***
Лишь изредка позволяя себя исподлобья взглянуть на Рустема, чтобы никто этого не заметил, Шах Султан шла рядом с младшей сестрой и Гюльфем, пока сам мужчина торопливо шагал прямиком к конюшне, путаясь в собственных мыслях. Две девушки, что были слишком разные во всем, на перебой обсуждали случившиеся, пока Визирь привыкал к такому необычному чувству в груди. Сердце все еще вздрагивало, когда до ушей доносился голос Шах-и-Хубан, но оно в тот же миг успокаивалось, стоило зазвучать голосу рыжеволосой Султанши. Две сестры, но такие разные, заставляющие чувствовать невообразимое. Шах, что всегда холодна и сдержана прямо-таки кипятила его кровь, а взбалмошная Хюррем вселяла умиротворение. Противоположные чувства, что не поддавались логики и это злило Рустема, что привык все держать под контролем. — Госпожи, мы пришли. — прогуливаясь взглядом по деревьям вокруг, произнёс Паша и слегка поклонился. — Спасибо, что проводили, дальше мы сами. — Хюррем, ты ведешь себя так, будто ничего не произошло, но об этом рано или поздно придется поговорить! — не унималась Шах Султан, хотя даже Гюльфем уже прекратила причитать, понимая, что объяснений они сейчас не получат. — Хорошо, сестра, мы поговорим, но дай мне сначала насладиться прогулкой, ладно? — обнимая старшую сестру, Хюррем прикрывает глаза и улыбается, борясь с желанием тут же все рассказать Шах о той радости, что теперь живет в ней. — Когда вернусь, приду к тебе. Шах-и-Хубан хотела сказать что-то, но отвлеклась, когда все же встретилась взглядами с Рустемом. Оставалось лишь кивнуть рыжеволосой и убраться подальше от той тоски, что разрасталась рядом с первой любовью. — Ну? Где же моя лошадь? — торопясь, Хюррем едва ли успевает заметить, как Рустем выставляет руку, перегораживая девушке дорогу, и она припадает к его груди. — Что ты делаешь? — Госпожа, — по-доброму смеется босниец. — Правда думали, что я позволю вам сейчас сесть на лошадь? — А в чем дело? Ты ведь сам предложил моему брату? — Верно, однако, — уже шепчет мужчина. — в вашем положении это совсем нежелательно. — И что же, мы вернёмся во дворец? — грустно вздохнув, Султанша с надеждой посмотрела на мужчину, но воспряла духом, увидев, как он покачал головой. — Скоро карета будет подана, Госпожа. Решили, куда мы отправимся? — Поедем к верфи? Я давно там не была, соскучилась по скалам, Босфору… — Хорошо, — задумчиво протянул Паша, а после серьезно взглянул на Госпожу. — Но вы не отойдете от меня ни на шаг, договорились? Понимая, что переживания мужчины имеют все основания после выходки рыжеволосой, Хюррем лишь кивнула и благодарно улыбнулась, мысленно торопя подъезжающую к ним карету.***
В покоях Валиде Султан повисла напряженная тишина, которую практически можно было разрезать кинжалом. Махидевран, сидя на подушке у ног Хафсы, не осмеливалась что-либо сказать, ибо каждая мышца на лице матери Султана говорила о бесконечном гневе. Лишь Хатидже рискнула прервать раздражающую тишину, взяв родительницу за руку и обратившись к ней. — Валиде, мне кажется, нас стоит обсудить то, что произошло. — Что здесь обсуждать? Эта выскочка Шах с детства сует нос в чужие дела, думает, что ей все позволено. — глядя куда-то перед собой, Хафса изо всех сил пыталась держать голос ровным. — То, что она сказала об отравлении Хюррем, это правда? — игнорируя испуганный взгляд Махидевран, Хатидже все же надеялась услышать от матери отрицательный ответ. Валиде хмыкнула, переводя затуманенный воспоминаниями взгляд на дочь и похлопала ту по ладони. — Не стану скрывать, это правда. Тебе было известно, что это я шантажом выпроводила отсюда Джанет, это лишь детали того, как я смогла убедить эту нахальную девицу. Хатидже нервно сглотнула, чувствуя, как в груди что-то неприятно заныло от осознания того, что ее мать чуть не убила ни в чем неповинного ребёнка. Лишь дальнейшие слова смогли отвлечь девушку от этого. — Я не смогла добиться любви от твоего отца, милая. Времена были тяжелые, я не могла допустить, чтобы у твоего брата появились соперники, а Селим после Джанет перестал принимать