мой-твой-наш сын

      Она ласкала нежным взглядом плечи сына. Он рос. Становился выше, сильнее. Становился умнее. Ройс многое понимал, её сын обладал пытливым, живым умом. Он был любопытен, но осторожен. Ему хотелось врать, но он себе этого не позволял. Ройс рос честным мальчиком.       Приходя в Богорощу, Санса в слезах благодарила Старых Богов за сына. За то, что она стала его матерью. За то, что её сын — Ройс. За то, что он такой. За то, что она не смела даже мечтать об этом.       За то, что не умерла тогда.        Она боялась увидеть в своём сыне его черты. Не внешность волновала её, не лицо его пугало. Она боялась понять, что Ройс растёт таким же, как его отец. Что Ройс может смотреть так же, как его отец.       — Я хочу быть таким же, как отец, — мечтательно говорил маленький мальчик.       Санса ласково улыбалась, любуясь им, и стыла изнутри. Ройс не был жестоким, но он мечтал однажды стать таким, не понимал того и мечтал. Санса ласково улыбалась, поворачивала несмышлёныша к себе и врала сыну в глаза.       — Ты будешь, — говорила она, с искалеченной радостью ловя восхищённый детский взгляд. — Для этого нужно много учиться и тренироваться.       — Я буду!        Ройс рос быстрым, ловким мальчиком. Она знала, что её сын был способным учеником. Она видела, как его хвалили, когда он метко попадал в яблочко, стреляя из лука. Она видела, как его подбадривали, когда меч становился слишком тяжёлым для пока не окрепших и пока детских рук.        Она видела, как довольно улыбался Рамси, глядя на сына. Видела и стыла изнутри.       — Не бойся, — издевательски мурлыкал он ей в щёку, — волчок — замечательный ребёнок.       — Не трогай его, — шипела она в сильных руках мужа.       — Он наш сын, — издевательски смеялся он ей в ухо, — значит, и мой тоже.       Она не боялась уже очень давно. Перестала, когда Рамси взял окровавленного, кричащего ребёнка на руки. Держал его своими ледяными руками, пачкался в крови и улыбался самой счастливой из всех возможных улыбок; улыбался так, словно умел это делать, как нормальный человек. Не улыбка растворила её страх — Ройс. Ройс и сделка с монстром с мертвецки холодными пальцами, держащими её трясущуюся руку в тот день. То была сделка на крови. Но Санса помнила, что кровь в тот день проливала лишь она.        Она не боялась. Просто была наготове.       Помня словно волшебную улыбку мужа, Санса была уверена: он не приложит руку к тому, чтобы вырастить Ройса беспощадным, жестоким мальчиком.        Но она видела, как сильно он этого хотел. Санса знала: когда он водил Ройса на псарню, ему очень хотелось показать, как его псы рвут человеческую глотку. Когда Ройс возвращался и рассказывал, какие хорошие отцовские девочки и сколько команд они знают, Санса выдыхала. Радовалась радости своего сына. Но только на время — точно до следующего визита на псарню.       — Я так хочу такие же рыжие волосы, матушка, — аккуратно проводя пальцами по материнским волосам, грустно вздыхал Ройс.       Санса держалась изо всех сил, чтобы не проливать слёзы перед своим сыном.       — Зачем тебе рыжие волосы? — сквозь ком в горле нежно улыбалась она, трогая предательски чёрные волосы Ройса и мечтая, чтобы они и впрямь стали рыжими. — С чёрными волосами ты будешь больше похож на отца.       Она представляла его рыжего. Такого же рыжего, каким был Робб. Он был бы точно такой же. Такой же кудрявый, голубоглазый, такой же крепкий, ловкий, шустрый для своих лет. Красивый рыжий мальчик. Добрый, смешливый мальчик. Мальчик-Старк. Молодой Волк.       — Волчок, — счастливо рычал Рамси, трепля чёрное гнездо на сыновьей голове, — совсем оброс. Перед отцом не пристало так ходить.       Рамси не мог знать о её мыслях, но она чувствовала: он знал. Он читал их, как ненавистные ему книги, он чуял, как его любимые гончие. Она радовалась, видя, как чёрные локоны сына скачут в такт его бегущим шагам. И Рамси отводил его стричься. Она сияла самым счастливым светом, он замечал и заставлял гасить. Не словами — Рамси слова были не нужны. Хотя он мог смертельно орудовать и ими, он в них не нуждался.        Санса лишь боялась, что Ройс захочет перенять и худшие черты отца. Хороших было не так много, и выбор для детского сердца был невелик.        — Ройсу скоро девять, — говорил Рамси. — Волчок не знает крови.       — Дай ему вырасти, — она надеялась, что бешеный пёс не почуял жалобной мольбы в её обманчиво морозном тоне.       Рамси шёл на уступки. Он делал это всё чаще.        — Дам, — насмешливо хмыкал он.       Из раза в раз она подозревала его во лжи, но Рамси не нарушал данного слова. Она опасалась, издалека следя за отцом и сыном. Внимательно наблюдала, что они делают, как Рамси говорит с сыном. Боялась, что однажды Ройс станет больше его, чем её, боялась, но не вмешивалась. Как правило, не вмешивалась. Когда Рамси подходил слишком близко к черте её терпения, она делала исключения.       — Ройс знает, кто он, — едва не выдал себя северный зверь, рычащий её устами, когда она услышала, о чём Рамси говорит с её волчонком, — и чей он сын.       Она видела, что Ройс не тот Болтон, о которых с ужасом и омерзением перешёптывалась прислуга. Ройса любили, не боялись. Он не мучил девочек, нянек и кухарок, не издевался над крысами и птичками, не просился с отцом в подвалы, — Санса знала: если бы Ройс попросился, Рамси не отказал бы ему, — не просился на охоту. Он хотел, он очень хотел, Санса видела это в детских глазах, но он послушно кивал на её просьбы и не нарушал обещаний. Ройс был другим. Совсем не Болтоном.       Она знала: Ройс — Старк. Не щенок бешеного пса — будущий северный зверь, который украшал знамёна истинных Хранителей Севера. Ройс — Старк, и Санса радовалась этому.       И она совершенно не понимала, почему Рамси позволил своему наследнику быть Старком, а не Болтоном.        Не понимала и вспоминала, что значит бояться. Бояться затихшего монстра, который притворяется ласковым, добрым зверем, которому можно запрещать и приказывать. Санса не нежилась в этом затишье. Волчица чуяла скорую бурю.        — Не говори с Ройсом о, — голос предал и дрогнул, — доме Старк.       На этот раз псина почуяла. Рамси разулыбался так, словно они вновь стояли в Богороще, она вновь была в белом, он вновь услышал её «да» и вновь готов был брать своё.        — Почему же, милая жена?        Она дрожала. Делала вид, что не боится.       — Его больше не существует, — в этот раз голос не подвёл.       Но псина уже почуяла.       — Ты — Старк, — радостно и злобно отвечал Рамси.       — Я — Болтон. Мой дом — Болтон. Мой муж — Болтон, – она видела перед собой отца и мать, — наш сын — Болтон. Старков нет.        Рамси смеялся, пока она дрожала и ненавидела себя. Врала, как могла, как учил Мизинец.       — Милая жена, — он довольно шептал ей в шею, — ты радуешь своего мужа.       Она знала: не поверил. Сделал вид, но не поверил.       Ройс рос. Она видела его беззаботную улыбку всё реже. Понимала, что сын начал задаваться вопросами. Опасными вопросами.        Он охотно учился у неё. Хватался за знания, как мог, не сомневался в её правоте, и она чувствовала счастье и силу. Она отдавала ему всё, чему её научила жизнь, а Ройс внимательно ловил каждое её слово, задавал десятки вопросов, разбирался, вникал и требовал большего.        Она знала, что Рамси знал обо всём. Он не мог не знать. Молчал, но знал.       Молчал недолго.       — Милая жена, — улыбался он, — почему у моего сына есть секреты от меня?       — У твоего сына нет секретов от тебя.       — Почему они есть у тебя?       Она умела выглядеть перед ним невозмутимо. Даже если знала, что он каждый раз видел её насквозь.       — У меня их нет. Тому, чему я учу Ройса, учился и ты.       Рамси не любил вспоминать о том, кто учил его. Учил быть правильным хозяином, уважаемым правителем. Хорошим человеком. Его нос дёргался, губы поджимались, но он тоже умел выглядеть перед ней невозмутимо. Даже если знал, что она каждый раз видела его насквозь.       — Не дай Ройсу узнать о тех вещах, о которых можно умолчать, — оборачиваясь кроткой, тихо просила она.       — Не дам, — рычал он в ответ, оборачиваясь беспристрастным и не задетым.        Он позволял ей учить Ройса. Санса была благодарна и напугана. Она продолжала.       Продолжала, пока Ройс не угадывал каждое её слово наперёд. Пока Ройс не стал с ней одного роста. Пока Ройс не научился держать меч одной рукой, как это легко умел его отец. Пока Ройс не начал ездить с отцом на охоту. Пока Ройсу не исполнилось четырнадцать.       — Почему о твоём доме только шепчутся, тебя называют волчицей, а меня — волчком?        Пока Ройс не начал задавать самые страшные вопросы.       — Почему отца зовут Бешеным Псом и почему его боятся в Дредфорте? Почему я не знаю, кто такой Молодой Волк? Почему я не знаю, кто такой Эддард Старк?        Пока Ройс не начал злиться от отсутствия ответов.       — Почему ты не говоришь мне об этом? Почему ты не рассказываешь мне о том, что было до меня? Почему наша семья — это такая тайна?       Она дрожала под повзрослевшим взглядом сына. Он не научился смотреть так, как умел его отец, но он научился смотреть так, как это делали Нед Старк, Робб Старк и Джон Сноу.        Когда она взяла чёрствые, холодные руки Рамси в свои, он победно улыбался.       — Ройс вырос, — слёзно признавала она.       — Волчок вырос, — кивал он. — Пусть узнает о том, о чём молчали.        Он больно и счастливо сжимал её тонкие пальцы.       — Волчок узнает кровь. Как и положено, милая жена.       Рамси знал, чего так боится его милая жена. Боится и задирает голову, но всё же не слишком — Санса была умной. Она была прекрасной матерью. Ему было приятно знать, что у его сына прекрасная мать. Умная, стойкая, красивая мать. Доходчивая. Осторожная. Не выдающая своего страха и своей силы. Такая мать, к которой тянешься с младенчества и которую будешь защищать от всех неприятностей, когда научишься держать меч.        Ему было приятно знать, что Санса умело воспитала его.       И их сына тоже.       Ему было приятно знать, что она не выбрала смерть. Не выбрала вечные страдания. Не выбрала быть жертвой. Даже если он всего лишь позволил ей ею не быть.        Ему было приятно знать, что его сын не убьёт своего отца. Не посмеет. Будет восхищаться и любить. Будет уважать, но не бояться. Потому что так его воспитала Санса.       Ройс будет не больным щенком, а настоящим волком.        Даже если это было неприятно признавать. Настолько неприятно, что аж до бешенства, до ярости, до исступления.        До зависти. У Рамси Сноу не было возможности понять, что значит материнская любовь. Что значит воспитание. Что значит стая. Рамси Сноу знал, что значит свора. А стаи он не знал никогда.       Он был неожиданно и неприятно рад тому, что у его сына, в отличие от него, есть такая возможность — возможность узнать, что такое семья.        — Не учи его сдирать кожу, — она сжимала его руки в ответ. — Учи другому.       Рамси улыбался.        Улыбался, видя, как Ройс получает ответы на свои вопросы. Страшные ответы, тяжёлые ответы. Рамси смотрел, как менялся волчок. Он меньше улыбался.        — Ты волчок, потому что ты Старк, – говорил Рамси.       Санса дрожала. Ройс хмурился и щурился, водил носом, чесал кудрявый черноволосый затылок. Не понимал.       — Ты волчок, потому что твой умерший дядька — Молодой Волк, — говорил Рамси с задорной улыбкой, топча боль милой жены и пробуя нервы сына.       — Ты волчок, потому что ты внук Эддарда Старка, истинного лютоволка, — говорил Рамси.       — Ты волчок, потому что ты в стае, — говорил Рамси.       Санса скорбно склоняла голову. Её пробивала дрожь, и Рамси видел это. Почуял до того, как увидел. Он мог бы говорить о Старках и их смертях часами, если бы хотел издеваться над ней. Но он не хотел.        — Что стало с нашей семьёй? — глухо спрашивал Ройс.       — Они мертвы, — отвечал Рамси, – твоего деда казнили в Королевской Гавани за то, что он был прав и вскрыл правду. Другой твой дед, Русе Болтон, убил твоего дядю Робба Старка на Красной Свадьбе, он сделал это на глазах твоей бабушки Кейтелин Старк. Тогда же он перерезал ей глотку. А я убил его и твоего дядю Рикона Старка. Он был в твоём возрасте, когда я сделал это.        Санса тряслась от слёз. Ройс смотрел на отца и на скорбящую за его плечом мать.        Рамси улыбался: Ройс показывал волчьи клыки.        — Зачем ты это сделал? — спрашивал сын.       — Мне нужна была твоя милая матушка, армия, Север и ты.        Ройс не мог его ненавидеть. Он обнимал плачущую матушку и волком смотрел на отца.        — Где остальные Старки? — спрашивал сын.       — Их теперь нет.       Рамси не было трудно озвучить сыну правду. Было трудно терпеть его выходки после. Волчок вёл себя так, словно никогда в жизни не восхищался своим отцом. Так, как вела себя Санса Старк.        Это задевало. Это выбешивало.       — Милая жена, — шептал на ухо ей Рамси, — что с нашим сыном?       Она не находилась с нужным ответом.       — Он вырос, — только и отвечала она, и рыжина её волос тускнела.       Ройс изучал историю дома Старк. Ройс изучал историю дома Болтон. Долго не разговаривал с родителями, долго, очень долго.       Сансе казалось, что они всё испортили. Всё, над чем она так старалась. Она старалась воспитать счастливого сына, но Ройс больше не был счастлив.        Она сама искала объятий мужа. Четырнадцать лет он был верен каждому своему слову. Санса с болью принимала его, поминая, что никогда в жизни этого не хотела. Она видела перед собой отца и мать. Она чувствовала руки Рамси на плечах, но теперь она искала и принимала их. Принимала бешеного пса.        — Милая жена, — издевательски говорил он каждый раз, но ей больше не было тошно.       Она искала у него поддержку. Они вырастили прекрасного сына. Достойного наследника. Они разочаровали его. Ей было больно, но они вырастили не псину и не монстра. Это была их общая заслуга. Это была их общая награда. За боль, за смирение, за компромиссы, за укрощение внутренних демонов, за силу воли, за принятие.          Рамси тоже было больно. Он насмешливо скалился в глаза сыну, зная, что мальчишечьи нервы нужно выковывать крепче валирийской стали. Но Рамси всё-таки было больно.       Он давно этого не испытывал. И потому искал поддержки у милой жены. Молчал и не ехидничал. Аккуратно расправлял шнуровку её синих платьев. В ночной тишине гладил рыжие волосы. Сжимал её руку во сне в ответ. Так было спокойней засыпать: зная, что мать твоего ребёнка не мечтает о твоей смерти и не винит. По крайней мере, винит не во всём.       Ройс рос достойным мужчиной. Он перестал восхищаться родителями, но он любил их. Ему было больно. Он и впрямь был разочарован. Ничто в них больше не очаровывало его.       Он смотрел на мать и думал, почему она не отомстила. Он смотрел на отца и думал, почему он ещё жив. Не понимал, что случилось, не мог разобраться, но и не искал у них помощи. Не искал поддержки. Справлялся сам, зная, что не справится.        Полученные ответы изменили его. Он не задавался вопросом, что значит «нормально», пока не узнал, что значит «не нормально». Не нормально убивать семью своей невесты. Не нормально жить с человеком, который убил твою семью. Не нормально мириться с этим. Не нормально не сопротивляться. Не нормально принимать всё то, что принимали они.        Не нормально сдирать с людей кожу. Не нормально убивать своего отца. Не нормально засыпать и просыпаться в постели с человеком, который мечтает о мести.       Не нормально не мечтать о мести. Не нормально делать вид, что ничего не было. Не нормально молчать. Не нормально хранить секреты — такие секреты хранить не нормально.       Ройс смотрел на мать и не видел в ней былой красавицы. Слуги говорили, что с возрастом она стала похожа на Кейтилин Старк. Слуги говорили, что возраст лишь украшал Леди Винтерфелла. Но Ройс не видел красоты. Он видел страх, ложь и их рабыню.        Ройс смотрел на отца и не видел в нём былого рыцаря. Слуги говорили, что он совсем не похож на Русе Болтона. Слуги говорили, что возраст и семья вылечили псовое бешенство. Но Ройс не видел ничего здравого в своём отце. Он видел жестокость, безумие и порождённого ими монстра.        Ройс смотрел в зеркала и размышлял, кого он видит в отражении. Он был не совсем похож на отца, он был не совсем похож на мать. Он был другим. Радовался, что не похож на них — смиренную и скорбящую мать, весёлого и страшного отца. Но не мог разобраться, кого видит в отражении.        Не мог разобраться, кого — Болтона или Старка.       Санса прижималась к вековому стволу чардрева. Лоб царапала замёрзшая, но живая кора, однако она не чувствовала боли. Не молилась и не просила. Закрывала глаза, дышала. Видела перед собой отца и мать.       Видела перед собой Рамси и Ройса.        — Я выжгу Богорощу, — говорил Рамси, находя её у корней дерева.       Она молчала. Ей уже не было важно, что он сделает с Богорощей.       — Что с нашим сыном? — спрашивала Санса.       Рамси молчал. Стоял рядом, смотря в глаза. Он больше ничем не угрожал ей, она знала. Протягивала руки, и он поднимал её. Смотрел в глаза, ища поддержки, и она смотрела в ответ, ища её же. Они склоняли головы к плечам друг друга, не находя её, но отдавали, что могли.       — Я не знаю, — тихо отвечал Рамси.       — Мы не смогли? — горестно шептала Санса.       — Я не знаю.