***
Вновь и вновь перебирая в руке кожаный браслет с талисманом, Ибрагим не замечал, что сидит так уже около получаса. Он не знал, получила ли Госпожа письмо и является ли правдой то, что ее хотят выдать замуж. Казалось, он мог спросить у Шехзаде Сулеймана, но каждый раз, когда осмеливался подойти, губы отказывались шевелиться, так и не произнеся заветный вопрос. Сегодня сын Султана Селима пожелал отправиться на пикник вместе со своей любимицей Махидевран. Ибрагим, сидя в своих покоях, притих, дабы и его не утащили за собой, однако… — Ибрагим-ага, — появился из дверей один из слуг семейства. — Шехзаде Сулейман желает видеть вас в своих покоях. Все еще надеясь, что ему повезёт, Ибрагим поднялся с тахты, убрал браслет Султанши в нагрудный карман и, вздохнув, отправился к другу. Войдя в покои, не подняв головы, грек поприветствовал Шехзаде, а взглянув на него, увидел рядом стоящих Махидевран и Хатидже Султан. Глаза последней светились недобрым огоньком, что вызывал у Ибрагима чувство безысходности. — Паргалы, тебе уже сказали, что мы собираемся отправиться на пикник? — улыбался Сулейман. — Да, конечно. — Тогда почему ты еще не собран? Неужто подумал, что я отправлюсь без тебя? — Мне казалось, вы хотели провести время вдвоем с вашей фавориткой. — Это мы всегда успеем, тем более с нами отправляется и моя сестра Хатидже, так что и ты обязательно должен ехать. Слова, что лились из уст друга, были для мужчины словно приговор, который омрачала и улыбка, коей одаряли его Султанши. Если бы кто-то в этой комнате захотел увидеть истинные эмоции Аги, то потонули бы в этой грусти и тоске. Но все было решено. Пока слуги грузили в карету разнообразные блюда и напитки, Ибрагим поспешил забрать своего коня с конюшни, чтобы не играть с судьбой снова. — Ибрагим, неужели вы поедете не с нами в карете? — разочаровано спросила Хатидже, с обожанием разглядывая мужчину с ног до головы. — Мне так привычней, Госпожа. Не люблю кареты, чувствую себя в них уязвимым. — хмыкнул ага и забрался на своего верного друга. — Увидимся. Оставляя за собой столб пыли, который тут же заставил Султаншу сморщиться и закашлять, Паргалы умчался прочь.***
Гюльфем приложила не мало усилий, чтобы сейчас оказаться с другой стороны дворцовых ворот Топкапы. Точнее, не мало золота отдала женщина, чтобы евнухи и стражники не задавали лишних вопросов. Завидев неподалеку уже ждущего ее Матракчи, Гюльфем хитро улыбнулась, прикрыв лицо платком. — Матракчи Насух Эфенди, неужели вы посетили Стамбул? — Гюльфем Султан, рад вас видеть. Надеюсь, вы в добром здравии? — улыбался в ответ художник. — В Стамбул я ненадолго приехал, матушку с отцом повидать. Шехзаде Сулейман надолго не отпускает ни меня, ни Ибрагима. Стараясь не замечать боли, что кольнула где-то в сердце при упоминании бывшего возлюбленного, Гюльфем вспомнила о просьбе юной Султанши. — Матракчи, я знаю, ты человек, которому я могу доверять. Вот. — протягивая скрученный пергамент, закрепленный оранжевой ленточкой, Султанша посмотрела по сторонам. — Передашь это Ибрагиму, когда никого не будет по-близости, особенно из правящей семьи, хорошо? — Ай, Аллах, разве вам откажешь? Надеюсь, ничего запретного? Я еще планирую походить с головой на плечах. — хохотнул Насух, смеша и свою собеседницу. — Разве могу я так рисковать твоей жизнью, мой добрый друг? Поговорив о делах насущных еще пару минут, успев обсудить вся и всех, старые друзья разошлись по своим делам. Гюльфем сразу же отправилась к своей Хюррем Султан, чтобы рассказать о выполненном поручении. Сама же рыжеволосая не находила себе места, расхаживая по своей комнате. Подруги не было всего час с небольшим, но за это недолгое время Госпожа уже успела опрокинуть пару вещиц, отругать Хатун, что пристают с вопросами, так еще и отец зачем-то вызвал. Идти в таком состоянии к Повелителю было бы ошибкой, а потому девушка молилась, чтобы Гюльфем вернулась поскорее. — Госпожа моя… — с улыбкой вошла в покои женщина. — Скажи, что все получилось? — взмолилась Хюррем, подбежав к Гюльфем и взяв ее ладони в свои. — Сегодня я случайно узнала, что Матракчи в городе, незамедлительно призвала его и встретила у входа в Топкапы. Завтра он отправляется с Манису, а с ним и ваше письмо! — Спасибо, родная, спасибо! - обняв подругу, Хюррем тут же подбежала к двери. — Я поспешу к отцу, он звал меня. Гюльфем лишь усмешливо покачала головой, когда дверь захлопнулась за рыжеволосой бурей.***
