Сок одуванчиков

      Летняя резиденция лорда Серретта была райским уголком умиротворения – с садовыми куртинами, резными беседками, огромным прудом с белоснежными кувшинками, а за водоемом простирался дикий и бескрайний лес, в который хозяйская династия каждый год по осени отправлялась на кабанью охоту. Уильям не мог припомнить ни одну из осеней своего детства и юности – но рассказы Аллекса, молодого наследника, об охотничьей забаве всплывали яркими вспышками в голове: так, словно он видел их сам.       Прошло пять лет, а каменный фонтан, покрытый малахитовыми вкраплениями и разводами мха, на который Уильям Густавссон присел, погрузившись в томик модного в Париже поэта, ничуть не изменился… Стихи были отвратительны – но Уильям усилием воли заставлял себя читать, чтобы в регулярных беседах поддерживать разговор о последних веяниях столичных нравов со своим опекуном, графом Арманом де Даммартеном.       Даммартен был гостем лорда Джослефа Серретта, Даммартен предпочитал брать Уильяма с собой – везде, куда было удобно брать любимую игрушку. Именно так когда-то Уильям познакомился с Аллексом – будучи прелестным атрибутом своего высокородного покровителя, в то время четырнадцатилетним золотовласым мальчишкой, привезенным на очередную светскую тусовку. Парижские аристократы на несколько дней вздумали притащить потомство в летнюю резиденцию местного лорда – они полагали, что малолетним сверстникам будет интересно друг с другом.       Это был сущий ад – ибо избалованные и жестокие дети, собравшись вместе, творили невероятные вещи. Уильям сторонился странных забав, чудом не попав в водоворот в качестве жертвы – отрешенное выражение лица и жесткие ответы уберегли парнишку от травли, – однако он не мог не видеть, как отпрыска Паддисов, двенадцатилетнего Анри, подвешивали за ноги вверх тормашками, с холщовым мешком на голове, через который просачивались кровавые сопли и слюни, как колотили его палками – словно он был яркой игрушкой из папье-маше, набитой конфетами, как на ярмарочном аттракционе…       Когда из толпы, расталкивая улюлюкающих зевак локтями, стремительно выбежал мальчик лет одиннадцати, с бледным лицом, темным глазами и взъерошенными каштановыми волнистыми волосами – похожий на лесную куницу, – Уильям узнал в нем юного Серретта.       – Прекратите это немедленно! – рявкнул он, тверже, чем того предполагал его кукольный внешний вид. – Снимите его с дерева!       – Серретт, ты опять портишь нам веселье своим занудством! – отозвался четырнадцатилетний Кастис Талли, главный садист.       – Не строй из себя хозяина вечеринки! – подхватил его брат-близнец Морган. – Если это сад твоего батюшки, это не значит, что ты здесь распоряжаешься!       В следующее мгновение Аллекс Серретт толкнул одного из Талли, отбирая палку, недавно игравшую ритмичные мотивы по ребрам скулящего в полуобмороке Паддиса. Изящным и отточенным движением конец орудия уперся в грудь Моргану, и огромных усилий мальчишке стоило не размозжить тому голову сразу.       – Снимите его с дерева! – потребовал он.       У Уильяма по спине пробежали мурашки. Эти двое сейчас без лишних слов, с легкостью скрутят его как баранку – и подвесят рядом с несчастным Анри…       Злобные ухмылки на лицах близнецов не предвещали ничего хорошего. Уильям сжал кулаки.       – Снимите его с дерева! – повторил он за Аллексом, делая шаг вперед, отделяясь от рассредоточенной на периферии группы детей.       Потом произошли одновременно две вещи: мальчишка Серреттов обернулся на Уильяма – с широко распахнутыми глазами, чуть приоткрытым ртом, будто, удивленный подмоге, – а Морган, воспользовавшись его секундным замешательством, развернул палку против себя обеими руками, атакуя.       Потасовка длилась недолго, близнецы Талли вскоре позорно бежали, вопя, исторгая ругательства, зрители с замиранием сердца следили за спасением подвешенного вверх ногами тела.       Уильям, с разбитой бровью и красным ухом, и Аллекс, шмыгая носом, из которого алой струйкой из левой ноздри текла кровь, снимали с сука Анри. Натянутая веревка ослабла, и с глухим и коротким стоном тушка мальчишки с мешком на голове свалилась на землю, поддерживаемая крепкими руками Уильяма.       Аллекс спрыгнул с дерева и тут же оказался на коленях, склоняясь подобно Уильяму над отпрыском Паддисов.       – Жив?       Детский голос был первым, что услышал тот, когда в глаза, опухшие от синяков и слез, полился болезненный яркий свет.       Бледное, в крапинках веснушек лицо мальчика смотрела на него. Рядом – другое лицо, постарше, такое же бледное, обрамленное золотыми локонами, с серо-голубыми глазами, будто хранящими внутри омута все печали этого мира.       Анри заревел, громко и горько.       – Мы отведем тебя к моей гувернантке, она приведет тебя в порядок, – произнес Аллекс.       Уильям уже тогда отметил эту поразительную смесь хладнокровия и сочувствия в личности юного Серретта – и каждый раз убеждался в ней все больше. Еще не раз они единогласно и не сговариваясь вовлекались в авантюры – и не раз Арман потом в ярости орал на Уильяма, получившего царапины и ушибы – от потасовок или неудачного падения с забора, от живых и будоражащих кровь редких упражнений фехтования, которым его пытался научить Аллекс…       Уильям отложил томик стихов на парапет фонтана и закрыл глаза. С момента их знакомства прошло семь лет, с момента расставания – пять. Они не виделись с тех пор, как Аллекса отправили учиться в частный пансион, ибо отец, лорд Серретт, строгий и требовательный, настоял на аскетичном воспитании сына в одном из лучших учебных заведений…       Ветер шелестел страницами книги, переворачивая их, и Уильяму очень захотелось скинуть безвкусную поэзию в фонтан. Рука уже тянулась к томику, но потом замерла на расстоянии пары сантиметров.       Когда Аллекс Серретт, юный восемнадцатилетний наследник, шел по усыпанной гравием дорожке вдоль садовых куртин, возвращаясь с тренировки, потный, в пыли и без рубашки, Уильям Густавссон, его детский друг, сидел на краю фонтана, погруженный в книгу.       Сердце Аллекса затрепетало в груди, пропустило удар.       А он не изменился…