Параллельные перекрестки

***

…Врачи привыкают. Хочется, конечно, к чему-то хорошему. Но почему-то чаще всего привыкать приходится к иному… Однако уж точно не к тому, что увидела Шани, едва переступив порог дома, где снимала комнату на втором этаже. Хозяйка, уперев руки в мощные бока, стояла у подножия лестницы, всем своим видом показывая, что если кто-то и пройдет наверх – кроме жилички, – то только через ее хладный труп. Старухин, разумеется, не постоялицы. Просто сказать, что Шани еще не вернулась, хозяйке, конечно, в голову не пришло… или пришло, как самый очевидный вариант, но – серьезно, когда эта старая кар… то есть, уважаемая женщина преклонных лет руководствовалась легкими путями разрешения ситуации? Ей обязательно нужно было все усложнить – Геральт, навещавший медичку, даже пожаловался, что хозяйка то и дело выдворяла его на улицу под предлогами разной степени бредовости, и успокоилась только тогда, когда ведьмак преподнес ей отданное старым чистильщиком обуви кольцо Пророка Лебеды… - Явилась! – «приветствовала» жиличку старуха. Шани даже бровью не повела – привыкла уже. - Что-то случилось? - Случилось… или случится, не сейчас, так месяцев через девять! – ворчала хозяйка. – И не стыдно тебе? Такая уважаемая профессия – и такое поведение, сначала седой да желтоглазый, но он хотя бы один был… а теперь сразу двое, тьфу!.. Шани кротко вздохнула, всем видом изображая раскаяние. Спорить со старухой – себе дороже, еще вздумает плату за комнату взвинтить до недосягаемых высот в качестве компенсации за молчание относительно визитеров медички. Хотя гостей-то этих – Геральт только в последние дни, да вчера вот Лютик с Золтаном на вечеринке были… - Прощения просим… кхм, многоуважаемая, - вклинился в беседу раскатистый басок. – Но этому вот человеку действительно нужна помощь… - Известно, что за помощь этот побл***н хочет! – проскрипела старуха, вытягивая руку и тыча кривым пальцем во второго гостя, затем повернулась к медичке. – Никаких детей в моем доме! Медичка растерянно посмотрела на тех, кто решил навестить ее в такое время. В затемненном углу возле лестницы переминался с ноги на ногу уже знакомый Шани краснолюд – не далее как вчера он сидел с ней за одним столом, опрокидывал в горло чарку за чаркой и подначивал Геральта спуститься за салом и огурцами из старухиных запасов. Вторым гостем ожидаемо – хоть и неожиданно – оказался Лютик. Непривычно молчаливый, какой-то измученный, бледный, как показалось медичке, и что-то подсказывало, что усталость эта – далеко не результат определенного рода похождений, прославивших в свое время менестреля наравне (если даже не более) с творчеством. Шани помнила, как вешались барду на шею ее собственные однокурсницы, а потом и юные студентки самого Лютика – излучаемое им обаяние, казалось, существовало вне зависимости от желания менестреля, в радиусе нескольких метров очаровывая каждое существо женского пола любого возраста. Редко кто мог этому сопротивляться, а если добавлялись песни или стихи, то… Даже Шани в свое время едва не зацепило – спасло, наверное, то, что девушка была слишком сосредоточена на учебе и мыслей для иного просто не оставляла. Так что с Лютиком ее связало лишь знакомство, впоследствии переросшее в дружбу, которой, как понимала теперь медичка, им обоим вполне хватало. Впрочем, сейчас хозяйка дома очаровываться не спешила. Да и сам Лютик по какой-то причине то ли временно утратил, то ли «отключил» свое бардовское обаяние – по крайней мере, так подумала Шани, внимательнее приглядевшись к другу. Еще вчера нешуточно потрясенный встречей с Геральтом, но позже, казалось, полностью пришедший в себя и вновь ставший веселым болтуном, любившим выпить, теперь менестрель выглядел измотанным, сутулился, словно взвалив себе за спину груз потяжелее лютни… как будто, внезапно пришло в голову медичке, вчера бард просто притворялся беззаботным выпивохой, и это на самом деле далось ему не слишком-то легко, как когда-то… - Многоуважаемая… - встрял тем временем в тишину Золтан, быстро глянув на Шани, затем молниеносно ткнув менестреля кулаком в бок. – Друг мой немного… слаб рассудком, а госпожа Шани может ему помочь. - Наслышана, чем он «слаб», - вызывающе вздернула голову старуха. В любой другой ситуации это смотрелось бы комично, но сейчас выглядело почти угрожающе. – Меньше бл***ть надо. К тебе пришли, ты и разбирайся, - обратилась она к Шани. – Тяжелой станешь – за дверь выставлю!.. Медичка, прикусив губу, наклонила голову, глянула исподлобья на нежданных гостей, взглядом указала на лестницу. Краснолюд понятливо кивнул, ухватил несопротивляющегося барда за рукав, потянул за собой. Шани задержалась – нужно было внести очередной расчет за комнату, да еще и заплатить за стащенные ведьмаком огурцы и сало. Старуха выслушала объяснения, цапнула деньги, проворчала нечто вроде «…а на вид вроде приличный был…» и гордо удалилась. Ну, настолько гордо, насколько это было возможно при шаркающей походке и согбенной спине. Медичка облегченно выдохнула и поспешила наверх. Лютик обнаружился за столом. Вопреки ожиданиям – в компании не бутылки горячительного, а стакана с водой. Пил – жадно, быстро, поперхнулся, закашлялся. Краснолюд с сочувственным видом похлопал менестреля по спине: - Балбес ты, успокойся уже. Госпожа Шани… - Просто Шани, - села медичка напротив, внимательнее всматриваясь в барда. Характерного для похмелья запаха от того не исходило, руки не дрожали, глаза были ясными, но, как показалось девушке, какими-то… чужими, что ли. – Что случилось, Золтан? - Госпожа… то есть, Шани, - вздохнул краснолюд, взбираясь на соседний стул. – Мне он не верит, так, может быть, вас хотя бы выслушает? А то с самого утра сладу с ним нет, сам мучается, да и меня довел тоже, пока по всему Храмовому кварталу таскались… - Зачем таскались? – непонимающе помотала головой медичка. Золтан удрученно отозвался: - Он Геральта найти хотел. Везде искали, где мог быть. Не обнаружили. - Значит, на болота отправился, - все еще недоумевала по поводу причины состояния менестреля Шани. – Заказ какой-то там выполняет вроде, параллельно расследование свое ведет, насколько я знаю, поэтому… Лютик вздрогнул, дернулся. Из опрокинутого стакана выплеснулись остатки воды, раскатились мелкими каплями по столу, впитались в старое дерево. Менестрель отстраненно провел ладонью по влажным пятнам, растирая их – безмолвно, бездумно… этот льдисто-чужой взгляд был знаком медичке, пусть она и надеялась больше его не увидеть – тогда, на Кафедре, когда под ее собственной ладонью гулко стучала незажившая рана… Она поняла. Мысленно влепила себе пощечину за то, что не догадалась сразу. Потянулась через стол, мягко обхватила запястья менестреля. Позвала: - Лютик. Бард медленно поднял голову. Из остекленевшей синевы на медичку смотрел страх. И глухое отчаяние. Ни следа вчерашнего веселья. - Лютик, - повторила Шани, не позволяя ни себе, ни другу затеряться в этом холоде. – Это было. Вчера. На самом деле. И… ты прости меня, ладно? Лед дрогнул. - Простить… за что, рыжик? - Что не предупредила. Вывалила на тебя эту встречу, сюрприз хотела сделать… думала, обрадуешься, что Геральт жив, хоть и не помнит никого из нас… Лютик, не сердись, пожалуйста… Менестрель выпрямился. Осторожно, почти бережно высвободил руки из пальцев медички. Улыбнулся, чуть откинув голову – губы подрагивали, словно не желая складываться в привычную ухмылку. Но пару секунд спустя бард все же взял под контроль собственное тело, жесты и мимику, вновь облачаясь в образ бесшабашного весельчака: - Ну что ты, Шани, за что сердиться? Вечеринка прошла замечательно, а появление Геральта внесло в нее столь необходимую изюминку… или безуминку, учитывая, что нашего дорогого ведьмака так долго считали почившим? Память… ну, будем надеяться, что однажды вернется. А не вернется – так сами напомним, верно, Золтан? Краснолюд кивнул. Ничего не ответил, не сводил с менестреля внимательного взгляда, хмурился почему-то. Как будто тревожился за барда, несмотря на то, что тот, кажется, получив от медички подтверждение того, что вчерашний вечер ему не привиделся и не приснился, смог успокоиться и расслабиться… да вот только, видела Шани не менее отчетливо, чем, похоже, и Золтан, до спокойствия тут было ох как далеко. Льдинки по-прежнему мерцали в васильковой синеве, теперь уже где-то глубоко, скрытые, но не растаявшие. Неразличимые, незаметные – если не вглядываться. Или – если не знать, что они там есть. Золтан Хивай определенно знал, понимала медичка. А теперь была в курсе и она. Похоже, какие-то раны не лечатся даже временем… …Время здесь, казалось, остановилось. Или не существовало вовсе, растворившись в жемчужно-белом тумане. Или же – существовало, но сразу всё, и минувшее, и настоящее, и грядущее, свивалось клубами, закручивалось тугими спиральными воронками, обнимало, обволакивало, напоминало, дразнило, тревожило… «…Ты растерян, Белый Волк…» «…Ты разгневан, обманутый Тьмой…» «…Ты отчаялся, vatt’ghern…» Он не спорил. Не видел в этом смысла. …Me ifit… Разумеется, он знал. К чему убегать от очевидного? На каждые два шага вперед обязательно вмешивался один в обратном направлении, откатывая путь, отдаляя от цели, увеличивая время, необходимое для поисков ответов – которые теперь тоже казались бесполезными. Или же – не казались, а были таковыми. А он устал… черт возьми, так устал, как не уставал уже давно, воспринимая окружающую обстановку с каким-то отстраненным безразличием. Где подобное было… когда в последний раз он… кажется, там, на Журавлином острове, за высокими неприступными стенами темницы, шансов выбраться из которой было… да скорее и не было вовсе, не казнь – так пожизненное, а учитывая, что в условиях отсутствия чудовищ протянуть ведьмаки наверняка способны долго, существование в пределах стен и решеток неумолимо растягивалось на неопределенную вечность. Можно, конечно, ввязаться в драку с остальными заключенными и свернуть им всем шеи – тогда, может быть, и казнят за неподобающее поведение. Один хрен, все равно подыхать… Вот и сейчас так же. Возвращаться или идти дальше – какая разница, прошлое не поменяешь, его восприятие другим человеком тоже останется на прежнем уровне, как он сам и сказал, так что… «…Не позволяй растерянности сбить тебя с пути, Белый Волк. Иначе кто-то другой навсегда потеряет свою дорогу…» «…Не позволяй гневу затуманить твой разум, обманутый Тьмой. Иначе кто-то другой никогда не сможет вернуться…» «…Не позволяй отчаянию завладеть твоим сердцем, vatt’ghern. Иначе кто-то другой не поможет тебе найти ответ…» Он молчал. Не спорил. Не соглашался – но не спорил. Туман окутал силуэты – хрусталь водных переливов, изумрудно-свежий отблеск юной листвы, теплое золото пшеничных колосьев… они таяли, растворялись в перламутрово-молочной дымке, насмешливым журчанием, приглушенным шепотом, ласковым шелестом, негромким голосом, струнными переборами – далекими, близкими, знакомыми… …Мы знать не знаем и не помним, Пока не встретимся с бедой… …Что весь наш мир, такой огромный, Висит на ниточке одной. Она надеждою зовется, И верить хочется, так верить хочется, Что эта нить не оборвется, И жизнь не кончится, Не кончится… Туман отступил, выпуская Геральта из объятий то ли сна, то ли видения. Мелодия и слова, накрепко впаянные, вплавленные в реальность, позвали, потянули за собой – тихой задумчивостью, спокойствием, настойчиво и упрямо возвращая к ночи, звездам, едва слышно потрескивающему костру, шелесту листьев, звону ветра где-то высоко над головой. Лютневые переливы, как нити, почти видимо поблескивали в рыже-золотых искрах, вспыхивая нанизанными на них бусинами-словами, сплетая то ли сеть, то ли ожерелье, то ли купол… вот леший, на грани улыбки подумал ведьмак, выпрямляясь, с кем поведешься, от того нахватаешься таких вот сравнений, в самом деле. - Опять не спишь. - Разбудил? – менестрель прижал струны ладонью, оборвав мелодию, и Геральт невольно поморщился от этой странной неправильности. – Извини. Вопреки словам, виноватым Лютик не выглядел. Растерянным, удивленным или встревоженным – тоже. Петь перестал, но лютню откладывать не спешил, легонько перебирая кончиками пальцев послушные струны, выстраивая на ладах прозрачное отражение только что слетевшей с них мелодии. Умиротворенным, правда, ведьмак тоже друга назвать не мог – не был похож сейчас менестрель на ту версию себя, что позволил увидеть в компании Ярпена и других краснолюдов. Лютик скорее казался… …смирившимся? Нет, тут же отмел ведьмак правдоподобную, но не соответствующую истине версию. Не то. …Можем с утра направиться в обратный путь. Ты ведь этого хочешь, верно?.. - Почему прекратил? - Не хочу мешать. - Не мешаешь. Лютик покачал головой, сжал губы – не раздраженно, но упрямо, горько, словно принял какое-то решение, от которого жаждал отказаться, но по каким-то причинам не мог. - Больше не буду тебя тревожить. Спи, Геральт. - Чтобы утром обнаружить, что ты сбежал? - Не сбегу, - откликнулся менестрель так быстро и так спокойно, что ведьмак понял – эта мысль другу в голову все же приходила. Опять. Лютик поймал его взгляд, видимо, отразивший какие-то сомнения, вновь мотнул головой, без улыбки, без насмешки. Повторил: - Не сбегу. За первым же деревом в зубы монстру или хищнику попадусь, оно мне надо? - Рвануть в Штейгеры тебе это не помешало. - Там другое было… Лютик замолчал. Выдохнул – едва различимо, резко, как будто желая избавиться, вытолкнуть из себя что-то – мысли, страхи, вернувшиеся сомнения. Снова дотронулся до лютневых струн, то ли задавая им вопрос, то ли пытаясь услышать в мерцающем звоне и шепоте ответ. Губы раскрылись, сомкнулись снова, беззвучно обрисовывая слова – уже найденные, сложенные в строчки, сплетенные рифмой и смыслом, но так и не сказанные, застывшие где-то на полпути между породившей их душой и голосом, обещавшим