Выбери меня

      В воздухе пахнет слезами и отчаянием. Гарри аккуратно ступает шаг, стараясь не делать лишних движений. На секунду, всего лишь на секунду ему становится жаль Драко, но он тут же засовывает жалость подальше. Малфой никогда не проявлял к нему ни капли сочувствия, тогда почему Гарри должен быть великодушным?       — Я знаю, что это был ты, Малфой! — слова вырываются сами по себе, а внутри глухая ярость, накатывает волнами по венам, смывает последние разумные мысли, оставляя только лишь безнадёжную пустоту.       Малфой резко оборачивается, глядя на него испуганными, заплаканными глазами. Вода из крана продолжает вытекать, так же как и терпение Гарри, но он стоит, рассматривает внимательно бледного Малфоя. Между ними — пугающая бездна непонимания. Они всегда были слишком разные, чтобы попробовать услышать друг друга. Гарри осторожно раздумывает: возможно, стоит расспросить помягче? Какую бы ненависть он не испытывал, но слезы парня, который всегда казался таким желчным, бесчувственным… это то, что не оставит равнодушным никого. Но герой застыл, сжимая в руке палочку, и каждый из них ждёт, каким будет следующий шаг другого.       Драко молчит, лишь дышит тяжело, заполняя эхом собственного дыхания всё вокруг. Под пристальным взглядом серых глаз, время замедляется словно густая патока, и Гарри кажется, что сейчас случится нечто такое, о чем он может пожалеть. Он даже хочет сделать шаг назад, отступить ненадолго, дать Малфою время, чтобы тот успокоился, но мысль прерывает стремительно вскинутая палочка, наставленая на него, и громко прозвучавшее проклятье. Мозг все еще тормозит, но тело, натренированное годами, отскакивает само, скрываясь за первой попавшейся кабинкой.       Никакого тебе дуэльного этикета, никакого отсчёта времени, никакого равного боя — подло, быстро и от этого в груди растёт ярость. Если Малфой напал первым, то и ему незачем сдерживаться. Гарри крепко сжимает теплое древко палочки, прислушиваясь к шорохам. Он осторожно выглядывает, и в него снова летит проклятье. И даже неважно какое — один лишь этот факт раздражает до невозможности, врезается в сердце острыми когтями, затрагивает до глубины души. Он и правда хотел бы понять его однажды, но…       Гарри опускается на пол, выискивая глазами ботинки Малфоя. Ни капли жалости, ни капли жалости, ни капли жалости! Он неудачно кидает Петрификус, а после раздумывает над следующим шагом. Малфой заслуживает наказания. Малфой — Пожиратель Смерти. Малфой — редкостный мерзавец.       Момент предоставляется сам по себе.       — Кру… — вскидывает палочку Малфой, но Гарри опережает его на долю секунды.       — Сектумсемпра! — выкрикивает он, вкладывая в заклинание всю свою необузданную, неистовую ненависть. Гарри не знает, почему это заклинание пришло в его голову, как оно работает, он просто посылает его вперёд, в заносчивое лицо младшего Малфоя.       Палочка из боярышника моментально меняет траекторию:       — Протего! — кричит Драко, создавая щит.       Нужно всего лишь мгновение, чтобы из зелёных глаз ушла злость и появился испуг. Шанс, что заклинание срикошетит от щита довольно мал. Шанс, что проклятие отразится прямо в волшебника, его создавшего, практически ничтожен. Но это случается. Поттеру, как всегда, везёт.       Гарри привык к боли. За всю жизнь он испытал столько боли, что она даже кажется ему своего рода подругой, с которой он живет бок о бок. Его хватает на слабый вскрик, когда тело прознает многочисленными, невидимыми порезами. Он чувствует себя куском мяса, которое безжалостно режут на мелкие части, полосками срезают кожу. И в этот раз боль совсем иная, чем раньше: жгучая, адская, безысходная, а самое главное, Гарри думает, что последняя в его жизни. Перед глазами мелькает посеревшее лицо Малфоя, с его этими чертовыми безгранично грустными глазами, которым так хочется верить.       Секунда уходит у Малфоя на осознание и он замирает в ужасе, склонившись над скривившимся от боли лицом. Колени его брюк моментально пропитываются кровью и водой. Он протягивает руку, но Поттер уже не видит этого.       Темнота обнимает Гарри мягко, почти по-матерински, принимая его в свои владения.       В воздухе все так же пахнет слезами и отчаянием. Возможно, так пахнет смерть.

