Не смог избавиться от зла, Сведённый белокурым образом и хищным блеском глаз с ума. В его глазах кипела тьма, Грозя всё выжечь здесь дотла.
Открыв глаза, Оптимус вскочил с постели. Он проморгался, оглянулся и обнаружил, что находился у себя в комнате в церкви. Время на часах показывало шесть утра, на улице были предрассветные серые сумерки, и всё произошедшее ему вроде приснилось. Ещё раз оглянув тёмную комнату, Оптимус повернулся и почти получил инфаркт. На стуле, положив нога на ногу и подперев голову кулаком, сидела девушка. Он тут же подметил светлые волосы, чёрный костюм и голубые глаза. Голубые глаза с вертикальным зрачком. — Ты наконец проснулся, — встала девушка… Нет, ночной демон, за которым всё-таки поехал Оптимус. Она подошла к нему, руками и одним коленом облокотилась на кровать и приблизила своё лицо к его. — Вроде обычный… Прайм вскочил с кровати, хотел было схватить крест, который всегда висел на груди, но того вдруг не оказалось на привычном месте. — Это ищешь? — девушка ухмыльнулась и вытянула руку, показав выпавший из кулака предмет. — Что ты?.. — Прайм не понимал, что и спрашивать. Потому что вопросов у него было много. Но вот желание всего одно: — Пошла прочь отсюда! Демону не место в церкви! — Ну, — пожала она плечами, подняв руки, в одной из которых до сих пор был крест Оптимуса. — Как видишь, я здесь. И уходить не собираюсь. Выпрямившись, она подошла к священнику, загнала того в угол комнаты и, прижав к стене, с минуту поразглядывала его обнажённую грудь и пресс. Раньше демона такое не волновало, но слабое человеческое тело давало иногда сбои. Встав на носочки, она, наконец, надела на него отобранную ранее цепочку. — Чтобы тебе было спокойней. — И похлопала его по груди, заставив человека ещё больше вжаться в стену. Не понимая, что вообще происходит, Оптимус просто наблюдал за тем, как по-хозяйски де… — «мон» или «вушка», он просто не знал, как относится к этому существу, — расхаживала по его комнате. Она выглядела как человек, даже приличный с этим своим чёрным костюмом в тонкую белую вертикальную полоску. Золотистые вьющиеся волосы лежали на плечах, еле достигая лопаток, а любопытный взгляд, метающийся с одной вещи на другую, выдавал в ней вполне человеческую заинтересованность. Только вот голубые глаза с вертикальным зрачком напоминали ему о ночном происшествии и нечеловеческой сущности его гостя. Короткий всплеск неконтролируемого страха повлёк за собой зуд в пальцах — так Оптимусу хотелось закурить. Девушка тем временем взяла в руки библию Оптимуса, и тот хотел было возразить, как увидел, что демон не стала шипеть, а руки её не запузырились от контакта со священным писанием. Она его даже открыла и пробежалась глазами по тексту — и всё без какой-либо реакции. Оптимус вляпался по самое не балуй. — Ты высший демон? — отмер Прайм, понимая, что он ей — или ему — ничего не сможет сделать. Девушка закрыла книгу, подняла на него нечитаемый взгляд и ответила: — И да, и нет. — А сегодня?.. — Да, всё было в заправду, — кивнула она, недовольно закатив глаза. — Давай больше не вспоминать эту ночь, океюшки? — И от её внезапной улыбки Оптимус совсем впал в ступор. — Так, — грозно начал священник, но, встретив ясный взгляд голубых глаз с нечеловеческим зрачком, поумерил пыл. — Что произошло? Что в церкви забыл демон? Что с девочкой, которую ты захватила? А с женщиной? И как мы вообще здесь оказались? Раздражённо фыркнув, девушка села обратно на стул, сложила ногу на ногу и скрестила пальцы домиком, положив руки на колено. Оптимус последовал её кивку и опасливо сел на кровать, не отрывая взгляда от демона. Убрав