свободу. Пальцы чуть пощипывали струны, как будто проверяя, каким будет новый звук, певучим или сорванным, какая мелодия соскользнет со звенящих в ожидании нового касания нитей, что прозвучит в ней – отчаяние, боль, страх… или же что-то иное. Что-то, что уже успело сорваться с сомкнутых сейчас губ, что-то, похожее на те слова, которые успели обрести крылья, взвиться к небу и звездам, подхваченные завитками серебристого дыма и прохладным дыханием ночного ветра, что-то… …Ты ведь этого хочешь, верно? С того самого момента, как перестал видеть смысл в продолжении путешествия. Наткнулся на очередную преграду, но слишком устал бороться с моими кошмарами, чтобы тратить силы еще и на это… Геральт поднялся на ноги, подхватил плащ, подошел к костру. Вновь бросил ткань на землю, сел, упираясь спиной в старый, поваленный то ли ураганом, то ли лесорубом древесный ствол, недавно служивший подобием скамьи. Положил мечи рядом с собой, подтянул к груди колени, обхватил их руками. Проговорил негромко: - Sh’aente, taedh. Sh’aente vort. Менестрель склонил голову, чуть прищурился. В спокойной синеве не было недоумения или удивления. Лишь вопрос. Геральт смежил веки, откуда-то зная, что движение будет расценено правильно. Когда через несколько бесконечно долгих мгновений в музыку притихшей ночи новой гармонией вплелась уже ставшая знакомой мелодия переливчатых нитей с нанизанными на них бусинами слов и узелками интонаций, ведьмак понял, что не ошибся. …Мы знать не знаем и не помним, Пока не встретимся с бедой, Что весь наш мир, такой огромный, Висит на ниточке одной. Она надеждою зовется, И верить хочется, так верить хочется, Что эта нить не оборвется, И жизнь не кончится, Не кончится… Менестрель пел. Свободно. Спокойно. Легко. Геральт не сомневался – открой он глаза, точно увидел бы, как меняется лицо друга, подчеркивая каждой линией живой и подвижной мимики слова и строчки… но ведьмаку было достаточно и интонаций. Мягких и светлых. Настороженных и резких. Упрямых и уверенных. Слов, которые не пытались ни в чем убедить, не старались ничего изменить или доказать, ни к чему не призывали, а просто – вот так же легко и свободно доносили до слушателя то, о чем думал и что чувствовал человек, который сейчас дарил им крылья, отпускал, прощаясь и одновременно сохраняя в себе и для себя. …В часы, когда все бесполезно, И смысла нет на свете жить, Над черной бездной, жуткой бездной Нас держит тоненькая нить. Она надеждою зовется, И верить хочется, так верить хочется, Что эта нить не оборвется, И жизнь не кончится, Не кончится… Ночь молчала. Менестрель пел. Геральт слушал. Вспоминал. Остров Туманов. Каэр-Морхен. Ундвик и Башню Соколицы. Боклерскую ночь крови и смерти и противостояние в Тесхам-Мутна. Журавлиный остров и равнодушные стены с решетками. Все те моменты, когда такая хрупкая, невидимая, порой неосознаваемая и даже напрочь отрицаемая нить оставалась на самом деле единственным, что удерживало от падения в холод и тьму… в отчаяние, безысходность и невозвратность. …О ней почти не помним летом, Но стоит вьюге закружить, Не то, что дня – без нити этой Нам и минуты не прожить. Она надеждою зовется, И верить хочется, так верить хочется, Что эта нить не оборвется, И жизнь не кончится, Не кончится… …Ладонь легла на струны, заглушая мелодию… бесполезно. Геральт по-прежнему ее слышал. В потрескивании костра. В шелесте листьев. В насмешливо-теплом шепоте звезд, далеких и всевидящих. В глуховатом посвистывании любопытного ветра. В тихом дыхании менестреля, в его сердцебиении, четко отзывавшемся на ритм музыки и слов. И – где-то еще. Совсем близко. - Спокойной ночи, ведьмак. - А ты? - Посижу еще. Полюбуюсь на звезды. Давно не видел их… в таком количестве. - Говорят, в Туссенте звезд столько, что за ними неба не видно. Преувеличение, конечно… но их там действительно много. - Наслышан. Но разве… Менестрель осекся. Тихо и коротко выдохнул. Пальцы скользнули по струнам – внезапно, резко, вызвав протестующий и недовольный вздох старой лютни. Геральт не открывал глаз. Молчал. Не двигался с места. Вслушивался – в отголоски затихшей песни, обволакивающие россыпью звуков настороженную паузу. Мог сказать, объяснить – или не мог, едва ли осознавал сам. Возможно, не хотел, чтобы на него вновь в неподходящий момент напало косноязычие, не позволяющее в доступной и понятной форме выразить то, о чем он сейчас думал… возможно. Ведьмак ждал. Вопроса. Реакции. Возмущения. Радости. Хотя бы чего-то, вместо тишины и молчания, недоверчивого и тревожного. Сказать «Поедем в Туссент» - просто. Объяснить, почему – уже сложнее. Понять, зачем – невозможно вовсе… …Можем с утра направиться в обратный путь. Ты ведь этого хочешь, верно?.. Или – возможно. На самом деле – проще, чем кажется. Ведь Лютик же говорил об этом. …Ты не можешь изменить прошлое. Я не могу изменить своих воспоминаний о нем… Вот только… неправильно это, Геральт. Неправильно – тащить прошлое за собой… так ведь можно и настоящее пропустить. А я не хочу… Да, порядок фраз был не таким, однако суть… всего-то и надо было – прислушаться. …Когда он заговорит – выслушай… Просто. …Когда он решит вернуться – не препятствуй… Но решение о поездке обратно в Новиград должен был принять не менестрель, а ведьмак. …И – возвращая старые воспоминания, не забывай создавать новые, Геральт… - Думаю, твое обновленное знакомство с Боклером можно начать с Корво-Бьянко. И, разумеется, вина «Белый Волк». Тишина рухнула на маленький участок земли в гуще леса. Вот практически буквально – тяжело и неожиданно, как скинутая кем-то с неба невидимая каменная глыба, под которой, не в силах ей сопротивляться, жалобно сломались все звуки – потрескивание хвороста, звон, шелест, шорохи, листья, звезды и ветер, ленивые перекрикивания ночных птиц, даже музыка… хотя нет, мелодия почему-то до сих пор была различима. Живая и чистая, вихрилась вокруг воздушными потоками, отдавалась в ушах шумом бегущей по жилам крови, стучала где-то рядом с нечеловеческим сердцем. Геральт ждал. Секунды. Или минуты. Или часы. Годы или жизни… неважно. Слушал. Мелодию. Тишину. Молчание, спустя вечность расколовшееся по-прежнему недоверчивым: - Корво-Бьянко? Это… - Винодельня. Мой… дом. В следующей фразе недоверия было уже меньше: - Полагаю, за этим кроется впечатляющая история. Геральт улыбнулся, не размыкая ресниц. Не видел, не воображал, не представлял – просто знал, что в этот самый момент из васильковой синевы уходят затаенная темнота и горечь. Надолго или навсегда – пока неясно, но здесь и сейчас их больше не было. Однако, пусть и скрытые за темнотой смеженных век, точно были чуть расширившиеся глаза, выгнутая в вопросительном ожидании бровь, мягко перемещенная за спину лютня и взрослое, но все такое же юное лицо, в каждой черточке которого сквозило осторожное любопытство. - Весьма впечатляющая. Любовь и ненависть, предательство и верность, отвага и мужество, победа, принесшая горечь, и поражение, обернувшееся неожиданной радостью… и, разумеется, вино как одна из главных зацепок. Тебе точно понравится. - Хм… - Позже, Лютик. До Туссента дорога неблизкая, успеешь еще наслушаться и устать. А завтра… - Что – завтра? - Другая история. Подробная и долгая. О причинах поступков и последствиях слов. О том, что было после… возвращения. Когда я… - …потерял память? Ведьмак открыл глаза, посмотрел на друга. Понял, что угадал практически всё – кроме любопытства, которое, если и было за секунду до взгляда, сейчас сменилось беспокойством и тревогой. Улыбнулся снова, но тут же посерьезнел, не встретив ответной улыбки – очевидно, что Лютику определенно было не до веселья и спокойствия сейчас, когда все его намерения, мысли и действия вдруг перевернулись так, как он подсознательно и желал, но точно не ожидал подобного шага навстречу со стороны Геральта. И да, упоминание об амнезии тоже роль сыграло… - Столкновение с Дикой Охотой, - осторожно пояснил ведьмак. – Вскоре после того, как я… исчез. Надолго исчез. Были последствия, и потеря памяти – одно из них. То, что произошло потом – уже другие. - Тебе до сих пор грозит опасность? – Лютик, едва ли осознавая собственные действия, напрягся, подобрался, сжал руки в кулаки, намереваясь то ли бежать, то ли драться… и погибнуть во цвете лет, ага, еще не хватало. Геральт покачал головой: - Не от них. Охота повержена. По крайней мере, ее с тех пор не видели, так что… нет. - А память… - Вернулась. Сама. Не сразу. Когда я перестал за ней гоняться и решил просто жить, понемногу знакомясь с собственным прошлым, заново узнавая друзей и определяя врагов… но при этом не упуская настоящего. Смотрел… - …на свое отражение в чужих зеркалах? Лицо менестреля было серьезным. Взрослым и юным одновременно. Знакомым, но в то же время словно увиденным впервые. Спадающие на лоб темно-медные пряди, пробивающаяся щетина, чуть приподнятые уголки губ – то ли в улыбке, то ли в насмешке, то ли просто ненадежная, неверная игра света. Льда в глазах не было. Темнота… ну разве что тенью, прозрачным акварельным штрихом на чистой синеве. И – напоминание. С едва различимой ехидцей… Геральт наклонил голову, осознав, что они только что вернули друг другу сказанные ими же самими ранее реплики. - Именно. Но видеть отражение и руководствоваться образами, созданными чужим сознанием – не одно и то же. - Именно. Вот теперь Лютик улыбался. Открыто и ясно, знакомо и светло, все с той же теплой усмешкой и затаенной, пока не высказанной едкостью, которую определенно приберег для более подходящего случая. Вот оно, понимал ведьмак, глядя на друга. То, чего хотел менестрель. Выстроить себя. Заново. Опираясь на поддержку и знания тех, кто был с ним знаком, но принимая окончательные решения в отношении себя самостоятельно. Вот почему решение вернуться в Новиград угнетало его. Лютик был готов подстроиться под ожидания друзей ради тех, кому был по-прежнему дорог и важен, ради тех, кто успел за короткое время снова стать таким же важным и близким для него самого, но… стал бы он тогда Лютиком? Или же просто – превратился в того, кого хотят и привыкли видеть даже с учетом сорванных масок? Дорога и утрата памяти подарили менестрелю возможность – отпустить. Прошлое. Свое. Чужое. Невысказанную горечь и не прощенные обиды. Найти, решить и понять, чего он действительно хочет от жизни. И лишь потом – вернуться к друзьям. Собой прежним – и одновременно изменившимся. Точно знающим, чего он ждет и как может этого добиться, при этом не причиняя боли другим и не допуская ее к себе. Улыбка менестреля стала отчетливее, вспыхнув, наконец, в глазах неприкрытой искренностью. - Спокойной ночи, Геральт. И… спасибо. - За что? - За то, что понял. Геральт хотел ответить. Уже почти готов был сказать – то самое, первое пришедшее на ум, банальное и избитое, но от этого не переставшее быть настоящим и правдивым… но вспомнил свой сон. Туман. Хрупкую звенящую тишину, способную расколоться от самого тихого звука. Молчание, в котором каждое слово было лишним и ненужным, какую бы истину за собой ни несло… в нем просто не было необходимости, потому что мысли и фразы просто осознавались и принимались на каком-то ином, неподвластном рациональному разуму уровне. Инстинктивно, ощущениями, эмоциями. Поэтому ведьмак выбрал тишину. Простую и безыскусную. Согретую костром, наполненную привычными и знакомыми голосами ночного леса, жизнью и дыханием. И музыкой, что дремала сейчас в кронах деревьев, шелестящим шепотом скользя с веток. Поэтому Геральт просто кивнул. Закрыл глаза, вытянулся на плаще, подложив руки под голову. Слушал, как устраивается, пытаясь найти удобную позу для сна, менестрель. Вспоминал практическую топографию Севера, мысленно выстраивая маршрут, по которому намеревался до Туссента посетить еще одно место – Лютика там хорошо знали и… нет, прибегать к тому способу, от которого в свое время категорически отказался сам Геральт, ведьмак не намеревался. Ломать только-только выстраиваемое заново доверие друга он не хотел. Однако хотя бы просто поговорить, просто найти еще одну опору для нового фундамента… не помешает ведь, правда?.. …Лютик спал. Геральт тоже. Звезды с равнодушным любопытством взирали на двоих путников, расположившихся на ночлег возле маленького костерка… странные они, эти существа, ну сколько тепла может дать вот эта крохотная искорка, в тысячи тысяч раз уступающая и интенсивностью света, и излучаемым жаром любой из звезд?... Но если обитателям крошечного клочка суши под названием «Континент» этого хватает, навязываться в таком случае просто… ну, невежливо, что ли. Тем более что им, этим обитателям, от звезд достаточно даже рассеянного огромными расстояниями света, так что… Так думали звезды. Наверное. Если бы могли думать. Костер не думал. Он просто горел, весело трещал и согревал, не выходя за установленные для него рамки. Отпугивал зверей и охранял путешественников. С любопытством наблюдал за странной полупрозрачной пеленой то ли тумана, то ли дымки – она окружала молочно-белыми завитками маленький участок земли, на котором расположились люди и лошади. То ли присматривалась. То ли защищала. Скользящие тени рисовали на ней, как на полотне, изгибы и линии… и если бы костер мог читать, он точно увидел бы в упорядоченном расположении фразу. Ту самую – не высказанную, банальную и избитую, но от этого не переставшую быть настоящей и правдивой. …- Спокойной ночи, Геральт. И… спасибо. - За что? - За то, что понял. «Друзья именно так и поступают»…