наложниц, тратя время на борьбу с Султаном Баязидом, на походы и на Империю. — Валиде, — раздался наконец голос Махидевран. — Все, что вы сделали, было на благо ваших детей, а значит, не имеет значения, каким путем вы достигли результата. — Но что теперь? Брат слышал вашу ссору, слова моей старшей сестры, ему вряд ли все это придется по нраву. — Будет так, как суждено. Доказательств нет ни по тому, ни по другому делу, дочка. К тому же, слово Ибрагима против моего и Махидевран ничего не стоит. — улыбнувшись невестке, что глядела на Валиде с восхищением, женщина подитожила. — Скоро вернётся ваш отец, вот о чем стоит всем думать.***
Сулейман сидел на диване, что располагался на балконе, и смотрел куда-то за горизонт, пока Ибрагим безуспешно пытался понять по голубым глазам Падишаха, о чем тот думает. Мелькнувшие в саду фигуры Шах и Гюльфем отвлекли грека, что, заметив их, быстро сообразил, что все же Хюррем предпочла уехать вместе с Рустемом Пашой. Великий визирь не выдержал накала и облокотился локтями о балюстраду, прикрыв лицо руками. — Тебе так тяжело это все дается, что ты уже не сдерживаешься даже при мне? — с горечью в голосе подметил Сулейман, взглянув на друга. — Простите, Повелитель, я… — выпрямившись, Паргалы повернулся к Падишаху, но голову поднять не смел, хотя тот и так увидел, как из глаз грека слетели две слезы и разбились о каменный пол вместе со всеми его надеждами. — Ты что-то знаешь об отравлении Хюррем в детстве? Она делилась с тобой? — Нет, Государь, я впервые слышу об этом, да и сама Госпожа была не в курсе, почему Джанет Султан так поступила. — Мне сложно поверить в то, что моя мать способна на такое, но я совсем не помню, какой она была тогда, что происходило между ними с матерью Хюррем и моим отцом. — Сулейман вдруг ненадолго замолчал, борясь с эмоциями, что пробудило воспоминание. — Лишь то, как нашел записку на своей подушке в утро, когда пропала Джанет Султан. Она просила меня беречь Хюррем, чего бы мне это не стоило. — Это странно, ведь вы были ребенком, может она хотела что-то этим сказать? — предположил Паргалы, не сомневаясь, что именно Валиде стала причиной тому. — Теперь мы уже вряд ли узнаем, но ее просьбу я должен выполнить, а потому должен разобраться в этом. Узнаю правду, а после, если Валиде и вправду была замешена в таком, то матушка будет лишена своего титула. Ибрагим был обескуражен заявлением Падишаха, хотя и не мог скрыть, что такая перспектива его даже радует, ибо он не переносил эту женщину. Да и, услышав предположение Шах Султан, Паша сам задумался о том, что это все могло быть подстроено именно с подачи Хафсы. — Повелитель, а если то, что сказала Шах-и-Хубан про нашу ситуацию с Хюррем Султан и Хатидже тоже правда? Это могло бы объяснить, почему я совсем ничего не помню. — Ибрагим, — поднявшись с дивана, Сулейман подошел к другу и положил свои ладони на его плечи. — Паргалы Ибрагим, ты же понимаешь, что сегодня я перед всеми объявил о вашей с Хатидже свадьбе? Хюррем чуть не совершила такое, благо Рустем оказался рядом, иначе бы мы все уже носили траур. — Слава Аллаху, что все обошлось. — нервно дернув губами при упоминание бывшего конюха, Паша все же с пониманием относился к словам Сулеймана. — Будь у тебя хотя бы какие-то доказательства, можно было бы найти пути, где все останутся довольны, но, если Хюррем пошла на такое, то что будет с Хатидже? Ты же знаешь ее натуру. — Знаю, но и сердцу приказать не в силах, Повелитель. — не сдерживаясь, Паргалы все же дает волю жидкости, что собралась в уголках его темных глаз. — Хюррем Султан для меня значит слишком много. Если бы сегодня она все же закончила начатое, я бы не раздумывая отправился следом. Любовь к ней окутала мое сердца неразрывными нитями, что больно впиваются в него, когда я вижу Госпожу рядом с Рустемом. Я не вправе все это говорить вам, но больше некому… Сулейман не стал ничего отвечать своему другу, решив, что сегодня слишком много было пережито Визирем, а посему просто обнял его, признавая в собственных мыслях, что ему все это очень хорошо знакомо.***
