keep in touch/keep quiet

К полудню Дом Даэны пустел на глазах, и среди книжных полок оставались только такие же заядлые трудоголики как Аль-Хайтам. Остальные спешили на обед, и обычная тишина становилась почти что звенящей, когда даже шелест страниц десятков книг не нарушал еë. В обеденное время всегда легче работалось, не было проблем столпотворения у нужного раздела, не приходилось толкаться локтями за полностью занятым столом. Хотя, пожалуй, последнее утверждение можно было оспорить время от времени. – Ты намеренно меня достаёшь? – Аль-Хайтам дëрнул предплечьем, отталкивая руку, которая теснила его справа, так что заметки, которые он делал, становились всë более неразборчивыми. На своего компаньона он даже не взглянул, предпочитая закончить переписывать абзац, прежде чем перелистнуть страницу блокнота. Кавех на это издал ворчливый уязвлённый звук, так что поднимая взгляд, Аль-Хайтам знал, что увидит недовольно сведëнные брови и надутые губы. Выражение детской обиды было намеренно преувеличенным, когда Кавех снова пихнул его локтем, на этот раз под рëбра. – Конечно намеренно, насколько я по-твоему неуклюж, раз пихнул тебя уже третий раз за десять минут? – тонкая бровь Кавеха изогнулась вверх, а затем он подложил руку под щеку, пристально глядя прямо в глаза. – Я был в пустыне целую вечность, и ты даже не рад тому, что я вернулся? Я думал, мы сходим пообедать. Аль-Хайтам не сдержал ироничного смешка, откладывая книгу на стол страницами вниз. Ему пришлось слегка понизить тон, чтобы не привлекать внимание тех, кто всë ещë оставался в читальном зале. – У тебя есть деньги на обед? – спросил он, складывая руки на груди. На это Кавех лишь надулся ещë больше, отводя взгляд в сторону, туда, где под потолком сверкали бликами полуденного солнца витражи. Его тëмные глаза поймали этот блеск лишь на мгновение, а затем он закатил их в знак полного разочарования, и поджал губы, отказываясь отвечать. Всë это говорило о том, что денег у него, конечно, не было, но так же он надеялся, что Хайтам будет вежлив и заплатит за обед, хотя, честно говоря, это было совершенно не в его духе. Впрочем, дело было скорее не в обеде, а в том, что Кавеху нужно было внимание, после того как он целый месяц пропадал неизвестно где. Аль-Хайтам хорошо знал своего соседа, хотя иногда тому и удавалось удивлять. Он знал, что тот был назойливым и навязчивым, когда ему не хватало внимания к своей исключительной персоне, и не то чтобы Хайтам не мог понять этого, но, если быть откровенным, он был слегка зол на Кавеха. Месяц назад, когда у Аль-Хайтама был ужасный день и он почти двое суток безвылазно торчал у себя в кабинете, он вернулся домой в надежде что сможет поужинать и проспать целую вечность, и всë что его ждало, это пустая комната, выпотрошенный комод и никаких объяснений. И конечно, он не был напуган или расстроен первой мыслью, что Кавех наконец съехал. Его полностью устраивала перспектива жить, как прежде, в одиночестве, но что-то противное сжалось комом в горле, так что он просидел на своей кровати пялясь в стену до тех пор, пока запоздалое письмо, отправленное уже в дороге, не сообщило ему что у Кавеха срочный проект в пустыне, так что он был вынужден уехать на какое-то время. И затем целый месяц не было никаких вестей. Аль-Хайтам малодушно думал, что его соседа зарезали пустынники или он не нашëл денег на воду посреди песчаных барханов под палящим солнцем или что у него украли его сумки с нарядами и побрякушками, и он умер от горя. Не то чтобы это задевало, но вообще-то Аль-Хайтам думал что заслуживает знать что случилось с тем, кто был должен ему денег за аренду примерно за полтора года. Может быть, он слегка переживал. Когда раздражение и злость нахлынули с новой силой, Аль-Хайтам встал, разворачиваясь и направляясь к полкам наугад. Он никогда не избегал ссор с Кавехом, они постоянно только и делали что ссорились, вот только он не знал что делать, когда у него была причина для настоящей ссоры. Он точно не собирался поднимать крик посреди библиотеки и всë, что он мог придумать, это уйти подальше, пока раздражение окончательно не уляжется. Кавех, однако, плохо читал намëки, поэтому он встал и пошëл следом. Раздел классической литературы западных регионов Снежной был не особо популярен среди учëных в Сумеру, даже у даршана Хараватат, поэтому небольшой огороженный высокими полками закуток был безлюден насколько это возможно. Аль-Хайтам сделал вид что читает корешки расставленных в алфавитном порядке книг, но поэзия и философия никогда его не интересовали, так что это была жалкая попытка. Кавех за его спиной упëрся ладонями в бëдра, было слышно как он шумно показательно вздыхает, явно несчастный от того, что ему приходится из кожи вон лезть, чтобы привлечь внимание. – Почему ты