… - …Друзья именно так и поступают, верно? - Ох, Лютик… и ты не боишься? - Боюсь, конечно. Но другого решения не вижу. А ты? Шани вздохнула. Пожала плечами. Признавать правоту менестреля очень не хотелось, но выхода не было… …Несколько дней назад Лютик появился на пороге ее комнаты в компании Альвина, огорошив и одновременно обрадовав медичку. К мальчику она привязалась еще в Предместьях, иногда навещая его, пока тот находился у Абигайл. Конечно, после того, как Альвина забрал Преподобный, это стало проблемой, но спасенный Геральтом из лап Саламандр мальчишка вскоре обнаружился в Храмовом квартале и временно жил у одной из послушниц Мелитэле, помогавших медичке в лечебнице. Шани не раз намеревалась забрать Альвина к себе, но… останавливало категоричное «Никаких детей!» от хозяйки дома, и медичка рассчитывала только на то, что, когда ситуация с «Катрионой» хоть немного пойдет на спад, можно будет вернуться в Оксенфурт вместе с мальчиком… Ситуация, разумеется, стабилизироваться не желала, развиваясь в сторону, обратную улучшению… а потом, мрачнела медичка каждый раз при упоминании этой темы, вмешалась чародейка. Трисс Меригольд, что положила глаз на Альвина, и руки (и не только) на Геральта. Шани не могла определиться, что ее злит больше. То ли то, что эта красноволосая бестия решила, будто знает, что лучше для мальчика (да, он, конечно, обладает каким-то даром, но в первую очередь Альвину нужна забота и безопасность, потом уже можно думать о чем-то другом!). То ли то, что в открытую виснет на ведьмаке, вместо того, чтобы помогать Геральту с выяснением причин потери памяти и ее возвращением… Неопределенность бесила. Поэтому при очередной встрече с ведьмаком Шани поставила того перед выбором. Или она, или Трисс… в отношении Альвина, конечно же. Если честно, медичка предполагала, что Геральт склонен доверить мальчика чародейке – из-за таящихся в Альвине непонятных и нераскрытых способностей, но все же… Поэтому да, когда Лютик привел в дом нового гостя, Шани была рада. То ли тому, что Альвин теперь под ее опекой. То ли тому, что Геральт выбрал медичку, а не чародейку. Не остановила даже категоричность хозяйки… впрочем, мальчик и ту умудрился очаровать. Настолько, что в тот же день старуха уехала, почему-то решив, что жиличке понадобится теперь больше места – для Альвина, для спутника жизни, для новых детей... Девушка была в недоумении, но недолго – все мысли занял мальчик. А потом – Геральт, пришедший навестить, поблагодарить, сделать подарок, остаться на ночь… …Медичка помотала головой, стряхивая пусть и приятные, но неуместные сейчас воспоминания. Снова посмотрела на стоящего напротив Лютика, который заглянул в гости вот буквально за несколько минут перед появлением Профессора и Саламандр. Бард по-прежнему стискивал в руках кость… берцовую, кажется. Шани вздохнула: - Ну вот. Скелет сломал… Менестрель глянул… вздрогнул, поняв, что держит в руке. Вопреки ожиданиям, брезгливо не отшвырнул, а медленно протянул медичке: - У тебя там на первом этаже новое наглядное пособие валяется, так что… - Не смешно… - Угу… ты как, рыжик? Не поранили тебя эти пресмыкающиеся? - Пара царапин… - передернула плечами она. – Этой сволочи досталось больше. - Прости, что… не помог. - Они бы тебя убили, - откликнулась Шани, не обвиняя, не упрекая, а просто констатируя очевидное. – Я-то за себя постоять сумею, а случись что с тобой, как я Геральту в глаза потом посмотрю? Синий взгляд заволокло уже знакомым льдом, и Лютик отвернулся. Ничего не ответил, но медичка догадывалась, в чем может быть причина такой реакции. Геральт. Утрата им памяти о прошлом и восприятие тех, кто его знал, как чужих. И ладно Шани, или же Золтан, например – медичка за короткое время знакомства с краснолюдом поняла, что тот предпочитает относиться к ситуации, которую изменить не может, проще, не цепляясь за нее, а просто позволяя событиям идти своим чередом. Что до самой Шани, то ее в свое время с ведьмаком связывали отношения пусть и весьма приятные, но короткие и ограничившиеся близостью скорее физической, чем эмоциональной, так что сейчас и ей было легче – выстраивать взаимодействие заново. Лютик же… Из них троих он был знаком с Геральтом дольше. И их действительно связывала крепкая дружба, искренняя и настоящая, какой бы невероятной и странной ни казалась она другим. Когда Геральта не стало, Лютик переживал. Сильно. Хотя делал вид, что все в порядке. Потом вроде как успокоился… зажила ли рана – неизвестно, но болела точно меньше. И теперь, когда внезапно вернувшийся из небытия, но утративший память о прошлом ведьмак неожиданно появился перед менестрелем, Лютику пришлось быстро привыкать к осознанию того, что он для Геральта скорее посторонний, чем друг… Шани легко дотронулась ладонью до напряженного плеча: - Лютик? - Порядок, рыжик, - обернулся тот, вновь спрятав лед в синей глубине и движением губ нарисовав на лице правдоподобную улыбку. – Справишься тут? Шани снова вздохнула, нехотя принимая правила: - Справлюсь. Ты точно хочешь пойти к этой… - Трисс, - мягко встрял менестрель перед тем, как медичка едва не сорвалась на непечатное определение соперницы по… воспитанию. – Хочу или нет, но надо. Альвин сбежал, однако судя по тому, что ты упоминала, он обладает какими-то магическими способностями, которые проявились в стрессовой ситуации… думаю, что-то подобное могло случиться и на этот раз, спровоцировать… ну, не знаю, нечто вроде выброса Силы, наверное. Трисс разбирается в этом. Возможно, у нее получится мальчика найти. - Смотри, как бы она тебя на месте не пришибла за то, что Альвина ко мне отвел. - Просто выполнил просьбу Геральта. Друзья именно так и поступают, верно? - Ох, Лютик… и ты не боишься? - Боюсь, конечно. Но другого решения не вижу. А ты?.. …Куда пропал Альвин, так и не выяснилось – или чародейка его не обнаружила, или, определенно злясь на Лютика, решила барду не говорить, оба варианта были возможны. Однако через несколько дней менестрель сообщил новость иного рода. Трисс, по его словам, сказала, что Геральт, попавший в погоне за Саламандрами между молотом и наковальней почти в буквальном смысле, и оказавшийся в шаге от того, чтобы лишиться жизни при встрече с одним из заговорщиков, чудом уцелел и временно скрылся в Темноводье, маленькой деревеньке на южном берегу Вызимского озера. Понимая, что самой ей туда не попасть – да и просто некогда, – Шани осторожно осведомилась у Лютика – не мог бы тот… Разумеется. Мог бы. Заодно воспользоваться возможностью снова увидеть Геральта. Может быть, удастся поговорить… может быть, в спокойной, отдаленной от слухов, догадок и опасностей для жизни и здоровья обстановке дадут о себе знать какие-то воспоминания о прошлом. Сильно, конечно, Лютик на подобное чудо не рассчитывал, Шани понимала это даже без объяснений и сочувствовала менестрелю – быть чужим для того, кто важен, больно. Поэтому в письме, которое отдала барду для Геральта, решила еще раз напомнить ведьмаку о том, кто такой Лютик. Верный друг, несмотря ни на что. - Передашь ему письмо, ладно? - Обязательно, рыжик, - Лютик чуть подался вперед, легко приобнял медичку, отступил. – Пойду, что ли. - Ты к озеру? - Ворота к дамбе закрыты, - покачал головой менестрель, - на переправу не попасть. Сейчас тем более, из-за беспорядков с этими… земноводными. Пойду на поклон к Трисс, попрошу, чтобы отправила меня порталом в Темноводье… - Злится на тебя до сих пор, да? - Не имеет значения… - чуть поморщился Лютик. – Геральт важнее. Она это понимает… Еще увидимся, Шани. - Увидимся, - эхом отозвалась медичка. Неожиданно даже для самой себя шагнула к менестрелю, обняла его. Крепко. Шепнула: - Обязательно увидимся… …они встретились снова, да. После завершения эпопеи с Саламандрами и поступления Геральта на королевскую службу. Лютик, с напускным спокойствием признав провал всех предпринятых попыток возродить прежний уровень дружбы с ведьмаком, пожелал Шани удачи в отношениях и вскоре вместе с Золтаном покинул Вызиму. В следующий раз они увиделись, когда Лютик привез в Оксенфурт свою напарницу по сцене – и, кажется, не только, – Присциллу-Цираночку, которая пострадала от нападения ярого почитателя Вечного Огня. Потом менестрель время от времени наведывался в Академию, навещал Шани, затоваривался у травников, приобретал разрешенные к продаже медицинские издания. Не говорил, для чего, но медичка знала, что травы, ингредиенты и книги оседают в госпитале Вильмериуса. Дружба с Геральтом вроде тоже вернулась в прежнюю колею – по крайней мере, при упоминании ведьмака в глазах Лютика чаще вспыхивали веселые искры, а не колкие льдинки… А потом ведьмак и бард появились на пороге Медицинской Кафедры. И тем, кто не узнавал друзей, на сей раз был Лютик…

***

…- Ну и за какой экиммой тебя туда понесло? - Не экиммой, а кикиморой. - Охренеть какое важное уточнение. - Когда это «важное уточнение» на тебя нападет, охренеть ты, поверь, не успеешь – в нашинкованном на кусочки состоянии переваривания в желудке кикиморы-королевы будет не до этого. - Буэээ… - «Буэээ» как раз из варианта с экиммой, но оно случится у тех, кто найдет твою хладную тушку после… - Ты кого тушкой назвал?! Да я в отличной форме! - Я образно, Лютик. Факт в том, что экимме твоя форма не сдалась и даром, ее интересует содержание – а конкретно… - Да в курсе я, что интересует вампиров. Все они одинаковы. - Как раз не все. Высшим вампирам, например, кровь для поддержания жизни не нужна вовсе. Разумным существам переходной стадии, вроде альпов, брукс или катаканов, необходима, но они предпочитают, так сказать, отведать ее прямиком из жил, и желательно еще живой жертвы, прежде чем ее убить – для брукс, кстати, последнее иногда не обязательно. В то время как низшим вампирам – к которым относится упомянутая тобой экимма, а также фледер и гаркаин – все равно, каким образом кровь попадет в их организм, возиться с жертвой они не станут, разорвут на части и вылакают все, что пролилось. Фледер с гаркаином еще и закусят. - Знаешь, Геральт, если меня заинтересуют гастрономические пристрастия отдельных видов нечисти, я обязательно обращусь за консультацией к… - …знатоку монстров, коим, насколько ты помнишь, являюсь конкретно я. - …бестиарию, вообще-то. Но… ладно, - вскинул руки в жесте капитуляции менестрель. – Будем считать, в этом словесном поединке ты победил. - Добровольно отдаешь мне первенство? Срочно несите бумагу, перо и чернила, это необходимо занести в историю… – ведьмак покачал головой, но тут же поморщился. Ехидный огонек в синих глазах моментально погас, сменившись беспокойством: - Все еще болит? - Так, дискомфорт, - Геральт потер ладонью свежий шов, маскирующий недлинную, но достаточно глубокую рану, тянущуюся от шеи до плеча. – Ты зря волновался, артерия не задета, потеря крови не смертельная. На «Ласточке» я спокойно продержался бы… - Уверен? – тихо поинтересовался Лютик. Ведьмак замолчал. Вспомнил. Вздохнул: - Извини. Мне всё равно следовало быть осторожнее. Менестрель промолчал. Повертел в руках задубевшие от крови тряпицы – искать что-то подходящее в сумках времени не было, и Лютику пришлось использовать в качестве бинтов собственную рубашку, предварительно щедро вымочив ее в остатках алкоголя. Поэтому сейчас он, как и Геральт, испытывал дискомфорт – иного, правда, рода, когда наглухо застегнутая кожаная куртка усугубляла еще менее комфортную жару. - Сходи, прогуляйся, Лютик. Проветрись, ты же сваришься тут. Бард мотнул головой, свернул импровизированные бинты, потянулся к глиняному кувшину, плеснул в стоящую рядом кружку воды, выпил залпом – холодную, почти ледяную. Вытащил из кармана куртки платок, вытер выступившую на лбу испарину. - Налить тебе? - Лютик, я поцарапан, а не обездвижен, сам справлюсь, если понадобится. - Как скажешь, - пожал плечами тот. Поднялся на ноги, стряхнул с рукавов несуществующие пылинки. Шагнул к двери, остановился. – Просто скажи, оно… того стоило? Лезть в грот, куда в здравом уме никто добровольно и не сунется, тем более что кто-то там уже до тебя побывал и разобрался с выводком этих каракатиц? - С выводком разобрался, а от старой особи едва ушел, судя по следам и количеству крови. И кладка осталась, - терпеливо пояснил ведьмак, снова поморщившись от тянущего ощущения в поврежденной мышце. – Да, в грот никто не потащится, но вылупившийся молодняк не будет ждать, когда пища придет сама. Они выползут на поверхность – и тогда уже неважно, в здравом ты уме или нет, если заблудишься и попадешь к ним в лапы. Да и потом, новым кикиморам… - …ничто не помешает очередную кладку создать… - пальцы менестреля, стиснувшие дверное кольцо, побелели. – Прости, Геральт. Об этом я… не подумал. Дверь, не дожидаясь, пока ее откроют, скрипнула и распахнулась. Не сама, конечно – от движения снаружи, и тот, кто зашел в маленькую келью, ставшую временным пристанищем потрепанного в схватке со старой кикиморой ведьмака, расслышал последние реплики, которыми обменялись ведьмак и бард. - Зато сообразительности и сноровки хватило о друге позаботиться. Ты хорошо справился, Лютик. Менестрель, сориентировавшись, отступил, поклонился – неглубоко, но уважительно: - Достопочтенная госпожа Нэннеке. - Приятно слышать, но заканчивай с титулами, - невысокая полноватая женщина в коричнево-сером жреческом одеянии сбросила с головы капюшон и проскользнула в храмовую келью. Не торопясь на осмотр нежданного пациента, жрица повернулась к барду, приветливо протянула руки, коснулась и чуть сжала предплечья собеседника. Спросила мягко: – Ну, как ты, шалопай? Успокоился? Лютик, помедлив, склонил голову. Он был серьезен: - Благодарю… Нэннеке. Что помогла ему. - Помог ты, - жрица скользнула ладонью выше, дотронулась до лица барда в осторожном, почти материнском жесте. Опустила руку. – Геральт прав, тебе нужно пройтись, а то здесь слишком тепло. Куртку снять можешь на улице. Гуляй где хочешь, только в святилище не заходи… запомнил где оно? Менестрель кивнул. Нэннеке улыбнулась, поймала его запястья, рассмотрела руки. Поцокала языком, покачивая головой: - Геральт, что ж ты друга своего сразу сюда не привез? - Но я… - Гляну на всякий случай, - Нэннеке вновь переключилась на менестреля, прощупывая ладони, сгибая и разгибая пальцы. По-видимому, удовлетворившись осмотром, добавила: - Славная работа, аккуратная. Шрамики только немного вид портят, да и мешаются наверняка при игре… - Приспособился уже, - пожал плечами несколько ошарашенный Лютик. – Порядок. - Порядок так порядок, - не стала спорить жрица. – Ну, забирай лютню и топай отсюда. Лучше в сад, там сейчас прохладнее. А я пока проверю нашего любителя поджаривать чужие яйца. «Любитель» закатил глаза. Менестрель фыркнул, почти засмеялся, выскользнул за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой. Нэннеке дождалась, пока затихнут шаги, затем повернулась к сидящему на кровати ведьмаку. Она больше не улыбалась: - Рассказывай. Геральт вздохнул. Кажется, ему пора уже составлять краткий план пересказа одного и того же. Пункт первый: «Варнава-Базиль высказал предположение, что пригласить в гости в Корво-Бьянко друга, которого я не видел уже больше полугода, будет хорошей идеей. Только вместо того, чтобы отправить приглашение письмом, как делают нормальные люди, я поступил… ну, как ведьмак. То есть, оседлал Плотву и отправился в дорогу». Пункт второй: «В паре часов от Новиграда я столкнулся на дороге с гонцом-почтовиком, у которого для меня оказалось странное сообщение». Пункт третий: «В «Хамелеоне» я встретил Присциллу и Золтана. Они были обеспокоены состоянием Лютика. Я решил проверить, в чем дело». Пункт четвертый: «И началось такоооое….»