***
Натанос не любил вспоминать прошлое. В нём крылось слишком много того, что нужно было гнать из мыслей прочь. Ведь ему нельзя позволять себе слабость печалиться о несбывшемся. Но лишь бросив взгляд на Амраэ, он порой не мог отделаться от мысли, что для неё смерть была даром, а не проклятьем. Он узнал её ещё живой: юная эльфийка, самая обыкновенная — настолько, насколько может быть обыкновенным Следопыт, отобранный самой Сильваной Ветрокрылой. Обыкновенная и более ничем не примечательная, но злая, как десяток гноллов. Она была остра на язык и несдержанна, когда дело касалось простых человеческих взаимоотношений. Кажется, общаться словами она не умела. Не могла похвастаться особо выдающейся удалью или умениями, а оттого становилась ещё более задиристой и кусачей, стараясь если не выгрызть свои деяния зубами, то вбить их окружающим в глотки. Она никогда не была героем, но упорством, или скорее упрямством, могла бы свернуть горы. У неё не было ни родных, ни друзей — и даже с напарниками она не ладила, хотя служила всегда с особым рвением, хватаясь за любые подвернувшиеся задания, как опасные, так и скучные, и всегда выполняла их безукоризненно. Пожалуй, это было единственное, что она выполняла безукоризненно. Натанос никогда не интересовался её биографией — той, что была до Следопытов, и посему до сих пор не знал, что сделало её такой. Однако не мог не уважать за упорную службу и желание стать сильнее. Натанос уже не помнил, что побудило его однажды подойти к ней в таверне — к раздражённой, взъерошенной и с окровавленной губой. Она снова устроила драку в попытке кому-то что-то доказать, и на этот раз получила сдачи. Если бы своими глазами не видел сейчас едва заметно беспокойно подрагивающие кончики эльфийских ушей, решил бы, что её нрав пошёл, к примеру, от троллей. Но он подошёл, проигнорировал колючий злобный ответ, в котором и не пахло субординацией, и положил на стол перед ней носовой платок. И совершенно не обратил внимания на сверкнувший из-под ресниц взгляд, цепко пробежавшийся по его лицу. Натанос видел, что она отчаянно желает большего, чем имеет. Отчаянно хочет быть сильнее, ярче, заметнее, чем уже есть. И она могла бы, ибо упорство и труд всегда вознаграждаются. Могла бы, если бы кто-то взялся укротить её дурной нрав и научил считаться с товарищами и оценивать не только цели, но и средства. Нет, он не собирался нянчиться с ней. Он только хотел избавить Следопытов от небольшого... кхм... внутреннего раздрая, который она сеяла. Но как-то незаметно стал всё чаще проводить время в её компании на тренировочной площадке. Она быстро смекнула, что может многому у него научиться, и — о чудо! — иногда позволяла себе не сыпать колкостями, а просто общаться с ним. И действительно старалась, хотя отчаянно делала вид, что всё получается у неё налегке. Годы сделали бы из Амраэ отличного Следопыта. Но судьба — как и всегда — решила всё иначе. Как за Амраэ, так и за всех них. И настоящая сила пришла к ней лишь тогда, когда умерла и возродилась как Тёмный следопыт. Для Натаноса смерть, возрождение и последующее преображение были тяжёлым испытанием. Но он держался и боролся ради Сильваны. Потому был крайне удивлён увидеть однажды горящие угольки глаз эльфийки, чьё имя он уже позабыл, как ненужное. Она пришла к нему сама — и выразила желание служить ему. — Я думаю, что пригожусь вам, господин Маррис, — проговорила она, и бледные губы её исказила знакомая колючая усмешка. — Вы старались сделать меня достойной, и теперь я могу отплатить вам за труды. Я могу быть бесшумна и смертоносна, как никогда прежде. Мои стрелы и клинок сразят любого, на кого вы укажете. Клянусь, вы не пожалеете. И он позволил ей остаться. День за днём, год за годом она оставалась незримой тенью с окровавленными клинками за его спиной. Ей больше не нужна была слава — она научилась упиваться спрятанной в сумерках её частью и вспышкой осознания смерти, что горела в зрачках каждой её новой жертвы. Она будто воистину наслаждалась своей новой нежизнью, и порой с излишним восторгом рассказывала, как упоительно сладостно без сна и усталости загонять свою слабую живую жертву. Он узнал, что она предпочла забыть старое, эльфийское имя, и взяла теперь новое — Алина, и лишь так позволяла называть себя другим следопытам. Так назвалась и Сильване. — Чего ради ты позабыла своё настоящее имя? — спросил он однажды, когда они вместе поднимались на борт «Воя банши». — Я не позабыла, — она качнула головой. Затем скользнула по нему каким-то пронизывающим, изучающим взглядом. — «Та» я умерла, и теперь есть лишь эта. И пусть старая тень не ложится поверх новой. Но вы, пожалуй, можете звать меня как хотите. Но только вы. Натанос едва заметно дёрнул уголком губ, но лишь на миг, быстро вернув себе бесстрастное выражение лица. — Мне всё равно, как называть тебя, пока ты выполняешь свою работу, — равнодушно обронил он. — Если всё равно, зачем же вы спрашивали? — парировала эльфийка, и Гнилостень всё же позволил себе ухмылку. Она всё ещё была такой же колючей, но утратила экспрессивную несдержанность, став похожей на затаившуюся для броска змею. Он был уверен, что одним своим выражением лица она внушает жертвам страх.***
