Пылкое сердце

Направо, прямо, налево, ступенька, ступенька. Стук каблуков ботфорт заглушается громкими разговорами и заливистым смехом, доносящимися из под каждого дерева. Воскресное утро выдалось на удивление душным и знойным из-за чего пришлось дать мушкетерам пару лишних передышек во время тренировки. Стук каблуков не слышен никому кроме самого обладателя новеньких кожаных ботфорт, которые стучат в унисон с его сердцем. Очень волнительно и радостно на душе. Антон давно мечтал стать именно мушкетером. Получить свой голубой плащ с белым крестом и королевской лилией и расхаживать в нем по улочкам Парижа, гордо задрав подбородок. Гвардейская рота Дез Эссара тоже хороша, бесспорно. Та же военная подготовка, те же дуэли, то же предназначение. Но ведь совсем не мушкетеры, а всего лишь гвардейцы. Не кардинала, а короля, конечно, в чем есть свои плюсы, но все равно. Мушкетер звучит гордо, благородно, красиво. Мушкетеров все боготворят и любят, воспевают. Мушкетеры - это что-то о чести и великом призвании. Мушкетером хотелось стать до дрожи в коленях. Но мест не было. Ни год назад, ни два, ни пять, когда Антон только решил посвятить всего себя военному делу и службе родной Франции. Расстроился, конечно, утер скупую слезу, да согласился пополнить ряды гвардейцев Дез Эссара, где через несколько лет стал чуть ли не лучшим. Но не мушкетером. Капитан гвардейской роты с самого начала знал о его мечте и тайно верил, что Антон обязательно добьется того, чего он так страстно желает. Бог точно не может пройти мимо такого чистого, открытого сердца. Так и случилось. В роте Де Тревиля освободилось несколько мест, чем Дез Эссар и воспользовался, как бы грустно ему не было прощаться с одним из лучших гвардейцем. Товарищи пытались отговорить Антона, но ничто не может остановить пылкое сердце, чувствующее, что его самая заветная мечта почти исполнилась. И, вот, сейчас он спешит к Де Тревилю, чтоб передать рекомендательное письмо, после чего его обязательно примут в ряды мушкетеров, обучат всем хитростям, отдадут его собственный плащ. Такой красивый, благородный. Голубой с белым крестом и лилией, самый лучший. Волнительно. Поворот за поворотом, ступенька за ступенькой. Антон очень переживал, что своим видом (все-таки в своем коричневом камзоле он сильно выделяется на фоне остальных) привлечет ненужное внимание, но всем, кажется, все равно, что к ним на огонек заглянул гвардеец. Не кардинала и на том спасибо. А то им бы пришлось досрочно прервать свой перерыв и пойти меряться шпагами с незваным гостем. О времена, о нравы. Но нет, он всего лишь гвардеец короля. А они, по странному стечению обстоятельств, в противостоянии гвардейцев кардинала и мушкетеров занимают нейтральное положение, без повода не трогая ни тех, ни других. А Антону уж очень сильно хочется уже в каком-нибудь трактире схлестнуться шпагами с каким-нибудь наглым гвардейцем, посчитавшим, что он без зазрения совести может оскорблять Антона только за то, что тот является мушкетером, а значит врагом. Этот адреналин в крови, азарт… и попытки не залить бледно-голубой плащ ярко-красной кровью, разумеется, противника, которая потом будет очень долго и нудно отстирываться. Поэтому-то гвардейцы кардинала и носят красные плащи, им не миновать красных пятен. Это что-то на волшебном. Такое Антон мог ощущать только во снах, будучи в том самом плаще, со шпагой в руке, которая уже давно ощущается продолжением конечности, и с товарищами. Такими же расчетливыми, отважными, готовыми вчетвером пойти на десятерых гвардейцев, не боясь за свою жизнь. Ведь мушкетеры всегда побеждают, это константа. С каждым шагом Антон ощущает все большее воодушевление, будто за спиной раскрываются огромные белоснежные крылья, счастье затапливает его с головой без возможности выбраться и сделать хоть один глоток реальности. Он сейчас далеко за ее пределами - где-то в своих мечтах. Где-то, где он опять по мотивам заезженного современного романа кричит: «Один за всех и все за одного!», где он ставит на место выскочку гвардейца, где все хорошо. Так, как должно быть. Правильно. Ступенька, ступенька, ступенька. Жесткое столкновение. Антон еле успевает протянуть руку и схватить за плечо неожиданную преграду, которая из-за столкновения чуть не полетела вниз по лестнице, собирая своим светлым плащом всю пыль и грязь ступенек. Молодой человек не без помощи Антона твердо встает на две ноги и стремительно разворачивается, поправляя прямые волосы, едва достающие до крепких плеч, а после складывая руки на груди и забавно раздувая ноздри. Но Антону сейчас совсем не смешно от данных движений, которые в любой другой ситуации вызвали бы