***
Вечером после первой торжественной линейки, они с девочками устало разошлись по комнатам. День выдался насыщенным, а его завершение, которое заставило всех тревожно поджать хвосты и надеяться на благосклонность преподавателей, окончательно забрало все силы. Варя полностью разделяла настроение одноклассниц и хотела поскорее снять форму, умыться и лечь спать. Присев на кровать, Красных ощущает непреодолимое желание провалиться в сон прямо сейчас. Вокруг мельтешат фигуры девочек. Они тихо переговариваются между собой, но Варя слышит все будто через сотню слоев ваты. Чтобы как-то взбодриться, она шлепает себя по щекам и быстро растирает кожу, до легкого покраснения. — Тяжелый денёчек, — неожиданно раздается голос совсем рядом и Варя тут же распахивает глаза. Перед ней стоит Кира, которая уже переоделась в пижамные штаны и большую футболку. Она сняла полотенце с плеча и закинула его на свою кровать, неопределённо смотря на то, как суетятся девочки по комнате, раскладывая вещи по шкафам. Варя не понимает, было ли это адресовано кому-то, конкретно ей или это просто мысли вслух, поэтому просто тяжело вздыхает, словно в подтверждение чужих слов. Конечно, в отличие от остальных девочек, у Вари вчера всё прошло довольно скучно. Она просто курила, выпила немного сидра, чтобы пережить тот ужас на вечеринке. Однако эмоционально она полностью истощена, как и все. Слушая частички чужих историй и видя реакцию девочек на них, Варвара просто не могла не пропустить их через себя. Возможно, она ни с кем больше двух слов и не обмолвилась, но видя и слыша чужую боль, чисто по-человечески сопереживала. Медведева плюхается на край своей постели, чтобы слабо пихнуть Варю в плечо. Та удивленно поднимает глаза, не веря, что обращаются к ней. — Ты не обессудь, не в адеквате все были, заплыли. Не то, что тебя – себя, блять, забыли. Её голос сломался окончательно и походил на скрежет металла. Припоминая, с каким надрывом та кричала на испытаниях, это неудивительно. Она отворачивает голову, прокашливается и снова смотрит на Красных, истощенно улыбаясь. Варя не верит в такое счастье. К ней впервые кто-то обратился сам, да ещё и с подобием извинений. Губы сами растягиваются в ответную милость, говоря заученное: — Я привыкла, всё нормально. Однако Кире такой ответ кажется не нравится. Улыбка сдувается, брови заломываются, что непроизвольно заставляет Варю прикусить язык и сжать руки в кулаки. — Отвыкай, — в приказном тоне говорит девушка, но увидев настороженность в чужом лице, усмехается. — Блять, да выдохни ты. Давай знакомиться ещё раз. Я Кира. Протянутая рука даёт понять, что те слова были не проявлением враждебности, а лишь попыткой развеять досаду за первое знакомство. Красных набирается духу и решает ответить: — Ты просто опять забыла, как меня зовут, да? На церемонии награждения к девушке обратились раза три точно и она надеялась, что хоть кто-то запомнил. Но видимо её неприглядность выше, чем ей до этого казалось. От этого вдвойне обидно, но виду старается не подавать. — Знаю, — уверено тут же звучит ответ. Варвара улавливает ложь и с ожиданием выгибает вопросительно бровь. Что ж, любопытно, проверить. Кира смотрит в чёрные глаза Вари, будто пытаясь в них найти подсказку или малейший намек, но тщетно. Не желая так легко сдаваться, она решает сказать тупо: — Малышка? — на что Красных закатывает глаза, крутя головой в стороны, вынуждая Киру принять поражение и подняв руки признаться. — Ладно, виновата. — Забыли, — шутливо отмахивается Варя. Кира громко хмыкает, чеша нос. Посмеяться над ситуацией это хорошо, такой подход она одобряет, хоть и не без неловкости за такой провал в памяти. — Варя, — пожимает она, наконец, протянутую руку Киры. Её ладонь оказывается чуть больше, да и рукопожатие крепче