сань… А скажи… А ты когда-нибудь влюблялся, а? — Антон поднял на меня серьёзный взгляд. Я стоял в оцепенении, боясь пошевелиться. Мои глаза были широко раскрыты, а щеки горели. — Я… Я не знаю, — смущенно проговорил я, зная, что выдаю себя, но Антон как будто не заметил моей реакции и понимающе кивнул. Он опустил голову, глядя в пол. — А я вот, кажется, да, — горько усмехнулся он. Моё сердце перестало биться. Влюбленность? У Антона? В кого? У меня вдруг возник миллион вопросов, но я не знал, как их задать — я даже растерял все слова, превращаясь в слух и желая, чтобы он продолжил свою мысль. — Но я не уверен, что это взаимно… — тихо добавил он. Во рту пересохло, а в глазах начало мутнеть. Мне хотелось что-то сказать ему, хотелось поделиться, разделить его чувства и почему-то… признаться? Я кое-как совладал с собой. — Может быть, ты ошибаешься? — я прокашлялся. — Ты можешь попробовать, например, подарить ему подарок. — Ему? — Антон поднял на меня взгляд. — Ну да… — я не заметил ничего странного. — Человеку, который тебе нравится. Напряжённый взгляд Антона застыл на мне, а потом я увидел, как парень смягчается и кивает мне с улыбкой. В первый раз я видел у него такую улыбку… Улыбку, адресованную мне. — Спасибо тебе, Сань, — он поднялся со скамейки и обнял меня. У меня закружилась голова. Антон, голый по пояс, обнимал меня, и я чувствовал, какая у него горячая грудь, когда он прижимался ко мне. Его ладонь несильно хлопнула меня по плечу, и он отстранился. Всё ещё в смятении, я смотрел, как он спешно накидывает на себя рубашку и прощается со мной, снова улыбаясь мне в ответ. Моя грудь горела как от ожога, а носом я всё ещё улавливал сладковатый запах его пота после занятий физкультуры. Я знал, что парням должны нравиться девочки, а не парни. А ещё позже я понял, что всю свою недолгую жизнь был ненормальным. Мой мир менялся слишком стремительно и совсем не в лучшую сторону. Я видел, как мои друзья начинали встречаться с девушками, видел, как они интересовались ими. Пару раз я даже стал невольным участником их разговора, а потом увидел на экране одного из друзей пиксельную фотографию голой девушки с большой грудью. У меня спросили, хотел бы я переспать с ней, а я даже не знал, что мне ответить. Я лишь кивнул, но сам понимал, что даже её красивое тело не было для меня притягательным. Грудь снова начинало жечь. В ту весну — на дворе стоял жаркий май, и мы все ждали каникул — я увидел Антона с девушкой. Это была Маша — отличница из нашего класса. Она была очень тихой, скромной и довольно застенчивой. Чуть позже я узнал, что он подарил ей браслет — кажется, даже золотой. Чтобы скопить денег, он продал некоторые свои вещи. И среди этих вещей оказался мой подарок для него. А потом я случайно увидел их, целующихся под лестницей на первом этаже школы…✓✓✓
Дома никого не было, и я всё ещё сидел на пороге квартиры, подпирая входную дверь спиной. Рыдания душили меня, воздуха не хватало, я вконец охрип, но даже это не помешало мне громко закричать. Я кричал, кричал, пока не сорвал голос. Не помня себя, я поднялся на ноги и доковылял до ванной. Мои руки дрожали, пока я пытался умыть своё лицо. Опухший, помятый, безумно усталый и морально истощённый. Ненормальный. На моём отражении в зеркале застыла пугающая, какая-то демоническая улыбка. Из глаз бесконтрольно лились слёзы, а я улыбался, будто умалишённый. А потом я засмеялся. Приступ длился недолго, и когда он закончился, я снова взглянул на своё отражение. Точно, ненормальный. Мои слёзы как будто закончились, и я больше не мог плакать. Мои плечи подрагивали от беззвучных рыданий, но ни единой слезинки не упало из моих глаз. Я застыл на месте, опираясь руками на кафельную стенку, закрыл глаза и прислушался. Впервые в жизни я так смаковал тишину, нарушаемую лишь моим глухим дыханием. Я ещё не знал, что после сегодняшнего дня моя мать будет обвинять себя добрую половину моей жизни. Мой взгляд заскользил по стеклянным полкам, на которых стояли какие-то лосьоны, шампуни, зубные пасты. Я заметил бритву, почти новую — я редко ей пользовался — и словно под гипнозом протянул к ней руки. Я вертел её между пальцами, разглядывал, как ценный диковинный артефакт. Всего пара щелчков, и я достал