приступ умиления и смеха. О, как же наивно Антон надеялся на то, что этот день будет прекрасен во всем. Так не бывает. В любой бочке меда есть ложка дегтя. Здоровая такая, столовая. Обидно в таких условиях встретить свою влажную фантазию времен Тридцатилетней войны, где они оба, будучи еще зелеными вояками, пытались выжить в новых условиях, где все максимально сильно отличалось от типичных тренировок и даже дуэлей. Там и познакомились, но дружбы не сложилось. Арсений всегда был гордым графом (причем не только по титулу, но и в душе), не стремящимся пойти на контакт с первым встречным, а Антону было не до того, чтоб в лепешку расшибаться ради красивого парня, при виде которого сердце пускалось в пляс. Война все-таки, нужно о себе заботиться. - О, кто к нам пожаловал, - театрально вздыхает Арсений, - Вы, любезнейший Антон Андреевич, как я вижу, все так же неловки. Антон был бы рад этой встрече в любых других условиях. Но только не сейчас. Только не после столкновения, очевидно, оскорбившего Арсения, который теперь будет ломать комедию, а в конце концов вызовет на дуэль. Уж слишком ему важно собственное достоинство и уважение товарищей. А возможность дать волю острой шпаге и адреналину, накрывающему с головой, он ни в коем случае не пропустит. - А вы, Арсений Сергеевич, все так же остры на язык. И Антон не может отступить. Знает, что все непременно закончится маханием шпагами, поэтому смысла нет сейчас пытаться загладить вину и осторожно слиться. Тем более не тогда, когда видеться они будут каждый день. Нельзя оставлять конфликт открытым, это сродни смерти. Не по мушкетерски это. И тем более не по-Арсеньевски. - Это лучше, чем витать в фантазиях и налетать на людей, - улыбается так хитро, в самую душу заглядывает, - Не безопасно, знаете ли. - О, я бы на вашем месте в следующий раз не стоял на проходе. Это еще более небезопасно, - приподнимает подбородок и смотрит свысока, с вызовом, - И вы можете пропустить меня, я спешу? - А вы стали дерзки, молодой человек, - растягивает губы в широченной улыбке. Антон понимает, что это игра, понимает, к чему все идет. Но не понимает, зачем вот эти вот хитринки, улыбки. В любой другой ситуации он бы подумал, что с ним кокетничают, но это Арсений. Так что кокетство исключено. Только холодная расчетливость и умелая актерская игра, ведущая к тому финалу, который изначально был прописан в Арсеньевой голове. А толпа, собравшаяся посмотреть шоу, шумит, бушует. Со всех сторон раздаются нестройные крики, из которых можно вычленить «Дуэль! Дуэль!» и «Насадите его на шпагу, граф». А Арсений головой вертит, смотрит на реакции людей, расцветает ещё, кажется, сильнее. - А вы, сударь, все тот же, - Антон делает глубокий вдох и продолжает, надеясь, что его не заколют шпагой прямо здесь, - Надменный, расчетливый, желающий угодить толпе. Вы зависите от чужого мнения, сударь, и это не есть хорошо. Бледное лицо вытягивается, голубые глаза забавно выпучиваются, а ноздри раздуваются. Видимо, Арсений никак не ожидал такого от, на его взгляд, безобидного парня. А Антон и рад своей маленькой победе, рад, что удалось раззадорить Арсения, смутить. Рад, что не показался самому Арсению и злой толпе бесхребетным трусливым мальцом (и всем плевать, что с Арсением у них один возраст, дело в авторитете). Хотя на самом деле хотелось бы избежать всего этого диалога, этой встречи и неминуемых последствий. Ну не любит он показушность, не любит и все тут. Но первое правило мушкетера - отстаивай свою честь в любой понятной и непонятной ситуации. Антон и раньше старался следовать ему, зная, что однажды он станет тем самым мушкетером, но теперь, когда мечта практически у него в кармане, он не может ударить в грязь лицом. Тем более перед Арсением. - Дуэль, - коротко, но эмоционально восклицает мужчина, - Я вызываю вас на дуэль, - уже спокойней, но все еще оскорбленно, - Завтра в десять утра на поляне в лесочке за заброшенной курятней. Антон успевает лишь кивнуть и легонько улыбнуться прежде, чем Арсений разворачивается и стремительно удаляется вниз по лестнице, гордо подняв подбородок. Толпа глядит ему вслед, отовсюду раздаются довольные возгласы, будто на дворе праздник какой, а не очередной вызов на дуэль, которую никто из этих людей даже и не увидит. Антону так и хочется закричать: «Право, судари, вы же благородные мушкетеры, а не крикливые курицы, поумерьте пыл», но он лишь ещё пару секунд смотрит на военную выправку своего соперника и тоже удаляется по своим делам, не обращая внимания на сочувствующие и довольные взгляды других мушкетеров, которые, очевидно, думают, что после такой выходки Арсений в живых его не оставит. Антон