Об особенностях воспитания маленьких кикимор

— Да не дергайся ты… А-а-а… Но эта пушистая, угольная тьма явно возражала. Брыкалась и отталкивала его самой своей сутью, крича с закрытым ртом: нельзя так, не положено так!.. Стас упрямый. Поэтому вскоре родные тряпки кикиморы, среди которых оказался черный с цветами платок, девичья юбка и свитер с громадной дырой, валялись на полу, а кикимора сидела перед ним на ковре. Злая, раздетая. Стас запустил руки ей под мышки и поднял. — Встань… — Куриная лапка почесала ковер. — Это намек на то, что ты сейчас лицо мне вскроешь? Не надо. — Кикимора издала голубиный звук и обмякла. Словно в руках Стаса оказался тяжелый моток паутины, измазанной в угле. — Ну, будешь сотрудничать? Кикимора на сотрудничество явно согласна не была, но ее одолело смирение. Враг раздел, враг ждал ответа — хуже и быть не может!.. А Стас радовался тому, что все идет гладко-гладко. — Ну… Что я тебе могу предложить… — Стас завертел головой, а после посадил ее на пол и потянулся к стоящей на столе банке, наполовину заполненной кислющим энергетиком. — Вот, допустим. Вкусная и гремит, вы же любите греметь… Кикимора сидела, как посадили. Смиренное создание. Банку приняла мягко, смотря снизу вверх, склонив голову к груди, словно примерялась к чему-то. Кислое холодное ей понравилось — аж хвостом завертела, ушками захлопала. — Какая же ты прикольная, — улыбнулся Стас. Он поднялся. — А теперь… Ой, фу, да выплюнь!.. Да что ж с тобой не так-то… *** Ответ лежал на поверхности, но Стас тонул в размышлениях. Использовать кикимору в театральной постановке было решением странным, но оно означало прорыв. Да и Стасу нравилось возиться с этой вот маленькой, которая у него однажды попыталась свистнуть — прямо из рук!.. — стаканчик с кофе. У него в квартире она и не жаловалась. Пакостила, как могла, но от его ругани уши прижимала. То ли стыдилась, то ли Стас просто здорово на нее орал, что аж эти самые ушки начинало саднить. Домовой к ней, вроде как, привык. По крайней мере не шипел на нее и не гнал метлою. Соседствовать с кикиморой оказалось муторным. То зажигалкою футболку ему прожжет, то его трусы напялит, которые ищи потом по всему дому. А в тех уже дыра от чужого хвоста. — Пакостница ты, — буркнул он однажды, когда маленькая выхватила у него из пальцев сигарету. — Кури́ть будешь? Кикимора, стараясь подражать ему, засунула сигарету в рот, да фильтром наружу. Потянула воздух и поперхнулась табаком. — А вот. — Он хлопнул ее по спине. — Нельзя курить, это вредно, — и в глазах кикиморы он создал парадокс, когда достал еще одну сигарету. Маленькая, одетая в одну только его майку, взяла свой хвост и склонила голову к плечу. Канализационной вонью от нее уже давно не несло — Стас избавил ее от грязного тряпья и приучил ее мыть руки и мордочку, хотя после этих водных процедур вся ванная была в воде и мыле. — Не смотри так. Вот… Вот человек мне нужен который бы прямо заставил меня бросить. Понимаешь? Кикимора задумалась. Уползла разжевывать мысль на подоконник. Ночевала она исправно на балконе или куда-то уходила. *** Страх душил так, как не душил дурацкий галстук и воротник. Стас нервно расстегнул все это дело, дикими глазами повертел по сторонам, а потом нашел виновницу. — Ну не надо!.. — И она, нагло глядя ему в глаза, умяла подсвечник. Стас застонал, подходя к ней; кикимора не убегала, была довольна. — Ну что же с тобой делать… Горе ты. — Он взял ее на руки, та заурурукала. — Поганка. Не стыдно тебе? На складе Стас забыл обо всем, засмотревшись на татуировки на его руках. Знаки, руны. А после Стас поднял глаза и окинул всего мужчину внимательным, изучающим взглядом. Маленькой он понравился. Той нравились коты на улице, свежие, горячие пирожки и очень нужный и очень дорогой — по крайней мере, для финансов Стаса — реквизит. Все это Маленькая тянула в пасть, и потому не было никакой гарантии того, что мужчину она не хочет попробовать на зубок в самом что ни на есть буквальном смысле. Стас волновался, постарался завязать разговор, но красивый, высокий, крепко слаженный, прямо-таки огромный мужчина отвечал хмуро