лезвие. Двигаясь на автомате, я забрался в холодную ванну, даже не сняв с себя одежду. Открыл кран тёплой воды и положил лезвие на бортик. Не помню, сколько я просидел под тёплыми струями воды, обнимая себя за ноги, глядя, как вода смывает следы грязи и запёкшейся крови на моей свезенной коленке. Моя рука сама потянулась к лезвию. Я принялся разглядывать его, ослепленный его холодным металлическим блеском. Зачем-то я посмотрел на свои руки. Ненормальный. И всегда таким будешь. Пальцы с лезвием скользнули по запястью второй руки, делая небольшой надрез. Я чувствовал, как она дрожит, чувствовал, что боюсь, но не позволял себе остановиться. Если остановлюсь, то точно передумаю. Я сделал ещё один надрез поверх предыдущего, надавливая сильнее. Перед моими глазами всё разлилось алым, розовым, оранжевым, кирпично-красным… Кровь медленно вытекала из глубокого пореза, а я смотрел на него, как завороженный. Мои губы снова искривились в усмешке. Бросив лезвие куда-то в ванну, я откинулся на бортик и прикрыл глаза. Я надеялся, что темнота настигнет меня быстрее, чем я успею пожалеть о своём решении. Я чувствовал, как тело становится лёгким, как теряет массу, а за моей спиной будто вырастают крылья. Мне не было страшно, вовсе наоборот — я ощущал странное спокойствие, такое тягучее и убаюкивающее, что оно меня даже не пугало. Я просто очень хотел спать. Где-то далеко, как будто за несколько километров от меня, раздался женский крик и какой-то плеск. Интересно, где это я? В какой-то момент перед глазами стало что-то мигать, и мне даже показалось, что я вижу испуганное лицо матери. Кажется, она плакала. Мои глаза закрывались, а слепящий свет мешал мне. Будь что будет — я позволил своему сознанию отключиться. Когда я очнулся, перед моими глазами всё было белого цвета. Кое-как я разглядел потолок незнакомого мне помещения и попытался пошевелить рукой, которая едва двигалась. Пахло отвратительно: йодом, стерильными бинтами, хлором и еще чем-то кислым. По этому едкому запаху можно было догадаться, что я нахожусь в больнице. Если честно, то я не знал, что в тот момент было хуже: умереть или оказаться в больнице. Ведь то, что я лежал на больничной койке, означало, что кто-то видел мои беспомощность и бессилие. Я не думал о том, что выжил, я думал лишь о том, что мне ужасно стыдно. Тогда я снова вспомнил как плакать. Подоспевшая ко мне мама попыталась дотронуться до моего локтя, но я довольно неуклюже вывернулся, задев что-то звонкое. Я хотел, чтобы она ушла, чтобы не видела этого и не слышала, но не смог ничего сказать и вновь захлебнулся своими рыданиями. — Расскажи мне, Сашка, — робко попросила она плаксивым голосом и таки смогла меня обнять. — Что с тобой случилось? Я только мотал головой. Что я мог рассказать? А главное — зачем? Мама не настаивала. Она присела рядом, на самый край кровати, и обхватила меня за плечи. — Мам, — позвал я и громко всхлипнул. — Я ненормальный, да? — Кто тебе такое сказал? — Никто… Я крепче прижался к матери и почувствовал смесь облегчения и стыда. С одной стороны, я рад был снова ее обнять, а с другой — я взрослый парень, а взрослые парни, вроде бы, так себя уже не ведут. И почему-то именно это чувство взяло вверх, вновь заставляя меня вырываться из рук. — Мам, у меня руки большие, — пожаловался я на странное ощущение, снова пробуя пошевелить пальцами. — У тебя был небольшой жар, а может, это от укола анестезии. Тебе наложили швы, но скоро их снимут и все будет как прежде. Я украдкой взглянул на свою порезанную руку, но не увидел ничего, кроме бинта. Боли не было совсем, а вот голова кружилась и глаза горели от сухости. — Саш, скажи мне, зачем ты это сделал, — я слышал отчаяние в ее голосе. — Это все из-за одного парня, — даже с какой-то злобой выдавил я из себя. — Я не знаю, как так получилось. — Он тебя чем-то обидел? — Да! — я выкрикнул так громко, что даже услышал эхо в больничной палате. — Он стал встречаться с этой Машкой! Предатель… — Это та темненькая, в очках, из вашего класса? — на ее вопрос я закивал и вытер нос рукавом. — А она тебе нравилась, да? — Вот еще! Он плохо поступил, — твердил я почти в бреду. — Так нельзя поступать с друзьями и их подарками… — И ты так сильно расстроился из-за этого? Давай