… …Нэннеке слушала. Внимательно, не перебивая, одновременно ловко обрабатывала очередную полученную ведьмаком рану. Не спрашивала, не комментировала. Лишь когда Геральт дошел до фразы «Вот так мы и оказались здесь», укоризненно покачала головой: - Ты зачем полез? Тебя Кранмер только проверить попросил, да и то если сподобишься мимо проезжать, это ж даже не заказ был. - Грот так или иначе был обитаем, - отозвался ведьмак. – Если не чудовищами, так мародерами или бандитами, Нэннеке, я в окрестностях Боклера не раз с таким сталкивался, так что подозрения Денниса были… ну скажем, небеспочвенными. А если бы опасность сюда добралась? - Пока что добрались только вы с Лютиком, - жрица сложила склянки в закрепленный на поясе холщовый мешочек. – Тебе крупно повезло, Геральт, что малой кровью отделался. Ведмак выразительно покосился на недавние бинты, на которых не проглядывало ни одного светлого пятнышка. Нэннеке усмехнулась, собрала тряпки: - Малой, малой. Подумаешь, старая кикимора да невылупившаяся кладка. На том, кто выводок порешил, вообще живого места почти не было, когда до храма дополз. Геральт выпрямился, насторожившись: - Хочешь сказать, он уцелел? И находится здесь? Где? Кто? - Позволь тебе напомнить, - посуровела настоятельница, - что в храме Великой Матери… - Нэннеке, я знаю! - перебил ведьмак. – Не собираюсь я ни на кого нападать, и не мое это дело. - Тогда в чем интерес? - В нашей с Лютиком безопасности. Когда мы покинем эти стены, хотелось бы быть уверенным, что человек, способный расправиться с десятком кикимор, не навлечет на двоих мирных путников лишних проблем. - Не вижу связи. - Нэннеке… эти инсектоидные чрезвычайно проворны. Одолеть их поодиночке можно, хотя и трудно, но если накинутся стаей, тут никак. И вдруг появляется некто, и единолично разделывает эту стаю по запчастям, а потом, истекая кровью, умудряется мало того что сбежать от королевы, но еще и добраться до вас живым. Я успел осмотреть грот, по некоторым признакам ясно, что этот «некто» какое-то время там находился. Скрывался, скорее всего, и, если предпочел компанию кикимор риску натолкнуться на людей, то наверняка был в безвыходном положении. А раз добрался до вас, будучи на волосок от смерти, значит, кроме жизни терять ему нечего. И она для него слишком ценна, чтобы продать ее так задешево. Жрица, чуть склонив голову, внимательно смотрела на Геральта – казалось, ее заинтересовали рассуждения собеседника. - И ты решил, что за этим «некто», кем бы он ни был, идет охота? И те, кто теоретически может разыскивать этого неизвестного, выследили его и теперь терпеливо поджидают за территорией храма? Так они ж его стерегут – гипотетически, конечно, – не вас с Лютиком. Геральт поднялся с кровати, вцепился пальцами в плечо, сжал и отпустил, разминая и стимулируя приток пропитанной мутагенами крови к поврежденной мышце… да, настоятельница права, ему повезло, но пару-тройку дней от резких движений все равно придется воздержаться. Пояснил, опять поморщившись от короткой болевой вспышки: - Он выбрался из грота незадолго до нашего появления. Земля долго кровь держит, но даже с учетом этого запах был сильный, почти как свежий. Если за этим неизвестным следили, мы с Лютиком в поле зрения могли попасть. Желтые глаза, два меча, волчий медальон, спутник с лютней за спиной… сама понимаешь, что из этого последовало бы. Нэннеке нахмурилась – недоверчиво, удивленно… а затем, к полному недоумению ведьмака, рассмеялась: - Ты слишком высокого о себе мнения, Геральт. - С чего вдруг? - Прости, дорогой мой, но уже прошли те времена, когда тебя на свою сторону переманивали сильные Континента сего, а люди и нелюди вели охоту кто за головой, кто за опытом и мечом. Разве что очередную деревеньку от пары-тройки гулей избавить да волколаков порубить, вот тут еще сгодишься, это да, пока отбросы Сопряжения шатаются по земле. Но… - покачала головой жрица. - Кем бы этот «некто» ни был, не забивай себе голову его судьбой. Случись что, кто тому же Лютику поможет? На самом деле кроме друзей ты толком и не нужен сейчас никому. Геральт дошел до двери, взялся было за ручку. Отпустил. Развернулся, смерил шагами маленькую келью. Остановился у кровати, резко выдохнул, снова сел. Спрятал лицо в ладони. При всем понимании правоты собеседницы, принятию услышанного сознание противилось… не нужен, да? Да как так-то… Как вообще вышло, что он, ведьмак, всегда ратовавший за нейтралитет, кодекс, одиночество, отсутствие привязанности, еще черт знает что… он, кто буквально за минуты до столкновения с вилами говорил друзьям, что намерен сложить мечи и осесть вместе с Йен в каком-нибудь спокойном, далеком от тревог суетного мира месте… он, кто не жаждал свалившихся на него приключений, но ввязался в них, потому что так было надо – сначала вернуть украденные мутагены в Каэр-Морхен, потом доброе (относительно) имя – уже себе, затем Цириллу – всем, кому девушка была дорога и близка (почти всем)… он, который, разобравшись с ситуацией в Боклере и обретя, наконец, возможность провести свою жизнь в так долго разыскиваемом спокойствии вдали от противостояний и ран… он… Он, получив все это, понял, что быть ведьмаком на самом деле не так уж и плохо. И для этого вовсе необязательно уходить в одиночество, отгораживаться от мира – потому что, черт побери, однажды разглядев в себе человечность, отказаться от нее не так-то просто. От нежданного, непонятного тогда, но осознанного позже встретившегося на Пути дара. Того, который на самом деле помогал ему справиться с тем, с чем пришлось столкнуться. Не всегда, да. Заставлял совершать ошибки. Порой подстрекал к выборам, о непродуманных последствиях которых Геральт потом сожалел… но все-таки… все-таки – от осознания себя не только бесчувственным мутантом, коим был в чужих глазах, но и ведьмаком с живой душой, которого видели друзья и любимые, он все-таки не отказался бы ни за что, как бы этому не противился. А вот теперь раз – и не нужен ведьмак, надо же… …Никому, кроме… Геральт поднял голову. Жрица не сводила с него внимательно-вопросительного взгляда: - Геральт? - Ты права, Нэннеке. Не о том я думаю. Если позволишь, останемся до утра, а завтра поедем дальше. Обещаю, больше не буду ввязываться ни во что потенциально опасное… если ситуация не спровоцирует. - Ну-ну, - прищурилась та. – Попробуй. Потом расскажешь, получилось ли. Ведьмак усмехнулся – все-таки Нэннеке слишком хорошо его знала. И Лютика тоже – в случае совместных путешествий магнитом для неприятностей и опасностей зачастую становился именно он. Впрочем… в этот раз отличился как раз Геральт, вознамерившийся заново познакомить друга с храмом Мелитэле и хорошо знавшей барда Нэннеке. Ведьмак рассчитывал как минимум на совет жрицы, о лечебном трансе старался даже не думать – не факт, что среди послушниц окажется медиум вроде Йоли, а если и окажется, без согласия Лютика на это Геральт все равно бы не пошел. А Лютик не факт что это самое согласие дал бы – учитывая принятое им ранее решение… В любом случае, в храм они все-таки попали – правда, иначе, чем планировал ведьмак. На границе Элландерского княжества друзья столкнулись с патрулем, начальником которого оказался старый знакомый Геральта, краснолюд Деннис Кранмер – он как раз и попросил охотника на чудовищ «проведать» при случае заброшенный грот неподалеку, потому как в той стороне, польстившись на сказки о кладах, исчезли безвозвратно несколько молодых элландерцев, один из которых находился под командованием самого Кранмера. Специально не надо, только если будешь мимо проходить, обронил краснолюд, вскользь поздоровавшись с Лютиком и пожелав друзьям удачи… ну да, стоит ли говорить, что «случайное мимопрохождение» оказалось как раз на пути к храму? Пропавших – то, что от них осталось – Геральт нашел. Потом обнаружил свежие следы пребывания кого-то еще. Кровь – внушительное количество и густой яркий запах, словно пролита она была буквально за несколько часов до появления ведьмака, что не вязалось с состоянием иных останков. Лужицы подсохшего яда и разбросанные у стенок грота тушки мелких инсектоидных особей. Готовую к вылуплению кладку. Старую кикимору-королеву… - А если он в опасности, этот… Слова вырвались сами собой. Жрица не удивилась, но головой покачала укоризненно: - Тебе ситуации с Лютиком мало? Опять рвешься чужие шкуры спасать? Дверь открылась, впустив в маленькую келью поток прохладного воздуха и спокойно-насмешливый голос: - Ну, не совсем чужие, конечно… и да, польщен твоим беспокойством, vatt’ghern. Но тебе не приходило в голову, что все на самом деле проще, чем ты себе навыдумывал? Геральт вздрогнул. Повернулся к двери, по обращению и знакомым резковатым интонациям уже догадываясь, кого увидит… и все же, когда догадка подтвердилась, ведьмак выдохнул – скорее настороженно, чем радостно: - Ты. - Не ожидал, видимо, - гость неспешно прошел в келью, приветственно кивнул жрице, присел на краешек кровати. Руку протягивать не торопился. Прищурившись, изучал Геральта внимательным, пристально-цепким травянисто-зеленым взглядом. – Ну здравствуй, что ли, Gwynbleidd. Ведьмак молчал. Смотрел на нежданного собеседника. Узнавал – и нет, ибо тот изменился с момента последней встречи. Не только внешне, пусть и не настолько сильно. Что-то было еще… вот только что? - Ты, - повторил Геральт. Гость кривовато усмехнулся, кивнул: - Я. Нэннеке глянула на одного своего пациента. На другого. Улыбнулась чему-то и, собрав лекарства и бинты, вышла из кельи, оставив столь неожиданно встретившихся старых знакомых одних. Наверняка им было о чем поговорить. Впрочем, если и было, в разговор вступать не спешили ни тот, ни другой. Геральт вновь поднялся на ноги, прошел от одной стены до другой, затем от двери до окна, мысленно считая шаги и не понимая, за каким чертом ему это нужно. Отвлечься, наверное… зачем, опять же? Причин для неловкости и какой-либо вины перед гостем не было, о времени, вынужденно проведенном рядом, Геральт не жалел, хотя повторения оного не жаждал – цели своей он достиг так или иначе, а сделанный когда-то давно выбор себя оправдал, пусть последствия его и не длились так долго, как могли – и должны были – длиться, но опять же ведьмака в тот момент это касалось меньше всего… тогда в чем дело-то? Почему он, вместо того, чтобы сесть рядом и задать вопросы – которые, конечно же, сразу возникли в голове при появлении гостя – мечется по келье, словно зверь в клетке, как будто ощущает что-то вроде… ответственности, что ли? За что вот только… Наверное… Да. За тот вопрос, который может в свою очередь задать ему гость. Вопрос, ответ на который Геральт знал, но произносить вслух не хотел. - Ты, - в третий раз сказал он. - Думал, твой словарный запас куда богаче, - гость скрестил руки на груди, даже с каким-то интересом наблюдая за ведьмаком. – «Здравствуй», «давно не виделись», «как у тебя дела»… Забыл? Так возьми у барда взаймы несколько фраз, уверен, он согласится помочь безвозмездно. - Геральт!.. Я тут уточнить хотел, что ты имел в виду, когда… Дверь кельи в который раз за этот без преувеличения сумасшедший вечер распахнулась, заставив ведьмака и гостя обернуться. Лютик, где-то успевший оставить куртку и теперь кутавшийся в подобие полотенца с заткнутыми за пояс брюк краями, затормозил на пороге. Нахмурился, увидев новое лицо. Нахмурился сильнее, разглядев это лицо внимательнее. Выпалил: - Черт, а я думал, вы все без исключения красивые… ой, - менестрель зажал ладонью рот, виновато промычал что-то. Опустил руку, уже обретя серьезность, шагнул к вопросительно вздернувшему бровь гостю, не спешившему злиться от неосторожной фразы, коротко наклонил голову. – Привет. Я Лютик. Бровь поползла выше. Гость, не поворачиваясь к ведьмаку, проронил: - Видишь, vatt’ghern, не так и сложно. Привет, Лютик. Рад снова тебя видеть. - Снова? – прищурился менестрель. Затем, сообразив, искоса глянул на охотника на монстров. – Геральт, я так понимаю, это очередное «зеркало»? …Пункт пятый: «Кто знает, какие еще открытия нам предстоит совершить в этом путешествии к обретению Лютиком самого себя, и с кем из прошлого сведет сей Путь…»… - Правильно понимаешь. Гость негромко засмеялся: - Забавная, похоже, история. - История, - стиснул зубы Геральт. – Но веселиться тут не с чего. Смех затих. - Я не знал. - Вот и продолжай не знать… - ведьмак медленно выдохнул. Посмотрел прямо в глаза гостя. Точнее, в единственный глаз. – Здравствуй. Давно не виделись. Как у тебя дела, Иорвет?..

