Vara kung

Вильгельм за весь день почти ничего не съел. От мысли о еде его тошнило. Он смог проглотить несколько ложек йогурта и полчашки чая, но это все. Весь день он просто гулял по саду и слушал музыку, это успокаивало. Телефон у него забрали, но кто-то заботливо положил ему в чемодан плеер со всем его плейлистом. Было мерзко, от того, что кто-то рылся в его телефоне. Но хуже было бы остаться сейчас вообще без всего. И все равно в его телефоне покопались бы. Он просто ходил по дорожкам, стараясь сосредоточиться на музыке, чтобы не думать о том, что будет вечером, когда приедет мама. Сейчас ему казалось, что никого из своих близких он не знает по-настоящему. Ни маму, ни Августа, ни Симона. Ни Эрика. Все они казались ему другими, лучше, чем есть на самом деле. И от этого было очень больно. Лето было все ближе и ночи становились все короче, особенно здесь, на севере. Так что к приезду королевы только-только стемнело. Вильгельм стоял на берегу пруда и смотрел на воду, когда к нему подошла одна из сотрудниц и сказала, что его ждут в усадьбе. Еще днем он хотел все узнать, хотел выяснить всю правду. Но теперь, наверное, он просто хотел бы закончить этот разговор побыстрее. Он просто устал от этой бесконечной лжи, от того, что никто не хотел быть с ним честным. Это оправдывали самыми разными предлогами, но это были всего лишь оправдания. Он чувствовал себя подделкой в мире подделок, куском пластика среди других таких же кусков. Мертвым внутри. Тем, кто только кажется снаружи настоящим. – Здравствуй, Вильгельм, – мама выглядела уставшей. Или, может, просто свет так ложился на ее лицо. Их оставили вдвоем в одной из комнат библиотеки. – Здравствуй, мама, – он старался не смотреть на нее. Как будто бы он виноват в том, что ему придется задать ей неудобные вопросы. – Ты хотел поговорить об Эрике, – королева опустилась в кресло и жестом предложила Вильгельму сесть напротив. – Да, мам, – кивнул он, все еще глядя в сторону. – Я просто хочу знать, что произошло на самом деле. – Авария, – ответила королева. – Просто авария? – спросил Вильгельм. – И больше ничего? – Это была авария, – повторила королева. – Случайность. – Эрик был под кайфом? – спросил Вильгельм. Он закрыл глаза, как будто бы бледный холодный свет настенных светильников причинял ему боль. – Вильгельм, – возмущенно воскликнула королева. – О чем ты? Что ты такое говоришь? – Мама, – Вильгельм открыл глаза и, наконец, смог на нее посмотреть. – Я знаю, что Эрик принимал. Мама, я знаю. Скажи мне, он был под кайфом? Когда разбился. Скажи. Я должен знать! – он почувствовал, что снова переходит на крик. – Вильгельм, – королева покачала головой. – У Эрика были проблемы, но он не принимал… – Но он был здесь. Как я, – сказал Вильгельм немного спокойней. – Ты хочешь сказать, по какой-то другой причине? Правда? – Вильгельм, – королева вздохнула. – У Эрика были проблемы. Но не с наркотиками. – А с чем? – Вильгельм не понимал, о чем она говорит. – У него были проблемы, – Вильгельм видел, как трудно ей говорить. – С алкоголем. В школе. Когда Эрик был в твоем возрасте. Но мы это решили. – Решили? – нахмурился Вильгельм. – Мы так думали, – ответила королева. – Так он был пьян? Он был пьян за рулем? – Вильгельм снова повысил голос почти до крика. – Нет, Вилле, он не был пьян, – покачала головой королева. – Так почему он разбился? – Вильгельм снова чувствовал, что ему что-то недоговаривают. – На сухой дороге, там никого больше не было. Других машин, людей, животных. Он просто… въехал в деревья. Так не бывает, мам… С трезвыми так не бывает. Ты снова врешь мне. Мам… пожалуйста… – Мы не знаем, что там произошло, – ответила королева. – Я не могу тебе ответить, как это вышло. Пожалуйста, Вильгельм. Мне тяжело об этом вспоминать. – А мне не тяжело? Ты думаешь мне не тяжело? – Вильгельм вскочил. – Ты думаешь, мне не больно? Да лучше бы я вместо него умер! А он бы остался