выбивающийся локон с щеки, гостья вздохнула и недовольно посмотрела на Оптимуса. Тот напомнил себе, что всё-таки имеет дело с непростым демоном, явно сильным, а потому лишних движений не делал. — Вчера было моё перерождение. Чем это было вызвано — и для меня загадка, — цокнула она языком, откинувшись на спинку стула. — Но мне нужен был кто-то, кто помог бы мне завершить перерождение. Душа матери не годилась. — Она вдруг сжала губы в тонкую полоску. — Жалко её, хорошая женщина была. Сердечный приступ — она увидела, как я утянула тебя к себе, чтоб сожрать. — И от будничного тона, которым она произнесла всё это, Прайм содрогнулся. — А здесь мы оказались, потому что ты не устоял передо мной, — она рукой встряхнула волосы, — и мне пришлось тебя на своём горбу нести в машину, а потом ещё и вести сюда, в это унылое место, — театрально вздохнув, демон вдруг сощурилась, и вся лёгкость её поведения сменилась на холодную заносчивость. — А здесь я, потому что хочу до конца поиграться с тобой. Зловещая аура шла от этих холодных глаз, от усмехающихся губ и угрожающего тона. Оптимус вдруг почувствовал себя муравьём на фоне гордо восседающей девушки. — Ну что? — подняла она чёрную бровь. — Вопросы ещё будут? У священника был ещё вагон вопросов. Женщина погибла, он остался цел, хотя демон пыталась его сожрать. Тогда непонятно, почему Прайм всё ещё жив. Почему демон околачивается в церкви, если, по её словам, ей нужна была только его душа? Почему же она её не забрала? Зачем ей всё это представление? Прайм не хотел поднимать тему его бесславной кончины, провоцировать демона, поэтому он начал думать в другом русле. Что она имела в виду под «поиграться»? Пытки, казни людей, психологическое давление — что из этого? Что всё это вообще значило? Где там его сигареты-то были? — Да, будут, — нахмурился священник. — Что случилось с душой девочки? Стрельнув в Прайма опасным взглядом, демон сощурилась. — Я тебе и так рассказала лишку, так что поумерь свою любопытность. — От прозвучавшей угрозы Оптимус действительно захотел заткнуться. — Прошу тебя. — Оптимусу было действительно важно узнать, поэтому и пресмыкаться перед демоном ему становилось не зазорно. Вдруг он мог помочь, но не успел, потому что медлил? Цокнув на настойчивость священника, демону ничего не оставалось, кроме как ответить. И надо же было наткнуться именно на такого экзорциста! Она недовольно сложила руки на груди и пояснила: — Никакой души «девочки» не существовало. Была только я. Теперь на смену страху и настороженности к Оптимусу пришло любопытство. Человеческое тело, ставшее пристанищем для потустороннего существа? Что-то здесь явно было не так. Либо она врала, либо… Но с чего ей говорить правду какому-то человеку? С чего вообще демону отвечать на все его вопросы? Да и… «Если бы хотела убить, убила бы сразу. А так у меня будет время, чтобы придумать, как от неё избавиться», — немного расслабившись, Оптимус принялся думать о том, что же делать дальше. Демон так и разглядывала его, то насмешливо щурясь, то наклоняя голову из стороны в сторону, будто хотела рассмотреть со всех сторон. Если такой интерес был только к нему — это хорошо. — Ты же не убьёшь людей, которые живут здесь? — абсолютно спокойным тоном спросил Прайм, исподлобья буравя собеседницу взглядом. — Хотела бы — разнесла бы уже всё к чёрту, — пожала она плечами. — Но что может быть лучше демона во служении церкви? — зловеще хихикнула она, и глаза её сверкнули. — Что? — с ужасом во взгляде вскочил Прайм с постели, нависнув над девушкой. — Обстоятельства пробуждения вынудили меня устроить спектакль, чтобы мама вызвала священника. Приехал ты и… — Она неопределённо улыбнулась, показав небольшие клыки. — Почему бы не устроить спектакль здесь? И теперь я до-о-олго от тебя не отстану. Точно, сигареты лежали в тумбочке, спрятанные от всех. Оптимусу немедленно требовалась хотя бы одна.***