***

      На Драко постепенно, неотвратимо надвигается паника. Он… убил кого-то? Убил. По-настоящему убил. Случилось именно то, о чем предупреждал отец, провожая возбуждённого Драко по коридорам мэнора до кабинета, в котором разместился Тёмный Лорд Волдеморт — без пяти минут хозяин тавренного подроста, проклятой меткой что жжётся, жжётся, жжётся, напоминая о себе. О месте Драко в новой шахматной партии Лорда. Случилось то, о чём предупреждала его мать, со слезами на глазах умоляя Драко передумать и бежать, бежать, бежать, не оглядываясь на родителей, чью вину перед Волдемортом может искупить только кровь — их, или его. Случилось то, о чем взбудораженно ведала ему тётка, обучая заклинаниям, защите, мастерству, но больше всего — убивать.       Случился Гарри чёртов Поттер. Национальный герой. Раздражающий до невозможности золотой мальчик. И его труп у ног Драко Малфоя.       Драко прижимает пальцы к чужой шее, пытаясь нащупать пульс и не обнаруживает ничего, кроме последнего вздоха, что срывается с окровавленных губ. Зелёные, стеклянные глаза устремляются в потолок, застывают в одной точке абсолютно безжизненно, неестественно. Кожа бледнеет прямо на глазах, а кровь, эта чертова кровь растекается по всему полу, вперемешку с водой.       Черт, черт, черт! Драко нервно проводит мокрой рукой по волосам, поднимается с колен, делает шаг к выходу. Черт, черт, черт! Возвращается, садится на пол, слегка притрагиваясь к холодной щеке героя, и закусывает губу до боли, чтобы почувствовать, чтобы понять, что это не гребанный сон. Черт, черт, черт! Мелкая дрожь охватывает все тело, а мир начинает неизбежно плыть, и он даже не понимает, что происходит это из-за его собственных слез. Черт, черт, черт! Секунда на решение…       Он бежит к выходу, оскальзываясь на мокрых плитах, и с размаху натыкается на профессора, который уже пришёл на шум. «Неужели!» Драко хватает того за рукав, понимая, что не может сейчас вымолвить ни слова. Декан Слизерина находится в ступоре, он не понимает и грозно хмурится, но Драко только поднимает на него свои серые, полные отчаянием, глаза, и Снейп интересуется ледяным тоном:       — Что вы уже натворили, мистер Малфой? — произносит он, тщательно скрывая нотки беспокойства. Нет времени на церемонии, поэтому спрашивает прямо в лоб, требовательно.       — П-поттер! — фамилия героя заставляет метнуть взгляд на дверь, из которой только что вылетел мокрый крестник с красными разводами на лице, на белоснежной рубашке и даже в волосах. Голос профессора немного отрезвляет, и помотав головой, Драко вновь тянет Снейпа за рукав. — О-он упал, я не виноват… о-он упал! Ум… ум… — громкий всхлип не даёт закончить слово, которое жжёт язык. Четыре буквы, что станут для него приговором.       Малфой и не пытается скрыть страх, его голос дрожит, срывается, в то время, как профессор почти не меняется в лице, отпихивая того рукой и врываясь в заброшенный туалет. В нос остро ударяет тот самый знакомый запах крови и отчаяния. Северус в ярости, но не показывает этого. Лишь иногда выражение лица дёргается, будто наружу рвётся ужас. Страх, что понял всё верно. Печаль, что снова не уберёг. И в этой смеси, будто основа для всего, отчётливо звенит калёная ярость.       Он опускается на одно колено, взмахивает палочкой, шепчет настойчиво:       — Вулнера Санентур… — заклинание стягивает раны, возвращает кровь обратно, но глядя в пустые глаза Гарри, Снейп начинает понимать, что опоздал. — Вулнера Санентур, — шепчет он с ненавистью на глупых детей, что готовы убить друг друга из мнимой конкуренции.       Профессор поднимается, смотрит пристально в застывшее маской лицо. Всего минуты не хватило… одной минуты. Если бы он шёл чуть быстрей… если бы заклинание не было таким сильным…       Снейп дает себе секунду, перед тем как вновь опуститься рядом с бездвижным телом на колени. Он поднимает его, лишь фоном отмечая, насколько подросток тяжёлый… или это из-за пропитавшейся водой одежды? Отгоняя от себя мысль о том, что это действительно Гарри… тот самый Гарри, которого он отчитывал на своём уроке всего час назад… он затащил тело в одну из кабинок, облокотив на бачок унитаза. Его действия медленные, размеренные. Драко остаётся лишь наблюдать.       — Как это произошло? — настойчиво спрашивает Северус, заставляя ученика вздрогнуть.       — Он бросил заклинание, но оно отбилось обратно о мой щит… Я не хотел его убивать, правда, я… — Малфой замолкает, ведь понимает, что врёт.       До того, как Поттер умер от собственного заклинания, он действительно хотел его убить. Потому что боялся. В ушах стучит кровь, он едва слышит холодный приказ присматривать за мертвым Поттером, пока профессор не вернётся.       — Мистер Малфой! Вы поняли меня?! Ни шагу отсюда. Вы должны проследить, чтобы ни один ученик не проник до прихода директора! — холодные, дрожащие пальцы больно впиваются в плечи, возвращая ненадолго к реальности.       Стоит Снейпу скрыться за дверью, как Драко вновь охватывает оглушающая паника: хочется сбежать от всего, от нереальности происходящего. Проснуться, как ото сна, но сколько бы он не вглядывался в трещинки в кафеле, сколько бы не пересчитывал пальцы, проснуться не получается.       Малфой на негнущихся ногах бежит к тому самому крану, который продолжал все это время течь, и брызгает себе в лицо ледяную воду. Это помогает, отчасти. Дыхание чуть выравнивается, но стоит ему снова взглянуть на ту кабинку, где спрятано тело Поттера, желание сбежать нарастает по новой. И он поддается, потому что иначе просто не может.       «Если я уйду, никому хуже не будет? Не будет… и лучше тоже», — думает он, но эта справедливая мысль остаётся за дверью, а сам слизеринец уходит прочь торопливым шагом, все время оглядываясь, будто ожидая, что мёртвый Поттер вдруг оживёт и погонится за ним. Расскажет всем, кто первый бросил заклинание в этом поединке. Он буквально бежит в комнату, к своей кровати, к своему безопасному месту. По дороге от него шарахаются студенты, но Драко ничего не замечает. Ему хочется лечь и просто спрятаться, просто закрыться от всего. Это был не он. Это произошло не с ним…       Он не мог убить чёртового Поттера.

