Гасконии неизвестно слово "трус"!

Пусть дорога домой прошла легко. Пусть друзья смогли увести ее мысли прочь на какое-то время. Пусть ее губы даже пытались изобразить подобие улыбки довольно часто. Но сейчас, оказавшись перед домом, перед тем самым домом госпожи Бонасье, Аделаида будто… вновь умерла, умерла вместе с хозяйкой. — Стоит ли Вам возвращаться туда сегодня? — спросил Арамис. — Вы можете положиться на своих друзей, поверьте. У каждого из нас найдется для Вас отдельная комната, — поддакнул Портос. Но гасконка лишь отрицающе повела плечом. — Благодарю, милые мои мушкетеры. Спите спокойно сегодня. Трем мужчинам осталось лишь смотреть на удаляющуюся фигуру подруги. На ее гордо расправленные плечи, на бесподобную стать выходца Гасконии, на длинные рыжие кудри, не желающие лежать мирно даже в самом спокойном городе. — Сильная женщина. — Кто знает, друзья, — хмуро отозвался Атос, — Возможно, она куда слабее, чем мы думаем. Закрыв дверь Адель оглядела помещение. Ее пробрала дрожь. Дом Бонасье был таким же, как и всегда. Что может поменяться в постройке, если только она не разваливается? Дель обхватила себя руками. Ее трясло. Здесь, в эту секунду, звонко треснул и разлетелся на жалкие осколки гордый образ маленькой девчушки из Гасконии. Дом стал неживым, темным, мрачным. Он душил, сдавливал стенами, гнал прочь от него, от реальности. Адель осела на пол, невидящим взглядом упираясь в пустоту. Ее пронизывал холод этого опустевшего без Констанции дома. Но куда больше сотрясал холод внутри ее души, исходящий из самого сердца. Его было не прогнать, не утихомирить, никак не избавиться от этого гложущего чувства. Леруа вновь обвела комнату глазами. Для слез не осталось ни сил, ни места. — Куда же ты снова пропала, моя маленькая Констанция, — прошептала она. Она сжалась в маленький комочек на полу, пытаясь заглушить эти разрывающие чувства внутри. Сжать, раздавить, задушить, лишь бы не чувствовать. Лишь бы не стояла в глазах картина ослабевшей подруги, корчащейся от ужасающей боли яда. Лишь бы в ушах не звенел ее тихий голос, прощающийся с жизнью. С ней. В беззвучных, бесслезных рыданиях девушка провела всю ночь. Прошли дни, за ними недели. Спустя месяц после событий в Бетюнском монастыре, мушкетерам Его Величества Людовика Справедливого г-н де Тревиль объявил о подготовке к осаде крепости Ля Рошели. За этот месяц капитан королевских мушкетеров успел с гордостью облачить таки дочь своего старого товарища в голубой кафтан, посвятить ее в служение Франции и начать сильно беспокоиться за помрачневшую девушку. Трижды он вызывал к себе каждого из трех ее друзей и дважды их всех вместе, вызнавая, что же случилось. Но не услышав ответа, со вздохом ему оставалось только спрашивать, не улучшилось ли состояние Аделаиды Леруа. Собравшись вновь в кабаке на улице Феру, компания обсуждала приближающуюся войну. — Не понимаю, с кем мы деремся и для чего. — Я согласен с Дель. Почему я должен убивать этих бедняг лишь потому, что они поют псалмы не на латыни, а по-французски? — воскликнул Портос. Атос молчал, как обычно, опустошая кружку. Как человека, стремившегося к стабильности и спокойствию в жизни, его не прельщала идея войны. Но как обладателя горячего сердца и гордого, вспыльчивого нрава, конечно, его влекли новые приключения и схватки. — Где это запропастился сегодня Арамис? — огляделась Дель. — О, я Вас умоляю. От своей, как он выражается, кузины-белошвейки, наш дорогой друг никогда рано не возвращается, — хмыкнул Портос, объедая аппетитного поросенка. Тем временем кардинал перебирал бумажки на своем столе. Приближающаяся война неотвратно влекла за собой многие проблемы: политические, экономические и многие, многие другие, с которыми ему необходимо было