обычного. Нарочная ли это демонстрация силы или просто старая привычка пока неясно, но Красных хочется надеяться на второе. — Забавная ты, Варвара. Ты не бойся говорить, а то опять забуду. Совет дельный, хоть и сказанный шутейно. Варя бы и рада подтянуться ко всем, знает, что может с легкостью влиться в коллектив, но страх, что как только покажет себя, снова окажется оскорбленной и опозоренной, пока заставляет держаться особняком. Это простая инструкция для выживания: не выставлять напоказ слабостей, держать общего мнения, не выделяться. Варя понимает, что здесь придётся перебарывать эти привычки, оголять душу и копаться в куче дерьма прошлого, чтобы, наконец, суметь принять себя и вступить в новую, нормальную жизнь. В ту, где не нужно скрываться, убегать от себя и видеть в каждом человеке угрозу.***
Первая учебная неделя начинается по-настоящему провокационно. С самого утра, девочки просыпаются от громких криков, похожих, как предположила Лиза, на котов. Но Варя четко слышит детский плач и спросонья, не разбираясь в ситуации, бежит самой первой вниз, пока девочки с недоумением смотрят ей вслед. Разумеется, отправляя анкету на участие в проекте, Варя смутно имела представление, благодаря заявлениям бывших участниц, что испытания будут морально тяжёлым и пощады не стоит ждать даже в первый день. Красных не верила, пока с другими девочками не оказалась во дворе, где стоят люльки с куклами младенцев. И видя, какую реакцию вызывает простая игрушка, ей было страшно искать предназначенную для неё. Каждая кроватка отличается от других такими элементами как порванная одежда или её отсутствие, нарисованные побои, испачканные руки. После недолгих поисков, Варя находит свою куклу, которая привлекает внимание других её одноклассниц. Представить, что их заинтересовало сложно и желая встретиться с подготовленным ужасно, она немедля подступает к невинной колыбели. В её люльке лежат две куклы и бирка с надписью: Варвара Красных. Дата рождения: 14. 04. 1998. Никогда не знала детства. Спросить что-то никто не осмеливается, лишь пожимая плечами расходятся. Зато когда к ним выходит психолог, и они начинают обсуждать впечатления от увиденного, все довольно внимательно прислушиваются к Варе, когда до неё доходит очередь. — Варя, почему у тебя в кроватке две куклы? — спрашивает Любовь Розенберг, приглаживая свою юбку. Спутать детские крики с чем-то другим Варя не могла, после того как буквально вырастила младшую сестру. Сегодня утром ноги сами понесли её к источнику детских рыданий, что можно назвать давней привычкой. Красных прижимает к себе тех самых кукол, говоря просто: — Одна из них это я, а та, что поменьше, моя сестра Василиса. Это было менее пугающе, чем то, что попалось другим девочкам. Она всего лишь стала родителем сестре при живой матери. Их хотя бы не били, не насиловали и не заставляли побираться по улицам. Они есть друг у друга, это главное. Им никто больше и не нужен. — Что это значит? Что было на твоей бирке? — Никогда не знала детства, — цитирует Варя. — Когда Васе исполнилось полгода, я стала ухаживать за ней, кормить там, пеленать, стирать. — Какая у вас разница в возрасте? — Пять лет. — А почему за таким маленьким ребёнком присматривал другой такой же ребенок? Где была ваша мать? — У нас была неплохая семья до какого-то времени, хотя я смутно это помню. Потом мама забеременела второй раз, папа нас бросил. Маме было тяжело одной, а когда родилась Вася, она ушла в депрессию. Ей уже не нужна была ни я, ни Вася. Делиться таким Красных не желала. Ни к чему обременять других своими проблемами. Чувствуя на себе взгляды одноклассниц, становилось ещё более не по себе. Казалось они как хищники, увидевшие слабого зверька, вот-вот накинуться и выпотрошат. Не давая шанса показаться себя