***

…- …сижу, размышляю, как бы повежливее Нэннеке сказать, что долго мне прохлаждаться нельзя. Слышу – играет кто-то. Поет. Голос вроде знакомый. Думаю, поэт, что ли… что здесь забыл-то? Путешествует – вляпался – пострадал – оказался неподалеку – вверил заботу о себе в чуткие руки послушниц? Возможно, но маловероятно как-то. Ехал мимо – узнал, что здесь оказался Геральт – решил о состоянии друга осведомиться? Уже правдоподобнее. А что бы тогда и мне с ведьмаком не поздороваться? Не стал песне мешать, вернулся в храм, услышал, как vatt’ghern рассуждает про кикимор… - Ты не рано ли сорвался? Не долечился же еще, да и крови много потерял. - Терял и больше. Как видишь, жив. Тут не кровопотеря страшна, а яд от этих тварей, что в раны попал. Эликсиры Нэннеке гадость эту вывели, основную работу сделали. Дальше – дело времени. Которое у меня как раз ограничено. - В смысле… - Не в этом, успокойся. Успеть надо кое-что, а кикиморы чуть все не испортили. Хорошо, Нэннеке вам поверила, что присмотрите за мной, пока до места доберусь. - Угу, поверила, как же. - Ну, сделала вид, что поверила, - эльф поправил на поясе холщовую сумку с лекарствами, что жрица почти насильно сунула ему в руки, выпроваживая вместе с ведьмаком и бардом за ворота храма. – Главное, что отпустила, теперь все должно сработать… Ты-то сам – в порядке? - С чего вдруг нет? - Отреагировал на меня, как в первый раз увидел. - Так и есть в первый, Иорвет. В какой-то степени. Не помню я ничего, что с тобой связано. Эльф нахмурился, напряг руки, словно поводья лошади своей натянуть хотел, – но передумал и ослабил, даже не замедляя ход. - От Геральта амнезию поймал? - А леший его знает. Ты извини, если обидел… ну, комментарием про внешность. - Никаких обид. Совсем не помнишь ничего? Ни Флотзама, ни Вергена? Ни того, как в башню горящую полез или к суккубу сунулся, помогая ведьмаку в расследовании? - Не-а, - мотнул головой менестрель. – Слышал, конечно, недавно мимоходом, однако подумал, что преувеличивают. Лестно, конечно, но – не особо поверил. - Ну и зря, - коротко улыбнулся Иорвет. – Я тоже о тебе невысокого мнения был. Бесполезный, трусливый певун, непонятно, как лютня эльфийская тебя слушается, не для человеческих же рук создана… А ты в огонь ринулся, наших девочек спасать. - Спас? - Нет… - помрачнел эльф. Впрочем, травянисто-зеленый взгляд тут же прояснился. – Но ты хотя бы попытался что-то сделать. Пока остальные dh’oine, - почти выплюнул скоя’таэль ненавистное слово, - просто стояли и таращились на зрелище. - Иорвет… - глаза Лютика потемнели. – Ничего не помню и понимаю, что поздно, но… мне жаль. Что не успел тогда. - Дело прошлое, - дернул плечом эльф. – Ты, кстати, постоянно повторял это, пока мои ребята из воды тебя вытаскивали, подкопченного. Не успел, опять не успел, опять потерял… Что это значило, тоже не помнишь? Геральт, до сего момента молча переговаривавшийся с безответной (хотя, разумеется, все понимающей) Плотвой по поводу того, как на удивление просто эти двое, едва ли ранее обменявшиеся хоть парой слов, сейчас вели совершенно непринужденную, легкую беседу, совершенно игнорируя наличие третьего лица (учитывая, что обычно немногословному Иорвету подобное свойственно не было вовсе), не выдержал и рявкнул: - Хватит!.. Менестрель и эльф одновременно повернулись к ведьмаку, первый – непонимающе, второй – с насмешливым вызовом. Геральт поджал губы – объяснить собственную вспышку Белый Волк едва ли мог даже самому себе. Тем более спутникам. Дело даже не в том, что Лютик и Иорвет, кажется, вообще в ходе разговора забыли о его присутствии, это терпимо и почти что все равно (нет). Раздражало другое – то, что в принципе вообще раздражать не должно было. Не говоря уже о том факте, что раздражение, как ощущение какой-то неприятной, зудящей, царапающей сознание изнутри мысли, так-то по всем правилам относится к области, что с ведьмаками не связывают вовсе – к эмоциям, потому что… …твоего ж накера… Бесило, да. Как ни отнекивайся, как ни прикрывайся ведьмачьими мутациями. Бесило. Его спутники, что по сути были практически посторонними – и учитывая, что один о другом вообще не помнил, – вели себя словно давние добрые знакомые. Которые, конечно, не друзья в понимании преданности, верности, в огонь и в воду и прочее, но – как… хорошие соседи, например. Когда-то давно общались, не ссорились, иногда забегали в гости, потом разъехались – и вдруг внезапно столкнулись в неожиданной обстановке, в чужом для обоих месте. И обрадовались – сдержанно, но искренне – этой встрече. Такого. Быть. Не могло. Просто потому что Лютик. Ничего. Не помнит!.. А общается с чужим чело… эльфом так свободно, как не вел себя поначалу даже с самим Геральтом, который – на минуточку, позвольте! – вообще-то друг менестреля. …А сам-то, ехидно напомнило сознание, не так ли поступал в свое время?.. - Хватит, - повторил ведьмак уже спокойнее, отгоняя резанувшую по памяти фразу командира отряда скоя’таэлей о словах Лютика по поводу того, что менестрель снова «не успел». Геральт понимал, что крылось за ними, сейчас – отчетливее, чем раньше, но комментировать или пояснять не стал. Осознавал – информация будет подобна удару палицей, пустит новую паутину трещин по зеркалу разума друга, если не сломает его ко всем чертям окончательно. Ведьмак до сих пор избегал прямо говорить о собственной смерти, называя это исчезновением на долгое время. Не лгал, в общем-то – просто не раскрывал всей правды. Лютик тем временем пожал плечами, снова посмотрел на эльфа: - Вот так всю дорогу. Молчу – он недоволен. Говорю – снова злится. - И как ты его терпишь? - усмехнулся Иорвет. Менестрель вернул усмешку, отозвавшись почти весело: - У нас взаимная снисходительность к недостаткам друг друга. Я болтаю за двоих, он за двоих молчит. Ему скучно без приключений, я становлюсь их причиной. Его будоражит опасность, я постоянно вляпываюсь в неприятности. Я люблю славу и известность, ему это до свечки, но знакомство с ним меня желаемым вполне обеспечивает… Наверное. Могу ошибаться. - Лю-тик… - процедил ведьмак, ощущая сейчас что угодно, только не снисхождение. Бард вздохнул, стер с лица улыбку: - Извини, Геральт. - Какое-то поверхностное у тебя понимание дружбы. Ведьмак осекся. Выругался – молча. Упрекать менестреля в том, в памяти о чем сам ему когда-то отказывал, как минимум несправедливо. Они знакомятся заново, напомнил себе Геральт. Опираясь на прошлые и недавние сведения друг о друге, выстраивают дружбу на их фундаменте, создавая новые воспоминания и оставляя окна в минувшее на месте стертых или утраченных. Примиряются с тем, что изменить не способны – и меняют то, что изменениям подвластно. Шаг за шагом. Открываясь. Узнавая. Доверяясь. Осознанно, а не потому, что привык один и притерпелся другой. Всё это понятно. Сказать вот только как? Тем более что вспышка темноты в васильковой синеве после резких, почти обвиняющих слов ведьмака от последнего не укрылась. Лютик, конечно, не стал возражать, спорить или оправдываться, но да – его это задело. Обоих задело. Геральта – интонация барда, служившая, как начало доходить до ведьмака, очередным наигранным прикрытием для испытываемых серьезных эмоций. Лютика – необдуманная реакция Белого Волка. …зар-раза. Еще не хватало – поссориться. Из-за того, что собственные привычки, укоренившиеся даже не в памяти – в сознании, в крови, в самой личности каждого, – помешали правильно друг друга понять. …твою ж… Иорвет, последнюю пару минут внимательно наблюдавший за ведьмаком и менестрелем, как и всегда одним глазом увидел больше, чем остальные замечают обоими. Хмыкнул, расслабленно выпрямился в седле, поправил воротник изодранного кикиморами стеганого балахона болотно-зеленого цвета, проверил застежку грубого грязно-коричневого ремня, идущего по торсу наискосок от плеча – притороченный к нему потертый рыжевато-песочный короткий кожаный тубус, похожий на тот, в котором носят свитки, держался крепко, в чем, видимо, и желал убедиться эльф. Похоже, содержимое тубуса, каким бы оно ни было, обладало для скоя’таэля определенной ценностью. Делиться которой Иорвет, разумеется, не стал. Вместо этого проговорил – спокойно, почти небрежно: - Недалеко уже. Доедем до развилки и разойдемся. - Может, мы в одну сторону, - переключился на эльфа Геральт, мысленно поблагодарив того за смену темы, намеренную или случайную. Иорвет поморщился, покачал головой – карминово-красный платок, затянутый на затылке узлом, полыхнул в солнечном отсвете огненными складками. Еще одно изменение во внешности скоя’таэля, подумал ведьмак, помимо отмеченного ранее отсутствия латаной кольчуги и менее выраженных линий уродовавшего когда-то красивое лицо шрама. Нэннеке постаралась, или еще что тому причиной, но грубый рубец теперь выглядел сгладившимся и посветлевшим, а пустую глазницу скрывал кожаный наглазник на тонком ремешке, странным образом делая эльфа похожим на скеллигского пирата. …опять Скеллиге. Нет, с этими островами точно что-то связано, если постоянно в голову лезут… - Едва ли, - проговорил тем временем Иорвет, отзываясь на предположение ведьмака. – Вам с Лютиком на юг почти по прямой – слышал, ты Туссент упомянул. А мне к… - эльф сделал паузу, нахмурился, словно задумавшись, говорить ли о цели его собственного путешествия неизвестно откуда. Геральт молчание понял правильно, кивнул: - Нам о том знать незачем. Скоя’таэль не ответил. По-прежнему размышляя над чем-то, ускорил бег своей лошади, невольно или специально вынудив ведьмака и барда подстроиться под его темп. Иорвет не выглядел так, будто куда-то спешил, наоборот – непривычно для себя, он казался скорее спокойным, чем настороженным, по-прежнему целеустремленным, но уже не непримиримо-яростным, хотя выжженная в крови ненависть к людям свой след на поведении эльфа определенно оставила. Битва за Верген, вспоминал Геральт, глядя на тогдашнего союзника. Идеи Саэссентесис, Девы Аэдирна, ее стремление построить пусть маленький, но мир, где эльфы, по словам Иорвета, смогут свободно зайти в таверну к людям, а люди без страха будут ходить по лесу. Где теперь этот мир – скорее всего, давно сожжен, раздавлен, разрушен Нильфгаардом во время наступления на Север. Без возможности восстановления… …или – с надеждой на таковое? Ярпен и компания – не для того ли подались в Новиград, чтобы заработать побольше да внести свой вклад в возрождение отвоеванного ими когда-то города? - Иорвет? - М? - Ты не на поклон к Маргаритке собрался? Взгляд единственного глаза был настолько выразительным, что словесное ругательство – по крайней мере, судя по интонации, это было оно – лишь подтверждало ничуть не изменившуюся точку зрения эльфа как на Маргаритку из Долин – точнее, Францеску Финдабаир, – так и на клочок земли, который пока находился под ее контролем, пусть все население и состояло из доживающих свои века стариков. Геральт спрятал усмешку. Как ни странно, при всем нейтральном отношении к эльфам и иногда даже скоя’таэлям, ведьмаку почему-то до сих пор импонировало осознание того, что Иорвет по-прежнему не испытывает уважения к той, которая когда-то, по его мнению, предала молодое поколение Aen Seidhe, обрекая тех на вымирание. - Не устал? Ведьмак имел в виду не физическую усталость или слабость от нанесенных кикиморой ран, и эльф это понял. Вздохнул: - Геральт, я уже говорил – у меня нет иллюзий относительно того, кто останется. - Верген был шансом что-то изменить. - Был. И, может быть… Скоя’таэль резко натянул поводья, заставляя лошадь остановиться. Геральт и Лютик, переглянувшись, последовали его примеру (что подумали об этом Плотва и Пегас, так и останется тайной для всех и каждого, кроме них самих). Иорвет стиснул простроченные ремешки, расслабил пальцы, снова сжал. Поднял руку, дотронулся до рыже-песочного тубуса. Усмехнулся – криво, коротко, качнул головой. Обронил – глуховато, едко: - Дожили. Говорю «может быть…», хотя это наверняка окажется очередной иллюзией. Я еду в Вызиму, Геральт. От результатов этой поездки зависит, потеряем ли мы всё… или же вернем хотя бы что-то. Большего не скажу. Ведьмак смотрел прямо перед собой. Очередная волна воспоминаний на несколько коротких секунд смыла реальность, всколыхнувшись в сознании образами. Умирающая деревенька Предместий и Зверь, возомнивший себя карающим духом… может, не так и неправ он был на самом деле. Канализация – раздолье для трупоедов; решетки, ведущие в склеп жрецов Корам Агх Тэра, убежище Саламандр, лабораторию по производству фисштеха; коридоры, тянущиеся к древним эльфийским развалинам. Храмовый квартал – дом для бедняков, нищих, нелюдей, бандитов и «жриц любви», неблагополучный и жестокий, но по крайней мере честный в своей неприглядности. Купеческий квартал – внешний лоск, звон золота, вино рекой и изысканные яства, а за ними, словно за занавесом – все те же интриги, все та же ложь и грязь. Болота – отдельная песня, для кого-то дом, для кого-то работа, для кого-то убежище, единственная надежда или последний шанс. Темноводье – почти идиллический уголок спокойствия, приветливый и теплый… и все же даже там не спастись от боли и утрат. Старая Вызима – пламя и пепел, кровь и смерть, утраченное и невозвратное. Королевский квартал и замок – Его Величество Фольтест, потом Император Эмгыр, теперь же… Геральт тряхнул головой, отгоняя то, о чем ни вспоминать, ни думать не хотелось. - Не доверяешь. Разумно. - Не в этом дело, - откликнулся с едва уловимой горечью эльф. – Многое поменялось, Gwynbleidd. И ты, хочешь того или нет, определенным образом на эти изменения повлиял. Север, свободный от Радовида... и Нильфгаарда - отчасти дело твоего меча. Но последствия обрели собственное развитие, и тебя уже не касаются. Никого больше. Кроме тех, кого могут окончательно стереть с лика Континента. Или наоборот. А ты иди… куда собирался. Мимо и прочь. Иорвет сдавил коленями бока лошади, понуждая ту к шагу, прикрикнул коротко и резко, заставляя ускорить бег, сорвался вперед по дороге, быстро превращаясь из различимого силуэта в точку. Пыль и песок из-под копыт взвились недовольными клубами, брызгами раскатились по обочине мельчайшие камешки… осели, остановились, лениво и неспешно, меняя невидимый глазу и не интересный вот абсолютно никому рисунок собственного расположения. Две лошади по-прежнему стояли на месте, переступая с ноги на ногу и явно желая продолжить прерванный путь – чего всадники делать пока не спешили. Менестрель молчал. Возможно, конечно, ему было что сказать. Спросить. Поинтересоваться. Новое знакомство с отголоском прошлого определенно сулило очередную историю – однако, судя по уже услышанному, понятливый бард догадывался, что некоторыми событиями минувшего ведьмак делиться не слишком жаждал. Похоже, слишком близкими они были, слишком остро затронули, слишком больно отозвались… Ведьмак тоже молчал. Сказать ему было нечего, ответить – уже некому. В висках болью набатного колокола бил давно замолчавший голос. Слова – злые, решительные, отчаянные. Захлопнувшаяся за спиной дверь. Крик, заглушенный лязгом меча и ударом. Острый запах крови. Оборванная нить чужой надежды… чужой, не его, но… почему так хреново-то, а? Было – тогда. И теперь – снова… ...