— Мы отправляемся в Штормград, — Натанос почти пинком захлопнул за собой дверь в небольшую комнату, что служила ему гостиной и кабинетом одновременно. Он только что обговорил всё с госпожой, получил от неё необходимые указания, подготовил всё к отбытию. Теперь дело оставалось за малым. Амраэ, за которой он послал буквально десять минут назад, уже была здесь. Она стояла за его столом, сложив руки за спиной, недвижимая, словно статуя, и разглядывала огромную карту Азерота на стене. И лишь услышав его голос, обернулась. — В Штормград? — лицо её перечеркнула широкая предвкушающая улыбка. — Да. Я уже отдал распоряжения. Нам необходимо вызволить из тюрьмы принцессу Зандалари. Амраэ сжала губы. По её лицу ничего нельзя было прочесть, но Натанос знал, что она ждёт продолжения. И что всё совсем не так просто, как звучит. — Я возглавлю основную часть операции. Условно-официальную, — он обошёл стол и опустился в своё кресло. Следопыт оказалась у него за спиной, но осталась там ненадолго. Шелестя плащом, она обошла подлокотник и присела на краешек стола по правую руку от Натаноса. Любой другой (кроме Сильваны, естественно) подобной выходкой сразу же обеспечил бы себе шанс расстаться со своей жизнью или не-жизнью. Амраэ же... Натанос уже не помнил, как и когда они, во-первых, перешли на «ты», а во-вторых, когда она получила такое количество привилегий. И когда всё же стала столь незаменима для него. Он действительно ни разу не пожалел, что взял её на службу. Он мысленно грустно усмехнулся. Какая ирония. У Сильваны Ветрокрылой был верный пёс — Натанос. А у Натаноса был свой — Амраэ. И до сих пор у Амраэ было заметное преимущество: она оставалась в тени. — А меня ты позвал...? — намекая на продолжение, прошелестела она. Да, сам Натанос не был и в половину так же дерзок с госпожой, как порой Амраэ бывала с ним. Те времена, когда она кланялась ему и называла «мой господин», давно прошли. Хотя, он не мог не признать: порой он скучал по ним. А Амраэ иногда давала ему повод вспомнить. — Чтобы рассказать последние сплетни из таверны, конечно, — отрезал Гнилостень, нахмурившись. — Ты отправишься с нами. Но для тебя у меня будет особое задание. — О? — она явно оживилась, но это можно было прочесть лишь по тому, как мигнули её красные глаза, и как стремительно она повернула к нему корпус. В остальном на её лице не дрогнул ни один мускул. — Нужно перерезать чью-нибудь грязную глотку? — Не в этот раз. У нас будет целый букет миссий, — Гнилостень ухмыльнулся. — У наших героев — своя задача: максимально скрытно пробраться в сердце города, вытащить принцессу из тюрьмы и так же незаметно убраться. У меня — своя, — Натанос откинулся на спинку кресла, встречаясь с ней взглядом. — А у тебя, Амраэ, — своя. Ты будешь незримой тенью, что проследит за тем, чтобы они в точности исполнили волю госпожи. Их основная задача — вызволить Таланджи. Остальное — второстепенно. Тебе придётся сделать так, чтобы на их пути встретился минимум препятствий, а за их спиной — минимум неожиданностей. Это ясно? — он вложил во взгляд столько убедительности, что мог бы свалить ею с ног любого из следопытов. Но не её, конечно. — Предельно ясно, мой господин, — промурлыкала Амраэ, заставляя Натаноса вскинуть брови, и продолжила предвкушающе улыбаться. — Скажи только... Насколько свободным должен быть их путь? — голос её, хоть и остающийся резонирующим голосом Тёмного следопыта, приобрёл медовые нотки. Натанос ухмыльнулся. — Настолько, насколько необходимо. Тебе со стороны будет виднее. Но не перегибай. Устроить геноцид в столице Альянса не входит в наши планы. Пока, — они снова встретились взглядами и ухмыльнулись друг другу. — Госпожа определённо даст нам знать, когда можно будет не стесняться. — Не сомневаюсь. Когда боевые орлы высадили их на светло-серые, вылизанные временем камни Штормграда, Натанос уже не знал, где Амраэ: она испарилась, будто её и не было, прямо на ходу соскочив с орла. И, кажется, никто, ни Талисра, ни Рокхан, ни Истребительница Крыло Ярости не обратили внимания на её исчезновение. Это было к лучшему. Ему и самому было лучше не знать, где она. Он вспомнил её лицо, когда она задумчиво разглядывала бутылочку с ядом, который он выдал всем участникам операции. И её едва слышный шёпот возле уха, когда он поправлял упряжь орла, стоя на стене. — Кто из них в курсе, что этот яд опасен только для живых? — Держи язык за зубами, Эм, — огрызнулся он, слишком сильно дёргая подпругу. Орёл заклекотал на такое безнравственное поведение, а Лесан одарил Гнилостеня далёким от дружелюбия взглядом. Тихий шелест смеха был ему ответом. Выполняя свою часть миссии, Натанос знал, что бдительный взгляд Амраэ не отрывается от остальных диверсантов. Он знал, что за их спиной слишком внимательные стражники, почуявшие что-то неладное, падают замертво с перерезанным горлом или со стрелой в глазнице, а чтобы след выглядел не так очевидно — ещё парочка на прилегающих улицах. Знал, что на их пути некоторые разъезды слышат странный шум и сворачивают на другую улицу, или же тоже падают замертво — кому как повезёт. Позже он узнал, что Генн Седогрив получил стрелу в запястье. Очевидно — предупредительную. Амраэ умела чётко выполнять приказы. Узнал, что после этого погоня продолжилась не только по улицам, но и целый отряд разбойников из ШРУ скользил по крышам, пытаясь настигнуть Амраэ. И, кстати, доставил немало проблем ему самому и его Стражам смерти. Многим позже, уже в каюте корабля, он почти с умилением наблюдал за тем, как бесится следопыт, сквозь зубы рыча, что для поганого льда шлюхи Праудмур нужны стрелы помощнее. Но это было потом. Сейчас же... Сейчас он вёл отряд в порт, к кораблю, и впервые за всю операцию жалел, что не знает, где Амраэ. Вокруг разверзся настоящий ледяной ад. — Вы не пройдёте! Ледяная стена преградила им путь. — Чего смотрите? Разбивайте лёд! — взревел Натанос, а сам принялся осматриваться. Она должна быть достаточно умной девочкой, чтобы понимать, насколько сильно им нужно спешить. Но как она проберётся в порт через все эти заслоны? — Я очищу город от ордынской мерзости! Умрите, отродья! — разорялась Праудмур, чем только сильнее злила Натаноса. Если всё закончится так... однажды ему выдастся шанс поквитаться с Джайной. Обязательно. А ледяной ад быстро сменился огненным. Он сам заставил порт пылать, и теперь... Теперь оставалось уповать только на то, что следопыт знает своё дело. В конце концов, они выполнили миссию. Вполне успешно. О чём ему переживать? Однако отряд уже был на пристани, а Амраэ всё не возвращалась. Под ногами у них захрустело. Таланджи поглядывала по сторонам слишком беспечно — она будто не осознавала, в какой опасности они находились всё это время. Также, как и Зул. Но в глазах Пророка это спокойствие было несколько иным. Не восторженным спокойствием юношеской наивности, а спокойствием