надеется, что все закончится хорошо, но жалость ему не нужна в любом случае. Это мерзко и низко. Он готов с достоинством принять свою участь. Как минимум, если завтра он умрет, то он будет уже в голубом плаще и с исполненной мечтой всей жизни. Ему не страшно. Он будет на пике. *** Поляна встречает Антона утренней свежестью и ненавязчивым ароматом полевых цветов. Ему хотелось бы растянуться на мягкой траве, зажать между зубами соломинку и смотреть-смотреть-смотреть… на небо синее, солнце яркое, насыщенную листву. Слушать стрекотание цикад. И просто наслаждаться моментом. Но он стоит, сложив руки на груди, осматривает землю на наличие крупных камней и веток, об которые ненароком можно было споткнуться, даже находит пару осколков и складывает их под кустом, находящимся рядом с тропинкой к курятне, чтоб на обратном пути прихватить их с собой. Если, конечно, он будет возвращаться. Но Антон на этом не акцентирует внимание, он старается мыслить позитивно. Ждет пунктуального Арсения, который непременно появится ровно в десять. Слишком дорожит своим временем. Антон же приехал раньше. Изначально дополнительное время закладывалось на всякие неожиданности: лошадь откажется идти, шпагу забудет дома, в лесу заблудится, что угодно, но сейчас он рад, что у него есть эти минуты спокойствия и единения с природой. Есть время выдохнуть и настроиться на дуэль. Антон бы хотел не воспринимать ее, как что-то серьезное, важное, но не получается. Слишком уж хорошо он знает Арсения, который дорожит своей честью настолько же сильно, как и жизнью, который смыслом своего существования видит эти дуэли, обычное состояние которого - холодная расчетливость и вежливая дерзость. Антон считает это сексуальным, но не признается даже под страхом смерти. Голубой плащ шелестит из-за легких порывов ветра, а Антон наслаждается этим чувством свободы без своего тесного камзола. Он чувствует себя таким же легким, невесомым, как и этот мушкетерский плащ. Это ощущение всепоглощающего счастья и умиротворения от исполнения мечты всей жизни снова, как и вчера после назначения, растекается теплом по венам. Антон давно не чувствовал себя таким окрыленным и свободным. Ему Сена по колено, ведь у него есть подружка-шпага и звание мушкетера. - У кого плащ украли, Антон Андреевич? - Мужчина дергается от шепота, раздавшегося над самым ухом, и стремительно разворачивается, встречаясь с лучистыми голубыми глазами и широкой улыбкой. Умение Арсения подкрадываться бесшумно ничуть не удивляет, но оставляет небольшой осадок на душе - Антон невнимателен, что не есть хорошо. И повезло, что это Арсений, уважающий честные дуэли, который оголит шпагу только после официального начала поединка. Другой же человек, тот же гвардеец кардинала, может и в спину ударить, радуясь, что победа досталась ему так легко. Очень опрометчиво со стороны Антона стоять спиной к тропинке, ведущей на поляну. - Я не занимаюсь такими низкими делами, это мой плащ, - Размеренно, но строго замечает Антон, глядя в живые глаза противника, - добытый честным способом: кровью и потом. - О, Антон Андреевич, не злитесь вы так, - веселится Арсений, будто ему совсем нет дела до предстоящей дуэли, на которой может прерваться чья-то жизнь, - это же простые безобидные шутки, - игривость сменяется серьезностью, - в отличии от ваших слов. Право, вы - последний человек, от которого я ожидал такой грубости. - Не врите хотя бы себе, Арсений Сергеевич, вы от меня ничего не ожидали, - и не знали, да. Антон уверен, что Арсений даже не хотел запоминать ни его лицо, ни имя тогда, на войне, но пришлось, ибо Антон периодически мелькал в поле его зрения, а потом без сожаления выкинул его из головы. Для Антона небольшим шоком было уже то, что Арсений помнит не только его имя, но и отчество. Что уж тут говорить о личностных качествах, которые тот никогда и не стремился узнать. - Вы не знаете, о чем говорите, - загадочно, как умеет только он. Антону кажется, что он снова окунается в то давно ушедшее, но не забытое чувство восхищения одним единственным человеком, влюбленности в него. Но он не может дать слабину, не сейчас. Арсений же, наверное, только и ждет, что Антон испугается, убежит, опозорится, а у брюнета потом будет миллион поводов посмеяться над ним в кругу товарищей, будет повод смотреть на Антона с презрением, с превосходством. - Допустим, - Антон устал бессмысленно говорить, это волнительно. Во время дуэли мозг обычно отключается, все действия происходят на инстинктах, а разговор пугает и лишь оттягивает неизбежное, заставляет переживать дольше, сильнее, но один вопрос он задать обязан, ведь тот касается непосредственно дуэли, - А где же