***
День заканчивается слишком быстро, чтобы можно было подготовить себя к очередной встрече с Чангюном. Как и ожидалось, темноволосая макушка ровно в семь вечера уже выглядывает из-за припаркованного белого автомобиля. Кихен уже принимает свою участь и пытается морально настроиться на пятнадцатиминутное прослушивание противного рэпа и содрогание задницы от плохо настроенного сабвуфера в багажнике. Но не теряет надежды проскочить мимо парня, когда выходит из кафе и старается сделать вид, что не замечает его, хотя еще за пять минут до конца смены начал высматривать его машину на парковке. Чангюн, все еще крайне ожидаемо, вырастает перед ним, словно из ниоткуда, вызывая этим у Кихена разочарованный вздох. — Не пытайся сбежать от меня, крошка. Все равно не получится, — он держит руки в карманах спортивных штанов, слегка перекатываясь с пятки на носок, и смотрит на Кихена сверху вниз. Разница в росте у них не такая большая, как с Хенвоном, но все же ощутимая. Кихена уже не кривит от этих прозвищ — привык, наверное, или смирился. Он лишь обреченно кивает и плетется к машине, повесив голову, словно на расстрел. Упав на сидение, он уже отточенным движением пристегивается, хотя раньше это давалось с трудом. Чангюна долго ждать не приходится: он садится за руль, при этом ненамеренно сильно хлопая дверью, за что тут же наигранно извиняется перед машиной. Кихен улыбается, отводя взгляд, но от Чангюна это все же не ускользает. Эта улыбка воспринимается им как наконец давшая трещину стена, ворота за которую Кихен так упорно отказывается открывать. Как говорится, если гора не идет к Магомеду… Чангюн не включает в этот раз музыку сразу, а долго копается сначала в бардачке, нависая при этом над Кихеном и смущая его такой близостью. Когда находит там провод, то еще дольше что-то ищет в телефоне с таким сосредоточенным лицом, что Кихену снова становится страшно. — Нашел! — победно восклицает Чангюн и включает музыку. Из колонок тихо раздается пианинная мелодия — не самая мудреная и сложная, но ласкающая слух. Чангюн заводит автомобиль и трогается с места, не проронив ни слова. Композиция кажется Кихену ужасно знакомой, но одновременно с этим совершенно неизвестной. Он не силен в классической музыке — дай боже узнает лунную сонату Бетховена, — но одно ему понятно наверняка: это точно лучше, чем привычный плейлист Чангюна. Мелодия довольно резко меняется, становится более мажорной, будто накрапывающий мелкий дождик резко разражается ливнем. В ней чувствуется душа композитора, словно он пытался выразить в ней свои чувства, эмоции, поделиться со слушателем своей внутренней болью. — Красиво, — Кихен делает паузу, переводя взгляд на Чангюна. — Что это? Чангюн молчит некоторое время, а парень не сводит с него взгляда. Он видит, как тот слабо барабанит пальцами по рулю, при этом не отвлекаясь от дороги. В его волосах играет закатное солнце, бликами переливаясь в зеркалах и на стекле. Все выглядит так правильно и неправильно одновременно. Кихену кажется, что время остановилось, и нет ничего, кроме них, музыки и дороги. — Соната моего собственного сочинения, — Чангюн бросает на Кихена короткий взгляд, отмечая лишь реакцию на свои слова, и снова возвращает его на дорогу. — Рад, что тебе нравится. Губы парня трогает слишком нежная и удовлетворенная улыбка. Кихен еще никогда не видел его таким. Сейчас он словно разложил флэш-рояль, до этого проиграв десятки партий с одной единственной парой. Кихена ломает изнутри — слишком интересно узнать больше, расспросить о подробностях, но он боится и не хочет идти на сближение. Потому что неправильно, потому что так нельзя. — Не знал, что ты пишешь музыку, — Кихен сдается. Слишком неожиданно узнать такое о человеке, про которого ты думал, что максимум его интересов — пиво, футбол и машины. — Мне очень нравится, хоть я и мало в этом понимаю. — Писал раньше, в универе. Когда закончил консерваторию, то понял, что это все-таки не мое. Пошел на шиномонтажку работать, платят нормально, да и люблю я в машинах ковыряться, — Чангюн выдает на одном дыхании информации о себе больше, чем, кажется, за все время их общения до этого. Он замолкает также резко, как и начал. Кихен снова боится, но теперь уже не Чангюна, а самого себя. Своей реакции, своего непреодолимого желания протянуть руку и сделать погромче, и еще больше своего взгляда, который сейчас намертво прикован к лицу Чангюна. Несколько слов так и просятся быть произнесенными, но нет, нет, Кихен определенно, совершенно точно не будет этого делать… — Зря бросил, у тебя хорошо получалось, — Кихен вжимается в сиденье, словно надеется провалиться в него и не испытать на себе этот удивленный взгляд. — На дорогу смотри, пожалуйста! Автомобиль неслабо ведет, и слышно, как сзади сигналит другой крайне озадаченный водитель. Чангюн спокойно выруливает на его полосу, не включая поворотник, и тут же снова раздается гудок. Парень усмехается и вдавливает педаль газа в пол. Кажется, сейчас он чувствует себя уходящим от погони грабителем банка — не хватает только маски Майкла Майерса. А Кихен тем временем, кажется, перестает дышать. Он вообще не любитель высоких скоростей, а подобных ситуаций вообще боится, как огня. Успокаивает его только совершенная невозмутимость Чангюна и тот факт, что ему все же приходится притормозить перед съездом во двор. Машина останавливается достаточно резко, как всегда, и Кихен уже привычно отстегивается, тянется к ручке двери, но открыть ее не успевает. — Блять! — он прячет лицо, закрыв его ладонью, и продолжает шепотом: — Там мой парень, и он идет сюда. Нельзя, чтобы он нас видел вместе. — Притворись, что отсасываешь мне. У Кихена глаза округляются за секунду до размеров пятирублевой монеты. Это сейчас ему показалось или у Чангюна на самом деле не все дома? — Если это шутка, то время для нее крайне неподходящее, — Кихен хмурится, попутно бросая взгляд на все приближающегося Хенвона. — А у тебя есть другие идеи? Поверь, это точно отобьет любое желание смотреть в нашу сторону. Да и тебя видно не будет. Кихен нервно озирается. В чем-то Чангюн действительно прав, и, если отбросить в сторону здравый смысл, этот план действительно может сработать. Он пытается за несколько оставшихся секунд придумать альтернативный вариант, но бегает он точно медленнее Хенвона — хотя бы потому, что у того ноги длиннее, а лезть на заднее сидение чревато как переломами конечностей, так еще и не понятно, способна ли эта развалюха вообще выдержать такие телодвижения внутри себя. Макушка Хенвона показывается уже совсем близко, и времени на рассуждения больше не остается. Кихен за секунду сгибается пополам, переступая через остатки своей гордости, и случайно утыкается носом в чужую ширинку. Он чувствует, как лицо заливается краской и как рука Чангюна ложится на его голову, запуская пальцы в волосы. «Нет, ну и что ты себе позволяешь?» — стремительно проносится в мыслях у Кихена, но озвучивать это вслух, как и убирать чужую ладонь, он боится. Если этот «гениальный» план провалится, Кихену точно головы не сносить. Чангюну, кстати, тоже. Хенвон, проходя мимо, бросает взгляд на лобовое стекло знакомого жигуля, но не видит ничего за ним. На его лице снова отображается то напускное подозрение, и он ускоряет шаг в сторону подъезда. — Ушел, — Чангюн усмехается, когда Кихен поднимается красный, как помидор. — Забыл сказать… в нашем маленьком представлении не было нужды. У Кихена в голове мир в очередной раз перевернулся. Краснота в мгновение сменяется бледностью, а кончики пальцев холодеют. Что он имеет ввиду? Их заметили? Они в сговоре? Хенвон его проверял все это время? Что тут, мать вашу, вообще происходит? — У меня стекла тонированные наглухо, — Чангюн, читая чужие эмоции, заливается громким смехом. — Он бы ничего не увидел, даже если бы мы тут потрахались. Брови Кихена поднимаются так высоко, что кажется, вот-вот вспорхнут и улетят куда подальше. Убийственный взгляд Хенвона ему повторить, конечно, никогда не удастся, но как минимум поджарить яичницу огнем из его глаз сейчас точно можно. — Чангюн, — он выжидает паузу, пока собеседник просмеется и обратит на него внимание, а затем мило улыбается и продолжает: — Пошел на хрен. Кихен выходит из машины, громко хлопая дверью и даже не прощаясь. Сейчас он уверен, что при следующей встрече с Чангюном точно вмажет тому по лицу со всей своей дурной силы, что останется после выматывающей работы. Но, уже стоя в лифте, он смотрит в зеркало на свою залившуюся краской физиономию и глупо хихикает, отводя взгляд и поправляя растрепавшиеся волосы.***