и мрачно. Его не увлекли даже слухи, они только взбесили мужчину. И Стас совсем отчаялся. Нервно снял жилетку, размышляя о том, как ему отмывать все эти подсвечники, пахнущие отнюдь не розочками, и как объснять директору их пожеванное состояние. *** — Ты кого играл? Стас вздохнул, выпрямился, чуть поклонившись, и, отрепетированно улыбаясь, звонко почти пропел: — В мои лета не должно сметь свое суждение иметь. Мужчина хлопнул пару раз глазами. — Чацкого?.. — Ты только что оскорбил всех девятиклассников. — Стас, обрадованный тому, что мужчина сам завязал разговор, подпер спиной стену и позволил себе выдохнуть. — Не читал «Горе от ума»? — Ты посмотри, сколько мне лет. Думаешь, я помню? — Ну я бы не дал тебе больше… Скажем, тридцати двух. — Кольца на пальце не было. Стас истерично улыбнулся, испугался того, что мужчина это заметил, и полез в задний карман за сигаретами и зажигалкой. Кольцо на пальце, ага. На что надеешься?.. — Самый сок. — Вот и именно. — Мужчина проигнорировал сомнительный комплимент, но не отводил взгляд. Смотрел на то, как Стас закуривается, а после съезжает по стене вниз, кладя выпрямленные руки на колени. — Курить — здоровью вредить, — пробормотал он, приоткрывая окно и впуская в склад осенний, почти ночной воздух. Не стал ворчать, не ушел, а просто открыл окно, спокойно продолжая сидеть рядом, пускай и будет тут сейчас холодно и вонять дымом!.. Ну что за мужчина!.. — Спасибо, дядь, но я давно уже не в девятом. Стас услышал знакомое клацанье ногтей по полу и выдохнул. Маленькая заглянула к ним, прикрыла дверь, подошла к Стасу и села рядом. Он нежно потрепал ее между неспокойных ушек. Посидели в тишине. Маленькая вжалась в его бок. На складе было полно всякого хлама, проводка висела черной лапшой на стене, заползала на потолок, крепилась к нему строительным степлером, и на конце пути перерождалась в лампу накаливания. Гудела лампа, едва-едва слышно мурчала кикимора, с улицы доносился глухой шелест редких проезжающих машин. — И нравится тебе с ней возиться? — потревожил тишину мужчина. Стас кивнул: — Она умная, но просто очень вредная. Да, Маленькая? — Маленькая? — поднял красивые брови собеседник. Стас фыркнул. — Повозись с ней денек. Тут же почувствуешь себя отцом-одиночкой. Вновь тишина. Стас затянулся. Надо бы сворачиваться и уходить. Очень хотелось посидеть с этим красавцем подольше, но тогда все перерастет в неуютность. Кикимора воровато отобрала у него из пальцев сигарету и потушила ее об пол, а потом издала тихое кьяканье, указав на мужчину. — Это она, наверно, просит тебя назвать свое имя. Мужчина улыбнулся. Улыбнулся!.. — Як. — А я… — Станислав! — Кажется, дверь распахнулась не от того, что ее открыли, а просто от мощи этого крика. — Стасик, солнышко! Эдуард был в бешенстве. Чацкий сейчас вгрызется рыжему Молчалину в горло. — Твоя страсть смотри, что натворила! — И Эдуард продемонстрировал скатерть, обгрызанную ровно в центре. Сквозь ажурную дыру выглядывало злое лицо парня. — И как теперь латать? Ты понимаешь, солнышко, что это все денег стоит? — Эдик, такого больше не повторится. — Смотри мне. Я тебя прикрывать больше не собираюсь. Понял? — Да понял я. — И вообще, ты почему остальным не помогаешь? Стас, ну твою мать! — Сейчас я приду… Эдуард ушел, что-то бормоча. Кикимора срыгнула кружок скатерти и удивленно на него уставилась, подняв уши. — Ладно! — Стас помотал головой, встал, разогнав дым. — До свидания, Як. Был рад знакомству. Як вдруг схватил его за руку. Сколько постановок пережил Стас, сколько же раз разные героини хватали его, разного героя, за руку, желая удержать, умоляя не уходить и быть рядом, хватали, желая развернуть к себе и… — Забери этот обжеванный кусок. Стас мысленно захныкал, подобрал двумя пальцами этот ужас. И услышал вдогонку тихое «Доброй ночи», которое согрело. *** — И что мне делать? — глухо спросил Стас, сидя на подоконнике кухни и замотавшись в плед. На улице горели теплым светом фонари, и свет этот затекал в окно, поэтому Стас не щурился, выискивая кикимору во тьме. Было уютно и спокойно. Давненько так не было. — Тоже не знаешь, да? — Стас