ваш секундант? Неужели опаздывает? - Я сегодня без него, - Арсений отвечает немного даже лениво, будто одолжение делает. Причем не только Антону, но и себе, и человеку, который должен был быть секундантом, и всему миру в целом. - Почему? Не уж то Сергей Борисович наконец-то отпустил вас в свободное плавание, - хочется уже дать волю нетерпеливой шпаге, но Антону слишком интересно услышать ответ, понять хоть какие-то мотивы Арсения. Ибо это важно сейчас. Для предстоящей дуэли важно. - Вы подозрительно много знаете о моей жизни, - смотрит внимательно, в самую душу заглядывает, у Антона екает сердце, - И нет, я просто надеюсь на вашу благоразумность. - О, сударь, я польщен и клянусь, что не заставлю вас сомневаться ни во мне, ни в моей честности, - пылко произносит Антон. Он же настоящий мушкетер, благородство у него в крови. Тем более в дуэли против Арсения. Он бы не позволил себе как-либо схитрить. - Не боитесь, что ваш путь мушкетера подошел к концу, так и не начавшись? Антон бы поспорил, ибо путь начался, причем очень знаменательным событием, которое так неожиданно организовал брюнет. Но говорить об этом не хочется. Может вылиться в еще долгий спор, где оба будут отстаивать свое мнение словами, а не действиями, а Антон уже наговорился на данную тему, ему хватит. - Для меня будет честью умереть от шпаги такого видного мушкетера, - говорит от сердца, зная, что это самый лучший вариант подвести к окончанию светскую беседу, - Но я все же надеюсь, что сегодня обойдется без смертей, - и это чистейшая правда, да. - Мне нравится ваш настрой, Антон Андреевич, - довольно произносит Арсений и кладет правую руку на эфес шпаги, - Приступим? Антон несколько секунд позволяет себе полюбоваться Арсением, оголяющим шпагу и принимающим исходное положение, после чего и сам повторяет действия противника. В голове каша из мыслей о красоте брюнета, его мастерстве и навыках самого Антона, которые необходимо применить по максимуму, чтоб закончить дуэль относительно безболезненно для обоих. Антон не хочет умирать. И Арсения убивать он тоже не хочет. Поэтому действует максимально осторожно, в основном отражая умелые выпады противника. Лязг шпаг, кажется, разносится на всю округу, но такое ощущение возникает лишь у Антона, которого эти звуки практически оглушают в моменте, за пределами леса же они не слышны от слова совсем. Место надежное, проверенное годами. Арсений и сам не напирает, как он это делает обычно. Антон знает, так как сам несколько раз участвовал в остановках дуэлей, участником которых являлся брюнет (просто так совпало). Арсений мог бы перемещаться по поляне более стремительно и резко, мог бы совершать более неожиданные, грубые выпады. Но он этого не делает. Очевидно, он преследует какую-то свою личную цель, которая совершенно не понятна Антону. Арсений не тот человек, который стремится вымотать своего противника, а потом, воспользовавшись его усталостью, нанести критический удар. Он всегда действует быстро и филигранно, не желая тратить слишком много личного времени. Но только не сейчас. В любой другой ситуации Антон бы подумал, что они лишь играют в дуэль, как несмышленыши, желающие поразвлечься, а в конце, наскакавшись вдоволь, они пожмут руки, похвалят друг друга и в обнимку уйдут в таверну пить анжуйское вино, ибо есть повод. Но это же Арсений. Арсений, который никогда не отступает, который не терпит в свой адрес сомнительных высказываний, который превыше всего ставит честь и достоинство. Который может одним ловким движением лишить жизни практически каждого. И Антон не понимает, что происходит. Он на автомате отбивается от острой шпаги, благо тело уже давно натренировано и само знает, что ему делать. Головой же он уже не здесь. Он все чаще заглядывает в голубые глаза, ища там что-то, что смогло бы дать ему понимание ситуации, но каждый раз натыкается на глухой барьер, таящий за собой слишком много тайн. Он обращает внимание на дерганные движения, не присущие Арсению, на подрагивающую шпагу, на поджатые губы. И это все больше и больше напрягает и пугает Антона. Слишком уж нехарактерное поведение для человека, у которого константой стали расчетливость и холодный разум. Погруженный в свои мысли Антон пропускает момент, когда Арсений специально наотмашь бьет его по шпаге, что заставляет оружие вывалиться из потной ладони, и ставит ему подножку, заваливая на спину. Антон только хочет встать, но тяжелое тело плюхается на его живот и приставляет шпагу к шее. Антону затылком о землю побиться хочется от непонимания, но в таком положении двигаться довольно опасно. Слишком странная схема, странные движения и максимально странное завершение