считаться. В последнее время Ришелье стал дерганым, раздражительным, часто запирался у себя в одиночестве и, к удивлению своих верных слуг, большую часть времени проводил не за работой, а за сочинением печальных музыкальных трактатов. Господа де Жюссак и граф Рошфор могли лишь недоуменно переглядываться и пожимать плечами. О своих мыслях кардинал не рассказывал никому, но без утайки и с огромным стыдом признавался сам себе в них. И от того настроение Его Высокопреосвященства ухудшалось с каждым днем все больше. — А, Миледи. Что привело Вас ко мне в такой ранний час? Женщина с поклоном прошла в комнату, распахнув шторы, запылившиеся до невозможного. Кардинал недовольно закрыл глаза, отвыкшие от дневного света, рукой. — Ранний час? Монсеньор, уже обед прошел! — И все же, что заставило Вас посетить меня? — недовольно отозвался Ришелье, — Награду Вы, как я и обещал, получите чуть позднее, с началом осады. Титул, прошенный Вами, получите тогда же. — Монсеньор, позвольте мне слегка приоткрыть Вашу заперевшуюся в этой темной пыльной комнатушке душу и узнать, что же так мучает Ваше Высокопреосвященство, — как можно более нежным голосом пропела Миледи. А на улице Феру по спине Адель пробежал внезапный холодок. Она вздрогнула всем телом. — Вы в порядке? — Да, не стоит беспокоиться, Атос. Быть может, кто-то помянул меня весьма нелестным словом. Мушкетер пожал плечами, отводя взгляд в сторону: — А, вот и Арамис. — Извините за задержку, друзья, — запыхавшийся Арамис сел рядом, обмахивайся шляпой, — Моя кузина-белошвейка… Портос хохотнул. — Да-да, моя кузина. Маленькая кузина-белошвейка, — хитро улыбнулся мужчина, — Передала мне письмо от королевы Анны. Оно адресовано Вам, Дель. — Интересная кузина-белошвейка — на короткой ноге с королевой! , — толкнул ее в плечо Портос и еще громче расхохотался. — Портос! Еще одно слово, и я!.. — Молчу, молчу! — Молчите! — О чем пишет Ее Величество? — спросил Атос. Адель помолчала, заложив лист бумаги за ворот рубашки. — О награде за возвращенные подвески. Королева помнит о своих долгах. — И слава Богу! Иначе на что Вам было бы жить? — Интересовались бы Вы этим у себя, месье Портос, — язвительно кинул ему все еще обиженный Арамис. — Неужели Вы собираетесь участвовать в осаде Ля Рошели? — он снова прожег ее тело до самой души своим коронным взглядом. Адель пожала плечами. — Я мушкетер. Видя, что Атос снова готовится оспорить ее действия и не желая продолжать этот разговор, она поднялась с места. Коротко попрощавшись с друзьями, девушка направилась домой. Следовало прочистить оружие, заточить лезвия, собрать все необходимое. — Как не нравится мне этот печальный взгляд нашей Дель, — задумчиво сказал Портос. — Да, это верно. Раньше, глядя в эти сверкающие металлическим блеском глаза, мне приходили на ум прекрасные метафоры о веселых битвах, теперь же я вижу лишь пасмурное осеннее небо, где собирается дождь, — пропел поэт, подперев голову рукой. Атос промолчал. Его терзали ужасные чувства жалости и беспомощности. Но чем же благородный мужчина мог помочь? Говорят, что горе должно прижиться, стать человеку родным, единым с ним. Тогда лишь придет то чувство принятия и смирения. Эту мысль он изрек мушкетерам, на что те переглянулись и вздохнули. Возвращаясь домой, Дель заметила странную фигуру, следовавшую за ней попятам. Развернувшись всем телом, она выбросила вперед шпагу, однако та сразу встретилась с чужим клинком. Человек, закутанный в черный плащ засмеялся: — А Вы и впрям очень наблюдательны, леди Леруа. Адель нахмурилась. — Мне нет дела до глупых преследований. Говорите, что Вам нужно, или убирайтесь отсюда, граф Рошфор. Рошфор наконец откинул капюшон. — Зачем же сразу грубить? Я принес Вам письмо, — улыбнувшись