продолжаешь игнорировать меня? – его голос не дрогнул, хотя что-то определённо в нëм надломилось, когда Хайтам так и не обернулся. – Ты знаешь, я этого не люблю. – Я не люблю когда меня отвлекают от работы, но тем не менее ты здесь. Аль-Хайтам потянул за корешок первой попавшейся книги, едва прочитав на нëм что-то вроде «Цвет Цуйхуа», собираясь сделать вид, что его очень заинтересовало название, но Кавех тут же оказался рядом и впихнул книгу обратно на еë место, оттолкнув его руку. Его глаза сверкали даже в тени полок, когда он прижал Аль-Хайтам к стеллажу слабым, но ощутимым толчком. Ему не шло по-настоящему хмурое выражение, было что-то неправильное в том как выглядел горький изгиб скривлённых губ и было что-то неправильное в том, что Хайтам обратил на это внимание. Он никогда не обращал. – Что с тобой не так? Я только бросил сумки дома, даже не позавтракал, сразу пошëл искать тебя, чтобы увидеть, а ты даже не смотришь на меня! – Кавех захлебнулся возмущением, всплеснув руками, которые казались чуть более загорелыми, чем помнил Аль-Хайтам. – Не знаю что у тебя за работа, что ты уже третий час переписываешь строчки из учебника философии для студентов-новичков, но объясни почему ты не хочешь меня видеть! Аль-Хайтаму с трудом удалось выдохнуть гневный порыв, прежде чем он бы толкнул Кавеха в ответ. Принимая защитную позу со скрещенными на груди руками, он всë же пристально вгляделся в лицо Кавеха. Он знал, что им придётся обсудить это в любом случае, потому что он не тешил напрасных надежд что кто-то из них со временем остынет и всë просто пойдëт своим чередом. С Кавехом никогда не было просто, да и свой характер Аль-Хайтам не назвал бы лëгким. В таком случае они пожалуй стоили друг друга. – Сложно хотеть тебя видеть, когда я четыре часа провëл с полной уверенностью, что ты съехал, даже ничего не сказав, потому что, как я думал, я что-то сделал, а затем не получал от тебя ни слова целый месяц, пока ты не ворвался в библиотеку и не начал выводить меня из себя, потому что тебе вдруг понадобилось внимание. Голос Аль-Хайтама оставался тихим, когда он произнëс всë на одном дыхании, а затем нахмурился, нарушая свою привычку держаться отстранëнно, что бы не происходило. Было сложно оставаться бесстрастным, когда Кавех открыл рот, а его глаза широко распахнулись, как будто он был удивлëн что Хайтам может говорить несколько длинных предложений подряд без единой молчаливой паузы. Впрочем стало только хуже, когда Кавех снова всплеснул руками, хлопая себя по бëдрам, а затем ткнул пальцем Аль-Хайтаму в центр груди. – Это от меня ты месяц ничего не слышал? Я послал тебе по меньшей мере десять писем! Я скидывал тебе чертежи и рисунки пирамид, я даже повторил для тебя письмена с механизмов времëн короля Дешрета, чтоб ты мог немного отвлечься от своей скучнейшей ужасной работы, и это я не получил ничего взамен, и ты обвиняешь меня в том, что я целый месяц не выходил на связь, – Кавех выдохнул в конце своей тирады, и его губы задрожали, как бывало, когда он сильно расстраивался. – Ты самый несносный человек которого я знаю, Хайтам. Аль-Хайтам почувствовал себя ужасно: с одной стороны он не получил ни одного письма, с другой Кавеху не было смысла врать о таком. И если письма просто не доходили, значит его почти не в чем было упрекнуть, кроме поспешного отъезда, что с другой стороны теперь казалось не таким уж важным – Кавех хватался за любой проект, который ему предлагали, неудивительно что он бросился в пустыню сразу, как только его попросили. Аль-Хайтаму было совершенно нечего сказать своему соседу впервые за то время, что они были знакомы. Он так и стоял, прижатый к стеллажу, пока Кавех сердито пыхтел, переступая с ноги на ногу. – Ты подумал, я съехал? – спросил он в конце концов. Аль-Хайтам не хотел на это отвечать, поэтому он оттолкнулся от полки, возле которой стоял и сделал шаг к Кавеху, заставляя его отступить вглубь к третьему стеллажу, который закрывал небольшой закуток, делая его тупиковым. Здесь почти не было света, не считая слабой лампы под самым потолком, так что оказавшись в углу между книгами и книгами, Кавех часто заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд на силуэте Аль-Хайтама, который преграждал ему путь. – О, ты опять игнорируешь меня, почему я даже не- – Замолчи. Голос Аль-Хайтама был очень тихим, но Кавех вздрогнул, услышав его почти над самым ухом. Теперь он вообще мало что видел, Хайтам заслонил своей тенью остатки света и всë, что можно было разобрать в этой полутьме, это ровное дыхание, которое вскоре коснулось лица. Аль-Хайтам почувствовал как вздрогнул Кавех, но затем, когда он склонился ниже, тот двинулся ему навстречу и он поймал его губы на полпути. Кавех никогда не был таким податливым в поцелуях раньше, но сейчас он