дуэли, которая официально еще идет, но Антон уже признает свое поражение и ждет лишь участи, которая ему пока максимально не понятна, ибо если б Арсений хотел убить, он бы убил его без этих игр, скачек и валяний на травке. Светловолосый дышит загнанно и мысленно обращается к святому Антонию, просит сберечь его душу грешную, прикрыв глаза. Арсений же глядит на него с любопытством, улыбается даже, хотя шпагу не убирает и рук не расслабляет. Он на чеку. - У вас глаза красивые, вы знаете? - неожиданно произносит Арсений, выбивая Антона из колеи. - Что за… - он только хочет спросить, что здесь происходит и к чему вообще эта странная констатация факта, но ему не дают закончить. - Тшш, - прикладывает палец к губам Антона, шокируя того еще сильнее, - Молчите, сударь, - выделяет обращение интонацией, будто пытается показать, что это слово теперь является фишкой не только Антона, - Молчите, это в ваших же интересах. - С чего вы это взяли? - ему стоит больших усилий, чтоб выровнять голос. Почему Арсений так считает, правда очень интересно. И у светловолосого нет ни одного предположения, что могло повлиять на поведение Арсения и заставить его любезничать с Антоном. - Ну, Антон Андреевич, не у моей же шеи шпага, - взрывается брюнет и смотрит обиженно, губу даже закусывает от досады. Будто мужчина своими комментариями мешает Арсению собраться с мыслями. Антон решает помолчать, раз уж Арсению это так нужно. Все-таки, и правда, у его шеи настоящая шпага, острая. И одно неосторожное движение спокойно может лишить его жизни, чего бы очень хотелось избежать. Хотя от этого количество вопросов не уменьшается. Что здесь, тысяча чертей, происходит… Антон смотрит с немым вопросом на Арсения, но тот все так же еле заметно улыбается и молчит. Во взгляде плещется нежность и легкий, еле заметный страх, что Антон ссылает на радость от очередной победы и боязнь, связанную с тем, как же Антон поведет себя после того, как его отпустят. Вдруг в мыслях Арсения он пытается напасть на брюнета, уже когда они уходят с поляны или, хуже, когда Арсений протягивает ему руку, чтоб помочь подняться. Антон кривится от неприятных картинок перед глазами и легонько мотает головой, помня, что он все еще не может дергаться. Понимает, что дуэль подошла к логическому завершению, пора вставать и расходиться, раз уж Арсений решил обойтись без жертв и даже без травм, но мужчина почему-то тянет и ничего не предпринимает. Антону не сложно полежать лишние несколько минут, он никуда не спешит, но адреналин сменяется любопытством, молчание начинает напрягать. - Вы что-то хотели? - решает попытать удачу Антон. - Тысяча чертей, - практически рычит Арсений и стремительно сокращает расстояние. Антон шокировано распахивает глаза, когда его губ касаются чужие, такие мягкие и нежные, когда Арсеньева шпага с оглушительным лязгом падает, сталкиваясь с его собственной, давно отброшенной, когда на его щеки ложатся прохладные руки. И Антон только хочет сжать талию, притянуть ближе, ответить на поцелуй, но Арсений так же стремительно, как и приблизился, отстраняется. Взгляд за считанные секунды становится напуганным, как у кролика, загнанного в угол, руки хаотично мечутся по земле, стремясь найти опору. На Антона он больше не смотрит. - Извините, прошу, простите мне мою дерзость, господи помилуй, - шепчет судорожно на одном дыхании, да губу закусывает. Арсений в панике начинает вставать, но обратно валится на Антона, видимо слабость в теле не позволяет быстро встать. Все тело сковывает животный страх, о чем говорит легкий тремор, заметный даже Антону. - Постойте, сударь, я не понимаю, - но Антону хочется понять, что же творится в графской голове, чем тот руководствовался в тот момент, но все без толку. Антон пытается его удержать, даже за руку хватает, но брюнет вырывается дергаными движениями, наконец-то ловит равновесие и встает, но Антон не сдается. Садится и успевает схватить Арсения за руку, потянуть на себя, пока тот не ушел. В любой другой ситуации Арсению бы, наверное, ничего не стоило вырвать руку из некрепкой хватки и скрыться, но слабость, вызванная стрессом не дает сделать ничего для своего побега. Наоборот, он валится на Антоновы ноги, перекатываясь на спину под действием чужих рук. Теперь Антон седлает его бедра и фиксирует руки над головой, чтоб Арсений не смог вырваться. Как минимум, Антон хочет знать, чем руководствовался граф, когда целовал его. - Черт, - рычит Арсений, - Отпустите меня, - практически истерично, со злыми нотками. - Давайте поговорим, - мягко предлагает Антон, надеясь на положительный ответ. - Нет, отпустите меня и забудьте об этом недоразумении, - пытается всю