того, кто всё предусмотрел... — Погибло слишком много невинных. Пора закончить вашу маленькую прогулку, — отчеканила Джайна Праудмур, преграждая им путь за несколько шагов до спасения, медленно вышагивая по обледенелым от её магии доскам пирса. — Сдавайтесь, и я верну вас в тюрьму. А затем вы ответите за свои преступления перед судом короля. — Мы бы и рады остаться, — Натанос вскинул лук, понимая, что их проблемы уже, кажется, не только в отсутствии Амраэ, — но нас ждёт корабль. — Не спеши с выводами, — прошелестел Зул, спокойно делая несколько шагов в сторону магессы. Он будто не замечал искрящейся ледяной магии, вот-вот готовой сорваться с её рук и посоха. — С нами ты, может, и справишься. Но стоит ли тратить на это время? Все обернулись, повинуясь взмаху руки Пророка. Штормград пылал. Натанос сжал зубы. Ну разве может какой-то несчастный пожар остановить такую, как его следопыт Алина, верно? Конечно, не может. Вот, у неё ещё есть время их догнать. Давай же, девочка. — Мы ещё встретимся! — закричала Праудмур, чьё лицо теперь искажала лишь гримаса ужаса. — Несомненно, — прорычал себе под нос Натанос. — Все на борт! Отправляемся в Зулдазар! — принцесса Таланджи быстро освоилась, оказавшись на своём корабле. Она тут же взбежала на капитанский мостик. — Я так не думаю, принцесса, — Натанос позволил себе ухмыльнуться, опёрся ногой о край бортика и сложил локоть на колено. — Нам приказано доставить вас к вождю. — Этот корабль мой, так что вам придётся изменить свои планы, — принцесса входила во вкус и уже начинала раздражать Гнилостеня. — Обсудим это по пути, ваше высочество, — примирительно прошуршал Зул, приближаясь к своей принцессе. — Поднять паруса! — Таланджи повелительно взмахнула рукой. Интересно, кому она предлагает этим заняться, ему? — Ещё сорок секунд, — выплюнул Натанос, цепенея в деревянной позе, заставляя себя не шевелить ни единой частью тела. Так было проще заставлять замереть все эмоции и разум. Он мог себе позволить дать Амраэ эти сорок секунд. — Это ещё зачем? — В городе был ещё один наш агент, — сквозь зубы напомнил Гнилостень. — Очевидно, что из города уже не выбраться. Нам жаль, но вы больше не увидите вашего агента, — Таланджи, явно начиная злиться, покачала головой. — Она должны была добыть важные сведения для вождя, — выпрямляясь во весь рост, соврал Натанос. — Вы отказываетесь предстать перед вождём сами, но хотите ещё и помешать ей получить информацию? И такова ваша благодарность? Их взгляды с зандаларской принцессой встретились, и оба метали молнии. — Сорок секунд, — наконец отрезала Таланджи. Но сорок секунд истекли, а Амраэ не появилась. — Отплываем! — скомандовала принцесса. Натанос сжал кулаки. Что ж. Следопыт Алина всегда знала, на что идёт. Знала и Амраэ. Это будет неприятный удар, но он сможет перестроиться и не полагаться больше на неё... Сможет. В конце концов, его цель — выполнить волю госпожи. А прочие потери... это несущественно. Жить с этим придётся только ему. Натанос гордо выпрямился и, не глядя больше в сторону зандаларов, отошёл к корме, глядя на пылающий остов каменного города. Корабль уже отошёл от причала, когда внизу послышался лязг и скрежет. Натанос обернулся на звук, чуть выглянул за борт и не смог сдержать оскала, за которым плохо пряталось облегчение. Амраэ карабкалась по борту корабля, бесцеремонно используя кинжалы в качестве верхолазных кошек и выбивая целые щепки из гладкого отполированного дерева. Гнилостень нарочито неспешно спустился с кормы вниз и протянул ей руку. Затянутые в тёмные перчатки пальцы цепко ухватили его ладонь, и Амраэ рывком оказалась на борту. Натанос окинул её взглядом. Плащ её был опалён до самой поясницы, и мокрые волосы серыми сосульками свисали вдоль острого лица. Она криво ухмыльнулась, глядя ему в глаза. В её глазах не было страха — только блестящие, будто влажные от адреналина и немного сдобренные затаившейся яростью искры. Она не переживала — она наслаждалась. А он вздумал тут переживать за её сохранность? Глупец. Натанос в раздражении сжал губы. — Держи, — Амраэ между тем брякнула о грудь Натаноса какой-то неровный серый комок. Он машинально подхватил его рукой и нахмурился. Мокрый, обгоревший, перепутанный серый комок... шерсти? — Что это за дрянь? — Натанос поднял на Амраэ недоумевающий взгляд. — Сувенир. Немного облагородила стрижку одной лохматой псине, — задумчиво проговорила она, безрассудно покачиваясь с пятки на носок на самом краю палубы. — Какой ещё, в Бездну, псине? — прошипел Натанос. — Генн Седогрив. Кажется, они так называли его — Седогрив. — Ты рехнулась? — прошипел Натанос и схватил её за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза, хотя она не пыталась отвернуться. — Не смогла удержаться. Он со своими шавками так отчаянно пытался нас поймать, и так глупо торчал на виду, такой беспечный в уверенности своей безопасности... Жаль, псы ШРУ слишком быстро вышли на мой след. Но добыть трофей я успела, — она шутовски поклонилась и обошла Натаноса по кругу, чтобы окинуть взглядом корабль, на котором им теперь предстояло плыть. — Надеюсь, мы плывём к Оргриммару? — А ну вернись, — сквозь зубы прорычал Натанос, хватая её за руку и дёргая обратно, заставляя плечом впечататься себе в грудь, и тут же понижая голос до слышного только её острым слухом. — Я буду очень зол, Эм, если ты сейчас же не прекратишь этот позорный балаган на глазах у наших союзников. Ты мой следопыт, так веди себя, как подобает следопыту в присутствии командира. — Прошу прощения, мой господин, — пропела Амраэ, тут же выскальзывая из его хватки и опускаясь перед ним на колено. — Я желала лишь доставить вам удовольствие. Я не забыла Штормхейм, мой господин, и мне было приятно отомстить ему. Не беспокойтесь. На случай провала у меня был с собой яд, — она не подняла головы, но Натанос видел, как её губы расплываются в улыбке. Гнилостень скрипнул зубами, но промолчал. Желала доставить удовольствие... Он покажет ей, как нужно доставлять ему удовольствие. Пусть только сунется в каюту. И какая... злопамятная. Вспомнила, как он был ранен Седогривом в Штормхейме. Хотя, чего он ждал от бессмертной Отрёкшейся? Со своей задачей она действительно справилась. А прочее... Но наказать стерву за длинный язык всё же было необходимо. Поэтому он выпрямился, превращаясь в истинного командира следопытов, и потребовал: — Где та информация, которая нужна была Госпоже, следопыт? Амраэ сверлила его ботинки непонимающим взглядом всего пару секунд. Затем в глазах её блеснула догадка. Она ещё ниже опустила голову, пряча насмешку за маской бесстрастия, и небрежно постучала указательным пальцем себя по виску. — В лучшем из возможных хранилищ, мой господин. Здесь. Натанос едва удержался, чтобы не сплюнуть от злости, размахнулся и выбросил клок шерсти за борт.***
