Начало конца

В Рашемене маски встречались чаще, чем в любом другом уголке Абер-Торила. Любой рашеми, от ребёнка до берсерка знал, что они значат. Здесь маски носили ведьмы, как символ отличия, как символ власти, как напоминание, в чьих руках и под чьим покровительством находится Рашемен. За несчётное количество дней пути отсюда, на его родине, Кай’Ринн привык, что его воспринимали как чужака. Дроу никогда не пользовались уважением у простых людей. Даже выросшие на поверхности, воспитанные людьми, и всю жизнь пробывшие среди людей. Но даже тогда он не испытывал того, что испытал здесь. Всякий раз, когда он выходил на улицу, каждое его движение не укрывалось от подозрительных, недобрых взглядов. «Чужестранец», – это слово произносили словно уличая в преступлении. В их устах оно звучало как обвинение, как клеймо и угроза. Но вскоре дроу заметил и другое. Местные жители не ненавидели избирательно. Любой, будь то даже человек, ничем внешне не отличимый от них, но лишь воспитанный на другой земле, был для них чужестранец. Только едва ли было от этого легче. Нескончаемые взгляды нескрываемой враждебности, бесконечные игры в прятки в тени капюшона безразмерного плаща угнетали и не приносили особенного результата. И тогда у Кай’Ринна появилась маска. Украшенная мелкими шипами и короткими перьями, на манер ведьминских, он стал носить её постоянно, то ли прячась, то ли смеясь над ведьмами Мулсантира. На его родине чернокнижник почти приравнивался к преступнику. Их дар считался слишком редким, потому как передавался с кровью существ с Нижних планов, или по несчастливой случайности. Чернокнижников нигде не обучали, потому как этот дар можно было получить только при рождении, и никогда нельзя было предугадать, как он проявит себя в будущем. По этой причине чернокнижники считались неуправляемыми, и поэтому опасными. Здесь же преступником считался любой мужчина, по какой угодно причине использующий магию. Так же, как и в Андердарке, куда по зову крови Кай’Ринн неосознанно стремился. И Ганнаев, ведьмино отродье со способностями шамана, был живым тому подтверждением. Дроу нашёл его за стенами тюрьмы. Он не сразу это понял, но зеленоглазый шаман был словно его отражением в этом мире, освещаемым солнцем. Скорее всего, родись Кай’Ринн среди тьмы Подземья, сам угодил бы в тюрьму или на алтари жестокой Паучьей королевы. Но с пониманием не приходила близость. Странная земля – матриархат на поверхности. Для всех, чья жизнь начиналась дальше этих земель, Рашемен был замкнутой, диковиной страной. С тех пор, как Кай’Ринн оказался здесь, прошло не так много времени, но это время было пропастью, отделявшей его от прошлой жизни, от которой у него ничего не осталось. Не было даже серебряного осколка. Теперь на его месте был безобразный шрам после того, как осколок извлекли из его развороченной груди, а рану наспех зашили грубыми нитками. Но нельзя было терять, не получая ничего взамен. Так вышло и сейчас. Вместо старых друзей пришли новые спутники. Вместо чёткой цели – расплывчатые слухи. Если раньше его сжигало адское пламя болезненной привязанности, то сейчас его изъедал дьявольский голод. И последнее время эта тёмная сущность всё чаще давала знать о себе. Голод. Создание, скорчившееся на ворохе смятых и местами порванных простыней, теперь только приблизительно было похоже на дроу. Его некогда красивое лицо исказилось, подобно маске с чудовищным оскалом, а в закатившихся глазах зарождалось безумие. Пальцы нервно скребут по обнажённой, взбугренной шрамом коже, оставляя за собой глубокие царапины, из которых начинает сочиться кровь. Но новая боль ничтожна по сравнению с голодом, что терзает его изнутри. Его тело начинают сводить судорожные рыдания, он извивается, словно