подчинился напору, его руки пробежались по плечам Аль-Хайтама, прежде чем пальцы зарылись в волосы не чтобы потянуть, а чтобы с трепетом пропустить их сквозь, поглаживая и массируя. Только сейчас было заметно как сильно он пахнет песком, солнцем и дорогой. На его одежде всë ещë была пыль пустыни, его кожа хранила сухой жар. Это было совершенно непривычно, но не отталкивало. Аль-Хайтам отстранился с влажным звуком, но его губы тут же нашли другую цель – он скользнул ими по краю подбородка Кавеха, добираясь до шеи, там где ощутимее всего был уже знакомый запах эфирных масел и персиков зайтун. Кавех рвано вздохнул, его пальцы снова прошлись сквозь пряди волос, но потом всë же сжались, оттягивая Хайтама в сторону. – Ты ужасный. Аль-Хайтам засмеялся, держа руки на пояснице Кавеха, слегка просунув их под пояс, так чтобы чувствовать жар кожи. Сейчас он мог честно оценить насколько сильно скучал, когда его больше не одолевал гнев и мрачные мысли. Он ещë собирался выяснить куда подевались его письма с рисунками пирамид и той чушью, которой обычно делился Кавех, когда был увлечëн работой, но сейчас ему было достаточно того, что тот мирно сопел под его руками, передумав стервить и огрызаться. Возможно он собирался украсть ещë один поцелуй пока обед не закончился и толпы снова не наводнили библиотеку. Но только один. *** Пламя свечи слегка дрогнуло, когда Аль-Хайтам зевнул, потирая глаза. Время перевалило за полночь и Кавех спал, повернувшись на живот, его лопатки были расслаблены, отражения лунного света из окна блуждали по позвонкам. На плечах расцветали свежие следы, которые заставляли губы Хайтама дрогнуть в улыбке, когда взгляд цеплялся за них. Ему всë же пришлось заплатить за ужин, но это было меньшее что он мог сделать, чтобы признать несправедливость своих обвинений. Этот вечер был самым мирным за прошедший месяц и Хайтам действительно скучал по тому, как ему приходилось делить кровать с другим человеком. Даже если этот человек пихался во сне и издавал звуки похожие на грибосвина, и закидывал на него свои бесконечно длинные конечности. Иногда стоило признать, что без этого ночи не могли быть спокойными. Аль-Хайтам уже отложил книгу вниз страницами на тумбу у кровати и собирался задуть свечу, когда в дверь постучали тихо и не настойчиво. Было очень поздно, но многие в Академии знали что он ещë не спит в такое время обычно, так что это не заставило сильно напрячься. На пороге стоял Амал, пожилой учëный из даршана Амурта, с которым Хайтам был смутно знаком, потому что тот был его соседом сверху и с его окна постоянно падали горшки с ростками падисар, которые он выращивал. Точнее, пытался выращивать, потому что дальше ростков те прорасти не успевали, разбиваясь о подоконник Хайтама. – Чем могу помочь? – спросил Аль-Хайтам, намеренно заслоняя собой проход, чтобы не было видно комнату. – Доброй ночи, – прогудел старик достаточно тихо, чтобы это не побеспокоило заворочавшегося Кавеха. – Уже поздний час я знаю, но я переставлял свои цветы с подоконника, чтобы установить ящик, из которого они бы не выпадали и нашëл среди них вот это. Он порылся в своих карманах и вытащил из них несколько свёрнутых в трубочки кусков бумаги. Аль-Хайтаму пришлось протянуть обе руки, чтобы они не разлетелись по всему коридору. – Ко мне всë прилетал этот закатный тукан, я думал он просто глупый, постоянно врезался в моë окно, но видимо он приносил письма. Я увидел что они адресованы вам и решил вернуть их, на случай если это что-то неотложное. Судя по тому что их очень много, они давненько приходят. Старик задумчиво почесал седую бороду и слегка поклонился Аль-Хайтаму. Тот поблагодарил в ответ и закрыл дверь, высыпая свëртки с письмами на стол. Их было даже больше десяти, шестнадцать или около того, что было впечатляюще много для месяца отсутствия, но это заставило Хайтама улыбнуться. Он перенëс свечу с тумбы на стол и присел, разворачивая первое попавшееся письмо. Оно было отправлено примерно в середине командировки Кавеха, и в нëм тот жаловался на песчаные бури и жару. В следующем он сокрушался из-за причуд заказчика и рассуждал о ландшафте пустыни, ещë в нескольких злился на отсутствие ответа. В последних были приложения с рисунками и копиями надписей на древнедешретском, в одном было несколько листьев высушенной красной пустынной травы. Аль-Хайтаму трудно было припомнить, когда он в последний раз ощущал такой мощный прилив нежности, но оставив не открытыми несколько писем, он затушил свечу и вернулся в кровать. Когда он забрался под простыню, Кавех вернулся в прежнее положение, оплетая его тело своими конечностями, его щека прижалась к плечу, когда он с похрапыванием вздохнул, бормоча что-то о позднем часе. Закрывая глаза в ночной тишине, Хайтам пообещал что завтра ляжет пораньше.