— Э-э… Кихен? — Хену заходит в раздевалку, выискивая взглядом рыжую макушку, а когда находит, теряется, словно не знает, с чего начать. — Да, я в курсе, — персонал в их забегаловке меняется так стремительно, что Кихен уже изрядно утомился объяснять, кем ему является «тот странный парень на жигулях». — Можешь передать ему от меня вот это, — и демонстрирует изящный, поднятый вверх средний палец. — Ого, — Хену неподдельно удивляется. — А у вас, ребята, видимо, все сложно. Кихен тяжело вздыхает, задрав голову. Ну неужели нельзя просто взять и отвязаться? Даже если отмести факт наличия у него парня, они с Чангюном ну просто несовместимы. Совсем разные жизненные ценности, характеры, даже вряд ли найдется хоть одно общее увлечение. Да и вообще, Кихен никогда не простит ему эту дурацкую, унизительную шутку. С кем угодно другим пусть так шутит, но только не с ним. — Это что?... — заготовленная гневная речь застревает где-то в горле, когда Кихен выходит на парковку, едва ли не засучивая рукава для драки. Чангюн стоит не рядом со своим авто, как обычно, а прямо у входа в кафе и держит в руках огромный букет крупных красных роз. На секунду в голову Кихена просачивается отчаянное желание вырвать его из рук и навалять Чангюну по лицу так сильно, чтобы потом, вытащив одну розу, можно было притащить этот же букет на его могилку. Но это лишь секунда, пока Чангюн не улыбается. Слишком мило, слишком неловко, просто слишком. — А, это? — он бросает наигранно озадаченный взгляд на букет. — Да, на помойке нашел. И не жалко было кому-то такую красоту выбрасывать... Кихен закатывает глаза и спешит ретироваться, но оказывается тут же пойман за руку. Нет, этот человек точно неисправим. — Ну подожди, — он тянет Кихена за руку на себя и наклоняется к его уху, чтобы продолжить шепотом: — Прости меня. Кихен все еще хочет дать Чангюну по лицу этим произведением флористического искусства. Все еще хочет убежать, уволиться, уехать в другой город, в другую страну, туда, где этот странный парень никогда его не отыщет. Но вместо всего этого он лишь кивает, принимает протянутый ему букет и, как всегда, покорно идет следом к автомобилю. Всю дорогу в его голове блуждают странные мысли. Почему от Чангюна одновременно хочется дистанцироваться как можно сильнее и, наоборот, держаться так близко к нему, насколько это возможно? Почему весь день он думал, что будет, если сегодня он не приедет? И почему, на самом деле, был искренне рад увидеть его вечером? В этот день Чангюн удивительно много рассказывает, но Кихен почти не слушает, лишь иногда кивая и поддакивая. Он выходит из транса, только когда парень останавливается возле дома и выжидающе на него смотрит. Их глаза встречаются буквально на секунду, прежде чем Чангюн медленно подается вперед, отводя взгляд и опираясь одной рукой на пассажирское кресло. Кихен уже не думает, не анализирует, только слегка улыбается такой очаровательной, на его взгляд, стеснительности. За рулем корчит из себя шумахера, а целоваться лезет, отводя глаза. Ну разве не прелесть? Кихен сам не понимает, почему тоже приближается, почему накрывает чужие губы своими и почему чувствует рваный выдох в поцелуй, словно Чангюн совсем этого не ожидал. Чангюн целуется нежно, даже слегка неуверенно, и Кихен в очередной раз удивляется тому, как в нем сочетаются такие противоположные личности. Сегодня он называет тебя «крошкой», а завтра так мягко и бережно сминает твои губы, словно думает, что это мороженое. И так осторожно кладет ладонь на плечо, ведь невыносимо хочется быть ближе, но это максимум, который возможен в таком положении. А еще так мило тянется вперед, когда ты пытаешься отстраниться, что отказать в продолжении просто невозможно. — Я вообще хотел тебе цветы с заднего подать, — Чангюн начинает эту фразу, еще не успев отстраниться, и обдает влажные губы Кихена своим теплым дыханием. А затем действительно тянется назад за цветами и вручает их. Еще раз. — Придурок, — Кихен слабо пихает его кулаком в плечо и видит неловкую усмешку. Мило. Пиздец как мило. У Кихена ноги подкашиваются, как у малолетки, что впервые урвал поцелуй от девочки, которая нравится, а улыбка с лица не сползает ровно до момента, пока он не заходит в лифт. Осознание лавиной сваливается на него, и становится до дрожи страшно. Холодок пробегается по спине, словно кто-то из шалости сунул ему за шиворот солидных размеров снежок. Лицо у него сейчас такое же красное, как розы, на которые он смотрит в ужасе. Если про поцелуй еще можно умолчать, хоть и с трудом… Нет, он не может себе позволить так поступить с Хенвоном. Он сейчас же обязательно поговорит с ним, расскажет, как все было, а затем оборвет с Чангюном все связи. Если нужно, переедет, найдет новую работу, сменит имидж. А цветы на помойку. Да, так будет правильно. Створки лифта открываются, и Кихен крадется к двери, словно думает, что чем тише он будет себя вести, тем меньше на него обрушится гнев Хенвона. Он останавливается лишь на секунду, чтобы бросить взгляд на мусоропровод, а затем — вновь на цветы… Тихо выругивается себе под нос и вставляет ключи в замочную скважину. Далеко не с первого раза. — Хенвон, — Кихен так и застывает на пороге, видя, что его сожитель до сих пор стоит в коридоре, даже не переобувшись. Когда тот поднимает озадаченный взгляд, Кихен выпаливает на одном дыхании, сгибаясь пополам в поклоне и протягивая букет вперед: — Я изменил тебе, прости меня! Хенвон подгружается с минуту, а у Кихена снова кончики пальцев холодеют. Сейчас его без труда можно спрятать, подставив к машине Чангюна — сольется по цвету. Но спустя эту минуту он слышит не гневные удивленные крики и оскорбления в свой адрес, а лишь тихий смешок. — Иронично, что я хотел сказать тебе то же самое, — Хенвон улыбается слишком подозрительно, забирая из рук Кихена букет и откладывая в сторону. — Правда, не один раз и уже давно. Теперь подгружается уже Кихен. Столько непонимания в глазах нет даже у толпы первокурсников на первой паре по математическому анализу. — Я схожу за вином, — только и может выговорить Кихен, спешно ретируясь из квартиры и забегая в еще не уехавший лифт.***