жив. Он ведь справлялся. Справлялся со всем этим дерьмом, в отличие от меня! Он не был позором для страны! Вы могли им гордиться! А я просто… Я даже не достоин того, чтобы мне хоть раз сказали правду, – Вильгельм вдруг застыл посреди комнаты. – Я просто хочу узнать правду, – сказал он тихо. – Я сделаю все, что ты скажешь. Только я хочу знать, что произошло на самом деле. – Я сказала тебе все, что знаю, – ответила королева. – Мне, правда, больше нечего добавить. – Тогда уходи, – попросил Вильгельм. – Пожалуйста, уходи, – повторил он. – Уходи. Я не хочу тебя видеть. Никого из вас, – он развернулся, и не глядя на маму, вышел из комнаты. С самого начала это была плохая идея. Этот разговор не дал ему ничего. Он так и не узнал правды. Где-то в глубине души он надеялся, что стена между ними рухнет, и они смогут нормально поговорить. Без этого бесконечного торга. Что мама расскажет ему все. Ну, или хотя бы то важное, что он хотел знать. Но этого не произошло. Он снова чувствовал себя преданным. И очень-очень одиноким. Нестерпимо, невыносимо одиноким. Вильгельм вышел на улицу. Он не заметил, как с шага перешел на бег. Он не знал, куда бежит. Просто бежал. Бежал до тех пор, пока воздух не стал обжигать его легкие, пока стук сердца не стал заглушать все другие звуки. Вдруг он понял, что бежит к воде. К пруду. Вода успокаивала. Вода всегда успокаивала его. Когда он смотрел на нее, прикасался, погружался. Она как будто забирала все плохое. Хотя и не давала ничего взамен. Но лучше пустота, чем боль. Такая сильная, что наизнанку выворачивает, выкручивает суставы, разъединяет позвонки. Было уже довольно поздно, и сад был пуст. Но Вильгельм не замечал этого. Он просто бежал. И, оказавшись на берегу пруда, он не остановился, а просто влетел с разбега в воду. Когда он гулял здесь, ему казалось, что пруд глубокий. Что в него можно нырнуть. Но вода едва доходила ему до колен. Так что он просто плюхнулся в пруд как в лужу. Когда он смотрел на воду, ему казалось, что она холодная и чистая. Но она оказалась теплой. И пахла тиной. Вильгельм поднялся. Он вдруг почувствовал, что смеется. Он весь промок. И вымазался в тине и какой-то донной грязи. Но ему стало легче. Это было необъяснимо, но он почувствовал, что больше не может жить в таком напряжении. Говорят, когда тонешь в мутной воде, чтобы понять, куда двигаться, нужно достичь дна и оттолкнуться от него. Что ж, вот он на дне. Весь в грязи и соплях. И это, скорее, смешно, чем страшно. – Все хорошо? – на берегу уже появились люди. Несколько сотрудников спешили ему на помощь. – Я просто… упал, – он поднялся. Вся его одежда была в тине. Его волосы, лицо, руки – все было вымазано в грязи. – Вы сможете выбраться самостоятельно? – спросил его рослый парень с бейджиком сотрудника. – Да, без проблем, – Вильгельм вышел на берег. В кроссовках мерзко хлюпало. – Все хорошо? Вы ничего не повредили? – заботливо спросил парень, Вильгельм не смог разглядеть его имя на бейдже. – Все в порядке, – заверил его Вильгельм. – Просто измазался. Приму душ, и все будет нормально. – Вас проводить? – кто-то набросил ему на плечи одеяло. – Нет, спасибо, – покачал головой Вильгельм. – Но если бы вы принесли мне сухую обувь, это было бы отлично. Его все-таки проводили до усадьбы. Кто-то принес ему сухие кроссовки. Это было необъяснимо, но Вильгельм, правда, почувствовал себя лучше. Нет, не хорошо. А просто немного лучше. Он все еще злился – на себя, на маму, на Симона, даже на Эрика. И ему все еще было больно знать о том, сколько ему врали, и что ему, возможно, продолжают врать. Но теперь он как будто бы мог посмотреть на эту боль со стороны. Теперь он как будто бы мог ее выключить. Хотя бы не на долго. Он сунул было руку в карман, чтобы достать наушники, когда понял, что, по всей видимости, утопил плеер. Он достал его и проверил – тот, действительно, не включался. Вот это вот было чертовски обидно.