Натанос снова сидел в своём кресле, отстранённо покручивая в руках жёлтый, слабо шелестящий от прикосновений пергамент. Амраэ лежала на полу, на шкуре, забросив ноги на сиденье массивного кресла. И бросала в стену ножи. Вернее, не совсем в стену — а яркую тыквовинскую маску мурлока, которую приволокла сюда с улицы. Натанос не мог представить, чтобы она вдруг подошла к кому-то из торговцев и купила это разноцветное безобразие. Но отлично мог представить, как она, едва сдерживающая кипящую внутри ярость, мимоходом и не глядя отобрала эту маску у какого-нибудь веселящегося орчёнка и пошла дальше, не обращая внимания на вспыхнувшие было, а потом резко затихшие возмущённые крики малышни. И ей хватило наглости притащить эту гадость сюда, в его кабинет. Ярко-красные и белые по оранжевому полосы смотрелись как насмешка в тёмной, вечно зашторенной комнате. Более того, ей хватило наглости прямо кинжалом пришпилить маску к стене. Амраэ лежала, метала, и лицо её при этом имело такое зверское выражение, что не будь Гнилостень уверен в том, что она не пойдёт против его воли и воли Госпожи, точно не дал бы за жизнь той эльфийки и ломаной медяшки. — Крыса. Мразь. Маленькая мерзкая сука, — шипела Амраэ, и каждое слово сопровождалось новым точным броском. На стене не было ничего, что могло бы её привлечь, но ножи уже почти заметно сложились в силуэт надгробного камня. Вероятно, под такой она была бы не прочь положить эту самую «мразь» и «маленькую мерзкую суку». — Угомонись. Не тебе обсуждать приказы вождя, — отрезал Натанос. — А разве я обсуждаю приказ вождя? Я обсуждаю эту тупоголовую самку речного мурлока! Гнилостень качнул головой. — Неужели ты думаешь, что это произошло просто так? Что её отправили туда без какой-то весомой причины? Амраэ пружинисто подскочила, и несколько оставшихся кинжалов упало на шкуру, тихо звякнув. Она в пару шагов оказалась возле кресла Натаноса, вместо того, чтобы по привычке усесться на стол возле его локтя, оперлась кулаками о подлокотник кресла, склонилась почти к уху Натаноса и зашипела не хуже степного аспида. — Что за причина должна быть, чтобы не только пощадить гнусную предательницу, но и доверить какое-то ей важное задание? Что за причина может быть, чтобы настолько поставить под угрозу всю шпионскую сеть? Если бы моё сердце билось, оно бы остановилось в ту же секунду! Десятки ребят... наших ребят годами плели эту паутину. Сколько их встретило окончательную смерть в застенках ШРУ? Чтобы теперь какая-то Солара, не удушенная в колыбели предательская гнусь, получила доступ к нашему связному! Оооооо... Я сейчас лопну от ярости! Ну что, что понадобилось госпоже там такого особенного? Что госпоже понадобилось от той, что уже поступилась своей честью? Она предала однажды — что помешает ей предать снова? Натанос на секунду прикрыл глаза, заставляя себя успокоиться. Амраэ действительно переживала за дело их общее дело — надо признать, не без причины. И за это можно было уважать её вспышку. Но... — Ты всё-таки обсуждаешь приказ вождя, Эм, — он нахмурился наклонился к ящику стола, чтобы достать бутылку. Он хранил там немного зубодробительного пойла от Могрейна, единственного, что могло бы взять организм Отрёкшихся. Кажется, Амраэ не помешала бы пара глотков. И ему тоже. — Да! И что ж? Я же обсуждаю его с тобой! Не волнуйся, я не пророню ни единого лишнего слова за пределами этой комнаты. Но, боги... Ты бы видел, как она ходит, когда думает, что за ней никто не наблюдает! Да на её лице просто огромная надпись: «Я ХРАНЮ БОЛЬШУЮ ТАЙНУ! МНЕ ПОРУЧИЛИ ВАЖНОЕ ДЕЛО! СМОТРИТЕ, МЕРЗКИЕ СЛЕДОПЫТЫ, Я МОЛОДЕЦ, А ВЫ — НЕТ!». Тьфу! Да самый вонючий салага из ШРУ сразу поймёт, что с ней что-то не так! И ради чего всё это? Объясни мне! — Амраэ зарычала и с силой ударила кулаками по столу перед Гнилостенем. — Госпожа не обязана объяснять причины своих поступков. Ни мне, ни тем более тебе, ни кому-либо ещё, — выплюнул Натанос, начиная терять терпение, и резко перехватил кулаки следопыта, рывком заставляя её развернуться к себе. — Повтори это тем, кто подохнет из-за этой Солары! — голос Амраэ взвился, начиная всё сильнее дробиться, отдавая эхом потусторонних чужих откликов, превращаясь в крик. — Что может эта Тухлая Роса, чего не может любой из наших? А, скажи, Натанос? У нас что, в Даларане или в Храме света Пустоты не нашлось никого подходящего? Или может это новомодные течения пандаренской медицины, и их мозгоправы говорят, что малолетки понимают друг друга лучше, и ей будет проще втереться в доверие к мальчишке-королю? — Следи за языком, — прорычал Натанос ей в лицо, сильнее сжимая тонкие запястья. — Тебя заносит. Ты говоришь о нашем вожде и её решениях. О Верховном вожде Орды. И каждый из тех, о ком ты тут пока беспричинно убиваешься, сознательно поклялся служить Орде и Сильване. Мы все — орудия в её руках, а орудию положено разить без разговоров! — Да что ты говоришь, — закричала Амраэ. — Не строй из себя жреца Света и безмозглого идиота! И не делай идиоткой меня! — Натанос почувствовал, как непроизвольно сжимаются его челюсти. Ещё немного — и зубы посыплются крошкой. Амраэ же раздражённо дёрнулась, пытаясь высвободиться из хватки, и будто только сейчас заметила, что он держит её за руки. Она пошевелила