я куплю тебе эти наушники… — Нет, мам! — прервал я ее сорвавшимся криком. — Я хотел сам. Дело ведь не в наушниках, а в том, что он мне нравился… Я почувствовал, как на меня волнами накатывает слабость, и понимал, что несу полнейший бред. Точнее, бредом это, вероятно, было для мамы. Больше она меня ни о чем не спросила тогда, но мы вернулись к этому разговору позже, когда меня отпустили из больницы домой. Сначала она долго молчала, а потом довольно буднично позвала ужинать. И я по сей день не знаю, что творилось у нее на душе. Этим она со мной делиться не стала, а приняла все, как оно есть. Провокационных вопросов и обидных слов тоже ни разу не прозвучало, она лишь говорила, что любит меня и что я должен быть сильным. Я уговорил её ничего не рассказывать сестре Василисе. Всё детство мы провели вместе, делясь своими самыми сокровенными тайнами — я даже помнил имя мальчика, с которым у неё случился первый поцелуй. Но сейчас что-то подсказывало мне, что сестра не готова узнать обо мне правду. Однако чем больше прячешь тайну, тем быстрее она становится явной. Василиса всё узнала сама, найдя в моей комнате под кроватью журналы сомнительного содержания. В тот день мы остались дома одни, дожидались маму с работы, и Василиса как обычно готовилась к экзаменам. Я был на кухне и жарил себе сендвичи. Она стояла позади меня, и я не сразу её заметил, а когда заметил, то почти выронил лопаточку. Я попытался пошутить, строя из себя обиженного, ведь меня отвлекли от моего дела, но взгляд сестры был слишком серьёзен. Ей было совсем не до шуток. Какое-то время мы просто молча стояли и смотрели друг другу в глаза. Когда я подал голос и наконец спросил, что случилось, она молча протянула мне журналы. Я собирался что-то объяснить ей, но вместо этого получил унизительную пощёчину, а сама Василиса ушла к себе, заперлась изнутри и не выходила до поздней ночи. От ужина она отказалась, чем вызвала недоумение и беспокойство матери. Она вышла из комнаты лишь один раз — налить себе стакан воды и пожелать спокойной ночи. С того момента, кроме как криками, мы не общались. Иногда из-за этого я сбегал из дома, не в силах выносить её молчание. Я чувствовал, как потерял единственного друга, единомышленника и просто родную душу — а более родного человека, чем Василиса, у меня не было. Иногда мне даже приходилось ночевать в абсолютно незнакомой мне парадной, прямо на лестнице. Тогда никому не было дела до подростков, и меня никто не выгонял. Так я часто проводил свои ночи. Мать не могла до меня дозвониться. Я уходил и возвращался тогда, когда хотел, а отвечать на вопросы я отказывался. Показывать свои слабости я был тоже не намерен. Нормальные отношения мы восстановили, когда оба повзрослели — на это ушло лет пять или даже шесть. Я попробовал курить, тратил карманные деньги на дешевое пиво в банках или разноцветные коктейли, которыми меня часто тошнило прямо себе под ноги. Несмотря на все это, я умудрился отлично окончить школу, а когда встал вопрос о поступлении в высшее учебное заведение, я, никому не сказав, отнес документы в приемную комиссию института гражданской авиации. Успешно прошёл медкомиссию и сдал все нормативы, несмотря на свой не самый здоровый образ жизни. Видимо, меня преследовала какая-то карма, но сколько бы я ни пытался отравить себя, я всегда оставался здоровым парнем. В институт меня успешно приняли, и в тот же день, когда я узнал о результатах, я начал заниматься спортом уже по-серьёзному. В корне изменил свой режим, питание, образ жизни. Я стал более спортивным, вытянулся, мои плечи стали шире, а руки крепче, осанка выровнялась, и больше я не был тем забитым подростком. Наверное, мной двигала какая-то тайная сила, или же ангел-хранитель. Если так, то я догадывался, как его зовут. А верующим я, кстати, так и не стал. За пару недель до начала учёбы я принял решение уехать из дома. Василиса всё ещё редко разговаривала со мной, а вот мать, узнав о том, куда я всё же поступил, бросилась мне на грудь и долго рыдала. Она повторяла, что не хотела бы потерять ещё и сына (мой отец, военный лётчик, разбился во время одного из вылетов, выполняя задание), умоляла меня изменить своё решение и выбрать другую карьеру, но я отказался. Я