— Я решил признаться, потому что вчера мой любовник предложил мне порвать с тобой, — изрядно повеселевший от вина Хенвон сидит на полу и ковыряет паркет пальцами. — Но я отказался. Поэтому он порвал со мной, — Хенвон театрально разводит руками и, не удержав равновесие, падает на бок, заливаясь смехом. — А я засосался с чуваком, который каждый день подвозит меня домой, — Кихен присаживается рядом, предварительно подав руку Хенвону. — Я, кстати, тебе напиздел. Он не мой коллега. — Это было очевидно. Я вообще-то хожу в твою кофейню и знаю, кто у вас работает. — Получается, я идиот. — Получается, что так. Они переглядываются и оба заливаются смехом. Кихен прислоняется к плечу Хенвона, а тот мягко обнимает его за талию, и это ощущается как-то слишком по-дружески сейчас. Совсем ничего не горит внутри от чувства близости, как это было полчаса назад, когда он в неудобном положении касался мягких, теплых губ Чангюна, едва удерживаясь от желания залезть к нему на колени и целовать каждый сантиметр медовой кожи. — Это прозвучит глупо, но… — просмеявшись, Хенвон за секунду меняет тон диалога на более серьезный. — Я не хочу тебя терять. Я к тебе привык. Но чувства уже… Пуф! Он раскрывает ладонь, изображая жестом этот самый «пуф», и опять едва не заваливается на Кихена, но в этот раз успевает опереться руками позади себя. Кихен отстраняется, обнимая свои колени, и задумчиво прожигает взглядом стоящий рядом диван. Когда воображаемая дыра в несчастной мебели добирается до стены, он переводит взгляд обратно на Хенвона и на вытянутой руке подносит бокал с вином прямо к его лицу, чтобы захмелевший парень распознал предложение. Они чокаются и, не сговариваясь, допивают свои почти полные бокалы до дна. — И что нам делать теперь? — Кихен задает скорее риторический вопрос, отставляя в сторону опустевший бокал. — Экспериментировать? — в глазах Хенвона плещется что-то ужасно завораживающее и одновременно с этим прекрасно пугающее. — Я в кино видел, что пары, которые словили кризис, зовут себе третьего в постель. Это типа проверки на прочность. Можешь как раз своего «коллегу» пригласить, — Хенвон пальцами рисует кавычки в воздухе и глупо хихикает. — Если это шутка, то время для нее сейчас крайне неподходящее. — А у тебя есть другие идеи? Кихена посещает навязчивое чувство дежавю. Не будучи таким же пьяным, как Хенвон, он еще пытается здраво мыслить и анализировать. — Как бы грустно ни было это признавать, я понимаю тебя, — Кихен тяжело вздыхает. — Я давно задумывался, а жива ли еще наша любовь… — Ну ты прям как из ванильного паблика вылез, — Хенвон перебивает и пьяно хихикает. Кихен лишь давит горькую усмешку и продолжает, очевидно пропуская большую часть вступления. — Если ты действительно считаешь, что это поможет спасти наши отношения, то давай попробуем. — Терять нам уже точно нечего, — бросает Хенвон, откупоривая, кажется, уже третью бутылку вина.***
— Что, прости? — Чангюн давится дымом от неожиданности. — А, ну нет, так нет. Я ведь просто предложил — конечно, ничего удивительного в твоем отказе… — начинает тараторить Кихен, но осекается, когда чувствует прижатый к своим губам указательный палец. — На вот, затянись. Успокойся, — Чангюн протягивает ему недокуренную сигарету, но Кихен на это лишь отмахивается, часто мотая головой. — Я не курю. И не умею. — Бери, кому говорю, — и Кихен сдается. Он уже наворотил делов, так что мешает совершить сегодня еще одну ошибку? Да и если это действительно поможет успокоиться… Он осторожно касается губами фильтра и пытается сделать вдох. В этот момент его посещает мысль, что это ведь тоже поцелуй, только непрямой. Так кто-то в соцсетях шутил. Мысленно усмехнувшись, он теряет концентрацию на процессе и закашливается, сгибаясь пополам. В горле саднит от тяжелого дыма, а в уголках глаз собираются крупные слезы. — Ну ты и неженка, конечно, — Чангюн символически хлопает того по спине. — А ты злюка, — Кихен, восстановив дыхание, надувает губы и складывает руки на груди. — Я говорил, что не умею. — Я принимаю твое предложение, — словно между делом говорит Чангюн, забирая из рук Кихена сигарету. Он случайно касается чужих пальцев своими, а Кихена словно током прошибает. То ли от произнесенных слов, то ли от прикосновения — он сам не понимает. — Но после этого даже не надейся отвязаться от меня.«Кажется, я уже и не хочу, чтобы ты отвязывался».
— Поехали, — Чангюн кивает в сторону машины, бросает окурок себе под ноги и тушит его носком ботинка, пока одуревший от заявления Кихен пытается прийти в себя. — А то я могу и передумать.***
— Э-э-э… Хочешь чаю? — Кихен в коридоре переминается с ноги на ногу от неловкости. — Хенвон еще не вернулся… и, честно говоря, я не знаю, когда его ждать. — Не откажусь, — Чангюн спокоен. Слишком спокоен. Это бесит. Он, не сомневаясь ни секунды, проходит на кухню, словно бывал в их квартире уже много раз. Кихен успевает черкануть Хенвону короткое сообщение с информацией, на что получает сухое «ок» и едва удерживает в себе желание разбить телефон об стену и закричать на весь район. Почему, блять, они оба такие спокойные? Пока у Кихена сердце наружу выскакивает от осознания, чем именно они собираются здесь заниматься, эти двое, кажется, воспринимают происходящее как абсолютно стандартную ситуацию. — Листовой? — Кихена из потока собственных тревог вырывает неожиданный вопрос от Чангюна. — Да. Дорогой, между прочим. Хенвон из-за границы привез, — Кихен бросает это между делом, даже не замечая, что у Чангюна начинает пульсировать венка на виске. — А есть «Липтон» в пакетиках? Я его больше люблю. — Что-то завалялось, наверное. Сейчас поищу, — Кихен открывает верхний ящик и наугад шарит по нему руками в попытке нащупать заветную коробочку. — Давай я помогу, — Чангюн подходит сзади и встает впритык к Кихену, прижимается грудью к его спине и тянется наверх. Кихен слегка поворачивает голову, и перед ним открывается вид на прекрасный профиль Чангюна, который ему удавалось лицезреть уже неоднократно, но еще никогда — так близко. Обычно это были взгляды украдкой, пока он за рулем и сосредоточен на дороге. Сейчас он буквально может дотянуться пальцем и соединить родинки на его шее, чего, честно говоря, хочется очень сильно. — Нашел, — Чангюн достает коробочку с чаем и переводит взгляд на Кихена. Ему достаточно лишь секунду посмотреть в его наполненные чувством глаза, чтобы распознать желание. Он хитро улыбается, так, как не улыбался Кихену еще никогда, и осторожно укладывает руку на его талию. Так бережно, словно касается фарфоровой вазы — одно неловкое движение, и она разобьется. А Кихен и в самом деле разбивается. Снова чувствует себя жалким школьником, впервые дорвавшимся до телесного контакта с возлюбленной. От одного невинного прикосновения по телу — табун мурашек, в голове — рой мыслей. Невольно он сравнивает это прикосновение с тем, что накануне подарил ему Хенвон, и… это просто невозможно сравнивать. То был исключительно добрый жест поддержки, утешение, возможно, последняя искорка угасающих чувств. Это же — непередаваемый поток, обжигающее пламя спички — вроде такое маленькое, но способное оставить долго не заживающие ожоги. Секунда-две, и от той самой «пробегающей искры», кажется, вот-вот загорится кухня, а следом за ней — и весь многоэтажный дом. Чангюн кладет вторую ладонь на талию Кихена и разворачивает его к себе лицом, еще сильнее вжимая в столешницу. Его руки нагло забираются под свободную футболку, оглаживают выступающие ребра, а сам он тянется за поцелуем. Кихен снова про себя усмехается тому, как мило Чангюн смотрится в такие моменты. Со всем его образом, замашками уличной шпаны, мерзкими словечками — когда он хочет поцеловать Кихена, у него дрожат губы, а дыхание сбивается, словно он бежал марафон. Кихен подается вперед, обвивая руками шею Чангюна, но оставляет несколько жалких миллиметров между их губами, облизывает свои, устремляя на Чангюна наглый, полный желания взгляд. Провокация срабатывает: Чангюн срывается, одним движением усаживает