ненависть вложить в свои слова, но Антон не поддается. Ему совсем не хочется давить, но если он не сделает этого сейчас, то правду не узнает уже никогда. Арсений скроется, будет его избегать, не подпустит к себе настолько близко уже никогда. А Антону правда интересно, почему же Арсений его поцеловал. Явно не ради эффектного побега. - Арсений, - строго, не отрывая серьезного взгляда от чужого напряженного лица. - Нет, отпустите, - нервно, с надрывом. Антон понимает, что разговорами ничего не добьется, поэтому решает брать все в свои руки. Он сам, действуя на инстинктах, прикасается к Арсеньевым губам, осторожно прихватывая то одну губу, то другую, пока брюнет никак не реагирует. Односторонний поцелуй длится буквально несколько секунд. Мысли проясняются и Антон только хочет оторваться от мягких, желанных губ, но не успевает, ведь Арсений отвечает на поцелуй раньше, чем Антон успевает окончательно отстраниться. Но отвечает не так, как Антон, который старался делать все максимально осторожно. Арсений кусается, прихватывает губы грубо и впускает свой язык в чужой рот, цепляется руками за чужую шею и тянет ближе к себе, заставляя Антона лечь сверху. Антон позволяет себе расслабиться и отдать волю чувствам. Целуются жадно, постанывают друг другу в губы, руками шарят по телам. Дорвались. Антон не понимает, кто первый тянется к чужому плащу, но в итоге оба остаются в рубахах, пока мушкетерские плащи сминаются горящими телами. Антон задирает чужую свободную рубаху и, проведя ладонью по плоскому животу, ныряет рукой в штаны. Сжимает твердый член, водит по нему кольцом пальцев, ласкает головку. Своими губами ловит Арсеньевы стоны. Стонет сам, когда рука Арсения находит его, Антонов, член и нежно ведет по нему рукой. Второй рукой Арсений грубо вплетается в Антоновы кудрявые пряди на макушке, то оттягивает от себя, то, наоборот, прижимает теснее. Антона плавит от контраста Арсеньевых действий. Антон задирает повыше чужую рубаху и приспускает штаны, чтоб случайно их не запачкать, ускоряет движения руки на члене. Наклонив голову, вылизывает бархатную кожу шеи, прихватывает осторожно, стараясь не оставлять пятен. Антон получает удовольствие не только от чужой руки на своем члене, но и от бурной реакции Арсения. Тот дугой гнется, постанывает звонко и сам толкается бедрами вверх, чтоб побольше касаний ухватить. Кажется, что они плавятся в руках друг друга вечность, не меньше. На деле же - минут семь. Антону хорошо. Так хорошо, как не было никогда. Ни во время первого поцелуя с Кэти, когда, насмотревшись на других парней, Антон решил узнать, что же в этих поцелуях такого приятного. Ни во время секса с ней же. Вообще с ней все было не так, как сейчас. Не так ярко, чувственно, эмоционально. Не хотелось срастись с чужим телом, стать одним единым. Было просто приятно. С Арсением же не просто. С Арсением все чувства достигают максимума. Антон и подумать не мог, что испытывает такие нежные и сильные чувства к мужчине. Казалось, что все давно прошло, забылось под грузом времени, исчезло бесследно. Но влюбленность лишь дремала, не докучая Антону своей навязчивостью, с которой приходилось мириться во время Тридцатилетней. И эта навязчивость вылезла сейчас. Понимает, что после этих поцелуев, касаний, стонов и ласк он больше не сможет заставить себя забыть. Голос глубокий, что на стонах срывается и становится совсем звонким. Волосы, щекочущие щеки, лоб и шею. Пронзительные глаза, смотрящие в саму душу. Россыпь родинок на щеках и, оказывается, на груди и животе. Антон, слыша особо тонкий и громкий стон и чувствуя густое семя, попавшее на его руку, целомудренно целует покрасневшие губы и обещает себе, что сделает все для того, чтоб Арсений не сбежал. Ни сейчас, ни потом. Он уже не хочет без Арсения быть. Никак. После того, как и сам Антон кончает, он, практически не думая, вытирает сперму с Арсеньева живота. Плащ совсем не жалко. Его всегда можно отстирать, это же не въедливая кровь. А для Арсения хочется создать максимально возможный комфорт. Антон даже сам натягивает его штаны и поправляет рубаху. Валится грузным мешком рядом на траву мягкую. Смотрит на голубое небо, облака разглядывает. Часть волос разметалась по траве, другая же в глаза да рот лезет, но Антон не поправляет. Наслаждаться моментом они ему ни капли не мешают. А наслаждаться есть чем - Арсений вошкается под боком, а потом, перекатившись, пристраивает голову на Антоново плечо, сопит практически на ухо, его дыхание опаляет оголенные широким воротом рубахи ключицы. Антон дыхание затаивает, когда Арсений, проведя рукой по шее и щеке, волосы убирает с лица, приглаживает непослушные кудри. Антон