My religion is you

Он заходит внутрь церкви, становится почти что в самом углу, дабы быть невидимым любопытному глазу. Три пальца крепко сжаты вместе, рука дрожит. – Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго раба твоего Константина. Поклон. Но тот всё видит, от него не утаиться, не спрятаться… Исповедь подходит к окончанию, кто-то уже ушёл, кто-то закупает свечи к следующей. Он же всё стоит молча в стороне, понурив голову, одиноко барахтаясь в собственном отчаянии. Он потерял всё, что строил собственными руками веками, потерял всех, кто был ему дорог. Он окончательно сломлен. Когда церковь опустела, они остались один на один. Тот ждал. Их ждала личная исповедь. – Подойди ко мне, отпусти страх в доме Господнем. Головы не поднял, но подошёл молча. – Какая нужда привела тебя сюда? Что гложет тебя? Семь дней Константин не поднимал головы от земли, рыдал, раздирал свои одежды, просил Господа сохранить жизнь Ему. Наконец упал он на колени в горести своей, жгучие слёзы покрывали щёки его. Молвил он: – Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Призываю Бога Всемогущего на изгнание злых и лукавых бесов из раба Божьего Константина и отправляю их в тот мир, из которого они пришли и по неизвестной причине проникли в душу раба Божьего Константина. И прошу Бога Всемогущего закрыть за ними дверь, и пусть Имя Бога всегда звучит в уме и сердце раба Божьего Константина, и укрепи веру крепкую в Тебя, Боже Всемогущий, навсегда. Аминь. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Михаил усмехается, кладёт ладонь на чужую голову, поглаживая. – Насколько же чисты и правдивы покаяния твои? Где видеть мне истинную веру твою? Константин резко хватается за полы фелони, поднимая дикий взгляд, полный животного страха. – Нет, прошу, прошу, не отрекайтесь! НЕ БРОСАЙТЕ МЕНЯ! – Чем пожертвовать готов ты, ради веры своей? – Всем. *** – Помилуй, Господи, меня Твоею милостью великой, великой жалостью Твоей сотри с меня мои грехи. Михаил утирает чужие слёзы с глаз, что текут ручьями. Костя дрожащей рукой обхватывает основание, массирующими движениями губами смачивает длину слюной. Самым кончиком языка обводит линию основания головки. Сверху слышится тихое “Боже…”. Лижет уздечку, плавно насаживаясь на член. Берёт глубже до середины, сдерживая рвотный рефлекс. Солёная вода потекла по щекам новой струёй. Чужая рука зарывается в волосы. Не давит. Лишь крепко держит пряди меж пальцев. – Смой беззакония мои, от всех грехов моих очисти. Я сознаю все преступления и жалкие свои грехи, о них я думаю всё время. Посасыванием ублажает “шляпку” пениса, получая в ответ на действия глубокий стон наслаждения. Резко глотает полностью, а после резко выпускает изо рта, закашливаясь. – Перед Тобой я согрешил, перед Тобой одним, я приговор Твой принимаю, Ты самый праведный судья. Одна из рук Михаила помогает вновь раскрыть челюсть Кости, когда другая направляет член внутрь. Сам же задаёт темп, толкаясь внутрь, не давая принимающему отстраниться.

