— Ты и дальше будешь беситься?
А Лера и слова из себя выдавить не могла, заперевшись в своей комнате. Она стала реже её покидать, словно отчего-то пряталась. Но было и так понятно: ей было мерзко осознавать то, что с ней сделали, а точкой кипения стало холодное равнодушие брата, который даже не попытался помочь или поддержать, только обвинял и при удобном случае тычел носом в эту грязь.
Он же не знал, что говорить и делать. Конечно, Даня не предполагал, что всё произойдет так быстро и уплывёт из-под его носа.
Не доглядел, не успел. И ему до зуда в руках хотелось найти того парня, до кровавой каши размазать его лицо по стене, собрать выбитые зубы и ему же скормить, но это не утешило бы младшую. Пока она давилась обидой и отвращением, старший стоял за дверью, пялясь в стену и глотая все слова, которые хотелось высказать. Даже если он пытался ломиться, стучаться, иногда кричать, это не действовало. Терпение медленно подступало к финальной точке, держась на добром слове.
— Хочу и буду беситься, отъебись, — заезжанно выкрикивала в ответ Лера, пряча лицо в подушках и утопая в собственной желчи.
И он бы мог махнуть рукой, бросить это всё и не добиваться своего, ответно послав сестру в том же направлении. Но Даня всё ещё чувствовал угрызение совести, что болезненно скреблась под сердцем. Если бы не гордость и эгоизм, может быть всего этого и не произошло. Может быть…
Лера ненавидела его. И его, и одноклассника, и себя-себя-себя… Она оступилась, потеряв бдительность и допустив это. Виноватая сама, собственноручно скинула себя в эту яму и отмахивалась от помощи. Но что сделает Даня? Набьет кому-то лицо, оскорбит прилюдно или что? Бред. Лера давно не полагалась на брата, который даже пальцем не дёрнул, чтобы всё это остановить. Стоял, смотрел, молчал, зараза. Хотелось обозвать его последним словом и послать далеко и надолго.
Тогда-то она для себя и сделала вывод: никто никогда не будет беспокоиться за твои проблемы, никто тебе не поможет и руку помощи не протянет. Делай всё сама или не делай ничего вовсе. Умирать тебе всё равно в одиночестве и никто рядом в гроб с тобой не ляжет. Сама!
Лера долго-долго сидела в своей комнате, питаясь горьким кофе и божьим духом. Кажется, её болезненно бледная кожа просвечивала повисшие органы, а рёбра можно было пересчитать. Она, всякий раз стоя перед зеркалом, задирала жёлтый свитер и рассматривала своё тело, в отвращение морщась и осторожно касаясь выпирающих костей, несильно надавливая на них ноготочками. Тощая, как спичка, совсем запустила себя. Вечно спутанные волосы, мешки под глазами обрели синеватый оттенок, а лицо вытянулось — точеные скулы неприлично выпирали, что можно было порезаться. Казалось, что кости просто были стянуты кожей и лишь где-то имелась мышечная масса. А Лера продолжала издеваться над собой, лишая себя еды, а в душ она ходила последний раз… Она даже не помнила, когда посещала ванную. От неё неприятно пахло, но это мало её смущало. Свыклась. Смирилась.
Глупая девочка. Сидя на кровати, Лера читала бог знает какую книгу по счёту, даже не вникая в смысл текста. Так, считала буквы, которые сливались в непонятное пятно на бумаге. В голове ничего не укладывалось. В ушах противно жужжало и гудело, сводило с ума. Ужасно. С каждым новым днём Лера чувствовала к себе отвращение, ненавидела своё тело и как только не пыталась смыть с себя весь тот липкий позор.
Спустя ещё пару дней вернулись детские привычки. Лера сидела на полу возле открытой форточки, вдыхая запах уходящего лета, и наносила новые раны на свои руки. Полоса за полосой, а кровь тянулась вдоль запястья, капая на пыльный линолеум.