пальцами, сжатыми в ладонях Натаноса, чуть наклонилась к его лицу и прошипела: — Мы все можем молчать перед её очами, но и ты и я прекрасно знаем, что шепоток уже давно слышен в закоулках Оргриммара. Так ли госпожа хочет услышать эхо ропота? — Замолчи, — прорычал Натанос, хватая её за плечи и толкая к стене. — Ты переходишь всякие границы. Ещё одно слово — и за поганые речи будет вырван уже твой язык. Знай своё место и прекрати истерику! Не позорь себя... и меня! Ты Тёмный следопыт, ты её личная гвардия. И ты в числе против клялась в верности Сильване лично. Так оправдывай оказанную тебе честь и молча делай своё дело! Натанос поймал её взгляд — пылающие раскалёнными яростными искрами алые угли, обрамлённые выбившимися из простого хвоста светлыми прядями. На секунду один образ наложился на другой, и ярость в нём угасла, будто костёр, затухающий, задыхающийся без кислорода. Целый долгий миг он смотрел в эти глаза, пытаясь разделить их — её и её, пытаясь заставить себя снова злиться на Эм — свою Эм, которая слишком далеко зашла. Амраэ же тоже сдулась, опустив взгляд на руки Натаноса, цепко впившиеся в её плечи. Ярость в ней будто потеряла краски, налившись едва заметными ростками отчаяния. — Вот именно, — негромко проговорила она, бессильно опуская руки. — Я Тёмный следопыт. Как и ты. Кто может быть более предан нашей госпоже, чем мы? Кто ещё скажет ей что-то важное, если не мы? Любой боец бросится за ней в пекло. Да даже если бы ей понадобилось сердце их никчёмного короля, я бы подохла ещё трижды, но принесла бы ей его на блюде, ещё горячее и истекающее кровью. Но кто осмелится показать ей взгляд со стороны? — Амраэ покачала головой. — Да, любой из нас — её орудие. А Солара — тупой деревянный меч. Кого она сразит этим мечом? Амраэ устало уронила голову к груди, и светлые пряди повисли вдоль её лица, едва касаясь кончиками предплечий Натаноса. Острые кончики бледных ушей мазнули его по щекам. Внутри Натаноса что-то на секунду вздрогнуло. В таком положении, не поднимая головы, она была так похожа... — Ей не нужны ничьи подсказки, — прошипел Натанос, ощущая, как внутри всё тает и сдувается — и остаётся только бесконечная усталость. — А в особенности той, кто додумалась составить мнение, даже не сложив мурлока с берегом, чтобы понять действительно все причины. Амраэ вскинула голову, но ничего не сказала. В красных угольках её глаз, казалось, можно было заметить бешеное движение мысли. Слова были сказаны, и будто превратились в камни, что покатились по полу в полной тишине. Они оба замолчали, удивлённо глядя друг другу в глаза и остывая от недавней вспышку, глотая всё, что наговорили друг другу, и делая шаг куда-то дальше — в темноту, в которой и крылась тайна. Натанос резко отстранился и сделал шаг назад, к столу. На секунду замешкался и обхватил пальцами высокое горлышко бутылки. Гнилостень молчал несколько секунд, постукивая ногтями по толстому стеклу и борясь с собой. Она права, конечно, была бы — если бы дело не было в другом. В том, что отравляло самого Натаноса. Но он терпел, будучи её самым верным и самым лучшим орудием. Боги. Нет. Ему нужно было произнести это, чтобы не сойти с ума. И Амраэ была, пожалуй, единственной, кому он мог бы доверить хотя бы частицу правды. — Неужели ты, после стольких лет, всё ещё допускаешь мысль, что Госпожа делает что-то просто так? — наконец заговорил он, хмуро глядя на свои пальцы, лежащие на тёмном стекле бутылки. — Эта Солара — всего лишь инструмент, ничем не лучше и не хуже других. Инструмент, нужный именно здесь и именно сейчас. Лишь только она выполнит свою роль — и сам мир забудет, как её звали. Неужели ты действительно не поняла, зачем на самом деле Госпоже понадобилась эта Солара? — он резко втолкнул пробку внутрь бутылки и сделал первый глоток, не обратив внимание на капли, сбежавшие в бороду. — Почему именно предательница? Зачем ей вдруг оплот жрецов — островок безопасности, двери в который открыты любому приверженцу Света? Зачем она отправилась в Даларан сейчас? Сейчас, когда там толпы народу, и уследить за кем-то почти невозможно — будь ты хоть залётный искатель приключений, хоть охраняемая взводом рыцарей персона? Пойло не ухнуло в нерабочий пищевод, а будто всосалось, растворяясь, испаряясь и делая всё на некоторое время обжигающе горячим. Натаносу даже почудилось, что он чувствует жар своих губ. Амраэ шагнула к нему ближе, будто деревянная, и оперлась бёдрами о край стола. Она выхватила у него бутылку и тоже приложилась к горлышку. Выпивка была густой и чёрной, и смолянистые капли остались на её губах, пока она не облизнула их острым серым языком. Она хмурилась и молчала, обдумывая его слова. Конечно, она читала все донесения — порой даже раньше, чем сам Натанос или Госпожа. Конечно, она знала вообще всё о ситуации. Но, вероятно, никогда не задумывалась об этом в таком ключе. Она не допускала и мысли, что такое возможно. Но Госпожа... всегда умела преподносить сюрпризы. Через секунду её длинные светлые брови поползли вверх. — Скажи, что это шутка, — голос её казался более хриплым, чем обычно. — По-твоему, я стал бы об этом шутить? Амраэ покосилась на него и скривилась. — Какая мерзость. Фу. Гнилостень схватил её за руку, заставляя повернуться к себе. Внутри вдруг снова вскипела злость. Она всё поняла, наконец-то. И это всё, что теперь она может сказать? — Боюсь, ты забыла, что я когда-то тоже был человеком, — прошипел он ей в лицо. Амраэ усмехнулась насмешливо, но в глазах её мелькали острые призраки боли. — Я помню, Натанос. Но ты давно уже не человек, а у в прошлом у всех есть свои недостатки, — вполголоса проговорила она и отвернулась, снова прикладываясь к бутылке. — Какая глупая, глупая ирония... В профиль были видны только её волосы и кончик носа, тонкий и аристократичный, и белая-белая, неестественно белая кожа. Кожа Сильваны имела немного другой оттенок, но в полумраке кабинета это было почти незаметно. Отблески свечей желтили любую кожу. Натанос на секунду представил, что его госпожа, его