своей фальшивой улыбкой, граф передал ей конверт. Гасконка нахмурилась, повертев его в тонких пальцах. — Если оно от Его Высокопреосвященства, то я не желаю знать, что внутри. Если, конечно, это не приглашение на похороны Миледи. Или тех, кто отдал ей приказ убить госпожу Бонасье, — так же мило улыбнувшись сказала она сквозь зубы. С лица Рошфора тут же слетело притворство. Он схватил девушку за грудки и зло прошипел: — Не зазнавайся, гасконка! Кардиналу стоит только щелкнуть пальцами, как тебя направят прямиком в Бастилию. — Пусть попробует, если есть желание. И Вам, и этому дьявольскому отродью, этой Миледи, и всем, кто причастен к смерти Констанции я лично шлю свое собственное предупреждение о мести. Бог мне судья, а вам всем следует остерегаться гнева рожденных в Гасконии, — ответила тем же девушка. Он отпустил ее порывистым жестом, оттолкнув от себя. — Ты лезешь не в те дебри, девчонка! В конце-концов ты прогнешься перед Его Высокопреосвященством! Если уж сама Миледи пляшет под его дудку, то и твой характер он сломит без усилий. — Посмотрим, кто пред кем падет на колени в конце, — зло выплюнула Адель. Граф Рошфор вновь было схватился за шпагу, но взгляд его столкнулся со стоящим чуть позади мушкетером. Он не спешил подходить, дав возможность девушке самой разобраться с этим. Внутри вельможи внезапно все сжалось от страха. Его душа оказалась замкнутой между первой и второй парой глаз. Первые, кристально чистые, сжигали его ненавистью и холодом, не позволяя двигаться, резали острой сталью желания мести. Вторые, черные, темнее самой безлунной ночи, таили угрозу для того, кто поднимет руку на обладательницу серых глаз. — Два сапога пара, — неловко усмехнулся он, — Приглядывались бы Вы лучше к своему окружению, а не строили планы изощреной мести, госпожа Леруа. — Идите Рошфор. Идите и передайте кардиналу, что за мной должок. — Вы уже ходячий труп, Аделаида. Вы перешли дорогу слишком многим. — Убирайтесь, граф. Иначе я буду вынужден скрестить с Вами шпагу, — окутал Дель низковатый баритон. Сплюнув граф Рошфор поспешил скрыться. Девушка тяжело вздохнула. Все происходящее больно рвало тупым ножом те швы, которыми она пыталась зашить глубокую дыру в душе. Сжав в пальцах рубаху на груди, она выдохнула, пытаясь восстановить дыхание. Атос тихо стоял рядом, молча выжидая, когда к нему обратятся. Словом, это было одно из многих достоинств этого человека — он знал, что такое горечь и знал, что ее не заглушить глупыми шутками и пустыми словами. Дель оправила волосы. — Вы что-то хотели, друг мой? — спросила она наконец. — Нет, ничего. — Зачем же Вы пошли за мной? Мужчина промолчал в ответ. «Не задавайте глупых вопросов, Адель. И старайтесь не отвечать на них» — вспомнились гасконке его же слова. Она опустилась на каменную кладку улицы, вызвав недоуменный взгляд мушкетера. — Не смотрите так. — Как? — Дико. Я не сумасшедшая, я просто… устала. Дель, конечно, понимала, как абсурдно она выглядит, рассевшись вот так, посреди дороги. Наверное, она надеялась, что так ей будет немного легче. Еще Адель понимала, что ставит в неловкое положение не только себя, но и Атоса. Злых языков всегда хватает, а подобные действия могут пробудить множество грязных сплетен. Поэтому она прекрасно поняла бы, если мужчина просто ушел, оставив ее одну. А он не ушел. — Что было в письме, как Вы думаете? — Я не знаю. Определенно, очередная гадость от кардинала. Но я даже не пыталась его прочесть, с меня хватит. Атос вздохнул. — Быть может, Вы снова подвергли себя опасности этим. Дель пожала плечами. Он окинул ее печальным взглядом и опустился перед ней на колено, приподняв подбородок элегантным жестом: — Вставайте, Дель. Пусть Ваша ноша тяжела, но она не станет легче, даже если