уязвимой, девушка, заикаясь, принялась добавлять: — Н-но у нас все было хорошо, это не страшно. — Пятилетний ребенок взгромождает на себя взрослые обязанности по уходу за младенцем, — строго произносит психолог. — Что же тут хорошего? — Я люблю сестру! — вступается Варя, повышая интонацию. — Мы говорим сейчас о твоих чувствах к родителям, — но Розенберг не отпускает, продолжая наседать. Её когти уже вцепились в тушку Вари и грозят добрать до самого сердца. — О вас больше некому было позаботиться? — У нас есть бабушка с дедушкой, но они не могли нас забрать. — Почему? — Варя вся скукоживается от такого пронзительного тона. Он впивается всё сильнее, заставлял слёзы стекать по горящим щекам. — Почему, Варя? — Я не знаю! — не сдерживаясь, выкрикивает девушка и сгорбившись, прячет заплаканное лицо в подоле юбки. Причина проста — они никому не нужны, ни тогда, ни сейчас. Как-то, уже будучи старше, Варвара услышала от бабушки: тот кто родил, тот и должен воспитывать. «Скажи спасибо, что мы деньги вам даем» — подытожил дедушка. Да, в их семье не отличались любовью к детям и ни о каком внимании и поддержке вовсе не слышали, кажется. Маленькой Варе приходилось обучаться таким сложным вещам как готовка и уборка, взваливая на хрупкие детские плечи целое хозяйство по дому. Слезы душат, больше продолжать она не хочет. Больно от воспоминаний, от того, что пришлось пережить. Она взрастила сестру ценой собственного детства, с малых лет возлагая на себя ответственность сразу за двоих. Не видя теплоты в глазах окружающих, Варя поняла, что рассчитывать можно только на себя. Наверное, с тех пор на подкорке мозга закрепилось — люди это угроза, опасность, беда. Никакой помощи и сочувствия, лишь потребительское отношение, втаптывание в грязь и непринятие. — Какого тебе было? — безжалостно продолжает давить на больное Любовь. Красных только сильнее скулит, рыдая и обнимая себя за колени. В голове только и вертится — все смотря на тебя жалкую и зарёванную, все знаю твои страхи и слабости. Девочки по обе стороны от неё, видя, как на Варю накатывает истерика, пытаются подбодрить, но та так сильно плачет, что даже не слышит их. Тогда, чьи-то ладони, холодные и большие, скользят по её рукам, переплетая пальцы и разгоняя по спине мурашки. — Поделись той хуйней, станет легче, — нашептывает ей голос Киры, поглаживая одной рукой по спине. Для той, кто сама с собой не в ладах, успокоить кого-то другого довольно тяжело, но Кира пытается. Ей близка та боль по матери, которой не было никогда рядом. Которая всячески обижала, а потом снова бросала. Она в отличие от Вари, единственный ребенок и, несмотря на все поступки матери, всегда отвечала за себя одна. Однако это не уменьшает её гнева и обиды на таких беспечных и чёрствых тварей. — Вытащи этот пиздец из себя, — с другой стороны Кристина, сжимает её плечо, призывая к действию. Надрывной плач Вари проник в душу даже державшейся до того отстраненной Захаровой и ей захотелось поддержать человека в таком состоянии. Приходится приложить колоссальные усилия, чтобы поднять голову и расплывчатым взглядом встретиться снова с окружающими. Но чувствуя цепкие пальцы, поглаживающие её костяшки, становится не так страшно. Как минимум двое прониклись её историей и пожалели. Как максимум, она сама выбрала этот путь, знала, что придется ковыряться в себе, вспоминая прошлое. — Было тяжело, — всхлипывает Красных, сжимая чужую ладонь в своей. — Так тяжело, что ни проходило и дня, чтобы я не думала о смерти. Бывало нас не навещали по несколько дней и приходилось есть только хлеб, потому что газом я не умела пользоваться, — задыхаясь от слёз, она вздрагивает всем телом, с трудом продолжая говорить. — Всем было плевать на нас, на то, что маленькие дети одни в квартире, на пятом