Слушая шум волн, что разбивались о золотой песок, оседая на нем лишь пеной, Рустем невольно улыбнулся, когда звонкий смех Хюррем переплелся со звуками природы. Сейчас, даже оставаясь в траурном наряде, она была прекрасна, как никогда. Скинув платок, девушка позволила своим рыжим локонам играть с солнечными бликами, а ветру запутывать их так же, как судьба путала людей. Она, словно дитя, подбегала к воде, когда волны были на пике, и отпрыгивала, когда их конец неминуемо приближался. Хюррем казалась Паше такой счастливой сейчас, а потому он неторопливо приближался к ней, ведь разговор был неизбежен. Расстелив покрывало, Рустем опустился на него, все еще не сводя взгляд с Госпожи. Где-то в глубине души просыпалось давно забытое чувство. Это была совесть. Узнай девушка, что изначально он был приставлен к ней за крупную сумму денег, полученных от Валиде, никогда бы не простила его. Сейчас, когда солнце было на пике, мужчина принимал нужные решения под прекрасный смех Султанши. Хюррем казалось, что все проблемы можно выбросить в Босфор и их унесет далеко, за горизонт, хотя здравый смысл и кричал об обратном. Позволив себе каплю расслабиться, девушка приложила ладонь к низу живота и глубоко вздохнула. — Никто не сможет отнять тебя у меня, я тебе обещаю. — прикрыв глаза, прошептала Султанша, а затем повернулась к Визирю, что заботливо доставал что-то из корзины. — Что это, Рустем? — Уезжая, приказал Сюмбюлю быстро собрать что-то для вас, Госпожа. Вы вряд ли сегодня хотя бы касались пищи. — О, перепелки! — с радостью и благодарностью в глазах, Хюррем приземлилась на отведенное ей место и принялась за еду. — Ты не представляешь, как я голодна. Улыбнувшись, бывший конюх решил пока насладиться тишиной и довольным лицом девушки напротив. — А ты почему не ешь? — нахмурилась Хюррем. — Госпожа, я не голоден, это все для вас. — Так, — вытерев ладони платком, рыжеволосая схватила вторую тарелку и начала накладывать туда всего понемногу, не принимая возражений мужчины. — Ты хочешь обидеть меня? Надо подкрепиться, а иначе я тоже не стану есть. — Устоите перед любимыми перепелами? Что-то сомневаюсь. — засмеялся Рустем, за что тут же получил по затылку. — Во-первых, хватит «выкать», мне этого во дворце хватает. — откладывая блюда, Султанша села прямо лицом к мужчине. — Во-вторых, если ты не поешь, то я готова отказаться от всей этой вкуснятины. Ты мой друг, Рустем, а о друзьях я привыкла заботиться. — Хорошо, я готов выполнить ваши, — наигранное покашливание заставило Пашу исправиться. — твои условия, если сначала мы поговорим о том, что сегодня произошло. Отпив воды, Хюррем долгим взглядом посмотрела на боснийца, что теперь опустил голову, чувствуя вину за такую резкость. Но, к его удивлению, Хюррем лишь рухнула головой на песок, уставившись куда-то в небеса. — Это началось в Манисе. Я, знаешь, всегда избегала каких-либо разговорах о чувствах, мне это было неведомо. Я любила отца, брата, сестер, Айше Султан, Гюльфем с Мурадом, да Сюмбюля агу, — хохотнула на последнем имени девушка. — Но это была любовь к семье. У меня не было примера другой любви. Я всегда знала, как отец ценит Айше Султан, Хафсу он скорее уважал за подаренного Шехзаде, не более. Любви в браках сестер тоже не было. Лишь Гюльфем была примером, но и ее рассказов об этом чувстве я лишилась, когда умер мой племянник. Казалось бы, откуда мне знать, что такое любовь? А потом я просто в один вечер вышла на улицу, обожала гулять ночью, за что вечно отчитывал папа, зря, выходит, не слушалась. Рустем бесшумно опустился на песок, придерживая голову рукой, в которой сейчас не было мыслей, всех их он отогнал, дабы не пропустить и слова из рассказа Султанши, из чьих глаз покатились слезинки. Визирь не удержался и, взяв платок, промокнул их, за что получил благодарную улыбку. — Возможно, когда я упала, врезавшись в Ибрагима, ударилась головой и все это лишь последствия. — горько засмеялась девушка. — Разницы нет, как это случилось, но и я теперь знаю, что такое любить, как любил мой отец маму… Ну и плод любви этой ты спас, за что