змей, пачкая кровью простыни, кусает подушку, которая заглушает чудовищный, уже не человеческий вопль. После этого дроу затихает, поворачивается на спину и прерывисто, быстро дышит. Внезапный порыв заставляет его резко встать с постели. Привычным движением, отработанным до автоматизма, Кай’Ринн пристёгивает ножны. Сегодня маска остаётся лежать возле кровати. Сейчас она меньше всего занимает его, когда в голове есть только одна навязчивая мысль и одна цель – утолить голод. Улицы ночного Мулсантира наполнены особенной жизнью. Не метафорической «другой жизнью», когда город наполняется всего лишь жителями, предпочитающими ночное времяпрепровождение, здесь всё было иным. По ночам разрывалась ткань реальности, открывая порталы на Теневой план. Минуты лихорадочных поисков наконец приводят к знакомому переулку, и внутренности вновь сводит от боли. На этот раз это длилось недолго. Голод просто напоминает, кто и для чего дал ему передышку. Переход между планами здесь осуществлялся без лишних эффектов. Один шаг – и до этого привычный мир преображается в оттенки чёрного. Из глубины души появляется какой-то суеверный страх, как перед всем непознанным, и с первого шага начинает преследовать чувство опасности. Благо, что обоснованное. Не пройдя и нескольких метров, дроу наткнулся на охотников. Схватка далась ему труднее, чем он думал, но вскоре путь снова был свободен. Зажимая рукой кровоточащую рану в боку, Кай’Ринн продолжил путь. На зелье исцеления нет времени, нужно просто как можно скорее найти какого угодно духа. Теперь он был осторожней. Молодой дроу шёл дальше, скрываясь и передвигаясь как можно тише. Дыхание его становилось хриплым, а по телу начал распространяться озноб. Он боялся. Боялся, что выдаст себя и ввяжется в схватку, которой в этом состоянии не сможет выдержать. Но голод гнал его вперёд. Прошла вечность перед тем, как он встретил одинокую тень. Она стояла прямо перед ним, прозрачная, с резкими очертаниями. Там, где должны были находиться глаза, тлели два красных огонька. Тень не нападала, будто ждала чего-то, словно пытаясь увидеть, что за сущность прячется под маской создания из плоти и крови. И Кай’Ринн напал первым. За доли секунды позади него оказалось визуальное воплощение его проклятья – чёрная тварь с шипами и щупальцами, каждое из которых потянулось к тени. Уподобляясь ей, Кай’Ринн вытянул вперёд руки, чувствуя, как его собственная боль отступает, оставляя место наслаждению и восторгу. Это чувство длилось доли мгновения, и вскоре на смену ему приходит новое: насыщение. Голод притупляется. Теперь дьявольская боль не побеспокоит его несколько часов, а может, и больше. Всё ещё тяжело дыша, дроу вдруг замирает. В постепенно проясняющемся разуме вспыхнуло осознание того, что он снова преступил черту. Сделал то, что зарёкся не делать. Раньше он думал, что сможет справиться с этим, думал, что обладает достаточной силой воли, ведь он укрощал в себе тёмный дар чернокнижника, он командовал крепостью, он повелевал демонами, он низвергнул Короля теней! Глупец. Всё это было едва сравнимо с силой проклятья. Ни одно смертное существо не могло его выдержать, неужели он настолько самонадеян и полагал, что сможет? Для кого тогда оно предназначалось? Если кто-то так хотел избавиться от него сейчас, зачем было делать это так мучительно? Кай’Ринн почувствовал, как с новой силой на него навалилось всё, что он пережил. Его била крупная дрожь. Вся его одежда на левом боку была залита кровью, и с каждой потерянной каплей ему становилось всё холоднее. И рядом не было никого, кто мог бы ему помочь. Как и с первого момента, когда он очутился в этой дикой, проклятой богами стране. Стиснув зубы и смахивая по дороге непрошеные слёзы, Кай’Ринн поспешил обратно.