Кихена на столешницу, попутно снося пакетики чая на пол. Он прижимается близко, заставляя Кихена развести ноги, не оставляя ему ни миллиметра пространства для отступления, а затем жадно впивается в его губы, целует неистово, влажно, прикусывая тонкую, нежную кожу. Одной рукой он притягивает Кихена к себе за поясницу, заставляя выгнуться, а другой блуждает по его бедру, задевая чувствительные точки и провоцируя дрожь чужого тела. Словно где-то на другой планете закипает чайник, звенят ключи во входной двери. Двое не слышат ни единого звука, кроме рваных выдохов и сладкого причмокивания губ. Этот поцелуй непозволительно долгий, но обоим хочется, чтобы он вообще никогда не заканчивался. Кихен зарывается пальцами в волосы Чангюна, мысленно отмечая, что на ощупь они еще приятнее, чем на вид. Расстояние между телами сокращается до атомов, и теперь уже Кихен пробует забраться под чужую одежду, ведь так хочется стать еще ближе, исключить любые препятствия и просто касаться, касаться, касаться… — Решили начать без меня? Как невежливо, — Хенвон вырастает словно из-под земли, и Кихен тут же реагирует, резко отрываясь от губ Чангюна, будто старшеклассник, который пытается развеять очевидный дым в школьном туалете, когда туда заходит учитель. До Чангюна же осознание доходит сильно позже — кажется, даже смысл произнесенных Хенвоном слов он понимает не сразу. — Нам, в целом, и без тебя нормально, — Чангюн показывает зубы. Вот оно — напускная уверенность в себе, вымученная грубость и ничего от настоящего, такого ранимого и чувственного Чангюна. — Не думай, будто ты тут единственный умеешь хамить, — между ними повисает напряжение, которое, казалось бы, протяни руку, и можно потрогать. Оно как неньютоновская жидкость: ткнешь в него пальцем — станет твердым, но попробуешь встать ногами — затянет по горло. Кихен тем временем осторожно сползает со столешницы, пытаясь отодвинуть Чангюна в его фазе «пригвоздить Хенвона к стенке взглядом». Он чувствует себя куском мраморной говядины, лежащим рядом с двумя голодными собаками, прикованными на цепь. Цепи звенят, натягиваются… И он не знает, как ему повлиять на ситуацию. Как спасти себя или хотя бы не дать этим двоим растерзать друг друга. — Чем молоть языком, лучше продемонстрируй, — Чангюн отходит в сторону и кивает на Кихена, складывая руки на груди, — чем же ты можешь быть нам так полезен. Точно говядина. Такое положение Кихена пугает, но одновременно ужасно интригует. От осознания, что за него тут ведется натуральная борьба, внутри все сводит приятной негой, а по телу вновь пробегаются крупные мурашки. Хенвон на словах игнорирует выпад Чангюна, но к демонстрации действительно приступает. Он нежно улыбается Кихену и подходит ближе. — Добрый вечер, милый, — коротко чмокает в губы еще не до конца отошедшего от шока Кихена, затем сразу же переходя поцелуями на щеку и спускаясь ниже. Добравшись до шеи, он делает небольшую паузу, ожидая, пока Кихен инстинктивно подставится, а затем целует влажно, проходясь языком и рисуя им незамысловатые узоры. Он знает его тело наизусть, знает, как и где касаться, чтобы с губ Кихена срывались несдержанные стоны. Но и Кихен тоже многое знает: все действия Хенвона зачастую предсказуемы до невозможности; и хотя это работает, как швейцарские часы, но все же не хватает чего-то… — О, так ты делаешь это? — Чангюн теснит Хенвона и, притягивая Кихена ближе к себе, тоже устраивает свои губы на его шее. Он водит ими по нежной коже несколько секунд, жадно вдыхая чужой запах, с разочарованием узнавая в нем дорогой, бездушный парфюм. Точно подарок Хенвона, не иначе. Досада в мыслях заставляет Чангюна прикусить тонкую, бледную кожу, оставив на ней слегка краснеющий след. Словно извиняясь, он проводит по нему языком, а затем мягко целует, обжигая в очередной раз. А Кихен еще на моменте укуса давится стоном. Тело прошибает мелкой дрожью, и он медленно сползает вниз, запрокидывая голову. Потому что держать ее ровно сил просто не остается. Чангюн бьет по тому же самому слабому месту, что и Хенвон. Но Хенвон словно стреляет из игрушечного пистолета пластиковыми шариками, а Чангюн жмет на большую красную кнопку и пускает ракеты, нацеленные прямо в его чертово сердце. Хенвон, замечая, как по-разному реагирует Кихен, лишь усмехается. На самом деле, он еще с порога хотел сдаться и незаметно улизнуть, пока его не заметили. Но уж если этот парень так сильно хочет поиграть, то пусть получит то, чего желает. Еще не отстранившись, Чангюн успевает заметить усмешку Хенвона и бросает на него подозрительный взгляд, но быстро возвращает свое внимание к Кихену, с упоением разглядывая его покрасневшие щеки. — Ну все, концерт окончен, — на вид щуплый, Хенвон одним махом поднимает едва держащегося на ногах Кихена на руки и намеревается направиться с ним в спальню, — бывай. — О, нихуя сервис, — отшучивается Чангюн, но невооруженным взглядом видно, как его глаза наливаются кровью. Он не может быстро придумать достойный ответный выпад, а потому лишь нелепо плетется за ними, чувствуя себя полным идиотом. Но решение приходит само, когда Хенвон вынужден отпустить Кихена, чтобы открыть дверь. Чангюн тут же вырастает перед ней и притягивает Кихена к себе, наигранно мило улыбаясь Хенвону. — Благодарю за помощь, дальше я сам, — и ныряет вместе с ошалевшим Кихеном за дверь, тут же прижимая его к ней с другой стороны. Чангюн бросает на Кихена полные желания взгляды, а в полумраке спальни кажется, что его глаза в самом деле светятся. Хенвон лишь пару раз на пробу толкает дверь, но быстро сдается, ожидая. — Мы так не договаривались, — успевает выговорить Кихен, когда губы Чангюна оказываются уже в нескольких миллиметрах от его собственных. Чангюн останавливается, сжимая в кулак ладонь, что опиралась на дверь совсем рядом с головой Кихена. Он тяжело выдыхает в чужие губы от досады и отходит на два шага назад, позволяя Кихену открыть дверь. — Я знал, что ты так просто от меня не откажешься, — Хенвон снова улыбается слишком вымученно и нежно, и у Чангюна мурашки по коже пробегаются. Он видит насквозь, как эти двое пытаются возродить давно угасшие чувства, как на самом деле ни один из них не хочет тут находиться, и просто не может понять, зачем все это нужно. Хенвон целует Кихена, забираясь тонкими длинными пальцами в его волосы, и это выглядит так ужасно неправильно. И сейчас в нем играет даже не ревность, а лишь искреннее недоумение. Он помнит, как дрожали пальцы Кихена во время их поцелуя, когда он цеплялся за его плечи, словно за спасательный круг, чтобы не утонуть в океане из чувств и ощущений. Это совсем не вяжется с тем, что он видит сейчас. Этот поцелуй как театральная постановка, как когда на экране ты видишь целующуюся пару, но подсознательно понимаешь, что это всего лишь актеры. Он не может сдержать свой праведный гнев и подкрадывается к Кихену со спины, крепко обвивая руками его талию. Он проводит носом по шее, сразу отмечая пробежавшие по ней мурашки, а затем поднимается выше, прикусывая мочку уха и намеренно громко выдыхая. Кихен от неожиданности случайно прикусывает губу Хенвона, заставляя последнего сдавленно прошипеть. Чангюн ухмыляется и продолжает выцеловывать узоры на шее, отмечая каждое вздрагивание в ответ на свои действия, попутно снова забираясь руками под одежду. Он пересчитывает ребра пальцами, осторожно поднимаясь все выше, чувствует, как напрягаются мышцы под его прикосновениями, но, подобравшись совсем близко к груди, он снова спускается ниже и удовлетворенно усмехается, слыша разочарованный выдох, которым Кихен