***

      Профессор летит через коридоры, изо всех сил стараясь не выдать собственный ужас. Это повторилось снова. Не уследил, не спас, не уберёг. Он погубил Лили собственными руками, собственной глупостью. Теперь не уберёг её сына, наивно полагая, что школа для него безопасна.       Мальчик умер от его собственного заклинания, о котором просто не мог знать, и это приводит в ещё большее отчаяние. Это не Гарри виноват в своей глупости. Это Северус не вложил в его голову достаточно мозгов. Не втолковал очевидную истину о том, что бросаться проклятьями в своего сокурсника — ужасная идея. Что устраивать дуэль в заброшенном туалете, с одним из лучших учеников на курсе, до глупого отвратительная мысль. Как?.. Мерлин, как это произошло?!       Вход в кабинет директора как обычно оказывается закрыт горгульей и произносить сейчас:       — Клубничный пудинг, — кажется до смешного неуместным.       Директор поднимает от свитков, разбросанных по столу, свои очки-половинки. Улыбается тепло:       — Северус, мальчик мой! — затем видит глаза своего подчинённого и улыбка медленно сползает с его лица.       — Директор, — сипит почти без голоса Снейп, — Гарри Поттер… мертв…       — О чём ты говоришь? Этого просто не может быть.       — Но это так. В заброшенном туалете на третьем этаже случилась потасовка с младшим Малфоем. Я не успел… не смог ему помочь, — совсем тихо заканчивает Снейп.       Альбус Дамблдор смотрит прямо перед собой, но будто сквозь своего посетителя. Молча, он поднимается, подходит к одному из многочисленных стеклянных шкафчиков, достаёт шкатулку.       — Никто не должен об этом знать, слышишь? Мальчик не умер. Герои не умирают так просто.       — О чём вы говорите?! — срывается профессор, чувствуя, как все переполняющие его эмоции рвутся наружу. — Гарри Поттер мёртв, а вы собираетесь скрыть это?! Как по-вашему я должен объясняться с общественностью, с его друзьями?!.. — директор смотрит в ответ и остальные слова застревают в глотке.       Старик подходит, поднимает крышку шкатулки, суёт её в руки растерянному мужчине и наставительно хлопает по плечу узловатой ладонью:       — Ты знаешь, что делать.       Взгляд уже прикипел к серебристой подвеске на мягкой, бархатной подушечке алого цвета. Руки дрожат.       — Я всё понял.       Цепочка ползёт холодной змеёй по взмокшей, разгорячённой шее. Пальцы, будто тысячу раз делали это раньше, крутят маленькие песочные часы в середине трижды. И мир вокруг стремительно меняется.