решил, что сам буду творцом своей судьбы. Если бы я был умнее и не был бы таким упрямым, я бы не поступил так со своей матерью. Чуть позже её здоровье заметно пошатнулось, и я, уже будучи студентом, был вынужден тратить все сбережения на её лечение — из-за проблем с сердцем ей постоянно требовались осмотры, а иногда и довольно дорогие лекарства. Из дома я всё же ушёл. В переполненное общежитие меня, однако, не приняли. Сказали, что нечего городским места занимать. Тогда я принял решение жить у бабушки в центре. Я старался помогать ей, как мог, ухаживал за ней, делал всю работу по дому сам. А после её смерти я окончательно поселился на Мытнинской.✓✓✓
Первые серьезные отношения со мной случились уже совсем в сознательном возрасте. Тогда я праздновал свой день рождения, а исполнялось мне ни много ни мало двадцать восемь лет. Я пригласил пару старых друзей из института и одного коллегу с работы, а они потащили меня в бар. Как выходили из бара, думаю, они вряд ли помнили. Зато, увы, они точно помнили, как я, по их словам, мучаюсь от одиночества. Не помню, чтобы я когда-нибудь что-то такое говорил. Спорить у меня не было никакого желания. Я выпил немного, этого хватило, чтобы легко согласиться на продолжение праздника в клубе, но не хватило для того, чтобы ноги заплетались. Чувствовал я себя хорошо. До того самого момента, пока не узнал, в какой именно клуб мы идем. Эротические танцы. Мужские. Я думал, что это шутка, пока мы не зашли внутрь. Стыдно было, что со мной идут друзья, которым это, возможно, неприятно. И странно, что они это придумали сами. Народа внутри оказалось много: девушки, парни, взрослые мужчины. Именно эти мужчины сидели за столиками, которые были ближе всех к сцене. У меня немного отлегло. Да и вряд ли кто-то бы пошел в подобное заведение, чтобы осуждать присутствующих. Мы снова выпили, расслабились на танцполе, я изредка поглядывал на сцену, потому что, скажем честно, мне было интересно. Парни там были красивые, раздетые, с блестящими телами. Иногда я даже чувствовал, что во мне начинает что-то закипать, в штанах становилось тесно, а сердце стучало громче и быстрее. Наверно, я действительно слишком долго был один. — У нас для тебя есть подарок, — обратился ко мне коллега. — И мы не обидимся, если ты нас покинешь. — Куда это вы меня прогоняете? — я посмеялся, выпил остатки из стакана и поставил его на стойку. Один из моих товарищей указал мне на табличку в виде стрелочки позади меня, на которой было написано «Приватная комната». И вот тут мне стало стыдно. Да, я смотрел, и мне это нравилось, но так, чтобы заплатить, чтобы тебя трогали, чтобы я трогал… Я бы сам до такого не дошел. Но ребята сказали, что это полностью оплаченный ими подарок для меня. На трясущихся ногах я заходил в сумрачную комнату, где не было окон. Почти сразу почувствовал мягкие шаги за спиной, и на глаза мне легли теплые сухие ладони. К своему стыду я заметил, что уже был возбужден. Парень передо мной оказался невероятно красив. Даже в темноте можно было разглядеть его глубокие синие глаза, его блестящие волосы и совершенно нереальную крепкую фигуру. Иногда он садился ко мне на колени, трогал под футболкой, а я так и смотрел в его глаза. Наверное, он мог бы подумать, что я сумасшедший, потому что выглядело так, будто он мне совсем не интересен как танцор и я пытаюсь заглянуть в душу через его глаза. — Не боишься испачкать штаны? — прошелестел он мне на ухо, и я понял, что вот именно сейчас как раз боюсь. — Давай мы их снимем? Я прекрасно понимал, к чему все идет, и раз уж мои друзья меня отпустили, я решил, что будет лучше заняться этим не здесь. Не знаю, что мной тогда двигало, но я пригласил его поехать ко мне домой. Стоит заметить, что согласился он довольно быстро, но танец я досмотрел до конца… будучи уже без штанов. Одевшись, я вызвал такси, никому ничего не сказав, и клуб мы покинули с этим танцором вдвоем.✓✓✓