этаже! Мне было страшно купать сестру, потому что я могла её утопить! — Как ты с этим справлялась? — Я продолжала стараться ради сестры, — утирая слезы. — Ей нужна была забота, уход, любовь. — Как и тебе, — Варя чувствует, как рука Киры перемещается на плечи, приобнимая её. Такие слова вызывали отторжение, желание сбросить чужую руку. Она все делила с сестрой, а порой отдавала без остатка. Не привыкла Варя думать о себе, о своих нуждах. Все для сестры, последний кусок хлеба, последние капли любви. — Кира права, — смягчается Розенберг, видимо удовлетворенная тем, что Варя все же высказалась. — Тебе тоже нужны родители, тоже нужна их любовь и забота. Я понимаю, ты привыкла в первую очередь думать о сестре, но нельзя забывать о себе. Ты достойна большего. Вы все достойны. Найти себя, научиться слышать собственные желания — это то, зачем пришла Красных. Понять, кто она без сестры, без роли «матери» для неё. — Что стало происходить с твоей жизнью потом? Эмоции немного поутихли, твердость в голосе стала возвращаться, но поглаживания по спине не прекратились. И Варя этому рада. Все то время, что из неё вырываются слёзы и горькие слова о детстве, размеренные движения рукой успокаивают. Показывают, что её слушают, что все слова не в пустоту. Что она не одна. Возможно впервые в жизни, есть человек, который может разделить с ней горе, кроме Василисы. — Я часто пропускала школу, потому что некому было сидеть с Васей. Вместо уроков готовила супы, убиралась, ходила на подработку, чтобы бабушка не упрекала за наше обеспечение. Когда Вася пошла в школу, стало легче. Я стала готовиться к поступлению в колледж. Но тогда мама снова заявилась в нашу жизнь и все сломалось. Стали жить вместе. Начались унижения и полное обесценивание всех моих трудов. Не в силах вытерпеть, я уходила из дома, искала работу, чтобы съехать, потому что чувствовала себя все больше ёбаным ничтожеством, мусором. Выпустилась из шараги, а потом начались тусовки, перебои в работе и конечной точкой стала судимость. Упоминание обвинительного приговора, заставило многих даже податься вперёд, сидя на стуле, чтобы ещё раз взглянуть на неё, оценить, похожа ли на преступницу. — За что ты привлекалась? — Двести двадцать восьмая статья, — шмыгнула девушка носом. — Хранение наркотических веществ. Обошлось условкой. Вот и раскрылась самая страшная тайна, которую Варя сумела скрыть даже от сестры. Оторвавшись от семьи, она потерялась в мире, потеряла смысл существования. И все это зашло так далеко, что она чуть было не села в тюрьму. Это напугало, как следует, чтобы Варя решилась на радикальные изменения. — Я верю, что все поправимо, Варя, — приободряет Любовь. — Сегодня ты сделала большой шаг, поделилась сокровенным, признала факт проблемы. Это твое начало изменений, у тебя всё впереди, у вас у всех, девчонки. Я верю в вас, и вы верьте в себя. Наставление возымело свое действие, многие вздохнули с облегчением, услышав простые, но такие важные слова. Варя почувствовала, как в районе груди исчезает тяжесть, и дышать становится легче. Это отличалось от тех моментов, когда она проговаривала это про себя. Здесь собрались люди с похожими судьбами, травмированные и разбитые, но с большим желанием круто измениться. Они поняли, о чем говорит Варя, каждая хотя бы раз ощущала нечто похожее, поэтому чувство, что тебя не просто выслушали, а ещё и поняли, разделили ту жгучую боль, творила по-настоящему чудеса. «Всё не зря, — убеждает она себя, утирая указательными пальцами слезы под глазами, — Стало и правда немного легче». — Давайте сделаем небольшой перерыв и продолжим, — предлагает Любовь, видя красные лица некоторых девушек. Им действительно следует успокоиться, выпить воды и дать слезам отступить. — Красотка, что не замолчала, — тряхнула