Тем временем где-то в Манисе Ибрагим сидел возле дерева и угрюмо вздыхал, спрашивая у себя: где взять силы на этот длинный день? Ему бы сейчас оказаться в Стамбуле, где он смог бы вновь сыграть любимую мелодию на скрипке под окнами этой прекрасной Султанши, засевшей в его мыслях. Ибрагим, что никогда не стремился найти любовь, не понимал, как такое могло с ним произойти. Одно столкновение под покровом ночи и теперь он уже не сможет забыть рыжеволосую красавицу, что сейчас была так далеко от него… Из мыслей вновь его вырывает звук, что раздаётся поблизости. Лошади стражников дают ему знать, что пора бы уже надеть маску доброжелательности на лицо и встретить Шехзаде с улыбкой. И он делает это, не желая показывать истинных чувств. Грек знает, его не поймут. Такие чувства угрожают жизни, а умереть так и не взглянув в глаза Хюррем Султан? Нет, этого он допустить не мог. — Ибрагим, ты порой быстрее самого ветра. — придерживая Махидевран за талию, ухмыляется Сулейман. — От чего же не отправился с нами в карете? — Я хотел убедиться, что здесь безопасно, да и вы знаете, я не могу устоять перед прогулкой верхом. — Шехзаде, — подала голос Махидевран. — позвольте нам начать приготовления. Кивнув, Сулейман дождался, пока девушки отойдут ближе к обозначенному месту для пикника, и обратился к другу. — Что с тобой происходит, Ибрагим? В твоих глазах столько мыслей, но ты молчишь. — Я хотел бы попросить вас о поездке в Паргу, я уже год не был там, затосковал по отцу и брату. Шехзаде нахмурил брови, переведя взгляд на зелёную листву, что шелестела от теплых порывов ветра. Ему никак не хотелось отпускать Ибрагима, что был единственным человеком, который знал все его мысли и чувства. — Ты можешь поехать, но… Вернись до нашей поездки в Стамбул. Паргалы опешил от такой новости, чувствуя, как лоб покрывается испаринами, а руки начинает покалывать от разлившегося по телу теплу. — Ваш отец прислал приглашение? — Он планирует поход на Родос, я решил, что неплохо было бы и в Стамбуле побывать перед этим, а он согласился. Мы говорили об этом, когда Повелитель и моя сестра Хюррем собирались в путь. Слышать ее имя в своих мыслях Паргалы привык, но со стороны оно звучало как-то мучительно запретно, от чего дыхание спирало, заставляя сердце работать на износ. — Эй, с тобой все в порядке? — забеспокоился Шехзаде. — Ты побледнел. Ибрагима от объяснений спас оклик Махидевран, что приглашала их наконец присоединиться. Лишь секунду подумав о чем-то своем, Сулейман отправился к девушкам, что уже накрыли землю мягким пледом и разложили на нем разные вкусности. — Ибрагим, и ты скорей иди сюда. — пригласила его Хатидже, даря широкую улыбку, на которую получила лишь кивок, после которого ага все-таки присоединился к компании друзей.***
— Отец, — поклонившись, Хюррем вошла в главные покои дворца. — Вы звали меня? — Да, мой боец, но ты явно задержалась. — беззлобно ухмыльнулся Селим. — Как ты, дочка? — Молюсь о вашем здоровье, отец. — Мы с Сюмбюлем тут разбирали старые сундуки, я кое-что нашел, решил, что это должно быть у тебя… Селим не любил лгать, тем более своему же ребенку, но порой оно того стоило. Все семнадцать лет он хранил миниатюрных размеров кулон, что состоял лишь из небольшого рубина посередине и из россыпи мелких алмазов вокруг. Носил под слоями одежды возле сердца, бережено хранил, каждый раз с трепетом внутри вспоминая свою Джанет. Селим грозный, что смог расправиться с собственным отцом, каждый поход увеличивал Османскую империю и одного за другим казнил Пашей, в душе оставался любящим одну единственную женщину. Женщину, которую он уже много лет видит лишь в лице общей дочери. Хюррем не знала свою мать, но каждое движение, слово, повадки так и кричали Селиму о тех днях, что он мучительно долго пытается забыть. — Это кулон твоей матери, Хюррем. — О, Аллах… Серебро обожгло ладони рыжеволосой Султанши, когда она приняла украшение