Кажется, с новым порезом было не так больно и страшно, отчего они становились чуть глубже, но Лера всё равно не увлекалась, боясь не за себя, а за реакцию брата и родителей. Они же по-любому будут расспрашивать что и к чему. Хотя в последнее время казалось, что абсолютно всем на неё было плевать. Даже если она воткнет острие поперёк горла, никто даже не заметит. Не услышит жалобные всхлипы и грязную брань. Поэтому Лера не останавливалась вырисовывая новые линии вдоль кисти руки.
Шли дни, недели, лето почти закончилось и нужно было думать насчёт поступления. Но в голову снова ничего не лезло. Лера практически перестала спать, только если утром прикрывала глаза ненадолго, пока её тут же не начинали будить. Мать перестала интересоваться её жизнью. Удивительно, как она повелась на Лерину отмазку, что та занималась подготовкой к вступительным. Ей попросту было плевать, чем и как она занималась. Значит ли это ослабление контроля или…
— Чудик, хватит депрессовать, выходи! — голос старшего громом пронёсся за дверью, на что Лера рефлекторно дернулась, более чутко реагируя на громкие звуки, — побазарить надо.
Через всё нежелание она все-таки поднялась с кровати и лениво поплелась к двери. Лера и забыла, что Даня был выше её на целую голову, немного опешив, когда над ней буквально нависал «шкаф».
— Че ты от меня хочешь? — холод от её голоса резал слух, на что последовала минутная тишина. Старший не был готов, что она действительно ему откроет и вообще что-то ответит. А Лера не была готова вести с кем-то переговоры, желая в эту же секунду захлопнуть дверь перед его носом.
— Ля, ты запустила себя, — выдавил из себя Даня, вздернув бровью в удивление. Он действительно не знал, что говорить, на ходу подбирая слова, — давай ты душ примешь, а? Чудик, ну ты это, ну…
— Ты ради этого сюда припёрся? Ну, зачем? Оставь меня в покое!
— Нет, это ты меня послушай, — не унимался, продолжал напирать, снова показывая свой характер, — хватит хуйней заниматься. Тошно на тебя смотреть. Хватит, лады? Живи уже дальше. Ваши бабские замашки бесят. Вот и не беси меня.
— Так не смотри на меня! Закрой глаза, а лучше эту дверь и ступай своей дорогой. Сам хуйню сморозил, а я виновата. Я всегда виновата!
— Завали ебало! — Даня замахнулся, однако рука застыла в воздухе над Лериной головой, на что та зажмурилась, но подставила лицо для удара. Ей уже было плевать, ударят её или ещё что хуже.
Ведь хуже уже быть не могло. — Шмотки в зубы и пиздуй намываться. Меня заебало это всё, ясно? И ты тоже. Шагай давай.
Старший сорвался с места, направляясь в свою комнату. Он ещё кучу гадостей наговорил бы ей, но вовремя сдержался, сжав всю волю в кулаке. Ему и правда надоело наблюдать за депрессивным месивом в лице его сестры, какие-то шаги навстречу были сделаны, осталось только сделать выбор, делать ли шаги ей в ответ.
И Лере не хотелось с этим мириться. Не хотелось это слушать и ощущать. Она бы определенно захлопнула дверь перед его носом, но смиренно вернулась в свою комнату. К тому же старший действительно был прав — лёгкий душ не помешал бы. Подхватив свежую одежду, Лера молча направилась в ванную комнату.
Мысли как-то смешались в одну кашицу. Перед глазами всё плыло от усталости и слабости, а голова резко закружилась от смены обстановки. Лера скинула одежду на пол и присела на корточки рядом. Из кармана торчала полупустая коробка с таблетками, соблазнительно заманивая. Она подцепила одну пластинку, зажав между указательным и средним пальцем, пристально рассматривая со всех сторон. Инструкция и рецепт для слабаков.