Север, свободный от Радовида... и Нильфгаарда - отчасти дело твоего меча... Дело, да. Бездействие - тоже... - Геральт? - Не сейчас. Не могу я… не хочу. Об этом вот. - И не надо. Едем дальше? - Едем. Но я расскажу. Обещал. Причины поступков и последствия слов. Выборы, о которых я… - …жалеешь? - Да. Нет. Не знаю, Лютик… не знаю. Я тоже совершаю ошибки. - Не ошибается тот, кто ничего не делает. Людям это свойственно. - Но не мне. Я не… - Человек ты, Геральт. Ведьмак, да – но и человек. А те, кто иначе считают, могут идти… - Куда? - A d’yeabl aep arse, – жестко откликнулся бард. Спокойно вроде бы сказал. Но смятый в пальцах лютневый ремень служил для Геральта вполне красноречивым доказательством того, что Лютик как минимум рассержен. А как максимум – готов лично отправить «считающих иначе» по указанному маршруту. Не действиями, так словами. И не факт, что вежливыми. Усмешка помимо воли скривила губы. Невеселая, мрачная: - И я, получается, тоже? Лютик вздрогнул, съежился, сжал руками предплечья – словно хотел закрыться, защититься, хотя никто на него и не нападал. Короткое молчание повисло злым холодным ожиданием, где-то на осколках сознания стучала мысль, что он, ведьмак, снова противоречит собственным решениям – не швыряться неосторожными фразами, не подстрекать к ссоре, не бросать вызов, думать, о чем говорит… но – что вырвалось, то вырвалось, и какое-то яростное упрямство теперь мешало вслух признать, что… - Обойдешься, - внезапно отозвался Лютик. Он выпрямился вновь, на сей раз держа гордую осанку с видимым напряжением, словно естественная ранее поза теперь требовала усилий. – Ты еще здесь пригодишься. Сначала довезешь меня до Боклера, похвастаешься домом, угостишь вином, познакомишь с Регисом, или как там его зовут… Затем – вернешь в Новиград, к Присцилле и Золтану. А уж потом, если очень захочется и по-прежнему будет на всех наплевать, можешь шагать на все четыре стороны, страдать об ошибках прошлого, жалеть себя и теряться в догадках, кто ты на самом деле есть и чего хочешь от этой жизни. Менестрель перечислял пункты четко и методично, почти отстраненно и резко, пряча в собственном голосе едва различимый звон. Тому, кто барда не знал, могло показаться, что он совершенно равнодушен к этой беседе и всего лишь отчитывает посмевшего не соответствовать его ожиданиям Геральта, но… «Но». Опять. - Лютик. - Ну что? - Кто я? - Долбодятел ты! – выкрикнул менестрель. – И… друг! А что у тебя там в жилах течет, кровь, лёд или мутагены, так до этого мне дела нет, ясно?!.. Выпалив это, Лютик хлестнул Пегаса по холке ладонью и сорвался следом за Иорветом. Опешивший Геральт остался на месте. …Это что вот сейчас только что было?.. Хотелось смеяться. Вот так вот странно, глупо, по-человечески, хотелось запрокинуть голову и расхохотаться. Расколоть собственную ледяную корку, такую удобную и правдоподобную, которой он сам так привык покрываться от случая к случаю, которой так привык оправдываться. Я нелюдь, я ничего не чувствую… мутации выжгли из меня все эмоции, я убиваю чудовищ за деньги, за просто так даже меч из ножен не достану, а на дела человеческие мне наср… то есть, чихать с самой высокой башни Каэр-Морхена. Я никогда не ошибаюсь насчет чудовищ, и совершаю промашки лишь в тех случаях, когда монстр скрывается за безобидной человеческой личиной, потому что люди мне чужды, как и я – им, я их не знаю, знать не желаю, понимать тем более. С человечеством я взаимодействую меньше, чем с чудовищами, проникаться их проблемами – не моя задача, мне за это не платят. Так стоит ли удивляться, если ситуация вынуждает к совместным действиям, что я… не всегда могу просчитать их последствия?.. … - …Я тоже совершаю ошибки. - Не ошибается тот, кто ничего не делает… - Знаешь, Плотвичка… Лошадь повернула голову, вопросительно покосилась на седока. Геральт встряхнул руками, выдохнул, шумно и резко, выталкивая из себя холод и злость, опять же – надолго или навсегда, неизвестно, но на «здесь и сейчас» определенно. Лютик, Лютик, что же я совершил плохого или хорошего в этой гребанной жизни, что Дорога наказала или наградила меня вот таким вот другом, как ты? - Плотвичка, я болван. Лошадь фыркнула, выражая полное согласие с вышесказанным. Ведьмак снова взял поводья. Поднял голову. Посмотрел на небо, по которому лениво катились облака, с каждым движением обретая новые формы. Мир не стоял на месте. Иорвет прав – многое поменялось. …Ты не можешь изменить прошлое… Вот только… неправильно это, Геральт. Неправильно – тащить прошлое за собой… так ведь можно и настоящее пропустить… Он все-таки засмеялся: - Надо догнать этих чертовых идеалистов. Пока один не заблудился, а у другого раны не открылись. Вперед, Плотва… вперед! «…Не позволяй растерянности сбить тебя с пути, Белый Волк. Иначе кто-то другой навсегда потеряет свою дорогу…» «…Не позволяй гневу затуманить твой разум, обманутый Тьмой. Иначе кто-то другой никогда не сможет вернуться…» «…Не позволяй отчаянию завладеть твоим сердцем, vatt’ghern. Иначе кто-то другой не поможет тебе найти ответ…»…

*****

…«Идеалисты» обнаружились быстро, но не самым веселым образом. Как Геральт и подозревал, действия торопившегося в Вызиму Иорвета, проигнорировавшего полноценное восстановление, спровоцировали новое кровотечение, следы которого ведьмак уловил довольно скоро. Напрягало то, что кровь бежала не отдельными каплями, а нитью… успокаивало – оно же, потому что нить, тянущаяся вдоль дороги параллельно выбоинам от копыт, была пусть и свежей, но тонкой. Геральт соскочил на землю, взял под уздцы Плотву, пошел по следу, направляемый куда более приятным и не настолько тревожным ориентиром. Музыкой. Струящейся флейтовой мелодией, услышанной ведьмаком лишь однажды, но в обстоятельствах, забыть которые было трудно. Они тогда как раз прибыли во Флотзам после побега из замка Ла Валетт – сам Белый Волк, Трисс и… Геральт сбил шаг. На секунду. Стиснул зубы, злясь на самого себя – то ли за воспоминание, то ли за несвоевременность оного, то ли за последствия, предугадать которые тогда было просто невозможно. …Не ошибается тот, кто ничего не делает. Людям это свойственно… Потом. Как-нибудь потом. Флейта стихла, но ведьмака это уже не беспокоило – за следующим дорожным извивом он увидел прислонившегося к указательному столбу Иорвета и стоящего напротив Лютика. Бард, неразборчиво ругаясь сквозь зубы, туго обматывал вокруг торса скоя’таэля его же собственную, судя по всему, рубашку. Эльф был бледен, но спокоен, с непроницаемым видом воспринимая как лишенные высокого стиля слова в свой адрес, так и бинтование, в процессе которого импровизированная повязка пропитывалась красным. Медленно, слава богам, почему-то с облегчением подумал Геральт. - Довыделывался? - Шел бы ты… - слабо огрызнулся Иорвет. Впрочем, даже это у него получилось как-то… величественно даже. Геральт оценил. Кивнул: - Так я и иду. Мимо и прочь. Лютика только дождусь. Менестрель глянул искоса, скованно и виновато, как будто недавняя собственная вспышка то ли ярости, то ли злости смутила его самого. Потом чуть нахмурился, вглядевшись в ведьмака. Едва заметно ухмыльнулся, словно поняв что-то, и, вернув на лицо рассерженно-упрекающее выражение, затянул сильный и тугой узел на превращенной в тряпки одежде. Губы эльфа скривились мимолетной дрожью – единственное доказательство того, что как минимум дискомфорт этот упрямец все-таки испытывал. - Ну все, - отступил на шаг Лютик, вытерев испачканные руки когда-то чистым, а теперь напрочь испорченным платком, и протягивая Иорвету его балахон. – Теперь, может быть, и дотянешь. Скоя’таэль небрежным жестом поправил наглазник, кивнул, забрал у менестреля болотно-зеленый ворох лохмотьев, каким-то неизвестным науке чудом еще держащихся вместе, медленно натянул, подпоясался. Принял и привычно пристроил на себе переданные ему Лютиком клинки, лук, колчан со стрелами и тот самый рыжевато-песочный тубус. Сел на свою лошадь – с некоторыми усилиями, но достаточно ловко. Благодарить не стал – словами, по крайней мере, хотя само это понятие было ему знакомо, но что-то похожее на тень признательности все же промелькнуло в зеленой вспышке единственного глаза. - Дотяну. До Предместий уже недалеко. …До чего?.. Геральт, снова оседлавший Плотву, нахмурился – мало ли, послышалось. Уточнил: - Предместья? Впрочем, он тут же решил, что удивляться здесь, собственно, нечему – опустевшая деревенька, в которой от голода давно уже передохли даже гули и утопцы просто потому, что после Зверя пищи для них оставалось и без того немного, вполне могла сгодиться в качестве перевалочного пункта для отряда «белок». Природе отвоевывать свое это определенно не помешало, так что наверняка лекарственных растений разрослось там порядочно, а в травах эльфы, живущие c этой самой природой в таком согласии, в котором никогда не станут жить с людьми, разбираются хорошо. Тот же Лютик тому доказательство – пока от Флотзама до Вергена плыли, все его «подкопчености» зажили благодаря лечебным компрессам. Так что Иорвет успеет и выправиться, и миссию свою – в чем бы она ни заключалась – завершить. От Предместий до столицы Темерии всё ближе, чем от храма Мелитэле. …Темерия. …- За Темерию! - За Темерию, с*ка!.. - Не рано ли праздновать собрались?.. Снова ударил набат – больно, сильно, не вовремя, и Геральт мотнул головой, коротко сдавливая виски ладонями, прогоняя краски и образы. Хватит. Вызима – минувшее. Случилась, прошла, осталась точкой на карте. Нет для ведьмака больше ни ее, ни того, что со столицей связано. Как нет и самого ведьмака для этого города, для этого королевства. Порознь живут отныне… порознь. Мимо и прочь, прочь от чужой надежды, что была крепче иных, но не устояла перед равнодушным лезвием… прочь. - Геральт? Касание чуть дрогнувших пальцев вновь вытащило из водоворота. Ведьмак обернулся, натолкнулся на растерянно-синий взгляд: - Все в порядке, Лютик. - Уверен? - Нет. Но будет, - он перевел взгляд на эльфа: - Не знаю, желать ли удачи, потому что не могу предугадать последствий для себя и своих друзей. - С каких пор ты вдруг стал задумываться о последствиях? - Позже, чем следовало бы… Рад был тебя видеть, Иорвет, и… скажем так, если по дороге к Предместьям ты умудришься не истечь кровью, и если результат успеха твоей миссии хоть немного будет похож на то, что когда-то должно было случиться с Вергеном… Геральт не договорил. Но серьезный и внимательный взгляд скоя’таэля подтверждал – продолжения не требуется. Всё ясно и так. - Tiu’rnanna straede aef siett, - негромко проговорил Иорвет. – Aeiw’s fein. Лютик прикусил губу. Откликнулся – неуверенно, но искренне: - Le caomh aef te. Ведьмак промолчал. Тишина была… удивленной, наверное. Другое определение годилось мало. Она вопросительно шелестела в листве деревьев и звенела в далеких птичьих выкриках. Окружала, вглядывалась, всматривалась – не настойчиво, не тяжело, скорее заинтересованно и как будто даже немного насмешливо. Не едко, просто с доброжелательным сомнением. Геральт, вновь подчиняясь безмолвию, предпочитал хранить его и дальше. Столкнулись – и разошлись, и достаточно, затягивать прощание, каким бы странным и неловким оно ни было, смысла не имеет. Их дороги больше не вели к одной цели – там, после Лок-Муинне, непростой союз ведьмака и скоя’таэля завершился. К добру или к худу, но каждый из них добился того, чего намеревался достичь, а уж как распорядилось настоящее и грядущее (теперь уже – минувшее) с этими победами, от них зависело мало… Эльф посмотрел на Геральта – прямо, ясно, спокойно. - Vatt’ghern. - Seidhe. Взобравшийся в седло Пегаса менестрель глянул на одного. На второго. На двоих бывших союзников, сведенных когда-то по прихоти Судьбы или по воле одного и вынужденной необходимости другого. Двоих нелюдей, одного – по рождению, другого – по созданию таковым, у коих кроме этого сейчас не было ровным счетом ничего общего, но которые почему-то до сих пор восседали на своих лошадях и никак не могли разойтись. Как будто не все еще сказали один другому. Не все еще сделали, не все счеты завершили – счеты, которых и не было-то вовсе. Лютик пожал плечами. И поступил так, как, на