опустит Вас на камни. Мужчина протянул ей руку. Словно оглушенная Адель вложила свою ладонь, и он одним уверенным движением поставил ее на ноги. — Не хотите составить мне компанию? Я хочу прогуляться в одно тихое место. — Вы приглашаете меня на свидание, Атос? — хитро улыбнувшись решила подшутить над ним гасконка. — Да, — спокойно ответил тот. Словно рикошет, все обернулось в другую сторону: на лице мужчины не дрогнул ни один мускул, и лишь карие глаза заискрились легкой насмешкой, а вот Адель вся зарделась, прикусив язык, и прятала взгляд. Она последовала за ним. Пройдя вдоль улицы, двое свернули с каменной кладки и вышли к небольшой аллее. Здесь кругом пробивалась зелень, и некоторые деревья уже начинал затрагивать рыжеватый оттенок, хотя до осени оставался целый август. Залюбовавшись на весело щебечущих птиц в гнезде, Дель немного отстала. Ей невольно подумалось о таком же родном, уютном гнездышке, из которого она сбежала, не сказав ни слова на прощание. Эту небольшую печаль она скрыла за доброй улыбкой, обращенной к ожидающему мушкетеру. Они прошли дальше, минуя это красивое место, обошли железную оградку и вышли на небольшой открытый холм, откуда простирался нежно-голубой небосвод, по которому медленно плыли пушистые облака. Здесь и остановился Атос, опускаясь на травяной ковер. Девушка присела рядом, обхватив колени тонкими запястьями. — Красиво. — Вам нравится? — О, да. Здесь и правда очень тихо. Еще немного помолчав, у них завязалась легкая беседа, протекающая так мирно и складно, что самой Адель показалось, будто так и должно быть. Ей было так спокойно рядом с ним. Может, это и есть любовь? Та, о которой не раз рассказывала ей матушка, та, которая дает надежду и желание жить. Та, в которой нет места для лжи и измен. Может, действительно так. — Такие легкие, — кивнула она наверх. — Однако, если они скопятся, то грянет гром, — ответил Атос. Леруа рассмеялась. — Может, знает лес красоту небес? Может, ведает река силу в облаках… — нараспев произнесла она. — Красивые строки. Откуда они? — Когда я была ребенком, матушка часто пела мне эту песню. Мужчина внезапно улыбнулся ей, так тепло и искренне, что сердце наполнилось нежностью к этому, обычно хмурому и замкнутому, человеку. — Может, и Вы знаете какие-нибудь произведения? Он откинул черные пряди со лба. — Петь не буду, уж простите. Я мало увлекаюсь романтической литературой, однако несколько стихов, все же, мне известны. Атос посмотрел на замершую в предвкушении гасконку и, чуть усмехнувшись, произнес: — Века уходят неотложно, Дуэль исчезнет до конца. И это к лучшему… Возможно. Но, боже мой, как будет сложно, Ах, боже мой, как будет сложно Призвать к ответу наглеца! Адель рассмеялась, чуть откинувшись на спину. — О, Атос, Вам не кажется, что это потрясающе точное творение? Он кивнул, украдкой наблюдая за ней. — Думаю, автор этих строк, будет весьма доволен, что Вы о нем такого мнения. Хотя, я согласен. Кто знает, возможно, однажды наши далекие потомки вспомнят эти сроки, и, слегка вздохнув, тоже тихо согласятся с написанным. — Вы говорите, как поэт! Кто же написал этот чудесный стих? — прищурилась Дель. — Наш с Вами добрый друг, месье Арамис. Аделаида выпучила глаза в изумлении. — Вот это да! Она засмеялась еще. И здесь, с этим мужчиной, ей не было страшным показаться глупой или несдержанной. С ним было хорошо. Как сладкий вязкий мед внутри растекалось это прекрасное чувство, медленно закрывающее, пусть даже на короткое время, все те болезненные раны, что были оставлены жестокой судьбой. Нечаянно задев своей рукой его ладонь, Адель снова растерялась от этого мимолетного прикосновения, заставившего ее скулы вновь зарумяниться. — А почитайте мне еще. Ну, пожалуйста! — попросила