— Интересно, чем же ты питаешься, братец, — озадаченно хмыкнула девушка, пожав плечами и покрутив между пальцев пластинку. — Точнее, чем себя травишь. Хах, придурок.
Она закинула таблетку. Затем ещё, ещё и ещё. Они с трудом сползали по горлу вниз, неприятно царапая стенки изнутри. Лера даже не запивала, всухомятку пожирая неизвестные лекарства. И казалось так хорошо и плохо одновременно, что ничего уже и не хотелось. Только лечь пластом на холодную плитку, закрыть глаза и погрузиться в беспробудный сон.
Реакция последовала не сразу. Сначала картинка задвоилась в глазах, вызывая ещё большее головокружение. Следом тело ослабло, мышцы сокращались медленнее, отчего кровь в жилах буквально стыла и начались лёгкие судороги. Слабость украдкой ползла по ногам, Лера поддалась аффекту, опускаясь всем телом на пол. Всё кружилось и вертелось, словно она витала в облаках. Где-то там, а не здесь. Далеко-далеко. Звуки извне становились раскатистым эхом в ушах, как будто Леру окунули головой в ведро с водой или к уху приложили большую ракушку с моря. Затем она почувствовала на губах горьковатый привкус, после чего изо рта прыснула белая пена, медленно сползая по подбородку.
Тут-то Лера и застыла, испугавшись. Она широко распахнула глаза, учащенно дыша, но давилась этой чертовой пеной. Пару минут и передоз. Если не прочистить желудок, то ядовитая доза лекарства пагубно скажется на всём организме и финал — летальный исход. Лера передумала, тут же, в последнюю секунду. Ей не на шутку стало страшно вот так мучительно избавиться от самой себя. Что-то внутри все-таки боролось за неё. Страх. Он бил во все колокола, отзываясь звоном в сердце, что пора закругляться.
Она же этого хотела. Думала последние дни только об одном и в один момент просто отказалась. Да потому что мозг ещё функционировал, вдалбливая ей, наивной дуре, что пора прекращать страдать хуйней. Именно эти слова старшего трепетали в голове, становясь громче и громче, пока Лера обреченно не взвыла, переворачиваясь на бок и выплевывая скопившуюся жижу изо рта. Пена затекала под щеку, оседая липким слоем на покрасневшей коже. Нужно что-то делать, здесь и сейчас.
Желудок болезненно скрутило, а к горлу подступил ком, вызывая лёгкое удушье. Лера билась в истерике, роняя горячие слёзы, но стискивая рот рукой, лишь бы не сбежались на шум. Пришлось вызвать тошноту, чтобы вывести из себя эту отраву. Чтобы немного облегчить эти мучения. Она просто лежала в этой жиже-пене, беспомощно барахтаясь, словно выброшенная на сушу рыба.
— Чудик, блять!
Даня в эту же минуту ворвался в ванную комнату, рывком поднимая сестру и злостно встряхивая. На его лице читались злость и отвращение. Ведь смотреть на Леру было больно и противно: лохматая, заблеванная, с красными от слёз глазами и в этой дурацкой майке в клетку. Умирающий на руках
его чудик, за которого он пару минут назад был готов порвать каждого, кто его обидит. А сейчас ему хотелось порвать её, а ещё всечь оздоровительный пинок для скорости работы мозга. Сестра выглядела так жалко и беспомощно, а Даня просто стоял и держал её за шкирку, заглядывая в эти пустые зареванные глаза.
— Блядина тупорылая, — не удержался он и толкнул её в душевую кабину. Она не смогла сохранить равновесие, приземлившись на задницу и ударом свалив пару шампуней с полок, — мозги совсем отшибло или чё? Включила жертву, блять, и понеслась. Ты думаешь, тебя все кинутся жалеть и утешать? Сколько можно пиздострадать изо дня в день? Твои выкидоны мне уже поперёк горла сидят, думаешь я не устал? Не заебался? А меня тебе не жалко? Ахуела? Чего молчишь, а? Тварь.