Кристина Варю одной рукой, а другой, поправляя свою кепку. Грубовато в своей манере, но сказано искренне, поэтому девушка в ответ бегло пропустила усмешку. — Отпустило? — спрашивает несколько обеспокоено Кира. Она видит, как Варю все ещё потрясывает, как не отступает краснота у глаз. — Ага, — дрожащим голосом отзывается Красных, снова шмыгая носом. Медленно, но тиски прошлого разжимают свою хватку, а рыдания прекращаются. — Вот и славно, — похлопывает несильно по раскрытой ладони Вари, — Пошли умываться, а то сопли ручьем, ещё форму замараешь, — поднимаясь с места, девушка протягивает ей руки. Боже, Варя и не догадывалась об испорченном внешнем виде, пока Кира не напомнила. Это ужасно, особенно если плачешь долго и натужно, что даже потеешь от разрывающей боли рвущейся наружу. А потом на раскрасневшемся лице выходит все и слезы, и сопли и слюни. Наспех утирая лицо рукавом рубашки, Варя поднимается следом и её тут же подхватывают под руку, таща в дом. Накрыло её не хило, учитывая как быстро затеряли мысли о диких зверях вокруг, об их желании загрызть за проявленную слабость. Образ тех варваров на вечеринки ещё не исчез из памяти, но стало понятно, почему они так поступали. Каждый топил свое горе по-разному. Вот сама Варя вообще не привыкла показывать слезы, предпочитая это делать только за закрытыми дверьми в полном одиночестве. Это первый опыт групповой терапии и он был… не так ужасен, как казалось в начале. Проводив её до уборной, Кира не уходит, а присаживается на край ванны. Наблюдает, как Варя склонилась над раковиной, омывает лицо холодной водой. Ещё раз и ещё, и ещё. — Хуево тебе пришлось, — заговаривает она, потупляя взгляд в пол. — Ты её ненавидишь? — Кого? — растирая воду по лицу, Варя вздрагивает от неожиданного, но приятного холода. — Мать, кого ж ещё блять, — дергает плечами Медведева. — Не знаю. Ненавидела, наверное, до момента, пока она не вернулась. А потом увидела, как Вася обрадовалась, и все чувства пропали. — Ты тип её простила? Из-за сестры? — Слушай, — раздраженно вздыхает Красных. — Если продолжим разговор, я опять разноюсь. Мне уже достаточно, — чуть тише добавляет она, побаиваясь. Уж как-то грубо вышло в начале. Но на Киру это подействовало совершенно нормально. Честно, она не ожидала, что Варя сможет отстоять себя. Первый день Кира помнит не особо хорошо, но может сказать точно, что все время Варя оставалась в стороне от всей той вакханалии, что происходила тогда. Она казалась даже спокойнее и равнодушнее Лизы, но внезапное откровение на уроке заставило засомневаться. Что-то Кире подсказывает, что Варя не та, кем кажется на первый взгляд. Она скрывается, но это не лицемерие, а скорее защитная реакция. Это очень знакомо. Каждая из девчонок не до конца правдива, потому что жизнь научила надёжно скрывать все чуткое и нежное за стенкой суровости и отстранённости. — Хуйня вопрос, — разводит руками Кира, вставая. — Нарочно ковырять не стану, но ты знай, что если хочется, можешь со мной перетереть. Ладно? Кира слабо, даже лениво улыбается, внимательно вглядываясь в растерянное лицо девушки. — Ладно, — тёмная каёмка ресниц Вари легко подрагивает, смотря в карие глаза напротив. Зрительный контакт затягивается и, смутившись, она первая отводит взгляд. — Ты тоже всегда можешь поговорить со мной. Если захочешь. Кира трепещет и чувствует, как улыбается её сердце. Поддаваясь порыву, она тянется к Варе, чтобы мягко прочертить большим пальцем по мягкой, ещё влажной щеке. — Условились. Ну, а теперь потопали на второй круг. Сказать, что означал тот жест Киры, Варя затрудняется. Даже глядя глаза в глаза, расшифровать послание носителя она не сумела. Возможно никакой она не эмпат. Но так же возможно, она бежит от очевидного и поверхностного значения столь интимного жеста.