я тебе благодарна буду всю оставшуюся жизнь. — Госпожа, я ничего такого не сделал. — Сделал. Узнай об этом в гареме, то я бы лишилась ребёнка. Решения брата, ошибки и неверность Ибрагима, подлость Хафсы и Хатидже и так уже забрали у меня то, во что я так верила. Ребенка я не отдам им, Рустем. — Именно поэтому я и хотел поговорить с тобой, не просто из любопытства. Беременность не скрыть будет уже через пару месяцев, чем мне помочь вам, как сохранить тебя и твое дитя? — разместившись ближе, Рустем все же опустил голову на песок, но не повернул ее к небу, а продолжил глядеть на Госпожу. — Не знаю, но хочу спросить у тебя, почему ты это делаешь? Почему помогаешь? — Хюррем Султан, я знаю, что моя репутация не красит меня, тем более я ее не отрицаю. Хитрость — это мой инструмент для достижения целей, я не верю в сказки, где у всех все хорошо и все достаётся легко и просто. Но иногда даже у злодеев случаются исключения. — улыбнулся Паша, видя, что и Госпожа не сдержала улыбки. — К тому же и мне разбивали сердце. Мне пришлось стать свидетелем того, как любимая выходит замуж, покидает меня, не проронив и слезы. Разница в наших историях в том, что Ибрагим Паша, возможно, не виноват или сожалеет о сделанном. — И что это за девушка? У вас была взаимность? — Мне казалось, что да, но после узнал, что это был всего лишь спор, мне об этом сестра той девушки поведала. — не без печали вспоминал мужчина. — Подожди… — Хюррем будто бы осенило. — Хатидже как-то ляпнула о том, что Шах Султан поспорила с ней на то, сможет ли она влюбить в себя начинающего конюха, а после уехала с Лютфи Пашой. Визирь прикрыл глаза, жалея о том, что вообще завел об этом разговор, пока Хюррем наоборот округлила свои большие глаза и теперь уже рассматривала лицо бывшего конюха. — Так это был ты? — Я. — еле слышно признался Паша, все еще не открыв глаз. — Рустем, мне очень жаль. — коснувшись тыльной стороной руки колющейся щеки мужчины, Султанша опустила глаза. — Может, все было не так, как ты думаешь? Хатидже могла… — Хюррем Султан, мы здесь не для того, чтобы говорить об этом. Прошло очень много лет, я не хочу к этому возвращаться. — Взяв в свою руку ладонь Госпожи, он поднес ее к своим губам и оставил короткий поцелуй на похолодевших пальцах. Хюррем тут же поднялась с земли, чувствуя, как все тело начинает дрожать, а сердце изнывает от того, что сейчас произошло. Ей хотелось увидеть Ибрагима, хотелось к нему, хотелось, чтобы только он касался ее. Смахнув слезинку, девушка обернулась в платок и с сожалением взглянула на Рустема, что успел подняться и встать напротив. — Я не хотел тебя обидеть, Хюррем. Что бы не было, я хочу вас защитить, не требуя ничего взамен. — Похолодало, пора возвращаться. — поджав губы, Султанша поспешила к своей карете.***
На столицу Османской Империи неизбежно надвигался вечер в сопровождении с небольшим дождём. Снующие туда-сюда слуги старались как можно быстрее зажечь факелы, чтобы осветить дворцовый парк и весь Топкапы. Подгонявший их Сюмбюль, что нашел повод покинуть гарем и вдохнуть свежего воздуха, резко вздрогнул, когда на его плечо легла рука. Евнух обернулся и увидел перед собой Ибрагима Пашу, на лице которого была неведомая для Аги печаль. — Паша ХазретЛери! — отойдя от испуга, слуга все же поклонился. — Напугали же вы меня. — Сюмбюль, подскажи мне, как себя чувствует Хюррем Султан? — стараясь не выдавать излишнего переживания в своем голосе, спросил его Визирь. — Не могу знать, Паша. Госпожа уехала днем с Рустемом Пашой, еды с собой взяли даже, так и не видел я ее, испереживался уже весь. — Но уже темнеет, где же они могут так долго пропадать? — вслух раздумывал грек, не ожидая ответа от евнуха. — Смотрите-ка! — привлекая внимания за спину Великого визиря, Сюмбюль воскликнул. — Карета Госпожи! Слава Аллаху… Не раздумывая, Ибрагим бросился в сторону Султанши, что уже спустилась с последней ступени и громко ругалась на лужи, что успели скопиться в неровностях земли из-за дождя. Лишь на секунду Паша спросил у самого себя, от чего Госпожа не отправилась