— Замолчи, пожалуйста, — жалобно шептала Лера, умоляюще смотря на него, так боязно и украдко, отчего тут же зажмурилась, — ты сейчас лучше не сделаешь никому…
— Форточку прикрой, — рявкнул старший, дернув душевой шланг и врубив на полную мощность воду, — ты уже всё сама сделала и сказала. Чудик, я думал, хоть у тебя мозг вырос с годами. А у тебя там пустота походу. Бесишь. Помолчи лучше.
Даня направил напор на неё, смывая всё то, в чём она обвалялась. Мутная вода собиралась в ногах, медленно уползая в водосток. И стало так невыносимо больно и стыдно, что хотелось снова и снова разрыдаться, как маленький ребёнок, такой наивный и жалкий. Лучшая защита, когда тебе лет пять-шесть. А Лере уже было семнадцать. Так мало, но в тоже время уже много…
Она давно не видела брата таким злым. Даня чаще всего сдерживал порывы в себе, молча отступая. А сейчас в нём скреблось десяток чёрных кошек, шипением оседая на искусанных губах. Зверел, рычал, кусался и царапался. Он и правда устал. От этой жизни, от родителей, от сестры. От всего, о чём молчал слишком-слишком долго и теперь низвергал желчью на Леру, которая просто оказалась под разгоряченной рукой.
Пока вода продолжала хлестать по голове и плечам, Даня на корточках отмывал пол и бросал злостный, разочарованный взгляд на сестру. Что-то в нём не до конца вышло наружу. Словно это что-то мешало агрессии выйти до конца, чтобы сокрушительно свалить с ног жертву. Медленно остывал, слабел и с прежним равнодушием отмывал плитку. До приезда родителей следов преступления не должно остаться.
— Рыпнешься — сам лично тебя ушатаю, — на последок кинул старший, показательно швырнув тряпку в ведро, — когда-нибудь тебя отпиздят до отказа двигателя в твоей башке, сечёшь? Мерзость.
— Ненавижу тебя…
— Взаимно, чудик.
Даня вытащил сестру из душевой кабины и понёс её на руках в комнату. Поскольку пришлось принимать ванну в одежде, нужно было переодеться, а Лера явно была не в состоянии, чтобы самостоятельно с этим справиться. Пришлось повозиться, чтобы перебороть все сопротивление, прежде чем девушка осталась в одном нижнем белье.
— Не трогай! — взвизгнула Лера, продолжая махать руками и отталкивая старшего. Била, царапала, через всю слабость оказывала последнее сопротивление. Её на мгновение опрокинуло в тот самый роковой момент, а тело обдало жаром в страхе, по коже побежали мурашки. — Убери руки, сволочь!
— Да тише ты, чудик, — несмотря на всю злость, он осторожно пытался переодеть сестру, протягивая сухое нижнее бельё, но та швырнула его куда подальше, продолжая драться, — ебанутая, угомонись уже! Я ничего плохого не сделаю…
Минута. Звонкая пощечина. И тишина. Даня от удара повернул голову в сторону, застыв от неожиданно. Лера с опаской наблюдала за ним, прикрывая свою грудь и тяжело дыша. Она уже готовилась к тому, что последует ответный удар или новая порция унижения, всё что угодно, что селилось в голове брата. Но он лишь устало прикрыл глаза, выдохнув, после чего снова оглядел девушку, понимающе кивнув. Старший положил белье обратно на кровать, отвернувшись. Ожидал, когда она переоденется, чтобы не смущать. Удивительно, но Лера приняла этот жест, неспешно сменив мокрую одежду на сухую стиранную. Затем в полном молчании Даня помог надеть свежую майку и шорты, после чего уложил сестру на кровать, накинув на неё сверху мягкий плед.