думал подстричь волосы, которые уже отросли аж до ключиц, но если Арсений будет каждый раз так нежно их касаться, Антон готов не стричься никогда. Лишь бы Арсений касался его. А у того, кажется, какая-то особая любовь к кудрям. Лежат, наслаждаются моментом. И Антон с уверенностью может сказать, что оба. Ведь Арсений бы не лежал, если бы ему не хотелось этого. А он лежит, жмется теснее, чуть ли не урчит, когда Антон пальцами его лица осторожно касается, ласкает щеки, нос-кнопку, лоб, переходит на шею и уши. Изучает. А Арсений лишь подставляет лицо и жмурится довольно. - Вас не выловить нигде, - негромко проговаривает Арсений, потеревшись щекой об Антоново плечо, на котором так удобно разместил свою голову, - Как война закончилась, вы словно пропали, появляясь на горизонте лишь в совершенно неподходящие моменты. Антон лежит, вслушивается в слова, которые заставляют только успокоившееся сердце снова забиться быстрее, и не может поверить, что это происходит с ним. Еще вчера до столкновения он даже не мечтал о том, что когда-нибудь сблизится с Арсением, тем более в таком интимном смысле. Еще вчера он был готов умереть, а сегодня он не просто жив, но и счастлив, безмерно. - То есть все это время вы думали обо мне? - уже понял, что да, да и еще раз да, но хочет услышать это еще раз, уже напрямую. - Да, - тихонько выдыхает Арсений, а Антон приподнимает голову с земли и целомудренно чмокает брюнета в подставленные губы. - И когда начали? - Еще на войне, - шокирует Антона фразой, - Я видел ваши взгляды. Кажется, что разморенного Арсения такие вопросы ничуть не смущают, хотя Антон понимает, что сам бы вряд ли стал отвечать так спокойно и откровенно, тем ценнее для него сейчас слова брюнета. Но, даже не смотря на свою собственную нелюбовь к подобным вопросам, остановить их он не может. Дорвался, как говорится. - И как же я смотрел? - в голосе так и слышится недоверие, будто он уже готов начать отрицать все на свете, а особенно свои «такие» взгляды. - Как побитый щенок, мечтающий, чтоб его приласкали да в дом забрали, - Антон только хочет открыть рот, чтоб начать эти самые отрицания, но ему не дают, - Вы мне сразу понравились. Щенячьи взгляды мгновенно забываются, а на Антоновом лице расцветает яркая улыбка, способная затмить собой даже солнце. Он проводит рукой по плечу Арсения и прижимает того еще теснее к себе и целует в макушку, желая выразить свои чувства жестами. Брюнет, кажется, все понимает, ибо и сам сжимает Антона в своих объятиях крепче и коротко целует в обнаженную ключицу. Они молчат. Арсений ловит минутку спокойствия и наслаждается таким приятным, теплым моментом, а Антон размышляет. Перед глазами бегут картинки взаимодействия с Арсением, которого на самом деле было довольно мало. В основном это лишь короткие доклады о положении на поле боя, прикрытие друг друга во время сражений, что, по мнению Антона, каждый раз получалось абсолютно случайно, и недовольные взгляды во время неожиданных встреч в присутствии товарищей то одного, то другого. И Антону безумно уютно на душе от осознания, что этот самый Арсений, который вызвал бурю эмоций в груди аж пять лет назад, все эти годы думал о нем. А сейчас он практически всем телом лежит на Антоне, дышит размеренно и глаза прикрывает от удовольствия. Антон - мушкетер, бывавший на войне, рациональный стратег и просто взрослый мужчина, который всегда должен быть сильным, но в данный момент ему хочется расплакаться от счастья, что так неожиданно захлестнуло его с головой. Он мог не думать об Арсении, не вспоминать его слишком часто, не желать встречи, чтоб хотя б посмотреть на него пару мгновений, но сердце не обманешь. Даже если получается обмануть мозг и заставить его верить в то, что все давно прошло. И чувства, и желание узнать человека получше, и мечты о хотя бы дружеских отношениях, ибо в обществе, где мужеложество карается законом, ни о чем большем и речи быть не может. Ведь Арсений весь такой правильный граф, он никогда не пойдет на такой рискованный шаг, даже если у него будут чувства. Так Антон думал раньше. Но данные мысли все равно заземляют Антона и заставляют улыбку пропасть с лица. Он вспоминает свой вопрос, который хотел задать еще где-то между интимной связью и вопросом о том, как же давно Арсений начал думать о нем, и понимает, что сейчас самое время. - Но почему вы не шли на контакт? - старается сохранить каплю любопытства в голосе, ибо не хочет показывать Арсению свою печаль, - И я даже не о романтике сейчас. Я ведь старался наладить общение, но каждый раз будто в закрытую дверь ломился. И это правда грустно. Он помнит эти короткие равнодушные и надменные взгляды, помнит