она, отводя смущеный взгляд на распустившиеся полевые цветы, коих в этом укромном тайном уголке Атоса было очень много. Мушкетер, точно и внимательно отслеживая каждое ее движение как-то облегченно выдохнул. Право слово, многие, порой, заблуждаются, что мужчины, сильный пол и стальные нервы, совсем не чувствуют волнений и переживаний. Однако, это неправда. Может, некоторые из них и сами в это верят, но на деле, многие из них куда более романтичны и ранимы, чем даже женщины, особенно в делах трепетных чувств. Вот и сейчас, в течение всего времени наедине с Аделаидой, Атос наблюдал за каждой ее реакцией, каждым жестом, дабы не испортить такие прекрасные для них обоих моменты, не обидеть и не напугать это невинное дитя своими поступками. Осторожным, плавным движением, он скользнул рукой вдоль ее тела и притянул за талию ближе к себе. — Хорошо. А Вы постарайтесь расслабиться и забыть ненадолго все невзгоды, что тревожат сердце. Адель, смущенная уже до невероятности, вдруг решила сама для себя, что совсем не хочет выбираться из этих теплых объятий. Она несмело положила голову ему на плечо, прикрыв глаза, и вдыхала родной, так полюбившийся ей запах этого человека. Как радует отца на склоне дней Наследников отвага молодая, Так, правдою и славою твоей Любуюсь я, бесславно увядая. Великодушье, знатность, красота, И острый ум, и сила, и здоровье — Едва ль не каждая твоя черта Передается мне с твоей любовью. Не беден я, не слаб, не одинок, И тень любви, что на меня ложится, Таких щедрот несет с собой поток, Что я живу одной ее частицей. Все, что тебе могу я пожелать, Нисходит от тебя как благодать.¹ Сам Атос не заметил, сколько времени они уже так сидят. Обычно расчетливый и строгий к себе, с Адель он совершенно забывался, чего не ощущал уже так давно. Он верил ей, хоть внутри и бушевала схватка с прошлым горьким опытом, но лишь стоило рыжей прядке скользнуть на ветру по его щеке, как все становилось спокойным. Ее умиротворенное дыхание в районе его шеи вызывало бег мурашек по коже. И, боги, как она была красива! Смог бы он, мастер слова, всегда умевший грамотно складывать свои мысли и достойно излагать их, описать ее красоту? Ах, нет. Никогда бы не хватило придуманных человеком слов. Он аккуратно повел носом по рыжим волосам. «И все же, ты такой ребенок. Могу ли я позволить себе осквернить твою чистоту своими чувствами и желаниями, когда я и сам боюсь их, будто мальчишка?» — Атос. — М? — Ведь это Вы подарили мне платье. Мушкетер улыбнулся. — Простите, что солгал. — Я хотела поблагодарить Вас. Спасибо, оно так прекрасно! — О, нет, Дель. Само по себе это обычное платье, пусть и красивое. Но прекрасным оно становится, только когда Вы надеваете его. Гасконка фыркнула: — Вечно смущаете меня! Честное слово, я не понимаю… — тут она осеклась, внезапно отодвинувшись от него. Атос поднял ее подбородок, заставляя посмотреть на себя: — Продолжайте. Дель так не хотелось портить атмосферу возникшую меж ними, но все же она понимала, что когда, как не сейчас, она сможет задать волнующие ее вопросы. — Я не понимаю отношений между нами, — тихо дополнила девушка. А он словно загипнотизированный не мог оторвать своего взгляда от ее красивейших серых глаз. — Почему же? — уточнение, а не интерес. Атос не был глупцом, он понимал, что Адель пытается сказать. — Потому что… Мы много ругаемся, но проявляем внимание. Часто с Вашей стороны я чувствую холод и отторжение, и отвечаю Вам тем же. Мы никогда не говорили о любви, но читаем друг другу стихи, воспевающие ее. Она накрыла пальчиками его ладонь, лежавшую у нее на щеке. Так мила и нежна сейчас, она завораживала его, открываясь все больше, распаляя сердце, захватывая мысли. — Так ответьте, Атос. Что же между нами? И мужчина