— Ебанутая ты у меня, чудик, — усмехнувшись, прошептал Даня, стоя спиной к ней, не желая больше смущать сестру своим сверлящим взглядом. Хотя она даже так ощущала осуждение, считываемое с его глаз. — бешенная.
— Заткнись и уебывай отсюда.
— Не за что, кстати.
🕸️🕸️🕸️
Удивительно, но последующие дни уходящего лета протекали относительно стабильно, с редкими конфликтными вспышками, но чаще всего разговор сходил на нет. Даня не трогал Леру, а она в свою очередь не донимала его. Старший жил свою жизнь, не возникая и не задевая сестру без повода, а Лера просто готовилась к поступлению в институт, в который её определили родители. Не сказать, что это было лучшим вариантом, но делать нечего, спорить бесполезно и пришлось смириться.
Изо дня в день Лера оттачивала свои знания в английском и немецком, утопая в книгах и конспектах, как было пару месяцев назад. По крайней мере это позволяло хотя бы немного отвлечься от бытовой суеты.
Она любила читать, с начальной школы ещё, книги частенько спасали от внешнего мира, что задавливал своими нерешаемыми проблемами. И тяга к чтению была сильна, Лере всегда хотелось поступить на лингвиста, что-то такое-эдакое было во всём этом. Ведь когда-то смысл хоть в чем-то действительно был, работая как двигательный механизм и мотивация. Да и жить хотелось намного больше, нежели сейчас, когда даже английско-русский словарик не вызывал интереса и желания что-то учить.
А учить надо. Готовиться, как никак, ведь Лера целый месяц просидела на ровном месте, максимум изучая стену напротив себя. И нужно было наверстывать упущенное, чтобы не опозориться хотя бы на новом месте. Впрочем, вливаться в новый коллектив не было ни желания, ни сил. Только если для галочки, чтобы избежать ненужных проблем. Злые люди есть везде и этого не избежать, поэтому придется смириться с этим фактом, опуская на всё глаза. Она же не отношения идёт
строить выяснять.
Дни шли, книжки отлетали, а на душе всё также было неспокойно.
Тревожно. Даже и учиться не хотелось вовсе. Но если и тут Лера начнет возникать и высказывать своё недовольство, по голове за это её не погладят. Разве что отвесят подзатыльник и погонят ссаным веником по всему подъезду. А она так устала от всего этого.
— Ученица наша, — насмешливо добавил Даня, докуривая последнюю сигарету, — сказани че-нибудь на своём инглише.
— Ой, завались, — Лера записывала в тетрадь новые слова, которые ранее не знала, и сверху карандашом подписывала на русском как они произносятся, проговаривая под нос по несколько раз, — тоже мне умник нашёлся.
— А ты мне тут давай не возникай. Учи сиди. Глядишь, из тебя че-то, да выйдет.
И ей хотелось бросить этот словарь прямо ему в лицо, но знала, что если книга полетит в ответ, то удар окажется сильный и болезненный. Поэтому Лера натянула издевательскую улыбку и снова уткнулась в книгу, игнорируя колкости брата. Хоть он и казался полным мудаком, который буллил сестру, но другим издеваться над ней не позволял, что казалось таким абсурдным, но по-своему заботливым, уже и не так обидно. Даня же любил её все-таки.
Любил ведь?
— Стремно первого числа туда идти. Так не хочется, — Лера закрыла словарь и все записи, уткнувшись лбом в стол, — дерьмо.
— Не кисни, чудик. Все еще будет. Надо будет за твоё поступление выпить слегка.
— Слегка или как всегда в мясо, что у тебя потом память отшибло, — украдкой напомнила она, тихо усмехнувшись себе под нос, за что получила легкий, беззлобный подзатыльник, — да эй! Хорош! Че, правда глаз режет?
— Будто ты выпить не хочешь? Да брось, че ты как первоклашка. Посидим, попиздим, может всё наладится.
— Звучит прикольно.