стальной тон и отрешенность. Кажется, будто это было вчера. А потом мысли возвращаются к Арсению, который своей шпагой пронзает сердце англичанина, подкравшегося со спины к Антону, пока тот сражался с другим противником, и все встает на свои места. Тогда Антон не думал, что это что-то значит. Просто так получилось. Все-таки они были боевыми товарищами, имеющими одну общую цель - спасение Франции. И каждый мушкетер, гвардеец кардинала или короля был на вес золота. Это тот редкий случай, когда все они оставляли свои конфликты в Париже и сплочались ради общего блага. А оказывается Арсений переживал за него и старался хоть как-то уберечь от смерти, позаботиться, но лишь настолько, насколько это было возможно в рамках войны. И Арсений подтверждает его мысли. - Война ведь была, - произносит, грустно улыбаясь, - Там не до этого. Голова забита лишь тем, как бы спасти Францию да жизнь сберечь. Поймите и вы меня. И Антон понимает его прекрасно. Он и сам старался не забивать голову лишний раз, не искать встреч да разговоров, не привязываться, не отдавать всего себя захлестнувшим чувствам и не пытаться налаживать контакт, когда на встречу явно не идут. Война ведь. Нужно о своей жизни беспокоиться, о возможности познать, какое же будущее предначертано после войны. И он отпускает вопрос прошлого и обещает себе больше никогда не возвращаться к нему. Все, что сердце требовало узнать, он уже спросил, а остальное - не важно. Прошлое осталось там, в прошлом, которое уже повлияло на настоящее, больше не сможет. Есть более насущный вопрос. - И что будет дальше? - Если вы позволите, то снимем вместе комнату, - это звучит настолько мечтательно и тепло, что у Антона мурашки бегут по коже, - Всем будем говорить, что это дешевле и удобнее, все равно делом одним занимаемся, - а это очень даже логично, ибо никому нет дела до того, что творится за закрытыми дверьми, пока нет поводов для подозрений, - Детишек я вам, конечно, не нарожаю, но одиночество точно скрашу, - и они смеются в унисон, нежась в объятьях. Одинокая слеза все-таки скатывается по виску и впитывается в голубой плащ. Антон улыбается ярко, глядя на небо, и не верит. Еще вчера он мечтал стать мушкетером, был непроглядно одинок и думал лишь о том, как бы избежать похода в таверну, где он снова бы напился со скуки. А сегодня у него есть все: и долгожданный плащ, и не менее долгожданная вторая половинка. И не абы какая, а Арсений. Дражайший Арсений, который стал инициатором всех произошедших событий, приведших к такому итогу. И дуэль назначил он, и шпагу осторожно выбил из рук, после чего повалил на землю, и поцеловал, и в чувствах признался. Хотя Антон всегда думал, что жизнь с мужчиной точно не для благочестивого Арсения. Все-таки это не только наказывается законом, но еще и осуждается богом. Антон готов хоть три раза в день молиться да индульгенции покупать каждую среду, чтоб с Арсением быть, если для того религиозная сторона вопроса важна. И они об этом обязательно еще поговорят, но только потом. - Я об этом и мечтать не мог, но вы уверены, что не рано? - сам Антон уверен так, как не был никогда, ведь это что-то на волшебном. Он и Арсений, одна комната на двоих, совместный быт, совместная работа, совместная жизнь. Он не знает, какое добро совершил в прошлой жизни, что в этой ему так повезло, но он ценит и благодарит себя прошлого за свое настоящее. - Антон Андреевич, имейте совесть, я и мечтать об этом боялся на протяжении пяти лет. Если вы сомневаетесь в моих чувствах, то поверьте, они прошли проверку временем, а если в честности, то позволяю вам поговорить с Сергеем Борисовичем на эту тему. - То есть он знает? - Антон не против, на самом деле, ведь если Арсений кому-то что-то рассказал, значит человек точно надежен и близок, но вопрос вырывается сам. Все-таки Антон не ожидал того, что Арсений рассказывал о чувствах к нему своему близкому другу. - Да, и он будет очень рад, узнав, что я наконец-то стал счастливым. Понимаете, заниматься делом, которое предначертано судьбой, очень здорово, но без любимого человека рядом даже эта составляющая теряет краски. - Значит будем их возвращать, Арсений Сергеевич. Антон приподнимает Арсеньев подбородок и припадает к губам, не углубляя поцелуй. Лишь осторожно прихватывает своими губами чужие и сжимает теплое плечо, желая врасти в своего мужчину. Уже точно своего. Вокруг шелестит листва и трава, поют птицы да стрекочут цикады. На мужчин сверху смотрит яркое солнце, находящееся в зените. Со стороны города слышатся крики извозчиков да лай собак, но мужчинам совсем нет дела до Парижской суеты. Им хорошо вместе в моменте. Они наконец-то счастливы.