памяти ведьмака, поступал всегда, когда тишина становилась невыносимой. Сломал ее. Сорвал с головы воображаемую шляпу, приложил руку к груди и с самым серьезным и невозмутимым видом поклонился: - Taedh. Иорвет вздрогнул. Обернулся к Лютику. И – рассмеялся. Грубовато, хрипло, добивая тишину уже окончательно. Стиснул поводья, отвел лошадь на несколько шагов, остановил: - Загляни в Предместья как-нибудь, Gwynbleidd. Последствия твоих поступков отразились и на них. - Предместья мертвы. - Предместья живут, ведьмак. Благодаря – и вопреки – тебе. N’es orifann, n’es ge’ar, n’es morvudd… N’aen aespar a siad! Выкрикнув последнюю фразу, Иорвет подхлестнул лошадь и направил ее прочь – деревья зашелестели, качнулись ветками вслед. Два других скакуна остались на месте. Плотва – лениво помахивая хвостом. Пегас – нетерпеливо переступая с ноги на ногу и встряхивая гривой. Лютик успокаивающе похлопывал пегую лошадку по шее. Улыбался чему-то. Искоса посматривал на ведьмака. Точно хотел о чем-то спросить, но предпочитал пока помалкивать. Геральт тоже молчал, в который раз за вчерашний вечер и сегодняшнее утро не находя слов. Ни для чего. Ни для объяснений, ни для ответов. Собственное прошлое стояло так близко, вот только протяни руку к занавесу, за которым оно прячется, дразня и раззадоривая, только отведи в сторону ткань времени, только загляни за нее – и увидишь, увидишь… что? …последствия… Вновь вернувшаяся тишина дрогнула, рассыпалась, рассмеялась, затанцевала – ярко, победно, весело, вспышками-бликами, искорками пылинок в пронизанном золотом воздухе. Заглянула в глаза – слышишь? Ты слышишь? Там, где-то за деревьями, всего в считанных минутах лошадиного бега, нет больше выжженной земли, нет пустоты, нет смерти, нет всего того, что ты в своей битве со Зверем оставил после себя, проходя через городские ворота со взятым с тела Преподобного пропуском… …Предместья живут, ведьмак… - Поехали, Лютик. Из-за этих чертовых кикимор мы и так задержались. - Мда, ты прав, - с каким-то сожалением отозвался, помедлив, менестрель. – Кстати, Иорвет так и не объяснил, как оказался в их логове. - Теперь мы этого не узнаем. - Думаешь?.. Друг вопросительно глянул на Геральта. Успев за вчерашний день услышать часть истории об охоте на Саламандр и, разумеется, уже составив определенное представление как о Предместьях, так и размахе произошедших там событий, менестрель, конечно, не то чтобы жаждал своими глазами узреть… …хотя да, жаждал. Вот по этим самым глазам видно, вздохнул ведьмак. Попытался воззвать к сознательности друга, раз уж инстинкт самосохранения решил в очередной раз тому отказать: - Лютик, отряд Иорвета нас на подходе стрелами нашпигует. - В тебе торчит хоть одна? – без улыбки поинтересовался бард. Белый Волк на всякий случай оглядел себя, недоумевая: - Нет. Но разве… - N’aen aespar a siad, - напомнил менестрель. До ведьмака запоздало дошло. Они находились под прицелом – вот до этой самой фразы. …Иорвет, ах ты ж остроухая ты… Настроение (уж сколько раз твердили миру, что у мутантов оно тоже имеется, но повторить и напомнить самому себе тоже иногда не мешает) сегодня успело взлететь на одну из островных горок, кубарем сверзиться с другой, вскарабкаться на третью, и вот теперь стремительно скатывалось с четвертой. Этого могло не быть вовсе. Ничего из случившегося вчера и сегодня. Спокойно миновали бы Элландер, не натыкаясь на патруль, обошлись бы без визита к Нэннеке, не встретили бы Иорвета, не оказались бы здесь, возле дорожного указателя, очередной насмешкой Судьбы превратившегося в новый выбор, последствия которого могли ограничиться лишь часовой задержкой, а могли, как неосторожное слово или действие, привести к серьезному или даже страшному результату. Отказ – тоже выбор. Так ведь? Выбор – не выбирать. Ни большее, ни меньшее зло. Право на нейтралитет. …когда тебе вообще в последний раз удалось этот нейтралитет сохранить, ведьмак? Там, в Темноводье, не приняв ничью сторону, не заступившись ни за одну из них перед Фольтестом, ты обе обрек на обескровливание, лишив сильного – действительно сильного – союзника в своем лице. Не только как воина, но и как парламентера… Геральт потрепал Плотву по холке. Всего лишь Предместья. В сам город заходить не обязательно, да его туда и никто не звал… то есть, звал, но до того как… …Не рано ли праздновать собрались?.. Последствия. Чтоб их… - Лютик! - М? - Любопытная твоя голова… заглянем, так и быть. Только если прикажу бежать, уматывай прочь со всех копыт Пегаса, ясно тебе? - Предельно, - без насмешки отозвался тот, не то чтобы встревожившись, но наверняка насторожившись. К лучшему, помрачнев, заключил ведьмак, может, хоть внимательнее будет да по сторонам лишний раз посмотрит. - Держись рядом, taedh. - Геральт? - ? - Спасибо. - За то, что потакаю твоей тяге к неприятностям? Вышло грубо, но Лютик не обиделся. Улыбнулся, поправляя лютневый ремень: - За то, что бережешь от них. …Я об этом пожалею, проворчал про себя Белый Волк, направляя Плотву следом за скрывшимся среди деревьев Иорветом, я точно об этом пожалею…

***

…- Да вы издеваетесь. - Что не так? - Вот это. - Вот э… ааа, вижу. Ну и что тебе не нравится? - Всё. - Слишком обобщенно, тебе не кажется? - Не кажется. Что это вообще за, bloede arse, такое? - Как некультурно! Нет, конечно, не то чтобы от тебя можно было ожидать чего-то иного, например, сдержанно-восхищенной оценки с определенной степенью саркастичности, которая, разумеется, учитывая подтекст, имеет право присутствовать… но знаешь ли, применение столь грубого определения к этому весьма миленькому произведению искусства… - Ми… миленькому?! - Аргументы, Геральт! Что тебя не устраивает? Сюжетное решение, колористический выбор, начертание букв, пропорции? - «Палёная ящерка», риггера мне в глотку!.. - Не накликай, подавишься. Чем плохо название? Диковатое немного, да, но отдает дань истории… - «Палёная», Лютик! Саламандры огня не боятся, это же глупо. - Во-первых, где ты там углядел слово «саламандра»? Во-вторых, как я уже и сказал, это просто дань истории, которую все равно поймут лишь единицы. В-третьих… ты серьезно? Вместо того, чтобы отметить, как похорошела деревенька со времен твоего последнего пребывания в ней, вместо того, чтобы поделиться какими-нибудь интересными деталями вроде «вон в том доме я укокошил парочку гулей, а вон в том жила ворчливая старушенция, которая в обмен на еду рассказывала интересную информацию, а вон на той мельничке я неплохо развлекся с…» - Лютик! - Не кричи, народ перепугаешь, - посмеиваясь, вмешался в перепалку Иорвет, привязывая лошадей под новеньким навесом. – Бард прав. Вокруг – изменившийся маленький мирок Предместий, о чем ты до сегодняшнего дня даже и не знал, а все, на что ты соизволил обратить внимание – вывеска с названием таверны? Подобной ограниченности я не ожидал даже от тебя. Геральт счел за лучшее промолчать. Не потому что он был в меньшинстве (хотя, если считать со всем согласную Плотву, на равных), не потому что его убедили доводы собеседников (убедили, но не полностью), не потому что он не заметил того, что произошло с сожжёнными в пепел и пыль Предместьями всего за несколько коротких лет (заметил), просто… Чертовы воспоминания. Первая – после возвращения – дорога, на которую он ступал, не имея за спиной ничего, кроме пустоты, и не видя перед собой ничего, кроме цели. Первая встреча со стертым прошлым – сначала Шани, потом Золтан, позже – Лютик. Путь, пройденный практически заново – осколки забытого минувшего, то ориентир на тропе, то застрявший в сапоге назойливый камешек. Он шел вперед не то что не оглядываясь – он практически не смотрел по сторонам, оставаясь безразличным к человеческим проблемам и занимаясь попавшимися на пути заказами лишь для того, чтобы заработать… и из-за этого едва не бросил Абигайл на растерзание селянам, почти упустил подмену Реймонда Яведом, чуть было не убил капитана королевской стражи… Спасибо Темноводью и Владычице Озера, что дала важный и действенный совет – искать себя через общение с прошлым и реакцию на настоящее. Почему встал на одну сторону, почему выбрал другую, почему в результате отказался от выбора вовсе, кем был в каждом из этих вариантов – безэмоциональным ведьмаком, живым человеком, или кем-то, кто объединяет в себе и то, и другое? Задавать вопросы тем, кто мог дать ответы – собратьям, друзьям, людям, эльфам, чародеям. Складывать кусочки рассыпавшейся мозаики в единое изображение… Предместье – первый выбор, который действительно что-то значил. Деревенька все равно рано или поздно вымерла бы. Зверя так или иначе пришлось уничтожить. Но спасение одной жизни позже позволило сохранить другую – хотя в тот момент, когда вышедший из пещеры ведьмак заслонил собой перепуганную Абигайл, о последствиях своего поступка он даже не догадывался… - Геральт, ты так и будешь таращиться на вывеску? Ведьмак поморщился, отвлекаясь. Ящерка, мать ее, палёная. Ассоциация с Саламандрами сквозила из всех щелей грубовато сколоченной вывески, на которой чья-то старательная и, вынужден был признать Геральт, умелая рука изобразила гибкий стремительный силуэт черно-алого пресмыкающегося, объятого языками пламени… и пригвожденного к подразумевающейся поверхности четким серебряным росчерком. Подозрительно намекающим на меч. Ведьмачий. А, да леший с ними, вздохнул Геральт, утрамбовывая дорожную накидку в седельную сумку. Пылающую розу не нарисовали, и на том спасибо. - Мне о чем-то следует знать? Какой-то кодекс поведения, особое приветствие, два притопа, три прихлопа, какие-нибудь другие правила? - Мечи, - откликнулся Иорвет без улыбки. – Не тянись к ним без необходимости. - Само собой. Что-то еще? - Лицо попроще сделай. Здесь чудовищ нет, поэтому не становись таковым сам. Геральт кивнул, принимая к сведению пожелание-приказ, и направился следом за Иорветом и Лютиком к дверям таверны. Менестрель увлеченно вертел головой, то хмурясь, то распахивая глаза и определенно выстраивая в воображении план очередной истории, незнакомой для него, но известной другим. Это еще что, невольно усмехнулся ведьмак, это пока что только таверна (интересно, пропитанные кровью доски на полу тоже заменили, или не стали заморачиваться?). А ведь есть еще склеп, две пещеры, одна – на территории Предместий, другая – под городскими стенами. Кто сейчас живет в доме Одо? Кем заняты рыбацкие домики? Уцелела ли хижина Абигайл, и не завален ли землей ведущий к пещере подпол в одном из угловых домов? Что стало с алтарями, с которыми в свое время Геральту пришлось изрядно помучиться? Достаточно ли назрело урожая для обеспечения мельницы работой? Да мало ли других подобных изменений, из которых он смог уловить лишь крошечную часть на подъезде к Предместьям? Дверь таверны распахнулась, и на полуденную жару вывалилась, весело галдя, стайка ребят. Худые, одетые пусть не в лохмотья, но в потрепанную, хоть и чистую одежду, они проскользнули мимо. Остановились. Дружно кивнули Иорвету, заинтересованно покосились на лютневый гриф за спиной менестреля, настороженно глянули на ведьмака, потом снова на Иорвета. Эльф покачал головой. Спросил: - Там? - Пьет, - вздохнула одна из девчушек, рыжеволосая, сероглазая, с россыпью золотистых веснушек на носу и щеках. Иорвет недовольно поджал губы: - Опять… Говорил же не наливать больше. - А он у папки втихаря умыкнул, - то ли пожаловался, то ли позавидовал проявленной неизвестным выпивохой сноровке вихрастый мальчишка, при взгляде на которого Геральта укололо недоверчивым непониманием. И еще одним. И еще – когда желтые глаза скользнули по всей группе. Мелькнувшую мысль ведьмак пока оставил при себе, вслушиваясь в разговор. - Мастерство не пропьешь, - по-прежнему недовольно отреагировал Иорвет, впрочем, уже не настолько резко. – Ладно… сам-то хозяин на месте? - Вы его сильно не ругайте только, - вмешалась еще одна девочка, помладше. Судя по сильному сходству с вихрастым мальчишкой, эти двое были братом и сестрой. – Обоих их не ругайте… пожалуйста? Скоя’таэль вздрогнул. На мгновение – всего на мгновение – его лицо утратило жесткость. Стало почти живым. Почти таким, каким, наверное, было у когда-то юного и открытого, а теперь ожесточившегося и утратившего всякие иллюзии эльфа, который сражался в обреченной на поражение битве, прекрасно это осознавая, но – все равно сражался просто потому, что иначе не мог… часто ли он слышал в свой адрес это слово – «пожалуйста»? Наверняка часто. И наверняка – как отчаянную, безнадежную, яростную мольбу матерей, закрывающих детей собой… как робкую, пропитанную слезами просьбу этих самых детей, свернувшихся в комочек возле неподвижных родительских тел… Иорвет, как помнил ведьмак, жил одним днем… одним часом, минутой, мгновением, одним взмахом меча, росчерком клинка, пущенной из лука стрелой. Он жил настоящим, отталкиваясь от прошлого, подпитываясь его гневом и непримиримостью, но никогда не позволяя задержаться возле себя дольше, чем необходимо для того, чтобы очередной dh’oine перестал топтать ногами землю Континента… …и вот теперь, кажется, это самое прошлое его все-таки догнало. Геральт смотрел на эльфа – не без определенного интереса, ожидая его реакции. Пауза была короткой, достаточной для обдумывания ответа, но не слишком долгой для того, чтобы вызвать тревогу… однако затягивалась и она. Лютик, как будто догадавшись о чем-то – или не как будто, – мягким движением переместил музыкальный инструмент из-за спины на грудь, тронул струны намеренно грубоватым касанием, вызвав негармоничный перебор. Виновато пожал плечами, поймав цепкий взгляд Иорвета. Эльф, словно очнувшись, вздохнул: - Не буду я никого ругать, - слова, как показалось