словно прочувстовал всем телом, как остановилось время. Взгляд карих глаз метался между серыми огоньками и красивыми линиями чуть пухлых, изящных, нежных губ. Наверное, мушкетер только сейчас по-настоящему осознал, что перед ним не яростная гасконка, не смелый мушкетер и даже не хитрая девчушка, а женщина. Прекрасная, манящая, изящная, грациозная, гордая женщина, тот самый камень преткновения всех мужчин в мире, очаровательное видение, против которого невозможно устоять. Тут же его охватила невероятная тоска, отразившаяся печалью в глазах, больно сжавшая внутри все. Он хотел бы просто сказать и ей, и самому себе то, что они оба мечтали услышать. Бросить все, махнуть рукой на мораль и уставы, забыть прошлое, не думать о будущем, существовать лишь здесь и сейчас, но… Но Атос не был бы Атосом, если бы мог позволить себе поступить так необдуманно. Так ужасно по отношению к ней. И, укорив сам себя за эту слабость, которую он проявил сегодня, Атос думал о своем долге. Долге ненавистной ему женщине, с которым мушкетер должен был сам покончить, раз и навсегда, не задевая чести Адель, не впутывая ее в эту грязь. Он отвернулся, не смея глядеть на нее: — Я не могу ответить Вам. По крайней мере, не сейчас. — Но почему? — Я… женат. О, если бы эта маленькая умная Дель, которая понимала все, поняла его сейчас. Если бы только могла она знать, о чем же именно говорит Атос. Какой грех он несет на своих плечах тяжелым грузом. Какую опасность представляет эта «жена» для тех, кто дорог ему. Но именно этого человека Аделаида очень редко могла прочитать в силу того, что сама питала к нему большие искренние чувства. Атос не в силах был поднять глаза. Конечно, ему было невероятно стыдно, мерзко от того, как он жестоко поступает с ней. Но расскажи он правду, осталась ли она также чиста в своей привязанности к нему? Кто знает, мужчина считал, что потеряет ее. Хотя, конечно, с другой стороны, он думал, что потерял ее уже, после этих слов. Мушкетер ждал слез, справедливого гнева, оскорблений, даже ударов. Он был готов нести наказание, лишь ради нее. — Вы меня, конечно, извините, Атос, но могли бы придумать отмазку и получше, — донеслось до него насмешливое восклицание. Он с изумлением посмотрел на гасконку. Она была расстроена, это было видно, но на ее очаровательных губах сияла улыбка. — Что?.. — Вы же человек чести, дорогой друг. Я знаю, — отозвалась девушка, глядя в небесную даль, — Может, конечно, Вы сказали правду, но я очень в этом сомневаюсь. Скорее, Вы что-то вновь утаили от меня. Что-то, с чем Вам хочется разобраться самому. Атос вновь не мог вымолвить и слова. И почему лишь Адель могла ввести его в это состояние? — Что ж, я не стану Вам мешать. Хотя, хочу, чтобы Вы знали — я буду ждать ответ. Как же чисто это было произнесено. Без тайных упреков, без скрытого подтекста. Так, как она думала, так, как для нее являлось истиной. Наверное, своей прямотой и честностью она, однажды, за дверью в приемную г-на де Тревиля, и задела истощившиеся струны его сердца, заставляя их вновь играть забытую мелодию. — Могу я просить оставить все произошедшее сегодня между нами? — Конечно. Если Вам так хочется, — ответила Дель поднимаясь. Он поднялся следом. — Все-все? — как-то по-детски переспросил он, поднявшись следом. Леруа коротко посмеялась: — Все-все. Клянусь честью. Атос прикрыл глаза, зная, что совершает ошибку. Но сопротивляться более сил не было. — Тогда, позвольте мне одну небольшую слабость. Адель не успела ответить, как крепкая рука притянула ее ближе, захватывая в кольцо сильных мышц и тепла. Лишь на мгновение пересеклись два взгляда. Здесь, в тихом месте засыпающего небосклона, вдали от шумного Парижа, мушкетер самым незаконным образом украл ее первый поцелуй.