Я был уверен, он знает, что делает, потому полностью доверился, когда он мягко нажал мне на плечи, прося тем самым сесть на кровать. Сам он совершенно бесцеремонно отправился в ванную и вышел оттуда уже со слегка влажными волосами, небрежно зачесанными назад. — У меня к тебе условие, — заявил парень, гордо вздергивая нос и ставя руки на пояс. — Ты смотришь на меня и не отворачиваешься. — Это несложно, — согласился я, демонстративно усаживаясь удобнее. Я не хотел признавать, что меня застали врасплох, что руки дрожали, а пальцы все глубже входили в простыни. Ноги холодели, а внутренности менялись местами. Я чувствовал странную тревогу и неловкость, но все равно старался сдержать свое слово — смотреть и не отворачиваться. Даже когда выключился свет и остался только тихий ночник над кроватью, я не выдал своего волнения и сковавших тело мурашек. Не отрываясь, следил за плавными движениями рук и словно выпадал из реальности. Глаза парня были прикрыты, и в темноте не было видно, волнуется он или нет. Уверен, что он не был бы удивлен, увидев, как жадно я его изучаю. Он был уверен, что я сдержу свое слово и не прекращу пожирать его глазами. Он вытянулся в линию, вскидывая руки к потолку, вплелся пальцами в волосы и сделал несколько круговых движений головой. Ладони плавно скользили по влажной шее и выпяченной груди, обтянутой совершенно обычной белой футболкой. Губы растянулись, обнажая кривой оскал. Хищно и не в меру завораживающе. Выражение его лица быстро сменилось на спокойное, алый язык облизнул крашеные тинтом губы и замер в уголке, когда парень остановился на какое-то мгновение и, ухватившись за края футболки, неторопливо сдернул ее с себя. Мягкая ткань упала под его ноги, и он сделал шаг вперед, ближе ко мне, сидящему на кровати. По-прежнему не открывая глаза, потрогал собственные губы пальцами и протолкнул два пальца в рот, чтобы ими, мокрыми, в очередной раз провести по шее и оставить влажные следы. Шумно выдохнул, и я, чисто машинально, повторил за ним этот стон. Парень обхватил себя за плечи и состроил невинно-мученическое выражение лица, прикрыл руками открытую грудь, чтобы в следующую минуту нарочно медленно очертить заметные мышцы ладонями и сжать пальцами собственные соски с продетыми в них серебряными штангами. Вздрогнув от моего громкого полустона-полувздоха, парень распахнул глаза и на какой-то миг даже растерялся, видя, как я прижимаю кулак к губам, крепко жмурюсь и отворачиваюсь. — Нет, мой хороший, мы так не играем, — по-детски обиженно протянул он, словно издевался надо мной, в два шага стер расстояние до моих коленей и взял мое лицо в ладони. — Открой глаза и смотри на меня. Я же мотал головой и лишь крепче жмурился. Сильнее сжался, словно закомплексованный школьник, и захотел уйти от прикосновений. Обхватил пальцами его запястья, но сразу же отпустил, едва почувствовав пылающую кожу. — Я проиграл, я не смог, — бормотал я и чуть приоткрыл один глаз, когда ощутил горячие пальцы, трогающие мои веки. — Что это за игра такая? — Ты же большой мальчик уже, — шептал парень, тихо и обманчиво улыбаясь, когда усаживался верхом на мои окаменевшие бедра, сведенные страшным напряжением. — Смотри мне в глаза, только в глаза и никуда больше. Обещай не трогать меня. Просто расслабься, ладно? — Я постараюсь… И тут в моем голосе действительно проскользнула решимость, а вот в глазах затаился страх. Я убрал руки, показал открытые ладони и легко позволил уронить себя на спину. Я уперся локтями в мягкий матрас и чуть приподнялся, впитывая каждое движение сидящего на моих коленях парня, а тот откинул голову назад, снова очерчивая пальцами контур жилистой шеи. В приглушённом свете серебряные украшения у него на груди выделялись слишком интимным блеском на контрасте с его смуглой кожей. Парень опустил руки ниже, к собственной груди, и снова обвел кончиками пальцев и без того твердые соски, закусывая нижнюю губу в тщетной попытке сдержать приглушённый стон. Сердце мое ускорило ритм, а я едва за ним поспевал, отчего несколько раз судорожно сглотнул и сжал онемевшими пальцами простынь. Я хотел его настолько, что готов был потерять сознание. Готов был укусить, облизать и просто сожрать. Настолько сильное чувство меня пугало. Он подвинулся ближе и плавно выгнулся. Привстал и снова опустился, стараясь не касаться моего паха. Уперся обеими руками рядом с моей талией и подсел ближе, нагибаясь к самому лицу. Я уверен, он следил за тем, как кончик моего языка касается нижней губы, выдавая меня с головой. Парень ухмыльнулся, припал ближе к моим