***

– Я грешен был с рожденья, с момента самого зачатья. Ты хочешь истиной наполнить меня, так подари мне мудрость. Костю раскладывают оголённым животом на святой престол. Вводят палец, мышцы ануса моментально сжимаются. Неприятно. Очень. – Иисус терпел. Расслабься. Ты не на распятии. Чужой член наполняет внутренности. Боль затмевает почти все ощущения удовольствия. – Так окропи меня иссопом, и обрету я чистоту, омой — белее снега буду. Дай голос радости услышать костям, изломанным Тобою. Михаил до синяков хватает за рёбра, кожа ноет. Примерно целится в пупок, выискивая чужую простату. Делает несколько пробных толчков. В унисон движениям следует хриплый стон. То ли от слёз, то ли от нескончаемых молитв, то ли от горлового минета. – Н-не надо долго тааакх… Смотреть на все грехи мои, гх- сотри их. Вложи мне в сердце… Мгах! Чстоту, и дух мой снова сделай с-сильныммм. Темп ускорился. Чужие руки крепко держатся за ягодицы, больно вдавливая бёдра в столешницу. Смотрит, как член плавно выскальзывает из кишки, а с новым мощным толчком скрывается глубоко внутри, задевая чувствительный комок нервов, что обрывает молитву нижнего. Размытым взглядом Костя замечает смотрящего на него с иконы Архангела Михаила. Осуждает. Бес. Тусклый свет семисвечника приятно ласкает молочную коже грешника. Михаил склоняется над бренным телом, зацеловывает позвоночник, лижет шею, намертво вгрызаясь зубами в плечо. Звучит протяжный, обессиленный стон. Голову ведёт, внизу всё болезненно скрутило, а каждый удар по стенкам кишки отдаётся слишком чувствительно. Он чувствуется слишком глубоко… Его разрывает изнутри… А венец сего пира лишь упивается своей победой, своей вседозволенностью. Он получил в свою коллекцию самый ценный трофей, поэтому сейчас вколачивается в него на алтаре на обозрение всем Святым. Михаил блаженно запрокидывает голову назад, стараясь отчётливо уловить каждый смачный, склизкий шлепок кожи о кожу. Симфонию толчков и стонов слышать куда приятнее, чем надоедливый церковный хор. Им бы стоило поучиться у Константина тянуть ноты. – М-меня не от~толкни, не отбирааайгх… Мх… Ааааа! Святого Духа и не лишай меня ТЕБЯ!. В-верн-ни мне радости спасенья. Ммммхах… Тебя во мне дух укрепи. Я стааану гр~ешников учить, и все они Тебя- АХ! Обрящут. Михаил полностью наваливается на Костю, припечатывая руки того к столешнице. От постоянного трения сфинктер покраснел и опух. Скорость была безжалостная. Принимающий еле соображал, путаясь в словах, забывал фразы, хотелось просто отдаться с головой в этот омут содома. Последние надежды, вера в мир и справедливость выбивались из него прямо на обозрении всего престола Божьего. Как иронично. Возвышавшегося тоже несло. Он грубо кусал, оставлял засосы. Схватив другого за подбородок, повернул в свою сторону, глубоко целуя. В этот момент он вошёл как можно глубже, полностью останавливаясь. Секунда на отдых. Миллисекунда на надежду. А разорвав контакт губ, всё вернулось на круги своя. Всё тело уже было мокрым: пот, чужая слюна на спине и своя на подбородке и смазка вместе со спермой на бёдрах. – Спаааситель мой! С-спаси от-т крови! М~г. Нхах, кхааа! Я воспо- воспою Т-твоё спасенье. Во иии- АВХААА! Во имя восхваленья п-п-правды, Господь, уста мои откроойааа. Михаил грубо схватил Костю за волосы, натягивая на себя, и с протяжным, громким воем изливаясь в чужое горячее нутро; прилёг сверху, чтобы перевести дыхание после оргазма, тяжело дыша на ухо. А член второго так и продолжал безбожно болеть, требуя разрядки. Соски натёрлись о грубую ткань престола и саднили. Будто читая мысли, главенствующий спросил с ухмылкой: – Ещё не кончил? А мне казалось даже без касаний сдашься… – Не долго издеваясь, одной рукой схватил за каменный стояк, а другой - за яички, в пару незамысловатых движений довёл другого до экстаза. Горячие капли семенной жидкости потекли на пол, создавая белую лужицу. Под куполами церкви красиво зарезонировал истошный стон, а остатки слёз вытекли наружу. Ноги не держали, хотелось упасть прямо на пол. Единственное, что держало - вес Михаила сверху. – Мне кажется, ты не закончил песнь. Нельзя так к Господу обращаться, – он достал член, полностью вставая, и одним движением руки зализал волосы назад, рассматривая картину перед собой, над которой сейчас так усердно работал. Сперма из ануса медленно потекла по бедрам, раздражая кожу. – И помни, Бог слышит любую твою молитву. Он вездесущ – правитель Мира. Не усомнись в нём и будет твоя дорога выстлана благодатью. – Когда бы принимал Ты жертвы, я бы принес Тебе любую, но Ты даров не принимаешь. Душа надломленная — жертва Тебе, и сердце, что полно печали о грехах, Ты не отвергнешь, Боже.