вздохнул, приоткрыл форточку и закурил. — У вас же нет никакой второй половинки. Я не наезжаю, нет. Классно, наверно, не нуждаться ни в чьей-то любви. А я вот нуждаюсь, кажись, в любви Яка. Прикинь?.. Хорошо ж вам. — Стас взял в руки телефон: мама писала. Спрашивала, как дела и что он сегодня ел. — Жрать все подряд и радоваться. Какие же вы охрененные все-таки. Эй!.. Выхватив телефон, Маленькая проворно выбежала из кухни, а Стас, которого одолела паника и страх, побежал следом за ней, бросив сигарету где-то на кухне. Ну и хрен с ней! — Эй, это уже не смешно! — Она вылетела из квартиры и зацокала вниз по лестнице, а Стас беспомощно схватился за дверь, задыхаясь от ужаса. Маленькая неуверенно вернулась, посмотрела на него: почему не бежит? — Иди сюда! Сейчас же! — Она сделала вид, что сейчас проглотит телефон, и Стас чуть не заорал. — А, да что ж ты за скотина! Он наспех накинул куртку, вдел босые ноги в тапочки, вышел, запер дверь… И тут же застучали куриные лапки по лестнице. Взвыв, Стас спустился, вылетел из подъезда, все проклиная шаловливую суть мелкой пакостницы. Только бы с телефоном ничего не сделала… Она ждала его у качелей, заметенных снегом, и нетерпеливо подскакивала на месте. Бабушки, сидящие на скамейке и отдыхающие перед сном, косились на Стаса и шептались. Дети резвились на площадке, играя в снежки. Только Стас начал подходить, как Маленькая опять сорвалась с места, но так, чтобы Стас успевал за ней. — Я уж не знаю, что ты там задумала, но мне это не нравится. Ладно, веди. — Стас закутался в куртку. С неба валил мелкий-мелкий снег. — Прогуляюсь хоть. И эта спонтанность тоже была какой-то тихой и спокойной. Маленькая лавировала между редкими людьми, вела его по улицам, а после куда-то делась. Стас поднял голову и тут же врезался в кого-то, да так здорово, что оскользнулся и больно шлепнулся на задницу. — Твою мать! — выругался он, встал, приняв чужую поддержку, отряхнулся, набрал в грудь воздуха, чтобы раздраженно извиниться, и обомлел. Як стоял, растерянно сжимая в руке его телефон. Стас очень старался смотреть ему в глаза. Они стояли совсем рядом, и он почти запрокидывал голову. Стас покраснел. — Добрый вечер. — Куда так поздно? Я-то за покупками. — Кикимора отобрала телефон и… — Стас замотал головой в поисках виновницы. Та стояла рядом и смотрела на них. А потом привстала, взяла их руки и соеденила их ладони, делая это с тщательностью ребенка, который вырезает что-то из бумаги. Стас хотел было начать извиняться, краснеть еще сильнее, бежать отсюда прочь, ведь он в пижаме и тапочках на босую ногу, такой смешной и нелепый, но Як вдруг переплел их пальцы. — Т-ты что?.. — шепнул Стас. Ужаснулся: — Т-то есть, я не против, но… Типо, вау!.. Господи… — Помолчи, — хрипло выдохнул мужчина. — И веди к себе. — Блять, Як… — Пожалуйста. Пожалуйста, сейчас же — Стас все равно бы повел, он бы не смог отказать, не посмел бы. Шли плечом к плечу, чутка нервные и смущенные. Маленькая семенила следом за двумя задумчивыми фигурами. Кикимора не стала заходить в квартиру, потому что знала, что она там будет лишняя. *** Стас потянулся к пачке сигарет, но Як отодвинул ее, отпил чая. Як пьет с двумя ложками сахара и оставляет пакетик в кружке. Як немногословен, но жестами и прикосновениями способен сказать очень многое. Стас хочет его изучать. Всего. — Як, я курить хочу, — серьезно сказал Стас. Як потянулся к нему, положил ему ладонь на щеку, как клал какие-то полчаса назад, лаская и хваля, и у Стаса опять заныл низ живота. Они поцеловались, и Стас задержал дыхание, положил руку на мужское плечо, свел брови. — Як... *** Со временем Стас понял, что и помощь Маленькой, вырывающей у него из пальцев сигарету, и помощь Яка, содержащая в себе какое-то родное тепло, спасающее от стресса, — это все такая вот любовь. Такая вот у него странная жизнь. Театр, кикимора в платьице, очень старающаяся сидеть ровно и не пакостничать, возлюбленный. А затем все втроем — к нему в квартирку, готовить ужин и просто дышать спокойствием, теплым, кухонным светом и теплом. Они не обсуждали их отношения. Просто чувствовали.