губам, замер в считанных миллиметрах от них, поймал горячее дыхание, невесомо коснулся их, но не дал полноценного поцелуя, снова резко отстранившись. Елозил на моих бедрах, снова очерчивая собственную грудь. Парень смотрел из-под полуопущенных ресниц, с садистским удовольствием отмечая мою часто вздымающуюся грудь, улавливал глубокие вдохи и на мгновение зажмуренные глаза. Для меня его чертов танец был самой настоящей пыткой. Его дико хотелось коснуться, подмять под себя гибкое податливое тело и коснуться губами немного влажной от пота кожи. Я снова сглотнул, жадно пожирая каждое движение человека, даже имени которого не знал. А он словно улавливал каждую нотку в моем настроении, каждый неуловимый оттенок эмоции, следил за движением моих глаз и губ. Пальцы парня оторвались от собственного тела и мягко опустились мне на грудь, скрытую за уродливой футболкой. Поддели ткань и потянули ее вверх, полностью открывая меня перед ним. Когда он провел ноготками по грудным мышцам, довольно чувствительно оцарапывая мои соски, дыхание у меня вконец сбилось. Пришлось даже вскрикнуть, но на это я получил лишь издевательскую усмешку. Он прихватил одними губами мою верхнюю губу, лизнул ее кончиком языка, но опять так же, как и в прошлый раз, быстро отстранился. А я хотел его поцеловать. Все внутри меня просило этого. Я боролся с диким желанием коснуться слишком открытого и сексуального парня, который сам пришел ко мне в руки. А руки мои предательски дрожали, и мне хотелось рычать от досады и невозможности прикосновений. Я дал ему слово и не хотел его нарушать. Стоит ли говорить, что я уже несколько раз успел пожалеть об этом? — Да ты самый настоящий эгоист, — усмехнулся он мне. — Зачем прятать такое тело под одеждой? Я видел, что он не мог больше сдерживаться от соблазна, а потому припал к моей груди губами. Глаза мои широко распахнулись от шока, а он обхватил меня за пояс пальцами, оглаживая косые мышцы, и мягко коснулся языком. Я грубо дернулся, оторвав одну руку от простыни, и хотел ухватить его за растрепавшиеся волосы, но остановился на полпути и со стоном опустил руку обратно, снова вцепившись в простынь. Парень мазал губами по груди, наслаждаясь дрожью, которой отзывалось мое тело. Все мои попытки контролировать стоны не увенчались успехом, и я несдержанно простонал, когда он пару раз укусил тонкую кожу около сосков. Он нехотя отстранился, снова глядя в мои затуманенные глаза, и издевательски ухмыльнулся, замечая, как ужасно напряглось мое лицо из-за стиснутых зубов. — Без рук, — напомнил он мне с коварной улыбкой на губах и потянулся к карману своих брюк, извлекая небольшой тюбик со смазкой и пакетик с презервативом. Непонимание на моем лице сменилось шоком от осознания того, что должно было произойти дальше. — Смотри на меня, — сладко протянул парень в миллиметрах от моих губ, затем отстранился и выпрямил спину. Ловкие пальцы поддели кромку брюк, и он привстал на колени, расстегивая пуговичку на поясе. Прихватил ткань и медленно потянул её вниз. Тут я заметил, что на нем не было белья. Парень открутил зубами маленькую крышечку на тюбике и выдавил гелеобразную жидкость на пальцы. Штаны его были спущены с бёдер, губы соблазнительно приоткрыты, а рука опускалась всё ниже. Мне казалось, что я могу лишиться рассудка в любую секунду. Руки онемели, в горле пересохло, и я буквально дышал через раз, пытаясь игнорировать слишком узкие брюки, туго сдавливающие напряжённый до предела член. Он приподнялся снова, касаясь собственными пальцами заднего прохода, и вздрогнул от контраста холодной смазки и собственной разгорячённой кожи. Откинул голову назад, выгибая грудь колесом, а я не мог думать ни о чём другом, кроме как о желании коснуться блестящих серебристых серёжек губами. Он шумно выдохнул, проталкивая пальцы внутрь на фалангу, и дернулся. Уперся одной рукой мне в грудь, царапая её ногтями от напряжения. Насаживался на собственные пальцы глубже, впиваясь в кожу на моей груди, и почти вскрикнул, когда сам оказался внутри почти на всю длину, задевая запястьем выделяющийся стояк на моих брюках. Из сладкой истомы его вырвала хватка моей крепкой руки. Мои пальцы жестко стиснули руку парня, которой он так старательно растягивал себя, сидя