разрывает поцелуй с Хенвоном. Парень запрокидывает голову на плечо Чангюна, нежась об него, словно кот, что трется об ногу хозяина, выпрашивая ласки. А Чангюн только и пользуется удобным положением, чтобы оставить на чужой шее парочку алеющих пятен, которые явно завтра придется долго и тщательно прятать под огромным слоем тональника. Хенвон же отстраняется и даже отходит на шаг назад, наслаждаясь зрелищем. Ревность не взыграла до сих пор, и он понимает, что вряд ли что-то уже изменится. Его внутренняя битва давно проиграна, и все стало ясно как белый день, но нарушать такую желаемую как минимум двумя людьми в этом помещении игру он не намерен. Наблюдая за тем, как Кихен в очередной раз прогибается в пояснице и пытается поймать руки Чангюна, жадно гуляющие под его футболкой, пока сам Чангюн языком играется с колечком в его ухе, Хенвон ловит себя на мысли, что эта ситуация чертовски заводит. Он даже чувствует, как по телу пробегают мурашки на очередном, особенно пошлом стоне Кихена. Хенвон снова приближается, укладывает руки на бедра Кихена и, подцепив большими пальцами края футболки, медленно пробирается наверх, попутно задирая предмет одежды и оголяя подтянутый живот. Он намеренно задевает холодными пальцами две горошинки сосков, что тут же твердеют, и, придерживая ткань на уровне ключиц, припадает к одному из них губами. Он поочередно прикусывает и зализывает тонкую кожу, играется языком, выбивая из Кихена рваные выдохи. Чангюн отвлекается от изучения шеи и ушей Кихена своими губами и пристально следит за действиями Хенвона, словно ждет от него ошибки, за которую можно будет уцепиться, и перетянуть одеяло на себя. Но видя, как подрагивают колени Кихена, лишь решает помочь Хенвону избавиться от мешающей одежды и перехватывает ткань, стягивая футболку окончательно и отбрасывая в сторону. Он горячими губами касается позвонков, спускаясь поцелуями ниже, к лопаткам. У Кихена перед глазами фейерверки, а в джинсах — невыносимая теснота. Хенвон только подкрепляет это ощущение, вжимаясь коленом в его пах сразу, как только прекращает играться с сосками. Прикосновений одновременно слишком много и одновременно катастрофически не хватает. Зажатый в буквальном смысле между двух огней, он сам сгорает, уже не в состоянии даже самостоятельно стоять на ногах. Он обмякает в их руках, словно тряпичная кукла, периодически забывая о том, чтобы дышать. Хенвон заискивает зрительного контакта, поправляя упавшую на глаза челку Кихена, а Чангюн пользуется этой паузой, чтобы развернуть его к себе лицом и тут же впиться в губы жадным поцелуем, при этом притягивая Кихена за шею к себе ближе, и заодно тем самым перекрывая к ней доступ для Хенвона. Он играючи проводит языком по чужим губам, словно спрашивая разрешения, но Кихен тут же сам углубляет поцелуй, переплетая их языки. И тут крышу сносит уже Чангюну. Он полностью забывается в этом поцелуе, сгорая от ощущения его напористости, от той самой дрожи в пальцах, что путаются в его длинных темных волосах. Чангюн даже подумать не мог, что Кихен целуется так. Отдавая всего себя, так страстно и чувственно, не переставая касаться руками лица, шеи, волос. Когда он наблюдал за их поцелуем с Хенвоном, то не видел эмоций — сейчас же он эти эмоции тоже не видит, но чувствует. Они тонут в них вместе, словно погружаясь целиком друг в друга и не замечая ничего и никого вокруг. Словно отказали тормоза, и ты несешься на полной скорости в неизвестность. Страшно не справиться с управлением и разбиться, но безумный всплеск адреналина в крови притупляет страх, и безумно хочется узнать, куда же тебя приведет эта дорога. Хенвон это видит. Видит и в очередной раз убеждается в истине произнесенных тогда слов. Это не было пьяным бредом или выстрелом наугад — это была давно рвущаяся наружу истина, которую Чангюн лишь помог им обоим осознать. Болезненный укол все же ощущается, ведь так тяжело терять то, к чему ты так сильно привык. То, что было твоим комфортом, то, что работало так слаженно и надежно, не выдавая сбоев. Но даже самые лучшие швейцарские часы могут сломаться, что уж говорить о таком тонком и сложном механизме, как любовь. И Хенвон принимает окончательное поражение в этой игре, когда позволяет Чангюну увести Кихена к кровати. Он смотрит на то, как они падают вместе на простыни, которые когда-то он сам выбирал для них, но в сердце совсем ничего не колет. Только воспоминания проскакивают, когда он видит, как Кихен дугой выгибается под прикосновениями и поцелуями Чангюна, ведь когда-то он также выгибался под его поцелуями. Также выстанывал его имя и просил его о большем. Чангюн вылизывает соски Кихена, заставляя его едва ли не метаться по постели в сладкой агонии. Становится не просто жарко, а по-настоящему горячо; Кихену кажется, что на каждом сантиметре кожи от поцелуев и прикосновений Чангюна остаются ожоги. Будь он в состоянии размышлять, он бы задумался, почему всего лишь прелюдия довела его до такого. Его разрывает изнутри от желания тоже касаться и распалять — он не слушающимися руками пытается стянуть с Чангюна майку и почти хнычет, когда сделать это у него не получается. Парень нежно усмехается его беспомощности и сам стягивает одежду, оголяя подтянутое тело и тут же чувствуя, как прохладные ладони касаются оформленного пресса, изучая его. Чангюн замедляется. Он позволяет Кихену блуждать руками по своей спине и животу, при этом лишь глядя на него зачарованным взглядом. Его раскрасневшееся лицо, трепетные, но полные желания прикосновения, — все это буквально завораживает. В сердце Чангюна пылает какая-то совершенно необъяснимая для ситуации нежность, и он снова, так же неловко, как в оба первых раза, тянется за поцелуем, заставая этим врасплох Кихена. Ладонь ложится на талию, и тот выгибается, подставляясь под прикосновения. Чангюн притягивает его к себе, крепко обнимая, и усаживает сверху, не разрывая поцелуй. Руки парня плавно соскальзывают со спины на ягодицы; он дразняще забирается пальцами под ремень, касаясь влажной от пота кожи. А Кихен словно срывается с поводка, целует влажно, неистово, пуская в ход язык и зубы. Он разрывает поцелуй, только чтобы спуститься ниже и проложить дорожку из поцелуев по шее к груди, и когда он это делает, то ненамеренно проезжается задницей по стояку Чангюна, на что тот тут же реагирует глухим стоном. Кихен усмехается, обдавая разгоряченную кожу своим дыханием, и еще раз, уже намеренно, двигает бедрами из стороны в сторону. Очередной сдавленный хрип ласкает его слух, и он продолжает покрывать грудь Чангюна поцелуями, периодически, словно невзначай, пододвигаясь то выше, то ниже. А Хенвон наблюдает за всем со стороны, и, кажется, такое положение дел нравится ему даже больше, чем непосредственное участие в процессе. С этим, наверное, стоит обратиться к психотерапевту, но пока он не спешит ни нарушать чужое удовольствие, ни обделять в нем себя. Он усаживается в кресло в углу комнаты и лишь смотрит, запечатлевая каждый момент на воображаемую камеру. По мере накаливания страстей он сам чувствует, как низ живота сводит, а по телу от возбуждения пробегаются толпы мурашек. Чангюн не выдерживает и снова подминает Кихена под себя, впивается зубами в его шею, едва сдерживая себя, чтобы не сделать слишком больно, но все же сразу зализывает место укуса, упиваясь заполнившим помещение громким стоном Кихена. Он впивается ногтями в спину Чангюна, оставляя на ней едва заметные царапины, и от этого действия у парня окончательно срывает тормоза. Он отстраняется и трясущимися от возбуждения руками пытается расстегнуть ремень