верхом, но, увидев, как Хюррем подскальзывается на сырой земле, поспешил на помощь, забыв обо всем остальном. — Госпожа! — кричит он, но успевает поймать рыжеволосую за секунду до падения в грязь. Хюррем, чье сердце и так забилось быстрее в момент падения, теперь вообще была оглушена его ритмом, ведь прямо перед ее лицом было лицо Ибрагима Паши. Они оба были готовы простоять так вечно, превратиться в статуи, что никогда уже не будут разлучены обстоятельствами, однако, взяв в себя в руки, Хюррем уверенно встает на ноги и отталкивает от себя Паргалы. — Лучше бы я в грязь упала, не стоило. — приподняв полы безнадежно испорченного платья, дочь бывшего Султана хотела уйти, но слова Ибрагима заставили остановиться. — Я очень переживал за тебя, Хюррем. Тебе не стоит ездить куда-либо с этим Рустемом… — Послушай, Ибрагим, — резко обернувшись, девушка нахмурилась и сквозь зубы процедила. — Не твое дело с кем и куда мне ездить! Займись своей невестой. — Зачем ты так? Ты понятия не имеешь, кто такой Рустем. — Паша, будьте так любезны обращаться с дочерью Султана Селим Хана на «вы», это первое. Второе, я достаточно узнала вас и теперь имею представление о том, какие предатели могут скрываться под милейшей улыбкой. — будто торопясь, Хюррем с кажды словом наносила все больший удар по Визирю. — Третье, я знаю, что Рустем тот, кто неоднократно спасал меня от смертельной опасности или же от падения в бездну моих собственных переживаний. А четвертое… Словно собирая всю боль внутри себя, заглядывая в каждый уголок раненого сознания, Хюррем задумчиво прижимала указательный палец к пухлым губам, постукивая по ним. — Ну, что же четвертое? — Четвертое, ты, — подходя совсем близко к мужчине, Султанше стоит больших усилий сохранять рассудок и не смотреть на его губы. — Ты чертов предатель, Ибрагим. В моей жизни ты никто и так останется до самого последнего дня моей жизни! — Хюррем, мы ведь еще можем все исправить! Огонь, что освещал парк, отразился и в карих глазах Паши, давая возможность Госпоже увидеть слезы, что в них скопились. Ей казалось абсурдным даже то, что мужчина даже думал о таком, а потому она лишь хмыкнула, бросила быстрый взгляд на потемневшее, как и их души, небо и хотела поскорее уйти. — Любимая… Не дав ей пройти и двух шагов, Ибрагим хватает за предплечье, принося толику физической боли, которую Хюррем не чувствует из-за колющего кома где-то в горле, что тянулся до самого сердца. Вкус крови во рту, что теперь сочилась из прокушенной от нервов губы, отрезвлял, помогал вспомнить о необходимости вырвать руку из ладоней Паши. Однако, усилий Султанши не потребовалось. — Хюррем Султан, Великий Визирь. — кланяясь больше Госпоже, чем Паргалы, Рустем вальяжно ступал им навстречу, подмечая про себя, что не зря решил задержаться для того, чтобы через старую торговку просить Валиде о встрече. — Что же вы в такую погоду здесь делаете, Госпожа? Заболеете. — Рустем Паша, будь добр, пройди мимо и не вмешивайся! — рявкнул изрядно разозлившийся Ибрагим. — Простите мне мою дерзость, Паша, однако… — приподняв подбородок, Рустем встает так, чтобы Хюррем оказалась за его спиной, а сам он лицом к Паргалы. — Я буду вмешиваться. Мне все известно. Хюррем Султан доверена мне Султаном Сулейманом и никто не нарушит ее покой, будь это хоть Великий Визирь, хоть Валиде Султан, да хоть кто, моя задача оберегать Госпожу. — Кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать? Убирайся вон с глаз моих! Слыша смешок бывшего конюха, который раздался прямо в лицо главному визирю, девушка понимает, что ни к чему хорошему это не приведет, потому в один миг оказывается между ними, успевая выставить свою ладонь прежде, чем Ибрагим успеет дать пощечину Рустему. — Не смей! Никогда, слышишь меня, не смей этого делать! Ты свой путь выбрал в Манисе, так вот и иди по нему, счастья вам с Хатидже, а меня оставь в покое! — повернувшись к боснийцу, уже спокойным голосом Султанша произносит. — Проводи меня до гарема, Рустем. — Конечно, Госпожа, тебе стоит лишь попросить. Хюррем вздрагивает, когда за их спинами раздаётся рык Паргалы, что со злости бьет ладонью по стоявшему рядом факелу, желая избавиться от ярости, что выжигало все его нутро. Сулейман же, что с самого начала наблюдал за ними со своего балкона вместе с ошарашенной Гюльфем, лишь устало выдохнул и, взяв женщину за руку, отправился в свои покои.***