Сильвана... С рычанием он схватил Амраэ за шею и притянул к себе. Он не целовался ни с кем уже долгие годы — и это было бы бессмысленно. Но сейчас он чувствовал неестественное тепло от разогретых чёрным обжигающим пойлом губ, и своих, и её, а под пальцами — шёлковую гладкость золотисто-белых волос. И всё ещё чувствовал тлеющие внутри отголоски вспыхнувшей ссоры, порождающую желание наказать её за болтливость, за самовольство, за то, что... за то, что она снова заставила его думать об этом. Он закрыл глаза и ворвался в её рот с яростью и болезненным исступлением, позволяя образам в голове беспорядочно смешиваться. Он знал, что следопыт Алина... Амраэ дорога ему, дорога так, как никто из всех прочих следопытов. Он никогда не думал об этих чувствах — никак. И он ни за что не смог бы ответить сам себе, была бы она дорога ему также, если бы была меньше похожа на Сильвану Ветрокрылую. Нет, конечно. Нет и не может быть второй Сильваны. И никто не сможет заменить её. И никто не сможет пошатнуть его верность. Но... если ей нужна не вся его верность, то к чему глупые сантименты? А Амраэ... Эм всегда будет верна ему. Боги, как же она похожа... Особенно вот так, вблизи, когда видно лишь кончики длинных ресниц и мерцающий алый зрачок... Натанос остановился и замер, глядя ей в глаза, почти касаясь лбом её лба. Он гладил пальцами её затылок, прижимая тонкое эльфийское тело поясницей к столу, и почти с удовольствием отмечал, что она нисколько не против, а наоборот забросила руки ему на плечи и настойчиво скользит пальцами по его шее. А ему не хватает... ещё немного... немного иллюзии. Подумав секунду, Натанос толкнул бутылку, позволяя ей пролиться на стол. Окунул большой палец в пойло и медленно, почти лаская, прочертил тёмные дорожки под её глазами. Жидкость потекла, оставляя чёрные потёки, так похожие на слёзы. Амраэ оскалилась и крепко вцепилась ему в волосы, чуть запрокидывая голову. И промолчала. Натанос тряхнул её за плечи, ожидая, что она что-нибудь скажет. Что она возмутится и остановит всё это. Разве это не унизительно? Но она молчала. Тогда он отстранился и со злостью запустил опустевшей бутылкой в стену. Осколки брызнули, а остатки жидкости потекли вниз, рисуя чёрные слёзы и там. Натанос зарычал. — Ну что же ты, Натанос, — Амраэ вдруг взяла его за плечи и притянула к себе, заставляя опереться на стол по обеим сторонам от неё. И для верности обхватила своими натренированными ещё при жизни ногами. Она наклонилась к самому его лицу и прошептала. — Ах, какое это жалкое зрелище, да? Какая я жалкая в своём желании угодить тебе. А ты такой слепец! Голос её совсем не вязался с теми с действительности жалкими словами, что она говорила, отчего казался опасно коварном. Змеиным, обволакивающим, что ещё сильнее добавляло ей сходство с Сильваной. Натанос хотел было оттолкнуть её, но понял, что не может поднять на неё руку. Всё смешалось в его голове. Он ни за что не мог бы ударить Сильвану — лучше смерть. И Амраэ, в общем-то, тоже, но когда Амраэ — это Сильвана, но... Тёмным богам всё в задницу! — К чему ты клонишь, Эм? — хрипло выдавил он, замерев возле её лица и сверля взглядом её бледную ключицу. — Лишь к тому, что это и правда может быть больно: без прикрас видеть в зеркале себя, — вдруг жёстко добавила она и скользнула губами вдоль его щеки к уху, заставляя внутри зарождаться какое-то слабое, слабое, но щекочущее чувство. — Но это полезно. Уверена, пандаренские мозгоправы бы со мной согласились. Несколько секунд ему понадобилось на то, чтобы повторить в голове её слова и осознать их. А затем — ещё несколько, чтобы погасить вспыхнувшую во всём теле ярость и смириться с тем, что ещё одной бутылки, которую можно разбить, под рукой нет. Амраэ слишком нежно, чтобы это не стало невыносимо, огладила его лицо и поймала лихорадочный, пульсирующий болью взгляд своим — полным отголосков такой же, но куда более глубоко запрятанной боли. — Жизнь — такая глупость. Но мы не живы, а бессмертны, Натанос. Так что что бы ни случилось, я всегда у тебя буду. И всегда буду с тобой, пока нужна, — шёпот её разливался по коже, словно яд. Он не должен был позволять ей говорить подобное. Не должен был позволять, но позволял. Кожей виска он почувствовал, что она снова оскалилась в ухмылке. — Кстати, хочешь, я попрошу Бебри, и она подведёт мне глаза? Это было слишком. Натанос со всей силы ударил кулаками по столу и вцепился Амраэ в плечи, чтобы снова ворваться жалящим, жёстким поцелуем в её рот. Он уже не был горячим, алкоголь высох и выветрился, и едва теплящееся живость сменилась обжигающим льдом. Он целовал её долго и болезненно, будто наказывая за дерзость и жестокие слова, за то, что из-за неё он сорвался в этот бессмысленный, бесконтрольный водоворот. За то, что добавила его и без того истерзанный разум новых поводов для терзаний. Будто отыгрываясь на ней за их глупые надежды и ещё более — за то, что они знают это всё друг о друге. Он развернул её спиной к себе и толкнул лицом в столешницу. Бледные волосы разметались по тёмному от времени дереву, а кончики ушей подрагивали из-под капюшона, будто дразнясь, будто издеваясь над ним. Он брал её так же остервенело и зло, не чувствуя почти ничего — но всё же почти. Ненормальный, болезненный колдовской жар, подкреплённый могрейновской выпивкой, катался по ледяным внутренностям, грозя разорвать их обоих на части. Наслаждение пришло, пустое, но колючее, ледяной вспышкой ударив по глазам. Амраэ дрожала под ним, царапая чёрными ногтями стол. Потом она сидела на столе, а Натанос, не стесняясь, стоял, уронив голову ей на плечо и всё так же опираясь кулаками о стол с обеих сторон от её бёдер. Амраэ неспешно перебирала его волосы на затылке и молчала. А мир загорался и гас на кончиках её пальцев, заставляя осознать: что-то изменилось. Изменилось бесповоротно, но несмотря на это осталось по-прежнему. Он решился нарушить тишину первым, испытывая острую необходимость сказать это, чтобы убедить не сколько её, сколько себя. Чтобы мысль, облачившись в слова, стала