на джинсах Кихена, а тот не сильно ему помогает, выгибаясь от предвкушения. Чангюн едва не рычит, когда, наконец разделавшись с ремнем, пытается стянуть до ужаса узкие джинсы и в очередной раз терпит фиаско. А Кихена его злость только еще больше заводит. Вообще, видеть Чангюна таким — когда каждый нерв наружу, на виске пульсирует венка, а глаза наливаются кровью, это одно из величайших удовольствий. Это открытие кажется Кихену чем-то из разряда извращений, но поделать с собой он ничего не может, поэтому только дразнится, намеренно ерзая и мешая еще сильнее. Хенвон усмехается тихо, едва слышно, чтобы не привлекать внимания к своему присутствию. Кажется, о нем эти двое давно забыли, но оно и к лучшему. Про себя он отмечает, что Кихен никогда не вел себя с ним так. Даже в самом начале их отношений такой страсти и огня в его глазах он не видел никогда. Ощущение, словно еще немного — и все вокруг полыхнет синим пламенем и сгорит, не оставив после себя ничего, кроме пепла. Это осознание пронзает самолюбие, но все никак не вызывает ожидаемую ревность. Хенвон надеялся — искренне надеялся, — что подобная ситуация сможет его разозлить, пробудить собственнический инстинкт, но на деле — ничего. Ничего, кроме колющего чувства жалости о потраченном на эти отношения времени. Чангюн наконец расправляется с джинсами, и они летят прямо в ноги Хенвону, который на это реагирует очередной легкой усмешкой. Парень пальцами забирается под ткань боксеров, поглаживая выступающие тазовые косточки, чем буквально сводит Кихена с ума. Он едва не сгибается пополам, протяжно мычит и инстинктивно вцепляется в чужие запястья, но хватка слишком слаба, чтобы остановить его. Чангюн, кажется, сжалившись, выпускает руки из-под ткани, но тут же слышит разочарованный выдох. С хищной улыбкой он засматривается на лицо Кихена и, подцепив белье сверху, начинает очень медленно стягивать его вниз. Кихен облегченно выдыхает, но не открывает глаза, а потому не может заметить два направленных только на него взгляда. Он вообще мало что замечает вокруг себя, кроме таких желанных и обжигающих прикосновений, кроме все нарастающего возбуждения, что уже просто необходимо выпустить, иначе, кажется, он просто лопнет, как воздушный шарик. Чангюн обхватывает его член кольцом из своих пальцев, и Кихен инстинктивно подается вперед. Он несдержанно, но тихо постанывает, когда парень проводит двумя пальцами по всей длине, собирая ими предэякулят. Чангюн закидывает ноги Кихена себе на плечи и ловит его смущенный взгляд. Он снова хищно улыбается и, не разрывая зрительного контакта, оглаживает ягодицу, подбираясь пальцами ко входу. Он ведет ими по промежности, наблюдая за меняющимися на лице парня эмоциями, но, когда натыкается на что-то холодное и пластиковое, эмоции меняются уже на его лице. — Даже так, — Чангюн надавливает на страз, когда парень смущенно закрывает лицо руками. Комната снова заполняется протяжным стоном, а ладони Кихена перемещаются с лица на простыни, которые он сжимает так беспощадно, что едва не раздается треск ткани. Наслаждаясь произведенным эффектом, Чангюн просто не может удержаться и, взявшись за края страза, пробует прокрутить пробку внутри, ни на секунду не отвлекаясь от наблюдения за реакцией, которая не заставляет себя ждать. — Чангюн, пожалуйста, — язык у Кихена еле ворочается, а дыхание сбивается, — избавь меня от этого. Хенвон продолжает наблюдать, и руки неосознанно тянутся к уже колом стоящему члену. Единственное, что его останавливает, — это абсурдный страх быть замеченным, хотя, казалось бы, о его существовании все явно давно забыли. Пальцы тянутся к пуговице на джинсах, затем расстегивают ширинку, и он облегченно выдыхает от хоть немного спавшего напряжения. Но дальше дело не идет: все еще слишком рискованно. А Чангюна дважды просить не надо. Он медленно и осторожно вынимает пробку, наблюдая за тем, как из дырочки вытекает некоторое количество смазки. Слышится разочарованный стон Кихена от ощущения пустоты, и он автоматически пытается свести ноги, но Чангюн не позволяет ему этого сделать, снимая одну со своего плеча и опуская на край кровати. Кихен мычит от нетерпения, пока парень пытается расправиться со своими спортивками, которые, зачем-то, завязал на слишком тугой узел. Одежда, наконец, летит на пол, и Чангюн приставляет головку члена ко входу, снова делая небольшую паузу, чтобы запечатлеть рваный выдох Кихена. Он двигается медленно, словно боится причинить боль, хоть и понимает, что подготовка явно была качественной. Попутно он целует лежащее на своем плече колено и внутреннюю часть бедра там, где может дотянуться. Он останавливается, когда входит до конца, чтобы дать Кихену привыкнуть, а затем опускает его вторую ногу на кровать, отодвигая ту в сторону, и ложится сверху, опираясь на локти. Мажет губами по груди, наблюдая, как часто она вздымается от сбившегося дыхания, и начинается двигаться. Частые гулкие вдохи сменяются сладкими стонами удовольствия; Кихен путается пальцами в волосах Чангюна, иногда слишком сильно их сжимая. Кихен лишь на секунду открывает глаза и сразу встречается взглядами с Чангюном. В его глазах не огонь, не океан, а скорее нечто, не поддающееся сравнениям с реально существующими вещами. Мысль, появившаяся еще в первую их встречу, в очередной раз проскальзывает в голове, словно змей-искуситель, что уговаривает его совершить ошибку. Кихен даже едва не начинает смеяться, когда понимает, что эту «ошибку» он совершает прямо в данный момент. Хенвон никогда не смотрел на него так — да и кажется, вообще никто и никогда не смотрел. От этого взгляда одновременно хочется спрятаться, убежать и забаррикадироваться, но одновременно очень хочется смотреть в ответ и утонуть, безнадежно захлебнуться в подступающем чувстве и желании. Если Хенвон — спокойный ручей, что протекает в глубинке, куда, как на водопой, прибегают маленькие лесные обитатели, то Чангюн — безбрежный океан, что способен потопить лайнеры и ледоколы, затопить острова, вызвать шторм, который повергнет в шок все человечество, или как минимум точно одного Ю Кихена. Проблема только в том, что Кихену нравится и ручей, и океан. Вода, вообще, классная штука. Чангюн воспринимает зрительный контакт как призыв к действию. Он медленно начинает двигаться, совершая резкий, но не болезненный толчок, после которого сразу прижимается губами к груди Кихена, мажет по ней, оставляя влажный след, чем вырывает последнего из своих мыслей. Тот мычит, запрокидывая голову, и возвращает свои холодные ладони на спину Чангюна, инстинктивно прижимаясь к нему всем телом. Чангюн толкается еще раз, но в этот раз глубже, сильнее, и ожидаемо задевает заветную точку, заставляя Кихена громко простонать и выгнуться до хруста в пояснице. Стоны Кихена ласкают слух лучше любой музыки, любовь к которой так отчаянно прививали Чангюну в консерватории, и он срывается. Толчки становятся более резкими, быстрыми; он глухо рычит, утыкаясь носом в грудь Кихена. — Чангюн... — сквозь стоны тянет Кихен, заставляя замедлиться. — Подожди, я... Я хочу... Следующие слова теряются — то ли Кихен произносит их слишком тихо, то ли Чангюн намеренно делает все возможное, чтобы не услышать их. — Я хочу вас обоих, — намеренно громко повторяет Кихен срывающимся голосом. Все в помещении замирают. У Чангюна по спине пробегается холодок, и это отнюдь не из-за все еще ледяных ладоней Кихена. Хенвон, уже не ожидающий быть застигнутым, до этого планомерно надрачивающий самому себе, резко выдергивает руку из трусов, надеясь, что успеет сделать это до того, как на него