Махидевран, отправив Мустафу со служанкам в хаммам, сидела в одиночестве в своих покоях и пила вино, что незаметно пронесли ей верные евнухи. Перебирая в ладони последний подарок от Сулеймана, черкешенка чувствовала горечь, но уже не только от напитка. Сегодняшний вечер стал худшим за все то время, что она провела в Гареме нынешнего Султана. Дверь с небольшим скрипом отварилась, а после перед девушкой предстала Хатидже Султан с улыбкой на лице. — Махидевран, дорогая, почему же ты не собираешься? Валиде решила устроить праздник в честь моей помолвки с Ибрагимом. — присаживаясь рядом, средняя сестра Падишаха принюхивается и глаза ее становятся шире. — Ты что, рассудка лишилась? Брат узнает… — Не узнает. Знаете, Госпожа, почему он разрешил праздник, несмотря на выходку вашей сестры? Потому что сегодня у него ночь с наложницей! — захохотала Махидевран. — Мы уже обсуждали это, он Султан и должен иметь много наследников! Что за девушка с ним, ты узнала? — Узнала. Сюмбюль конечно же молчал, зато его прихвастни за пару золотых рассказали. Как вы думаете, кто это? — Махидевран, я пришла не отгадывать загадки, говори уже. — раздражалась Хатидже. — Гюльфееем, — растягивая имя соперницы, словно пробуя на вкус, черкешенка улыбалась, хоть и было в этой улыбке бескрайнее море боли. — Гюльфем Султан собственной персоной. — Не может быть, как же это Валиде одобрила? — поднялась Хатидже с тахты и выставила руки по бокам. — Никто и не спрашивал нашу Валиде Султан. Шах Султан велела Сюмбюлю отправить подарочек Государю, представляешь? — Ну, Махидевран, когда-то ты сместила ее, теперь она тебя, что уж тут поделаешь. — равнодушно пожала плечами Султанша. — Моя судьба-вам урок. — хохотнула мать Шехзаде. — Ведь и вы сместили Хюррем Султан, глядишь, когда-нибудь и она вернёт свое место. — Ты что несёшь? Я сделаю вид, что не слышала этого! Проспись, а после мы вернёмся к этому разговору! Взглянув напоследок на Махидевран, Хатидже покинула ее покои, хлопнув дверью.***
Вернувшись с улицы, в своих покоях Хюррем наконец позволила себе сменить свой траурный наряд, что был испорчен уже засохшей грязью, на привычную для нее одежду. Натянув на свое тело штаны и длинную бордовую тунику, девушка схватила первые попавшиеся сапоги, заплела рыжие волосы в косу, а после, стоя у зеркала, коснулась своего живота и широко улыбнулась, прикрыв глаза. Пришло время объясняться с сестрой и Гюльфем. Султанша обнаружила Шах в ее покоях. Брюнетка сидела на мягкой подушке и нехотя перебирала свой ужин. — Можно войти, Госпожа моя? — шуточно поклонившись, Хюррем ожидала реакции сестры. — Ну, наконец-то! — выдохнула слишком громко Султанша и бросилась к младшей сестре, заключая ту в объятия. — Я уже хотела идти к Сулейману! — Ты одна? Где же Гюльфем? — нахмурилась рыжеволосая, пока Шах-и-Хубан напротив слишком радостно улыбнулась. — Тааак… — Я отправила ее к Султану. — будто говорит о ежедневных привычных делах, бросила девушка. — Она по своей воле туда пошла? — Нет, я связала ее, обернула в блестящую ткань, а евнухи отнесли ее, объясняя всем по дороге, что крики Гюльфем им только слышаться. — засмеялась Шах, видя сменяющемся эмоции на лице Хюррем. — Ладно, ладно, она была не против, правда, перед этим мы три часа обсуждали прошлое, настоящее и будущее. — И что? Брат принял ее? — Будто бы могло быть по-другому. — присаживаясь обратно на подушку, Шах кивнула в сторону соседней, приглашая сестру. — Мужчины они такие, им кажется, что могут полюбить другую, путая это с обычной страстью, а потому все равно приходят к той, кого по-настоящему любили. — Откуда такие познания? Я думала, кроме брака с Лютфи Пашой, в твоей жизни не было ничего такого, откуда ты могла бы познать это. — аккуратно начала разговор Хюррем. — До замужества