А потом Лера поступила. Местный универ, новые люди и новые проблемы. Можно было радоваться такой возможности — получать высшее образование, но почему-то этот факт только сильнее удручал.
Преподаватель попался не из лучших — очередной мразотный, прогнившый человек с консервативными взглядами на жизнь и скверным характером. Лере она сразу не понравилась, та вызывала лишь раздражение и отвращение. Ненависть оказалась взаимной в самый первый день их знакомства.
— Валерия, выглядите не очень. Сразу видно, что из неблагополучной семьи, не удивительно, — женщина осмотрела своим скептическим взглядом, оценивая свою студентку. Очевидно, что на сессии она ещё просто завалит и даже на пересдачу не пустит. Сука, проще говоря, — надеюсь, мои пары вы пропускать не будете, если не хотите ещё больше испортить свою репутацию.
— Если только вашу, — злостно усмехнулась Лера, подмигнув ей в ответ. Лицо препода нужно было видеть в этот момент. Оно тут же вспыхнуло от возмущения, а взгляд становился ещё более недоброжелательным. Вот и познакомились.
— Остроумно, — как ни в чём не бывало улыбнулся преподаватель, нервно скрестив руки на груди, — ещё проверим ваши знания на занятиях.
Первый день прошёл отвратительно. Лера покинула университет в ужасном, подавленном настроении, словно эта грымза высосала все её силы. Хотелось ей начистить самодовольное лицо, да только проблем собирать по карманам не хотелось, хотя бы в первые дни на новом месте. Нужно подождать определенного момента, чтобы удар по самооценке оказался болезненным. Очень болезненным.
— Круто ты её осадила, — послышался голос со спины, и Лера от неожиданности оглянулась, окинув хмурым взглядом незнакомца, — воу-воу, остынь. Не ссы, я не буду докапываться до тебя. Меня, кстати, Вероника зовут. Но можно просто Ника.
Ника. Она бросилась в глаза ослепительной вспышкой, надолго отпечатавшись в памяти. Невысокая девушка с ярко-ярко голубыми длинными волосами, пышными ресницами, белоснежной улыбкой и в этом до ужаса коротком обтягивающем платье. Лера понимала, что бесстыдно пялилась на неё, внимательно осматривая с ног до головы. Эта девушка казалась такой необычной и выделяющейся. Пошло накрашенные губы чёрной помадой, броский макияж, а язык, чёрт возьми, был проколот. Неформалка, значит. Выглядела дорого-богато. Это и зацепило сразу.
— Лера, — хмыкнула она в ответ, наконец-то оторвав взгляд от длины платья, — зачётно выглядишь.
— Спасибо, — хихикнула девушка, улыбнувшись во все тридцать два зуба, — ты тоже ничё так.
Она ей понравилась. Неужели у неё будет настоящая подруга, которая не будет издеваться на ней и действовать на нервы? Лере действительно не верилось в это. Но, кажется, внутри что-то зажглось в удовлетворении, приятным теплом расползаясь по всему телу. Они точно подружатся.
Лера в этот же день позвала новую подругу к себе в гости, зная, что родители уходили в ночную смену и точно дома присутствовать не будут. Вообще, она никогда никого к себе домой не звала, поскольку знала наперёд слова и реакцию своей матери. Если отцу было глубоко плевать, кого притащит дочь, то мать поднимет весь дом на уши, еще и всечет за то, что непонятно кого тащят в их квартиру. Поэтому на душе отлегло.
Старший даже против не был. Втроём выпивать было даже веселее. Он как всегда стащил из отцовских запасов бутылку хорошего виски, демонстративно поставив на кухонный стол, словно чувствовал гордость за содеянное. Даня вытащил из тумбочки коробку с рюмками и красиво расставил вокруг бутылки. Лера тогда заливалась смехом, насколько это со стороны забавно выглядело, а брат представлял из себя бармена, замешивая малиновый компот с алкоголем.