обратят внимание. К его счастью, он действительно успевает прежде, чем встречает на себе озадаченный взгляд Чангюна, а потому уверенно встает с кресла, чувствуя себя хозяином положения. Видимо, сдался тут только он, а Кихен все еще не намерен. Чангюн сгорает изнутри от злости. Казалось, вот она, долгожданная победа, и дело отнюдь не в сексе. С их первой встречи ему хотелось, чтобы Кихен всецело принадлежал только ему одному, и никак не собирался делить его с кем-то еще. Такое сильное чувство возникло в его сердце впервые за долгие годы, проведенные в одиночестве и отрицании своей способности завести отношения дольше, чем на месяц. И даже сейчас, испепеляя Хенвона взглядом, он готов принять любые условия, лишь бы удержать его рядом хотя бы в таком формате. Готов поступиться своими принципами и желаниями, чтобы сделать так, как хочет он. — Ты уверен? — вопрос пропитан лишь стремящимся из самого сердца чувством заботы. Кихен кивает в ответ, и Чангюн безоговорочно принимает условия игры. Парень переводит взгляд на подошедшего к ним Хенвона и ждет от него какой-то язвительной, искрометной шутки или хотя бы самодовольного оскала, но не видит на его лице ни единой эмоции. Это настораживает и пугает: он ведь не поставлен в ситуацию Чангюна, когда единственный способ получить желаемое — пойти на любые условия. Он ведь волен отказаться, если предложение ему не по душе. Волен ведь? А Хенвон сам не понимает, почему так безоговорочно соглашается. Может, просто не хочет ставить Кихена в неловкое положение, а может, его сердце слегка обливается кровью от того, как сильно Кихен пытается бороться за них, хотя и сам понимает, что все давно потеряно. А может, он просто в очередной раз демонстрирует свою принципиальность. Хенвон не может определиться с версией, хотя раньше ему удавалось чувствовать все по одному взгляду, по половине слова догадываться, что он скажет дальше. Вывод напрашивается сам собой — это очередной звоночек. У Чангюна взгляд забитый и настороженный — кажется, сейчас у Хенвона во лбу точно появится зияющая черная дыра. И из этого состояния его выводит только сам Хенвон, что жестом руки показывает Чангюну подвинуться. В этот момент в его действиях столько власти и уверенности, что Чангюн даже не думает сопротивляться и покорно отползает назад, наблюдая за дальнейшими действиями. Хенвон заводит руку под плечи Кихена и слегка приподнимает его, усаживаясь рядом на кровать. Он не произносит ни слова, пока помогает парню устроиться на нем сверху, и не издает ни звука, когда сразу насаживает его на свой член почти до конца. Кихен выгибается и хватает Хенвона за запястья, что лежат на его бедрах, помогая держать равновесие, и глухо простанывает. Хенвон влажно целует его шею, высвобождая из крепкой хватки свою руку и поправляя ею упавшую на лицо челку Кихена. А Чангюн смотрит на это действо стеклянным взглядом и снова видит только сцену из порно, в которой нет чувств и искренней страсти, а только хорошая игра на камеру. Интересно, камера — это он? Или они всегда друг для друга? Чангюн лишь спустя минуту — а по его ощущениям, целую вечность — замечает на себе выжидающий взгляд Хенвона. Тот даже не толкнулся ни разу в, казалось бы, такое податливое сейчас тело, а лишь дал Кихену время привыкнуть. Хенвон кивает головой в сторону прикроватной тумбочки, а Чангюн находится в полной прострации и далеко не сразу понимает, что от него хотят. — Смазка, дурачок, — помогает Кихен, как-то слишком уж нежно усмехаясь. — Или ты хочешь меня убить? На его губах хищный оскал, и эту ухмылку Чангюн пропускает через всего себя. Душу и самомнение греет эта особая разница между тем, как Кихен взаимодействует с ним и как с Хенвоном. И пока он тянется к шкафчику, пока открывает его и шарит в нем руками, все это время он чувствует, как Кихен поедает его взглядом. Чувствует, как тот разглядывает его подтянутое тело, следит за каждым движением, с трудом поворачивая голову в такое положение, чтобы было видно, но чтобы при этом не свернуть себе шею. И Хенвон тоже это видит. Он усмехается и тоже переводит взгляд на Чангюна, лишь отмечая про себя, что тело у него действительно красивое. Хенвон все ждет, когда хотя бы легкий укол ревности пронзит его сердце, но этого не происходит даже тогда, когда Чангюн, распределив обильное количество смазки по своему члену, пристраивается рядом и буквально облизывает Кихена взглядом. Даже когда он касается его коленей и разводит ноги еще сильнее и пристраивается к совсем узкому входу. Теснота внутри Кихена сводит с ума до головокружения. Чангюн проникает медленно, осторожно, стараясь не причинять боли, и после каждого пройденного миллиметра поглядывает на лицо Кихена. Он морщится и периодически болезненно мычит, сжимает до синяков запястье Хенвона, рвано выдыхает, запрокидывая голову назад. Хенвон мажет губами по его плечам, успокаивающе поглаживает выступающие тазовые косточки, стараясь так отвлечь от боли. Чангюн сгорает изнутри от совершенно противоположных чувств — вины и удовольствия. Слишком тяжело причинять горячо любимому человеку такую сильную боль, тяжело смотреть на то, как сильно он старается сдерживаться, но по телу пробегается приятная волна мурашек, когда он продвигается всего на пару сантиметров, ощущая, как член еще сильнее сдавливается внутри, когда Кихен слегка напрягается, теряя самообладание лишь на секунду. Чангюн приостанавливается, чтобы снова закинуть одну ногу Кихена себе на плечо, и опять влажно целует его колени, подбираясь к внутренней части бедра и оставляя там алеющие пятна. Он ощутимо сильно прикусывает нежную кожу и одновременно с этим совершает резкий толчок, проникая сразу еще на несколько сантиметров, а затем сразу же зализывает место укуса, словно извиняясь. Кихен вскрикивает, выгибаясь в пояснице, а затем прикусывает ребро своей ладони, когда Чангюн медленно, но планомерно и не делая пауз входит до конца. Два выдоха облегчения заполняют комнату, сотрясая стены. Чангюн наклоняется к животу Кихена и оставляет там несколько нежных поцелуев, но от изменения положения тело Кихена снова пронзает болью, и он мычит, стараясь закрыть себе рот ладонью. Хенвон продолжает покрывать поцелуями его шею, уши и плечи, руками блуждает по бедрам, задевая самые чувствительные точки, и изо всех сил старается помочь ему расслабиться. — Пожалуйста, — простанывает Кихен, стирая ладонью выступивший на лбу пот. — Пожалуйста, я вас умоляю, — растягивая гласные, добавляет он и устремляет на Чангюна жалостливый взгляд. Чангюн с Хенвоном переглядываются и слишком комично кивают друг другу, с чего Хенвону даже приходится проглотить глупый смешок. Они одновременно толкаются, медленно и осторожно, но с губ Кихена все равно срывается болезненный стон. Чангюн обеспокоенно заглядывает в его глаза и видит в них синее пламя, словно горит углерод. Чангюн читает в этом взгляде мольбу не останавливаться и снова толкается, уже более грубо, выходя на половину длины. Сначала он делает это медленно, но постепенно начинает наращивать темп, уже с упоением слушая несдержанные, смешанно болезненные и удовлетворенные стоны Кихена. Хенвон присоединяется, пытаясь подстроиться под ритм Чангюна, но даже спустя некоторое время ему это не удается. Кихен простанывает от каждого толчка, выгибаясь и ерзая по груди Хенвона и продолжая изо всех сил сжимать его запястья. Голос Кихена начинает хрипеть, дыхание сбивается, и он часто тяжело вдыхает. Чангюн теряет всяческое самообладание и вбивается в податливое тело Кихена, выходя сразу на всю длину и набирая бешеный темп. Он тоже