от отца, тут в же глазах предательски защипало. — Как бы я хотела увидеть этот кулон на ней, папа… — усаживаясь рядом с отцом на тахту, прошептала Хюррем. — Расскажи мне о ней. — Она была ураганом, милая. Не могла усидеть на месте. Однажды, когда Хафса Султан была приглашена ко мне, твоя мама узнала об этом и, подловив момент, опрокинула на ту целое ведро воды. — рассмеялся Султан, утопая в воспоминаниях. — После ворвалась ко мне и отчитала, будто я был не Шехзаде, а провинившийся мальчишка. Она очень любила Сулеймана и Шах-и-Хубан, несмотря на то, что не была им матерью. Грустила, что не было собственных детей. — А потом, родив меня, решила, что и не очень-то они были и нужны? — грустно улыбнулась Хюррем. — Все не так, милая. — заботливая отцовская рука прижимает ее к себе, укладывая голову на свое плечо. — Я знаю, что не смогла бы она так легко сама взять и бросить тебя и меня. Имя, что ты носишь, придумала Джанет. Сказала либо так, либо никак. Ты принесла ей улыбку и счастье, но насладиться она не успела. — Как думаешь, что с ней случилось тогда? — Не знаю, родная. Я объехал всю Империю, янычары проверили каждый угол и делали это еще целых десять лет… — Почему ты сдался, папа? — Мне нужно было начать защищать семью. Ты любила своего деда, но не знала всего. Его главным наследником был мой брат Ахмед. Закон Фатиха опасно повис в воздухе, когда Султан Баязид Хан стал сдавать позиции. Да, он просил моих братьев не проливать кровь за трон, научиться мирно жить с властью, что нам дарована нам нашими предками, но я знал, что меня не оставят в живых, как и Сулеймана. Или дочери остались бы без отца, сына бы лишили жизни. Разве был у меня выбор? Хюррем молчала, пока слезы громко разбивались о пол под ногами. — Как ты понял, что это любовь? — пытаясь узнать больше о матери и при этом получить ответ на терзающий душу вопрос, негромко спросила Султанша. — Это нельзя объяснить, понять или взять рассказать об этом. Просто я оказался слаб. Несмотря на все проступки, я прощал Джанет, пропускал грубые слова мимо ушей, лишь бы не пришлось закончить эти отношения. Будучи беременной, она любила петь колыбельные, поглаживая свой живот, а я просто смотрел на нее и внутри все сжималось, казалось, если сделаю шаг или издам звук, то она исчезнет и заберёт все счастье с собой. Невольно в памяти Хюррем отдаленно заиграла мелодия, которую Ибрагим исполнял тогда в саду, а она любовалась им и внутри все сжималось… Отец молча смотрел в глаза, взгляд которых ни раз видел в зеркале, когда ушла его любимая Джанет. Взгляд дочери был мрачен, но на дне поселилось нежное чувство и Селим знал, кто был виновен в похищении сердца его дочери. — Хюррем, прошу тебя, если в твое сердце войдёт любовь, то расскажи мне. Кем бы не был этот мужчина, я хочу лишь счастья для тебя дочка. — Когда-нибудь такой разговор состоится, но не сегодня, отец. — зарываясь в объятия родителя, шепча произнесла Госпожа.***
— Я не знаю, Ибрагим, что нам даст этот поход сейчас, отец считает, что мы достаточно хорошо подготовлены. — Если повелитель так решил, можем ли мы сомневаться? — Сулейман, — влезла в разговор мужчин Махидевран. — Ты же не забудешь о своей возлюбленной? Привезёшь с похода золота и украшений? Кивнув, Шехзаде легко улыбнулся, после чего поднялся и подошел к речке под непонимающие взгляды близких людей. В голове перемешались воспоминания: » — Сулейман, обещай мне, что вернёшься с похода целым и невредимым? — Гюльфем моя, разве могу я покинуть тебя и Мурада навсегда? Тебе и нашему львенку я привезу самые лучшие подарки, вот увидишь. — Собери все золото мира, оно не будет так же ценно, как возможность быть рядом с тобой.» Из омута памяти вытянули женские руки, что легли на широкие плечи Шехзаде, обнимавшие его со спины. — Я хочу прогуляться вдоль речки, составишь мне компанию? — слишком приторно улыбаясь, спросила черкешенка. Получив в ответ легкий кивок, Махидевран успела лишь на секунду повернуться к Хатидже Султан и быстро ей подмигнуть. — Куда это они? — занервничал Паргалы, что было уже решил последовать за другом, но был остановлен женской нежной рукой, что схватила его за запястье. — Госпожа? — Пусть