***
«Конечно, ты можешь когда угодно отказаться работать», — Орочимару открывает холодильную камеру и отстраняется, давая Суйгетсу возможность заглянуть внутрь, — «Если ты устал, я всегда найду тебе замену.» «Значит, я могу идти?» — нервно усмехается в ответ Суйгетсу. Орочимару радушно улыбается: «Боюсь, я могу предложить тебе только поменяться работой с одним из них. Сам понимаешь, каждый экспериментальный образец на счету.»***
Он должен был подумать дважды, прежде чем оставлять свое тело в целости и сохранности. По крайней мере теперь он точно знает: тогда ему не показалось, что его люди-марионетки все видят. Они следили за всем, что он делал, как теперь следит сам Сасори. Безмолвно и неподвижно. Навечно.***
— Твой шаринган… что ты им видишь? Саске разматывает бинты на предплечьях. — Твою смерть. После стольких лет — мы увидим твою смерть. Я. Мать. И отец.***
Ей стоило рассказать сыновьям о причинах своих действий. Но сейчас, пока вокруг неё разрасталась и крепла новая могила, было уже поздно: теперь даже запечатавшие её людишки не узнают, от кого их должна была беречь армия зецу.***
Ямато стоит над спящим Какаши. Одна маленькая щепка, застрявшая не там, где надо — и у команды номер 7 останется всего один командир…***
Шино никогда не одиноко. Пускай после экзамена на чуунина заметили только заслуги Шикамару. Пускай их не позвали возвращать Саске. Пускай их не узнал после разлуки Наруто. Пускай никто так и не решится посмотреть им в глаза. У Шино есть они: один человеческий сосуд и колония молчаливых, но слаженно думающих его жителей…***
Иногда деревья выживают и прорастают заново из одного маленького кусочка стебля или корня, лишь бы была плодородная почва. А уж удобренная кровью и чакрой земля шиноби всегда была для Древа почти что черноземом…***
Что хорошо — так это то, что он наконец-то нашел достаточно информации об Ооцуцуки, чтобы предупредить Коноху, да и остальные деревни, о грозящей опасности. Что плохо — в прямом столкновении и вдали от родного измерения Саске потерял риннеган…***
— Пошел ты на хер, долбанутый урод! Шикамару усмехнулся и вынул из-под стола ящик с инструментами. Кому-то пора снова подкоротить язык. Морока, конечно, но негоже так обращаться к своему Богу.***
Они приходят каждую ночь. Смотрят ему в глаза, тянут бесплотные руки. Упрекают в том, что он оставил их тела на растерзание Данзо, припоминают всю историю клана, бесконечно повторяют «почему мы, а не они?». Напоминают про всех детей, что знали не больше Саске, но все равно были убиты. Насмехаются над тем, кем он стал и как пляшет под дудку Мадары, чьи планы не знает и потому не может остановить. «Коноха в опасности, ” — говорят они. «Мы могли бы защитить деревню.» «Клан умер зря, тебя обвели вокруг пальца.» Итачи не смотрит и закрывает уши. «Ты все сделал только хуже.» Он ни разу не слышал среди голосов ни отца, ни Шисуи, ни матери. «Ты скоро будешь с нами.» Итачи остается надеяться, что они врут.***
Всё наконец-то стало хорошо. Деревня признала его. Старший брат восхищается им, а сестра — доверяет. Все они верят в него, и Гаара не хочет их разочаровывать. Потому лучше будет, если никто не узнает ни о том, что Шукаку не был единственным голосом в его голове, ни о том, что их стало больше и звучат они всё громче и яростней.***
Она списывает эти сны на муки совести и тоску по Яхико. Он приходит каждую ночь. — Убей меня. Пожалуйста. Сначала он просто просил и плакал, но теперь становится все злее и агрессивнее. — Это больно. Будь ты проклята. Будь проклят Нагато. В последний раз он набросился на неё, но Конан вовремя проснулась. Сейчас снова ночь. Она бы предпочла не спать.***
— Что он видит? — Он призвал акул, которые начали его есть. Я зациклил этот момент. — Хорошая работа. — Хошигаки Кисаме обезврежен и транспортирован, снимать гендзюцу? — Не надо, — улыбается Ибики, — Пускай ещё побудет в нем, нам же на руку.