материальной. — Амраэ... Я произнесу это единственный раз в жизни. Но ты запомни и никогда не сомневайся. Я... рад, что ты со мной. Спасибо. Ты слишком умна, чтобы не понимать, но... несмотря ни на что, твоё место возле меня — не тень и не замена. Ты занимаешь своё место. Поняла? Амраэ не пошевелилась. — Я была бы рада, если бы ты и вправду так думал, мой господин, — прошептала она ему в макушку. — Но если хочешь, давай вместе будем считать, что это так. Когда через три дня она явилась к нему, и он увидел, что она действительно обратилась к Бебри Кудрешлем и примечательно подвела глаза, он пришёл в ярость. Потом снова взял её — снова делая вид, что наказывает. Потом он требовал, чтобы она свела это безобразие. — Прости, Натанос, но это татуировка. А с нашей кожи её можно свести только вместе с кожей. Ну, у госпожи теперь будет удобный двойник для всяких опасных миссий, разве не прекрасная идея? Она хохотала, вызывая в нём волны ярости. А потом поцеловала — впервые сама, и Натанос снова закрыл глаза. Он уже не был уверен, что рад видеть эти тёмные слёзы на её щеках. И, кажется, жалел, что вообще тогда вздумал сделать такую глупость. Ведь теперь всё в его голове мешалось ещё сильнее, делая только хуже. Но он точно был теперь уверен в том, что акт самовнушения удался, и он не соврал, позволяя себе самое глупое признание в своей жизни. Оставалось решить, что теперь с этим всем делать. Учитывая то, как много важных дел впереди было у него, а значит — и у Амраэ.***
Когда всё пошло наперекосяк, Амраэ знала, что ей, в общем-то, плевать на Орду. И она нисколько не расстроилась, когда им пришлось позорно покинуть Оргриммар. Конечно, она следовала за Натаносом, Госпожой и Истребительницей. Которая, на удивление, тоже оказалась верна госпоже. Это радовало. У них ещё были шансы — хоть на что-то. Потом они оставили Истребительницу в Призрачных землях, потом и Госпожа покинула их. Амраэ старалась об этом не думать — сейчас было нужно спастись, затаиться, затеряться. Они мчались куда-то без сна и отдыха — благо, в нём не нуждались. Вперёд, вперёд — лишь бы укрыться или встретить последний бой. Натанос знал, что их преследуют. Знала и Амраэ. Они не говорили об этом — большее молчали, поглядывая по сторонам и двигаясь, двигаясь, двигаясь. Только в движении было их спасение. Натанос не предлагал ей разделиться. Хотя не будь его рядом, Амраэ никто не стал бы преследовать. Кто знает, что за неизвестный следопыт идёт своей дорогой? До сих пор никто лишний не знал её лица. Но Натанос мельком бросал на неё взгляд и понимал — она не уйдёт. Поэтому когда в конце концов заметил мелькнувшие в высокой листве белые крылья — понял, что времени осталось мало. Амраэ же всё ближе ощущала дыхание приближающегося конца. Она подобралась, стала собраннее и ещё молчаливее, то и дело готовая схватиться за лук. Они уже пересекли границу Восточных Чумных земель и рыскали по редким, мёртвым лесам, когда Натанос вдруг схватил её за руку и заставил остановиться. Амраэ вскинулась, с непониманием глядя на него. Натанос остановился за деревом, в кружевном из-за листвы свете луны, внимательно и тяжело глядя ей в глаза. Где-то в стороне, ближе к дороге, темнели мрачные остовы чьей-то заброшенной усадьбы. Он обхватил её руками за плечи, и если бы она могла это — ощутила бы, как на плечах остаются синяки. — Натанос? — Амраэ бросила быстрый взгляд вокруг, чтобы встретиться с ним взглядом. Он молчал, тяжело прислонившись лбом к её лбу и продолжая сверлить пристальным взглядом. Пальцы его легли на её затылок, сжимая его сквозь плотный тёмный капюшон. — Натанос, — повторила Амраэ, вдруг ощущая, как тело охватывает дрожь. — Нам нужно идти, слышишь? Каждую секунду нас могут догнать. Натанос... Она подняла руки и обхватила его лицо ладонями, пытаясь заставить замереть вдруг задрожавшие пальцы. Он молчал. — Не смей со мной прощаться, придурок, — совсем забыв о субординации — да какая в бездну субординация? они теперь просто беглецы — прошептала она, тяжело проталкивая в сухое горло сухие, шершавые слова. — Слышишь меня? Не смей со мной прощаться! — И не думал, — хмыкнул Натанос, ощущая на языке привкус, который не притупился даже после смерти — привкус лжи. — Ты права, Эм. Мы должны спешить. Пойдём. Амраэ глухо цыкнула и отпустила его, тут же навострив слух и двинувшись дальше. Что-то внутри неё в тот же миг закричало об опасности. Она слышала звук натягиваемой тетивы, когда резко оборачивалась назад. Готовая кричать, чтобы Натанос наконец шевелил своей задницей — или прикрывать его, если он уже ввязался в неожиданный бой. Но стрела смотрела прямо в неё — и это была стрела Натаноса. Она успела увидеть его лицо — жёсткое и непримиримое, готовое к чему-то, к чему она была не готова. Поднять на него своё оружие. — Ты... — выдохнула Амраэ, удивлённо разглядывая торчащее из груди древко. А потом тело онемело, выталкивая разум на далёкие, далёкие задворки сознания, и мир померк. Она пришла в себя в густой темноте, которую кое-как прорезали рыжие едва заметные хлопья света, источаемые её собственными иглазами. В пару ударов выбив крышку, она села в гробу, ощущая в теле тлетворное воздействие усыпляющего яда, столь сильного, что свалил даже её организм. Стрелы в груди не было. Она сидела в гробу в обычном человеческом подземном склепе. Гроб был старым, и прямо под её бёдрами пальцы нащупали чей-то полуистлевший саван. Что же ты наделал, Натанос? Что же ты наделал? Она предпочла бы умереть вместе с ним, чем быть спасённой... вот так. И после жить с этим. Она уже знала, что не успеет. Никуда не успеет. С рычанием Амраэ вывалилась из гроба, нечаянно расколотив его окончательно. Пошатываясь, добралась до лестницы, а оттуда выскочила на улицу, ведомая желанием убедиться — она ошибается, он ещё жив, ещё жив... Но, конечно же, это было неправдой. Она нашла старое поместье Марриса, но в нём не нашла ничего, что могло бы ей помочь. Лишь множество следов битвы. И — у крыльца жалкий обрывок кожаной перевязи, на которой он носил