прогуляются наедине, это полезно для отношений. Ибрагиму ничего не оставалось делать, как сдаться и не замечать очередные намёки от Хатидже Султан. Нервы были натянуты как струны на любимой скрипке, но осознание, кто перед ним, охлаждало пыл мужчины. — Я так люблю Манису, но уже хочется скорее уехать в Стамбул, пусть даже на время похода. — А меня вот Шехзаде отпустил навестить семью в Парге, так что скоро покину вас. — стараясь не выдать раздражения, Ибрагим поддержал диалог. — И когда же вы отправляетесь? Надолго? — Дня через два, может три. Вернусь уже ближе к походу, но сразу в Стамбул. — Я буду тосковать по вам, Ибрагим. — опустив взгляд на собственные ладони, дрожащим голосом призналась Хатидже. — Вы стали так дороги моему сердцу. — Госпожа, такие разговоры ни к чему, услышит кто, потом бед не оберешься. — Мне уже все равно, поймите же, что я влюблена в вас и не могу скрывать это более. Будто это было какой-то неожиданной новостью для лучшего друга Шехзаде Сулеймана. Паргалы оставался хладнокровным, не поднимал глаз и не произнес что-либо в ответ, пока сестра будущего Падишаха ожидала ответа. Хатидже всегда считала, что способна заполучить любого, кто приглянется ей. Вся Османская империя говорила о красоте и утонченности девушки, не видя дочь Селима ни разу. Потому сейчас Султанша не понимала, почему все ее попытки приблизить Ибрагима разбивались о невидимые двери его равнодушия. — Ты скажешь что-то? — Мне нечего сказать, Госпожа. — собираясь с силами, Паргалы громко выдохнул. — Мое сердце отдано другой, вы знаете это. — Это лишь самообман, не более. Моя сестра отличается от других девушек, да, потому и вызвала в тебе инстинкты добытчика. - смеясь и мотая головой, будто Ибрагим умалишенный, продолжала Хатидже. — Да и ты знаешь же, что она скоро выйдет замуж за какого-нибудь Пашу и все, ты даже не сможешь ее более увидеть. Каждую ночь она будет проводить в объятиях другого и… — Госпожа! — громче обычного сказал Паргалы, скаля свои зубы. — Зато это не будет самообманом для меня! Более я не хочу продолжать, извините! Заметив, как Сулейман и Махидевран возвращаются, до того, как им открылся обзор на ту поляну, Ибрагим подскочил и поторопился к своему коню, чтобы умучаться прочь, пока Хатидже хлопала глазами и с трудом сдерживала горькие слезы.***
Прикинувшись больным, Ибрагим смог наконец побыть наедине с самим собой и спокойно собраться в предстоящую поездку. С того дня, как Хатидже Султан вывела его из себя, минуло уже двое суток. Перепроверяя каждый сундук и карман, Ибрагим продолжал убеждаться что взял все самое необходимое. Стук в дверь его покоев заставил сильно напрячься. — Кто? Я болен. — Птица счастья из Стамбула. — захохотал Матракчи сквозь преграду. Услышав голос своего приятеля, Паргалы поспешил поприветствовать того. Наспех отворив дверь, Ибрагим чуть было не потерял равновесие, когда Матракчи накинулся на него с объятиями. — Тише, тебя не так долго не было. — хохотал ага. — Вот и дружи с тобой после этого. — по-хозяйски расхаживая по покоям, Насух стал непонятно чему улыбаться. — Как дела в Стамбуле? — начал издалека мужчина. — Хорошо-о-о… — обойдя друга по кругу, протянул слово Эфенди, чем заставил Ибрагима выгнуть от удивления бровь. — Ты головой ни где не бился? Странный как-то. — Счастливый просто, знаешь, у Султана Селима был… Матракчи уловил, как переменился взгляд грека, став то ли любопытным, то ли напряженным. — И что? Что там? — Ты не поверишь… — отойдя на приличное расстояние, Насух произнёс, едва сдерживая смех. — Решил мне в жены Хюррем Султан отдать. — Что ты сейчас сказал? — сбивался голос Аги, у которого взгляд помутнел, а слух испортило сердце, что стучало с громким эхом по всему телу. — Говорю, Хюррем Султан женой моей будет. Вот тебе приглашение на наш праздник. — протягивая тот самый пергамент, Матракчи поспешил удалиться, пока друг не успел понять, что тот его разыграл. Руки дрожали, отказываясь слушаться перепуганного Паргалы, что сел на пол прямо посреди комнаты и судорожно стал разворачивать пергамент. Лишь через минуту, когда он приступил к чтению, его сердце начало сходить с ума уже по-другому поводу…