ведьмаку, дались ему с определенным трудом. – Поговорю просто. Ребятишки переглянулись, синхронно кивнули и убежали за ворота. Скоя’таэль повернулся к барду: - Лютик. - Я случайно! - Точно? - Ну… может быть, не совсем случайно. - Или совсем не случайно. - Или так, - не стал отпираться бард. Смотрел, не отводя взгляда, прямо в единственный зеленый глаз, чуть щурился, то ли с вопросом, то ли с вызовом. Молчаливое противоборство длилось несколько секунд, в течение которых Геральт успел у себя в голове получить подтверждения ранее проявившейся мысли о том, что «я точно об этом пожалею», и тут же его опровергнуть. Спросить – было о чем. Жалеть – да вроде пока причин нет… Иорвет внезапно достал из-за пояса флейту, крутанул ее в пальцах, осмотрел, ловким движением убрал обратно. Сдвинувшаяся к переносице бровь вернулась на прежнюю позицию: - Эй, taedh. - Seidhe? – в тон откликнулся менестрель. - Понимаю, почему ты нужен. Вызов исчез из синих глаз, Лютик наклонил голову, принимая то ли признание, то ли комплимент – из уст Иорвета в любом случае и то, и другое звучало неожиданно и непривычно. И потому, наверное, было на самом деле искренним. Бард не позволил очередной паузе перерасти в неловкую. Снова перебрал струны – на сей раз куда мелодичнее. Откашлялся – чуть, как показалось ведьмаку, преувеличенно. Небрежно – слегка чересчур – мотнул головой в сторону двери таверны, поинтересовался: - Ты знаком с ассортиментом напитков, полагаю? - Тебя интересуют градусные? – чуть заметно ухмыльнулся эльф. Лютик возмущенно возвел очи горе, выставил ладонь вперед, отрицательно покачивая ею: - Ни в коей мере! Моя муза не настолько далеко загуляла, чтобы призывать ее столь примитивным образом. Но вот организм мой безмолвно страдает от обезвоживания, вызванного необходимостью тащиться по жаре в состоянии упакованности пусть в весьма удобной для дороги, но явно не подходящей для такой погоды одежде, которую в силу определенных обстоятельств возможности сменить нет… - Лютик, организм твой страдает сейчас достаточно громко, - перебил друга ведьмак. Впрочем, укол определенной доли ответственности за эти «страдания» он все же ощутил – как ни крути, не полезь он в грот, менестрелю не пришлось бы жертвовать рубашкой, смены для которой в седельных сумках действительно не было. Понятно, что наглухо застегнутая куртка не способствовала комфорту, тем более при столь жаркой погоде. – В таверне наверняка найдется чем горло промочить, так что завязывай с жалобами, ладно? Менестрель сделал вид, что обиделся, затем фыркнул и рассмеялся, вновь перемещая лютню за спину. Поразительно, вновь подумал Геральт, насколько свободным и спокойным себя ощущает друг в компании Иорвета, этой потенциальной угрозы каждому, кому не посчастливится называться столь ненавистным для скоя’таэлей словом «dh’oine»… - Иорвет! – вспомнил он. – Дети… у них же… - Да, - спокойно отозвался эльф, моментально поняв, что насторожило ведьмака. - А отец этих двоих… - Приемный, не родной. Но тоже, да. - Не понимаю, - не видел смысла скрывать недоумение Геральт. Эльф пожал плечами: - Я иногда тоже. До сих пор. Но это так. Идем? Он первым распахнул дверь и шагнул внутрь. Лютик следом, Геральт за ним. Мысль «я-об-этом-пожалею» снова напомнила о себе, но ведьмак от нее отмахнулся. Как оказалось позже – зря. …Впрочем, до этого самого «позже» все-таки были несколько минут спокойствия. Любопытствующего, чуть настороженного, но не враждебного. Да, сначала, когда в дохнувшую уютной прохладой и запахами еды и выпечки таверну зашли трое визитеров, двое из которых были присутствующим незнакомы, затихли приглушенные голоса немногочисленных посетителей, перед которыми на вымытых, накрытых простыми холщовыми скатертями столах стояли тарелки с едой, кружки и кувшины (бутылок почему-то не было). Иорвета приветствовали кивками – похоже, эльфа здесь хорошо знали. На Геральта и Лютика покосились с тем самым настороженным любопытством – и, по-видимому, не найдя в гостях ничего, заслуживающего особого внимания (тем более раз они пришли с Иорветом), вернулись к трапезе и разговорам. На некоторых столах ведьмак, внимательно оглядывающийся по сторонам, заметил знакомые очертания разноцветных карт и четкие линии костяшек с выдавленными точками… надо же, серьезно? Гвинт и покер? И при этом – никакого намека на монеты, что в случае чьего-то выигрыша или проигрыша сменят хозяина? Впрочем, нет. Удивляло ведьмака не это. Другое. То, на что он обратил внимание, разглядев ребят из встретившейся у порога двери группки. И сейчас это самое «другое», такое странное и невозможное, во всей своей невероятности представало ведьмачьим глазам, почему-то не рассеиваясь, не исчезая подобно туману или миражу, а становясь отчетливее, отпечатываясь в сознании неяркими, но прочными образами, связываясь простыми и бесхитростными узлами. - И давно здесь… вот так? - Не сразу, - тихо откликнулся Иорвет. – Все еще строится. До сих пор. Однако знаешь… уже выстроенное не ломается, и это… - …странно? - Пока не знаю. Но… спроси меня завтра. - Иорвет? - Идите к хозяину, Геральт. Возьмите охлажденный ягодный взвар. Малина, мед, лимонный сок и немного мяты. Хорошо утоляет жажду и освежает. Я скоро подойду. - Ты далеко? - Туда, - мотнул головой эльф в сторону приютившегося возле стены стола, за которым, в отличие от остальных, сидел только один посетитель. И перед ним – опять же, в отличие от остальных – стояла как раз-таки бутылка. Без кружки – похоже, напиваться будущий собеседник Иорвета предпочитал прямо из горлышка. Геральт нахмурился, вглядываясь в скорчившуюся на скамье худощавую фигуру. Темная одежда, старая и залатанная. Сухие жилистые руки, стиснутые в кулаки возле тускло поблескивающих линий мутноватого стеклянного сосуда. Лицо повернуто к стене, словно созерцание древесных линий и изгибов являлось в данный момент самым интересным времяпрепровождением. Темно-сизая щетина, неравномерно покрывающая впалую щеку и подбородок, мелкие, уже зажившие царапины – наверное, результат небрежного бритья. Неровно срезанные волосы, короткие и взлохмаченные… казалось, ему было все равно, как он выглядит и что о нем думают остальные. Если думают вообще. Геральт больше приглядываться не стал. Отметил, правда, то, что бросилось в глаза раньше при виде других посетителей. Уточнил у Иорвета – на всякий случай: - Помочь? - Справлюсь. - Уверен? - Более чем. Ты только испортить можешь всё. Иди уже. - Как скажешь, - не стал спорить ведьмак. Эльф глянул на него с некоторым сомнением, но комментировать не стал и решительно направился к столику. Сел напротив, поднял и чуть потряс бутылку, видимо, проверяя, много ли в ней осталось. Сдвинул ее на край стола, затем, передумав, снял со столешницы и поставил на пол рядом с собой – так, чтобы при желании ее можно было в любой момент то ли схватить, то ли опрокинуть. Чуть наклонился вперед, уперев локти в стол и опираясь подбородком на собственные кулаки. Что-то произнес. Безмолвный собеседник дернул головой, слепо зашарил рукой по столу в поисках бутылки, и, не обнаружив оной, напрягся – зло и угрожающе. Геральт насторожился, но Иорвет был спокоен. Снова что-то сказал. Его визави, наконец, соизволил повернуться, тут же пряча лицо в ладонях. Иорвет отодвинул ногой бутылку, выпрямился, расслабился – видимо, почти ощутимо… Поняв, что у эльфа все под контролем, Геральт кивком пригласил притихшего Лютика следовать за собой, подошел к прилавку, обратился к широкой спине хозяина, занятого протиранием кружек: - Кхм… добрый день. - Добрый, коли не шути… Обернувшийся мужчина осекся, увидев собеседника. Распахнул глаза, выдохнул: - Оборотень меня раздери… Геральт не менее ошарашенно отозвался: - Второй раз спасать не буду. - Ты? - И… ты? - Я… Твою ж саламандру в пекло, Геральт из Ривии, каким ветром твою задницу сюда занесло? Если бы ведьмак посмотрел в этот момент на уже знакомый ему столик, он бы непременно заметил, что собеседник Иорвета при звуке имени дернулся, оборачиваясь всем корпусом и порываясь вскочить на ноги. Заметил бы, как эльф, перехватив того за ворот рубашки, силой усадил обратно, прошипев что-то сквозь зубы… Геральт непременно заметил бы это, не поглоти его внимание тот, кто сейчас стоял напротив. Хозяин таверны, он же бывший вызимский ликантроп, он же бывший начальник королевской стражи… он же, не сводил глаз со старого знакомого-противника-товарища Геральт, Винсент, мать его, Мейс, находился за прилавком «Палёной», мать ее, «ящерки», и выглядело все это настолько дико и неправильно, что вот совершенно таким же диким и неправильный образом казалось самым естественным порядком вещей в происходящем вокруг малообъяснимом безумии. Как, каким образом, почему, когда… хотя насчет «когда» можно было догадаться и самостоятельно. Но все остальное – почему он, почему здесь, как причастен ко всему, что сейчас творится в Предместьях, инициатор ли, или же продолжатель установленных кем-то другим правил, или вообще не имеет никакого отношения к этому… и, черт побери, Кармен – она-то где? Они же ведь поженились, Геральт помнил отчетливо новость, сообщенную ему медсестрой из лечебницы, так где она – та, что любила оборотня столь сильно и беззаветно, что не побоялась ни на болота отправиться, ни провести всю ночь за шитьем рубашки из собранных ведьмаком листьев, ни напоить любимого зельем, которое все равно не сработало… ничто не сработало, кроме того самого, истинного и искреннего чувства, что способно свернуть горы… …Первым опомнился, как и следовало ожидать, менестрель. Высунулся из-за плеча Геральта, с совершенно невинным видом приветственно кивнул: - Назвать таверну так – ваша идея? Мейс, вздрогнув и отведя, наконец, взгляд от ведьмака, басовито засмеялся: - Наша с Кармен. Я сначала хотел «Сытым оборотнем» назвать, или «Благочестивой девой», но она отговорила. Предложила оставить в названии немного истории. Кстати, привет, Лютик, давно не виделись. Как дела у тебя? Все еще таскаешься за этим чурбаном? - Воспеваю его величайшие подвиги в меру своих скромных возможностей, - сообразительный бард, приложив ладонь к груди, почтительно поклонился, не акцентируя внимания на том, что Винсент Мейс для него – личность совершенно не знакомая. Геральт, испытав при словах о Кармен нечто вроде облегчения, одернул менестреля: - Хватит, скромник несчастный. Ты как здесь вообще, Мейс? - Тебе вкратце или подробно? – уточнил тот. – Так или иначе до вечера подожди, пока Кармен не придет. Она меня сегодня сменит, там и поговорим… Выпьете что? - Иорвет ягодный взвар рекомендовал. Охлажденный. - Хороший выбор, - усмехнулся Мейс, разливая по кружкам требуемое. – Потом вон там, если что, отдохнуть сможете, - кивнул он в сторону знакомой Геральту ниши, в которой ровными рядами стояли застеленные чистым бельем узкие кровати. Ведьмак вздохнул, вспоминая, для чего служило это место раньше: - Да… когда-то здесь можно было и подраться вдоволь, и монет на этом заработать… - Я ТЕБЕ, С*КА, И ЗАДАРОМ ВРЕЖУ!!!.. …Что произошло дальше, Геральт запомнил как-то не очень отчетливо. Сначала, кажется, раздался грохот отодвигаемой скамьи, потом звон опрокинутой бутылки, предупреждающий возглас Иорвета… или это случилось одновременно? Затем, вроде, резкие четкие шаги послышались за спиной, приблизились – до странного уверенные и твердые для того, кто несколькими минутами ранее выглядел как минимум крепко напившимся. Геральт еще успел – обернуться. Увидеть. Не поверить увиденному. А еще через секунду обнаружил себя сидящим на полу и потирающим занывшую от размашистого точного удара челюсть. …Е***ный х*р, больно… Голова звенела. Тишина звенела еще сильнее. Смотрела на ведьмака любопытствующими парами человеческих и эльфийских глаз, в которых не было ни капли сочувствия. Разве что ошарашенный Лютик глядел с недоуменным испугом, да во взгляде Мейса промелькнуло что-то похожее, да и то – коротко, сменившись понимающей насмешкой. Подошедший Иорвет заценил представшую его глазу сцену, хмыкнул. Одобрительно – да, черт бы его побрал, именно так! – хлопнул по плечу своего недавнего собеседника: - Так его. Тот не двинулся с места. Стоял, словно врос ногами в пол, твердо и крепко, возвышаясь над все еще сидящим ведьмаком. Сжимал в кулак пальцы, костяшки которых покраснели от содранной кожи. Выдохнул, коротко и зло: - С*ка. Геральт молчал. Потирал ушибленную челюсть. Смотрел снизу вверх на того, кто сбил его с ног даже не силой – вот той самой злостью. …Я об этом пожалею… Странно. Почти смешно. Понимать, что именно здесь и сейчас он не жалел о том, что только что произошло. Снова хотелось рассмеяться. Сквозь боль и молчание. Рассмеяться в лицо тому, чьи руки сейчас легко могли бы завершить начатую работу, нанося удар за ударом, размеренно, методично, точно, яростно. Тому, кто сейчас, стиснув до скрипа зубы, в третий раз четко и рвано повторил: - С*ка… Геральт опрокинулся на спину и дал себе волю. Дал волю смеху – короткому, сорванному, больному, раздирающему изнутри все его существо, гребанную анатомическую мышцу, называемую сердцем, и то самое недоказанное нечто, что гнездится неизвестно где и проявляется неизвестно как и только по ему одному понятным правилам. …Я об этом пожалею… Жалеть надо было раньше. Теперь поздно. - Знаю… - выдохнул ведьмак, стирая кровь с разбитой губы. Оперся на руку, толкнул свое тело вверх, вновь принимая сидячее положение. Посмотрел на того, кто возвышался над ним, готовый в любой момент продолжить выяснение отношений на кулаках. Вот только они уже все выяснили. Тогда – когда должно было быть жаль. Тогда – когда можно было бы поступить иначе. - Знаю, - повторил Геральт. – Знаю… Роше.

***