свой колчан. В ярости хлестнув куском кожи по стене, она завизжала — не хуже, чем обычная банши. И стояла так некоторое время, тупо глядя на более никому не принадлежащую усадьбу — на эти стены, на этот проклятый дом на этой проклятой земле. Оставаться здесь не было смысла. И она двинулась прочь, прицепив несчастный огрызок к своему ремню и позволив ему свисать по бедру. Позже, незримой и неузнанной тенью скитаясь по тавернам, ей удалось узнать, что очередная кучка безмозглых героев во главе с калдорейской тварью «победили» и «повергли» мерзкого приспешника Банши — она почувствовала глухую ярость и беспросветную, безоглядную тоску. Ох, зря они сожгли лишь только Тельдрассил. Нужно было идти дальше и вырезать каждую лесную тварь, каждого ночного выродка, и первую — эту зеленокосую шлюху... Амраэ понадобилось несколько недель, чтобы вызнать все подробности, а потом пришло осознание — Тёмная госпожа просто бросила Натаноса. Самого верного из всех, кто когда-либо у неё был. Того, кто, не задумываясь, сотню раз отдал бы за неё жизнь. Ушла одна — а Натаноса бросила. Нечего даже упоминать, что вместе с ним была и она сама, Амраэ. Это не имело ровным счётом никакого значения — ни для кого. Но она бросила Натаноса. Амраэ почувствовала, как вместе со смертью Гнилостеня вся её верность Госпоже утекает сквозь пальцы. Мир теперь разверзся, и никакие прошлые клятвы более не имели значаения. Госпожа отправилась в Тёмные земли? Чудесно. Амраэ отправится туда же. Там же потеряли и эту дарнасскую шлюху? Превосходно! Какая удача — убить двух зайцев сразу! Желание мести придало ей сил и отмело всякие сожаления о том, что Натанос обманом спас ей жизнь. Так было даже лучше. Теперь она имела все шансы отомстить. Ведь кто, как на Отрёкшиеся, знают, что такое холодное блюдо, которым должна быть месть? А Амраэ отлично умела ждать. Лишь попав в Тёмные земли, Амраэ сумела немного охладить разум и подумать. Ведь если здесь находятся все души умерших, а она так удачно попала сюда... То почему бы ей сначала не найти душу Натаноса? Амраэ и вправду никогда не была глупой. И уж тем более — наивной. Она умела прекрасно прятаться — даже здесь. А ещё лучше — находить информацию. И времени у неё было предостаточно. Сначала она потратила почти месяц, осваиваясь в Утробе и стараясь не попасться на глаза Тюремщику, с которым теперь была их госпожа, и встречаться с которой ей пока было рано, и проклятой Праудмур. Ей удалось обвести вокруг пальца лишь Могрейна, который и помог ей позже выбраться в Орибос. Ей предстояло начинать всё сначала. Налаживать знакомства, строить сеть, вербовать соглядатаев... Делать это в одиночку было чрезвычайно сложно. Ей нужна была информация. Информация и достаточно могущественный покровитель. Прошло почти два месяца с тех пор, как она прыгнула в Утробу. До этого момента. Теперь она стояла, преклонив колено перед своим новым господином. Он был, несомненно, самым могущественным из всех владык, что правили этими землями. А ещё он с первых минут понял, зачем она здесь. И губы его растянула довольная ухмылка. Он наклонился, и длинные пальцы, оканчивающиеся тёмными когтями, обхватили её подбородок, заставляя посмотреть в сощуренные красные глаза. — Люблю тех, кто знает, чего хочет. И не стесняется идти к своей цели. Ты отлично послужишь мне, Амраэ, Тёмная мстительница. А я помогу тебе. Никаких глупых клятв, никаких пустых слов. Только умелый и верный расчёт. Это лучшая сделка из возможных. — Да, Владыка, — отчеканила Амраэ, неотрывно глядя в глаза сира Денатрия. Она не боялась его. Ей исключительно нравилось то, что он не питает глупых иллюзий. Верность — пустой звук перед взаимной выгодой. Вот, где теперь она должна искать опору. А верность она оставит для Натаноса. Ведь, в отличие от некоторых, только он, кажется, во всём Азероте, действительно знал, что это такое. И научил этому Амраэ. Она прибережёт её для него. А потом наглядно покажет ему разницу. — Чудесно. Люблю последователей, у которых, помимо моей, есть параллельно и своя цель. Они служат куда усерднее. Владыка распрямился и махнул рукой, указывая кому-то, кто стоял за его спиной. — Наша новая подруга поступает в твоё распоряжение. Поработай с ней. Ей ещё предстоит многому научиться. Она сильна, но мне нужны не просто сильные, а самые сильные. Амраэ предвкушающе ухмыльнулась. Ей нравилось имя, которое дал ей сир Денатрий. Тёмная мстительница... Замечательно. Когда она свершит свою месть, тьма будет застилать глаза Тиранды Шелест Ветра и Сильваны Ветрокрылой. И никогда не оставит их. Ей действительно пришлось... многому научиться. Нетрезимы не церемонились с ней и её телом. Зато, когда им пришлось похищать Реморнию с душой Владыки из-под носа у этого болвана Ренатала, что смел называть себя принцем, и бежать, ей отлично пригодились новые крылья. Она не жалела об утраченной не-жизни и о том, что теперь стала так далека от своей эльфийской сути, как только было возможно. Не беспокоилась и о том, что её новый господин получил поражение. Это было лишь поражение в битве. Война же только началась. И в день, когда она найдёт душу Натаноса, она поможет и ему переродиться. А потом... потом найдёт достаточно тьмы, чтобы погасить солнце для предателей. В любом из существующих миров. — А, это ты, Амраэ? — послышался из Реморнии голос Денатрия, когда они уже были в безопасности. — Ты не покинула нас? Я удивлён. Ведь твоя цель значительно отодвинулась. — Я научилась видеть силу, Владыка, — Амраэ позволила себе коснуться лезвия меча пальцами и мягко скользнула по нему, будто касаясь плеча Владыки. — Настоящую силу. И я ценю честность. Ты не повержен, Владыка. Твои победы только впереди. А я умею ждать. А ты будешь гораздо щедрее с теми, кто пройдёт с тобой не только победы, но и поражения. Я буду с тобой до конца. Кажется, Владыка засмеялся. — До сих пор меня умиляет, насколько идеально я умею подбирать союзников, и насколько же бездарен в этом Ренатал. В этом-то и есть его слабость. Ты права, крошка. Всё только начинается...