я успела узнать, что такое любовь, Хюррем. Ибо вышла за Лютфи я ради него отца, наплевав на собственные чувства. — Почему ты не рассказывала мне раньше? Кто он? — Зачем ворошить то, что давно в прошлом? Ты была слишком мала, вряд ли в три года ты могла бы мне дать нужный совет. — улыбнулась Шах, с нежностью глядя на сестру. — Тогда свои секреты я делила с Хатидже, как бы это не казалось сейчас удивительно. — Она знала, что ты любила этого человека? — Думаю, догадывалась, но прямо я о таком и в четырнадцать лет не говорила, не в моей это натуре. Между собой мы называли это просто детским спором, но наша сестра не так глупа, чтобы не понять. — А сейчас? Любовь оставила твое сердце или все еще живет? — К чему эти вопросы? Мне казалось, сегодня ты должна отвечать на мои, моя дорогая. — убирая поднос с едой подальше, Шах стучит по юбке своего платья, а Хюррем не стоит даже объяснять этот жест. Рыжеволосая кладет голову на колени сестры и чувствует, как заботливая ладонь сестры проходится по ее голове, даря спокойствие. — Что я могу сказать тебе, Шах? Тебе знакома любовь и ты должна понять меня. Меня предали, унизили и растоптали. Ладно, если бы это был только один лишь Ибрагим с какой-нибудь Хатун. Хатидже наша сестра, я никогда не была непочтительна к ней, с самого детства пыталась стать ближе, однако, для чего? Чтобы мою честь она размазала в куче… — Хюррем, не выражайся! — смеясь, остановила девушку брюнетка. — Знаешь, Хатидже всегда была себе на уме. Она всегда нуждалась в том, чтоб ее любили больше, чем других, будь это отец, брат или верный ей слуга. Видя страдания матери, слыша все слова, что слетали с уст Хафсы, но не доносились до наших ушей, Хатидже росла с мыслью, что она нелюбима отцом. Все проблемы женщин всегда начинаются с отношений с отцом. — Ну, а как же твоя мама? Ты? — Моя мать жила мной, а после и тобой, моя дорогая. Между матушкой и нашим отцом всегда было уважение, к которому я стремлюсь будучи в браке по расчету. И мои отношения с Султаном Селимом складывались так же, мы были больше партнеры, чем родитель и ребенок. Я всего выполняла любые приказы, шла на риски, даже замуж вышла, чтобы Паша поддержал отца при свержении Баязид Хана. Стоит отдать маме должное, я все равно знала, что папа любит и меня, и Хатидже, а тебя уж тем более. — То есть, мы отражение наших матерей даже в глазах отца? — Получается, что так. Только любовь к нам у него безусловная, а каждую свою женщину он ценил за что-то определенное. — Шах, а ты помнишь мою маму? — чувствуя, как в глазах щиплет, Хюррем все же задала вопрос. — Конечно. Она перевернула нашу жизнь в гареме, Хафса Султан в то время мимо нее ходила бесшумно, пока ты не появилась… — Почему она ушла? Я слышала, что ты сегодня сказала, сестра. Это правда? — Да. Джанет Султан успела сообщить моей матушке о произошедшем, но умоляла не сообщать Султану Селиму. Просила лишь беречь тебя, что мы и пытались делать, но, видимо, нам не удалось, раз ты сегодня чуть не попрощалась с жизнью. — Прости, сестра. Больше такого никогда не будет, я обещаю тебе. — перехватив руку сестры, Хюррем сжала ее в своей. — Только скажи мне… — Что еще, мой маленький Шайтан? — шутливо закатив глаза, Шах Султан улыбнулась сестре. — Тот мужчина, что был твоей любовью, это… Рустем? Повисло неловкое молчание, в котором можно было услышать, как ругает саму себя Хюррем в своих мыслях, а так же то, как быстро хлопает глазами Шах Султан в немом удивлении. — Я даже не хочу спрашивать, откуда ты узнала, но да, это был он. — едва слышно произнесла старшая Султанша. — Зачем ты спрашиваешь? — Последнее время мы с Рустемом сдружились и я не хочу, чтобы ты восприняла это как-то неправильно. — Брось это. Прошло пол жизни, ты думаешь, что я стану ревновать его к тебе? Я сохраняю рассудок в любой ситуации, сестра. Даже если бы ты вдруг вышла за него замуж, я бы и слова не сказала, ибо твое счастье превыше всего. — А если бы такое случилось, ты бы хотела знать причину? — Хюррем… — чувствуя, как липкий страх оседает мокрым потом по всему телу, Шах Султан боится