на моих бёдрах, и отвели её в сторону. Рука его дрожала, а с влажных пальцев стекала прозрачная смазка, глаза парня остро слезились от нахлынувшего возбуждения. — Дальше я сам, — низко прошептал я, второй рукой властно притягивая парня к себе, чтобы его член соприкоснулся с моим всё ещё скрытым за брюками стояком. Готов был поклясться, что он не ожидал этого, а потому рассеянно охнул, когда мои ладони опустились к его ягодицам и сильно сжали их. Я сел на кровати и прижался губами к его затвердевшим соскам. Руки мои поднялись на талию, огладили поясницу и скользнули по выгнутой дугой спине, пересчитывая позвонки. Он уперся ладонями мне в плечи, не в силах выдержать сладкой пытки, которой только что сам подвергал меня. — Пожалуйста, — дыхание парня сбилось, а тело его мелко дрожало. — Теперь моя очередь мучить тебя, — ласково произнес я в поцелуи, не узнав собственного голоса, и прикусил сосок зубами. Поиграл языком с серёжкой, несильно оттягивая её, чем вызывает у парня полустон-полувскрик. Руки мои сильнее сомкнулись на его талии, вынуждая выгнуться сильнее. Парень же запустил руки в мои волосы, несдержанно сжал их на затылке и громко простонал, умоляя продолжать. Из его полузакрытых глаз катились слезинки по вискам, вырисовывая прозрачные дорожки на загорелой коже. Я же, наконец, почти оторвал пуговичку со своих брюк и даже выдохнул от облегчения. А когда парень руками обхватил меня за плечи, мы вместе повалились на кровать. Все ощущения, подаренные мне им в эту ночь, были для меня словно впервые. Я даже подумал, что по-настоящему и не спал ни с кем. Он казался мне нереальным, а я все еще не знал его имени. Полностью истощенный часами ненасытной любви, я лежал на животе, положив подбородок на сведенные кулаки. Парень лежал рядом, тоже на животе, но отвернув от меня лицо. Я воспользовался этим и провел ему ладонью по липкой спине. Пощупал шею, коснулся спутанных светлых волос и тихо позвал. Он почти сразу повернул лицо ко мне. — Скажи мне, как тебя зовут, — попросил я без тени смущения, заправляя ему прядь потных волос за ухо. Он улыбнулся уголками губ и смотрел мне прямо в глаза. Я был удивлен, но от такого взгляда мне совершенно не хотелось спрятаться. Захотелось снова коснуться его кожи, и я вскользь мазнул пальцами по плечу. — Обычно я не называю своего настоящего имени, — проговорил он, все еще хитро улыбаясь. Я знал, где и кем он работает, знал, что он может вот так за определенную сумму, которой мне не назвали, пойти с первым встречным и переспать с ним. Я все прекрасно понимал, но закрыл глаза, и далось мне это легко. Может, потому что я сильно хотел их закрыть. — А мне сказать можно? — настаивал я. — Может, я хочу еще раз встретиться. Парень прыснул смехом, глаза его сощурились, но изучать меня не перестали. — Ты намекаешь на то, что не хочешь платить за следующую встречу? — Я и за эту не платил, — ответил я, будучи абсолютно спокойным. — И все же, как тебя зовут? Было заметно, что он наигранно засмущался, потом подвинулся ко мне ближе, и наши бедра соприкоснулись. — Алексей, — шепнул он мне на ухо, и я совершенно по-дурацки расплылся в улыбке. — Лёша… — повторил я тихо, словно попробовал имя у себя на языке. — Так меня только мама называла, — парень рассмеялся, но быстро затих. — А мне можно так называть? Леша пощелкал пальцами, как будто что-то вспоминал, закинул на меня ногу и прижался так тесно, что мне снова нестерпимо захотелось взять его. — Если ты разрешишь мне называть тебя… — задумчиво произнес он. — Как там, говоришь, тебя зовут? — Саша, — улыбнулся я и положил голову на сцепленные руки. — Но я этого не говорил. Зато я точно говорил, что хотел бы еще раз встретиться с тобой. — Чтобы что?.. — снова подначивал меня Леша, но больше я на это не купился. Поддел пальцами его подбородок и решил, что буду непреклонен в своем маленьком желании попробовать его губы. — Поцелуй меня… Улыбка сошла с его губ, а я не стал ждать ответа. Сам приблизился к его лицу и беспрепятственно прижался к губам. Такого смелого, горячего и глубокого поцелуя я еще не получал никогда. Леша снова оказался прижатым мной к матрасу, и тут я подумал, что не хочу его отпускать никогда и никуда. Он должен остаться со мной. Чтобы я каждый вечер видел его вот таким: голым, дрожащим, горячим, лежащим на моей кровати.✓✓✓