Человек ворочался на постели, а демон наблюдала со своего места на стуле за его попытками найти удобное положение. Он то закутывался в одеяло полностью, то выставлял одну ногу, убирая её через какое-то время, а потом всё повторялось. Иногда человек просто остервенело переворачивался с боку на спину, застывал так и смотрел в потолок, пытаясь там что-то разглядеть. В такие моменты человек часто забавно вздыхал. Ночь стояла глубокая, человек сопел, а тихая церковь на первый взгляд была спокойна. Только чуткий и острый слух демона улавливал копошения, скрип половиц в другой части большого церковного дома, тихие шепотки и негромкие шаги по коридорам. В комнате человека ничего подобного не было, потому что здесь находилась она. Только в этой комнате она позволяла себе выпустить ауру, чтобы сразу почувствовать приближающуюся опасность. Из-за этого ни домовые, ни духи не смели сунуться сюда и подойти к комнате священника. А мелких, сующих свои огромные носы во все дела домовых в церкви было на удивление много. Пусть жилой дом и не был самим храмом, стенами церкви, но он стоял на освящённой земле. И сидя на стуле, закинув нога на ногу и сложив руки на груди, демон теряла терпение. От надоедающих и нервирующих звуков она всё сжималась, а бровь непроизвольно дёргалась. Все эти перебежки, смешки, звучавшие тонко и пронзительно, как комариный писк, и беспрестанный скрип раздражали идеальный сверхчеловеческий слух демона. На миг её глаза вспыхнули голубым, и воздух задрожал, посылая энергетическую волну во все стороны. Миг — и всё успокоилось. Никаких раздражающих звуков. Полная, чудовищная тишина. Даже люди перестали сопеть и храпеть. Кра-со-та.***
Сестра Анна заглянула на подвесной шкаф на кухне и обнаружила целый нетронутый постный пирожок, оставленный для домового. Его много раз пытались выселить отсюда, но ничего не получалось, а пакостить тот не переставал. Поэтому сёстрами было принято тяжёлое решение задабривать его. Но вот уже как две недели всё, что они оставляли, оставалось нетронутым. — Девочки, а вы заметили, что домовой пропал? — спросила Анна у сестёр, что чистили картошку на суп для благотворительной акции в помощь бездомным. Агата, старшая сестра, усмехнулась, начиная нарезать картошку кубиками. — Ушёл наконец, не выдержал Божьего присутствия. Да, Бамблби? — подняв взгляд на демона, уверенным тоном спросила Агата. — Да, Божьего, — ласково улыбнулась демон.***
На удивление Оптимуса девушка прижилась в церкви быстро, даже несмотря на её вредный демонический характер. Или она только с ним была вредной? Сами служители церкви быстро прониклись обожанием к милой девушке. И как они не видели её странных горевших в темноте голубых глаз с вертикальным зрачком, Прайм не понимал. Но после понял, что та навела морок. Демон же. Немного попривыкши, Оптимус всякий раз, когда Бамблби оказывалась под рукой, внезапно возникая из ниоткуда, шарахался в сторону и вспоминал, что эта милая девчушка в чёрной сутане вовсе не человек. И не дай Бог к ним придёт кто-то сверху, тот сразу узнает о происхождении нового члена церкви. А Оптимус и сделать ничего не мог, кроме как терпеть тварь под крышей Бога. Свалившийся стресс от того, что Оптимус скрывал правду, вылился в быстрое использование пачек с сигаретами. И даже угрозы, фырканья и скривившееся лицо демона не избавляло его от пагубной