Ближе к вечеру и Ника подъехала, тиская подругу в объятиях, как будто они были давно знакомы. Она была очень тактильным человеком, всегда лезла со своими обнимашками, чего Лера в свою очередь терпеть не могла. Все эти телячьи нежности вызывали тошноту. Но против объятий Ники она не выступала, хоть и неохотно на них отвечала. Старший, смотря на всё это, ловил с них приколы, бросая иногда шутки про подруг-лесбиянок, за что получал пинки от сестры. Они только познакомились, а этот чудак уже сводил их, как парочку. И если Ника смущенно отмахивалась, то Лера стреляла злобным взглядом, буквально приказывая прекратить. И он тут же успокаивался, хоть ненадолго.
— Ну че, рассказывайте, как прошёл первый день в этой шараге?
— Залупа это, но пойдет, — ответила Лера, опрокинув в себя первую рюмку и тут же запив из кружки компотом, — бывало и хуже, прорвемся.
— Учитель так себе, мразота какая-то, — добавила Ника, не отставая от своих товарищей и вливая в себя намешанный алкогольный напиток, — по-любому нас завалит, дай ей волю. Автомата нам не видать уж точно.
— Да я нагну эту шмаль, если она попробует поставить незачет. Вывела меня сегодня, но не надолго её хватило, сдалась быстро.
Они пили и шутили. Шутили и пили. Даня без стеснения закуривал прямо за столом и сбрасывал пепел в горшок с цветком, который и так еле-еле жил в таких условиях. Старший пару раз пытался предложить составить ему компанию, но согласилась только Ника, прикурив от его сигареты. Они дымили как паровозы, отчего Лера периодически откашливалась. Ей не нравился аромат жженого табака, но пришлось мириться с этим, лишь открыв форточку для проветривания.
В какой-то момент разговор становился эхом, и Леры смотрела только на свою подругу. Разглядывала, изучала, любовалась. Она была такой красивой, позитивной и милой, никак не вязался её образ с этим звонким смехом, когда старший снова пытался шутить и придумывать анекдоты. Ника казалась совсем другой, такой живой и счастливой, что эта энергия напитывала Леру на таком близком расстоянии.
— Лерочка, ты такая классная, — разогнавшись на коктейлях, протянула Ника, снова подползая со своими объятиями, — такая красивая, почему до сих пор без жениха?
— А нахуй он нужен? — непонимающе отозвалась она, замерев в чужих руках, — мне и так хорошо.
— Ну как же, мужчины же такие… Ну такие. Бля, ты серьезно не трахалась до сих пор ни с кем? Хоть бы на брате попробовала, не знаю…
Кажется, в этот момент Даня подавился новой порцией виски, откашливаясь и стуча себе по груди. Они забыли, что он сидел вместе с ними и прекрасно всё слышал, но это, видимо, мало кого волновало. И казалось, что Ника говорила это всерьёз, но она тут же залилась тем же звонким смехом, сведя всё в шутку.
— Видела бы ты своё лицо. Лерочка, не беспокойся. Шучу я. Все мужики козлы, — в этот момент старший снова хотел возмутиться, но удержался, — бабы и без них могут с этим справиться. Смекаешь?
Но Лера молчала. Она смотрела на подругу в упор, не различая где шутка, а где та говорила на полном серьёзе. Тот факт, что Ника была пьяна, сглаживал углы, но даже что-то неприятное отдалённо оседало осадком. Можно было посмеяться за компанию, можно было подыграть и улыбнуться. Но она молча сидела и смотрела на неё, как на умалишенную, пока Ника нежилась в этих объятиях.
— Сразу видно, кому больше не наливать, — отшутился Даня, заметив помутневший взгляд сестры. Он прекрасно понимал, как эти слова-шутки колко задевали за душу, но Лере не хотелось ничего говорить, чтобы не спугнуть от себя нового человека. Терпила.
«И я бы ей всекла в этот же момент. Но почему-то рука не поднялась. Понравилась она мне очень».