тяжело дышит, стараясь удержаться в неудобном положении. Шлепки разгоряченных тел друг о друга, кажется, звучат теперь даже громче, чем сдавленные из-за сорванного голоса стоны Кихена. Хенвон, наоборот, замедляется, размеренно толкаясь как можно глубже, и ожидаемо задевает заветную точку, каждый раз проходясь по ней членом и вырывая из груди Кихена редкие, но громкие хриплые стоны. Кихена разрывает изнутри от ощущений. Такого чувства заполненности ему не удавалось испытывать даже в самый первый раз, даже когда он спал с парнем в два раза больше себя. Тепло разливается по телу все сильнее с каждым толчком; он задыхается стонами, мечется, ударяясь головой о плечи и грудь Хенвона, иногда убирая со лба мокрую от пота челку. От того, как по-разному двигаются Чангюн и Хенвон, его бросает из жара в холод, он сгорает от противоречивых чувств, но особенно — от стыда. Это тот самый противоречивый стыд, когда ты понимаешь, что творишь полную хуйню, но тебе безумно это нравится. Кихен никогда не стеснялся экспериментов в постели, зачастую даже их инициировал, но Хенвон всегда был приверженцем более традиционных практик. Кихен соглашался на что угодно, изо всех сил отстраняя чувство стыда и страха. Но Хенвон чаще отказывался, объясняя это нерациональностью и соотношением перевешивающих потраченных сил к удовольствию. И изначальное удивление таким предложением от Хенвона не прошло до сих пор, а потому приносило еще больше особых впечатлений. Кажется, эти двое были способны пойти на многое, лишь бы сохранить эти отношения. К счастью или сожалению, даже сейчас, утопая в чувствах и ощущениях, они понимают, что ничего уже не спасти. Чангюн, чувствуя близкую разрядку, слегка замедляется, концентрируясь на ощущениях. Он выдыхает рвано и, совершив последний, особенно глубокий толчок, изливается внутрь. Кихен чувствует разливающееся внутри тепло и облегченно выдыхает, когда Чангюн выходит с громким хлюпающим звуком. Хенвон продолжает толкаться в разгоряченное, податливое тело, слегка набирая темп, и Кихен уже не стонет взахлеб, срывая голос, как несколькими минутами ранее, а лишь сдавленно мычит, отзываясь на проникновения. Чангюн устраивается рядом, ложась поперек кровати, и касается пальцами подрагивающего члена Кихена. Тот отзывается на прикосновения громким выдохом-полустоном, и Чангюн ухмыляется, заглядываясь на его лицо в этот момент. Он проводит кольцом из пальцев несколько раз по всей длине, а затем большим пальцем поглаживает головку, заставляя Кихена жалобно проскулить. Он отодвигает крайнюю плоть, наклоняется и размашисто проводит языком по головке, спускаясь ниже. Кихен закрывает глаза ладонью, и стон удовольствия оседает комом в горле. Чангюн проводит языком до основания, затем возвращаясь наверх, обхватывает кончик губами и, слегка его сжимая, начинает спускаться вниз. Он заглатывает до конца, а Кихен снова давится стоном, утопая в удовольствии от одновременных проникновений и ощущения теплых губ Чангюна на своем члене. Попутно Чангюн пальцами блуждает по внутренней стороне бедра Кихена, заставляя того содрогаться от трепетных, нежных прикосновений. Чангюн никогда не был особенно хорош в минете, но видя, как реагирует Кихен на каждое его действие, прогибаясь и постанывая, начинает чувствовать себя настоящим мастером этого дела. Он ускоряется, сильно сжимая губы вокруг плоти, стараясь быстрее довести Кихена до разрядки. Его тихие стоны заводят даже сильнее, и Чангюн чувствует необычайный прилив нежности, осознавая, какое удовольствие и ничего, кроме него, он доставляет Кихену сейчас. — Чангюн, — шепчет Кихен и запускает ладонь в его волосы, слегка их сжимая. — Я больше не выдержу. Чангюн отстраняется, выпуская член изо рта, и несколько раз быстро надрачивает, проходясь пальцами по всей длине. Парень изливается себе на живот с гулким стоном, чувствуя, как в этот же момент прекращаются проникновения, и Хенвон выходит полностью. Он тянется за салфетками, помогая Кихену стереть семя со своей груди и живота, а затем мягко перекатывается вместе с ним на бок, придерживая за талию. Чангюн притягивает Кихена к себе и слепо тычется губами, промахиваясь мимо уст и попадая то в нос, то в щеки. Кихен улыбается его неловкости и, слегка отдышавшись, сам тянется за поцелуем. Он целует нежно, упиваясь ощущениями, обнимает Чангюна в ответ и прижимается близко так, что обнаженные горячие тела слипаются из-за пота. Хенвон молча одевается и, напоследок поймав зрительный контакт с Чангюном, бросает лишь: — Останься с ним, — и уходит, как в дешевой мелодраме, не прощаясь, тихо и почти незаметно. Чангюн на это усмехается и тянет на уже почти уснувшего Кихена скомканное одеяло, обнимает его крепче и наклоняется над ухом. — Теперь я тебя уже никогда не оставлю, — шепотом произносит он, вырывая Кихена из сна. — Какой ужас, — Кихен подленько хихикает, но оставляет на щеке Чангюна мягкий поцелуй и почти сразу проваливается в сон.***
Следующий день можно считать особенным хотя бы потому, что сегодня Чангюн Кихена с работы не забирает, а, наоборот, привозит туда. Кихен искренне благодарит вселенную за то, что он старший смены, потому что именно ему нужно открывать заведение, и приходит на работу он всегда раньше всех. А потому избавлен от неловких расспросов о причине таких изменений. Чангюн на прощание нелепо целует его в губы, предварительно озираясь по сторонам, а затем убегает обратно к автомобилю, словно нашкодивший школьник. Кихен усмехается, но впоследствии улыбка так и не слезает с его лица до самого конца рабочего дня. Белые жигули, как всегда, появляются перед дверьми кофейни за пять минут до конца смены Кихена. И если обычно парень обреченно вздыхал, то сейчас он улыбается, отводя глаза в пол, и стремится поскорее закончить все свои дела и сбежать. Удача улыбается, и именно сегодня никому ничего не надо от него в последние минуты. Кихен быстро прощается с другими сотрудниками и вылетает на улицу, уже по пути натягивая куртку. Еще издалека он ярко улыбается Чангюну и приветливо машет рукой, получая теплую улыбку в ответ. Они встают напротив и неловко мнутся, не зная, с чего начать разговор. — Как прошел твой день? — буднично задает Чангюн свой стандартный вопрос. — Отлично, целый день думал о тебе, — Кихен смеется, отводя взгляд. — Я тоже, — Чангюн демонстративно делает шаг в сторону, открывая вид на припаркованный за его спиной автомобиль. На капоте красуется теперь уже не четыре, а пять звезд, но одна, очевидно, совсем новая. Она блестит и не отклеивается по краям, сильно отличаясь этим ото всех остальных. Кихен сразу понимает, куда именно нужно смотреть, но далеко не сразу до него доходит, что именно это значит. Чангюн, замечая чужое замешательство, подсказывает: — Сколько букв в твоем имени? — Пять… — Кихен все еще озадачен, но осознание, наконец, стремительно пронзает его мозг. — А… Он еще несколько секунд подгружается, пока Чангюн улыбается победно, словно довольный кот, что стащил колбасу у хозяев со стола. — Это… Очень мило, — совсем тихо произносит Кихен, отводя взгляд и даже слегка краснея. — Прыгай в машину, поедем кататься, — Чангюн открывает пассажирскую дверь, когда произносит это предложение. И Кихен даже не думает о возможности отказаться. Сейчас он совсем не хочет сбегать от Чангюна, скорее наоборот. Он уже принял тяжелую правду о том, что искренне хочет просыпаться каждый день в одной постели с этим человеком, каждый день испытывать эти противоречивые впечатления, хочет узнать его лучше и принять полностью, со всеми странностями. В прямом и в переносном смысле.