привычки. Ночи давались особенно тяжело. Постоянный прожигающий взгляд не давал засыпать, а когда Оптимус всё же проваливался в забытие, он постоянно просыпался от присутствия демона рядом. Днём она умело скрывала свою ауру, но вот ночью, когда оставалась у него в комнате, давала себе волю. Задумываться над тем, как её, оставшуюся с ним в комнате, до этого не заметили другие, глупо. Демон же. И в очередной раз зимней декабрьской ночью, проснувшись от пристального внимания, Оптимус повернулся в сторону сидевшей на его стуле девушки. В темноте комнаты он видел лишь её очертания и горящие голубые глаза. Вид определённо устрашающий и приковывающий взгляд одновременно. — Почему ты постоянно смотришь на меня? Дай наконец нормально поспать, — заворчал он, плотнее укутываясь в одеяло. Мороз на улице стоял жуткий, и в его угловой комнате, продуваемой всеми ветрами, было холодно. — Пытаюсь понять, — неопределённо протянула она. — И что же? — Не твоего ума дела, — резко ответила она, ещё больше впиваясь взглядом, хотя куда уж больше. — Бамблби, — тяжело вздохнул Оптимус. — Людям нужно спать, прошу тебя. Она назвалась именем, которым её нарекла мама. Правда ли, что её так звали, Прайм не знал. Он многого не знал, и это злило. Оптимус столкнулся с силой, с которой не мог справиться сам, и навряд ли найдётся хоть один экзорцист, что сможет. Остаётся только мириться. По крайне мере, пока она не начала убивать людей. — Думаешь о том, когда я начну рубить людей направо и налево? — спросила вдруг девушка, сощурив глаза. — Мысли читаешь? — усмехнулся Прайм, приоткрыв один глаз. — Сдохнуть хочешь? — Всё возможно, — невозмутимо ответил он и затих. Оптимус заметил вот ещё какую странность: за эти полтора месяца у Би было много шансов навредить Оптимусу за чрезмерное любопытство или его оскорбления, но помимо угроз она больше ничего и не делала. Даже своё недовольство по поводу запаха сигарет она не выдавала, кроме ненавистных взглядов в сторону пачек. Что это было, он, опять же, не знал. Не понимал, почему в тот раз она его почти — и почему почти, а не полностью? — сожрала, а сейчас на все его выходки только угрожает, но и пальцем не шевелит? — Не вижу смысла убивать беззащитных людей, которые даже силёнками не дотягивают до нас, — раздался в тишине комнаты безразличный голос демона. Странного демона. — Значит, ты считаешь нас слабыми? — Оптимусу всё же не удастся поспать этой ночью. — По физическим и магическим способностям — да. — Тогда… — задумчиво протянул Прайм, — ты видишь в нас и сильные стороны? — Да, — взгляд, горящий голубым цветом, опустился. — Мама была тому примером. Ты видел дом, в котором она меня растила? — Видел. — И зрелище это было ужасное. — Она никогда не падала духом, всегда стремилась обеспечить нас, даже пребывая в самой низине общества. Долги погибшего мужа, который скончался от передозировки наркотиков, долги за свет, газ, воду, кредиты и угроза выселения. Хорошо, что она отошла в мир иной. Может, священнику и показалось, но в голосе демона сквозила печаль. Тоска и грусть съедали её по тому, кого она сама же и убила. Косвенно, конечно, но ведь напугала её именно Бамблби. Неужели она действительно горевала? — Ты скучаешь? — Тон священника не был издевательским, скорее удивлённым. Голубые глаза вновь посмотрели на человека. — А что, даже демоны не могут скучать по матерям? — был её вопрос и Оптимус замолчал. Они оба знали, что она была виновата, но одному не хватало человечности в её сторону, чтобы пожалеть, другая вообще была не человеком, чтобы нуждаться в поддержке. Тишину комнаты разгоняла лишь пурга, свирепствующая на улице.