говорить что-либо, но все же берет себя в руки. — Ты и Рустем?.. — Нет, но кое-что случилось, а помочь мне сможет скорее всего только он. — поднявшись, Хюррем следит за тем, как неспешна следом поднимается и Шах-и-Хубан, в глазах которой можно увидеть печаль, что мелькнет и тут же исчезнет, не желая быть раскрытой другими. — Что именно? Ты здорова? Я могу помочь? — Шах, сестра, — со слезами на глазах, Хюррем подходит ближе и берет ладонь сестры, чтобы приложить к своему животу. — Я беременна. Ребенок мой может погибнуть, если о нём узнают, не успев родиться. Я потеряла Ибрагима и не могу потерять плод, что оставила после себя эта, пусть и несчастливая, но все же любовь. Впервые в жизни Шах Султан не может контролировать ни себя, ни свои эмоции. Тело девушки дрожит от того, как болит ее душа за сестру и будущего племянника, а сердце… Сердце все так же стучит по тому мужчине, что впервые смог заставить его биться сильнее. Шах прикусила губу и быстрым движением прижала к себе Хюррем, что во всю заходилась в рыданиях. — Ты должна, — всхлипываю, брюнетка выдавливала из себя слова. — Должна пойти к брату, просить свадьбы с Рустемом. — Шах, послушай, это лишь вариант развития событий, ведь я могу уехать с тобой и никто не узнает… — Нет, Хюррем. Нужен тот, кто возьмет на себя эту тайну. Рустем тот, кто не предаст, не обидит тебя. Вы уедете до того, как покажется животик. — А как же ты? Как же отец? — Ты уедешь ради своего ребёнка так же, как уехала твоя мать, Хюррем. Вы останетесь живы, не станете жертвами интриг, я не позволю. Обдумай все и утром мы вместе отправимся к брату. Теперь ступай, вам надо отдохнуть. Вытерев слезы с глаз сестры, Шах мотает головой, дабы Хюррем не произнесла более ни слова. Младшая сестра не смеет перечить, а потому медленно покидает покои, в которых оставляет старшую сестру. Сестру, что всегда жертвовала собой ради семьи и делает это вновь, стиснув зубы и выпуская горячие слезы, сидя на холодном полу…***
Весь дворец отошел ко сну, слушая колыбельную, что исполнял ливень совместно с сильным ветром. Стараясь не привлекать внимания, Рустем спешил в подземелье, где его уже должна была ждать Хафса Султан. С собой он прихватил и золото, что ранее было передано ему Валиде. Осведомленный стражник впустил его в одну из камер, где перед ним предстала мать Султана Сулеймана. В тот момент, когда она повернулась к нему, за окном раздался раскат грома, а молнией метнула уже сама Госпожа, не скрывая своей злости. — К чему эта встреча, Паша? Не мог подождать? — Нет, Госпожа. Я должен был передать вам то, что мне не принадлежит. — протягивая увесистые кошели, Рустем не жалел о принятом решение. — Это что еще за игры ты тут устраиваешь? Неужели передумал помогать мне в устранении этой строптивой девчонки? — Хюррем Султан. — Что ты сказал? — Вы Валиде Султан, но не имеете права так неуважительно говорить о дочери Селим Хана. Заберите ваши деньги, я не буду более исполнять ни один ваш приказ. — Я смотрю, она и тебя сумела околдовать. — хмыкнула Хафса, не имея сил на то, чтобы ставить на место бывшего евнуха. — Допустим, а что дальше? Вылетишь из совета, пойдешь опять в конюшню? — Это уже решать не вам, Госпожа. Только Повелитель может принять такое решение. Может я смогу и без вашей поддержки стать зятем Султана. — Вот как, а ты самонадеян, Рустем Паша. Не боишься, что помешаю? — Не помешаете, а иначе и я расскажу о том, как вы отдавали приказы и золото, а так же и то, как вы подставили Ибрагима Пашу, ведь я сохранил письма с вашей печатью, доказательства есть. Хатидже Султан расстроится, как думаете? — Ладно, ступай с миром, Паша. Я Валиде Султан, мне ни к чему возиться с такой малозначительной персоной, как ты. Я буду молчать. — гордо вскинув подбородок, Хафса проследовала к двери, а затем постучала по ней. Дверь отварилась, а за ней стоял никто иной, как Великий визирь Османской империи, что слышал разговор двух сообщников от начала и до конца, от чего на его лице образовалась довольная ухмылка, чего нельзя было сказать о лицах Валиде и Рустема Паши…