Наши отношения развивались довольно стремительно. Сначала мы встречались два раза в неделю. Я старался уделять ему все свое свободное время в выходные. Дарил цветы, потому что, как оказалось, он их безумно любит. Однажды подарил золотой браслет с предложением больше не жить порознь. Леша сразу согласился, и мы стали жить в моей квартире, доставшейся мне от бабушки. Тогда казалось, что моему счастью не будет предела. Я уходил утром на работу и видел его спящим, приезжал поздно, а он дожидался и не ложился спать. Каждый раз мы занимались сексом так, словно до этого годами воздерживались. Его сложно было не хотеть. Счастье оказалось недолгим. После дополнительно обучения, после отработанных мною в небе часов я пошел на повышение и уже мог гордо зваться командиром. Зарплата стала больше, ответственность тоже выросла, а еще теперь я мог быть дежурным пилотом, потому что умел обращаться с каждой моделью самолета. Свободного времени стало меньше. Сначала были короткие ссоры, затем мы с Лешей могли не разговаривать сутками, пока я отсутствовал дома, а уже после он предложил мне сменить работу. — Неужели в этом чертовом городе больше нет работы? — спросил он однажды, когда я уставший вернулся с дежурства. — Почему мы не можем быть вместе, как все остальные? — Но мы же вместе, — я не понимал и думал, что скоро у него это пройдет. — Ты тоже работаешь по ночам, и я не знаю, как ты проводишь время. — То есть ты не доверяешь мне?! — Леша всплеснул руками, и я даже подумал, что он хочет меня ударить. — Но ты же знал о том, где я работаю, с самого начала. — Но ведь и ты тоже! Я не хотел ссоры и ушел спать в другую комнату. В тот вечер мы больше не разговаривали, а утром я подумал, что действительно виноват, и решил извиниться. Заказал ему подвеску с драгоценным камнем, приготовил обед и вручил свой подарок. Это позволило продержаться нам без истерик до моего следующего рейса. Ссоры стали чаще, мы все реже общались простым человеческим языком. Мое систематическое отсутствие дома начинало Лешу раздражать, а я каждый раз просил прощения, потому что все еще хотел быть с ним. До того самого вечера, когда забирал его после смены в клубе. На его теле отчетливо были видны следы пальцев, и я знал, что виной этому точно не я, ведь я уважал его род занятий и старался, чтобы внешний вид моего парня не был испорчен. Я чувствовал, что от него пахло алкоголем, а наутро, собирая одежду в стирку, я обнаружил в кармане брюк маленький пакетик с белым налетом внутри, в котором каталась одинокая таблетка непонятного происхождения. Пытаясь узнать, что же это было, я благополучно получил по лицу вместо ответа. А может, получил я потому, что таблетка эта вылетела в окно у Леши на глазах. Тогда я и подумал, что как раньше уже не будет. Без защиты я больше спать с ним не мог. Может, и до этого не стоило. Я испугался, завел дружбу с врачом, у которого проходил медосмотр, и он анонимно направил меня по всем инстанциям. Оказавшись полностью здоровым, я мысленно сказал спасибо Леше, но к таким приключениям тяга у меня отпала. После первого расставания мне пришлось долго врать на работе, что я неудачно упал и свез кожу на лице. Леша звонил каждый день, писал слезные сообщения, иногда такие, что у меня действительно текли слезы. Мне стало его жаль. Тогда я встретил его у клуба с цветами и снова предложил поехать домой. Ужасная ошибка, которую я повторил еще раз шесть или семь. Леша не менялся, а становился только хуже и невыносимей. Но даже после принятого мной решения уйти совсем, мы все равно встречались, чтобы заняться сексом. Казалось, его это устраивало, а я просто затыкал дыры, боясь остаться в одиночестве. Он стал моим наркотиком, с которого я не мог соскочить. Этакий чемодан без ручки, который и нести тяжело, и выкинуть жалко. Так продолжалось долгих два года. До той странной встречи на мосту, которая заставила меня посмотреть на отношения между людьми под другим углом.✓✓✓
Расплатившись с таксистом, Саша вышел из машины, взглянул на парадную, в которую собирался войти, и бросил короткий взгляд на свет в окнах. Там его ждали, и он очень надеялся, что в последний раз.