Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?..
и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..
***
Виолетта, как и обещалась, приходит к третьему уроку. Помимо неё в класс русского языка и литературы стекаются остальные проспавшие, в том числе и Кристина. Лиза от этого не то чтобы в восторге: её устраивает полностью игнорировать существование Захаровой, сидеть за одной партой с Мишель и с ней же обмениваться красноречивыми взглядами на переменах. Но стоит только Кристине зайти в кабинет, как Мишель сразу же преображается: утыкается в телефон или тетрадь и всеми силами делает вид, что они с Лизой, как и раньше, общаются исключительно по вопросам домашнего задания. Можно ли отнести к домашнему заданию тот факт, что руки Мишель в последнее время как-то подозрительно часто оказываются у Лизы под одеждой — Андрющенко не знает. Лиза вообще слабо понимает, какой во всём этом смысл, и иногда ей на самом деле хочется залезть к Мишель в голову и посмотреть, что же там всё-таки происходит. Устало опёршись подбородком на руку, Лиза думает о том, что ещё несколько недель такого дурдома, и ей, как в старые добрые, придётся вызвать Кристину на дуэль, швырнув в неё перчатку или что-нибудь потяжелее. Вот только Лиза — к сожалению или к счастью — на Печорина совсем не похожа; так что сначала ей обязательно подсунут незаряженный пистолет, а после скинут со скалы к чёртовой матери, чтоб неповадно было. — Русский, литра… Что дальше? — бубнит Виолетта, тыкая Лизу пальцем в плечо. Андрющенко выдыхает: — Посмотри расписание. Я тебе кто? — Человек, знающий всё на свете, — заискивающе бормочет Вилка. — Не подлизывайся, — Лиза смеётся. — История, химия и физра последним. — Какой ужас, — Виолетта устало роняет голову на парту. — И это я ещё к третьему пришла! Андрющенко пожимает плечами и бросает взгляд на школьную доску, исписанную мелом; затем смотрит чуть выше и усмехается: портрету Александра Сергеевича Пушкина кто-то в очередной раз пририсовал маркером усы и несколько нецензурных оскорблений рядом. — Чё там, кстати, твоя эта… — Вилка щёлкает пальцами. — Бабочка, скажем так. — Чего? — Лиза недоумённо поворачивает голову влево. — Ну, — Виолетта дёргает бровями. — Ночная. Андрющенко сначала замирает на какое-то время, пытаясь понять, что именно имела в виду Виолетта. А когда до Лизы наконец доходит, что речь идёт о Мишель, она, замахнувшись, отвешивает однокласснице подзатыльник: да причём такой сильный, что Вилка вжимает голову в плечи и что-то скулит неразборчиво. — Ты охренела что ли? — обиженно восклицает Виолетта спустя пару секунд. — Я предупреждала, — Лиза выдыхает. — Ладно, извини! Но больше так не делай. Малышенко неловко потирает затылок и смеётся: — Последние мозги выбьешь. — Было бы что, — бурчит Лиза. И ей, вроде бы, даже стыдно немного, но случись такая ситуация ещё раз — и Андрющенко уверена, что поступила бы точно так же. — А вообще, — не сдаётся Виолетта. — Я не виновата! Из песни слов не выкинешь или как там говорится… — Я тебя сейчас выкину, — шипит Лиза. — Из окна. Остатки десятиминутной перемены тянутся невыносимо долго: Лиза успевает бездумно полистать ленту в Инстаграме, в который раз за день бросить несколько тоскливых взглядов на упорно игнорирующую её Мишель и даже на предпоследнем листке тетради по литературе ручкой нацарапать маленькую бабочку. Окончательно заскучав, Андрющенко бормочет: — Мы сегодня виделись утром… Даже вместе сидели. — Какое достижение, — ворчит Виолетта. — Дай угадаю: пока Кристины не было, да? Лиза цокает и отводит взгляд в сторону, не отвечая. — Балбеска ты, — по-доброму усмехается Вилка. Андрющенко кивает: — Я и не спорю. Затем, подумав, добавляет: — Чё мы, вообще, всё обо мне… Виолетта вытягивает руку на парте и вальяжно на неё укладывается. — В плане? — спрашивает Малышенко, зевая. — Ну-у-у, — тянет Лиза неловко. И показывает рукой в сторону первого ряда — туда, где сидит Рони. — А-а-а, — Виолетта смеётся. — Ну, мы общаемся. Лиза кивает, заинтересованно разглядывая собственные руки. — И спим иногда, если тебя этот вопрос интересует. Андрющенко резко поднимает голову: — Что? Я не… Блять, чё, серьёзно? Следом бормочет: — Нет, ладно, я не хочу знать, замолчи… Виолетта смеётся и снова зевает. Лиза загадочно молчит какое-то время — в глазах отражается тяжелый мыслительный процесс, — а потом вновь поворачивается к однокласснице. — А вы, прям, ну… — Андрющенко делает какое-то странное движение руками. — Типа, прям… Вилка усмехается и передразнивает: — Типа, прям, да. А после с широкой улыбкой показывает Лизе два пальца — средний и указательный. — Вопросы? — Виолетта привычно дёргает бровями. — Нет, я… — Андрющенко смешно тараторит и сбивается. — Никаких вопросов. Вообще, блять, ни одного вопроса… Ноль вопросов. В класс наконец заходит учительница — громкий стук её каблуков разносится по всему кабинету и отдаётся эхом в ещё неокрепших умах учениц десятого «Б». Виолетта недовольно поднимается с парты, занимая сидячее положение, а после бросает на Лизу красноречивый взгляд. — И вообще, давай не надо, — шепчет Вилка. — Можно подумать, вы не… У Лизы даже глаза округляются от удивления. Она медленно моргает и отрицательно мотает головой; Виолетта хмурится. — Печа-а-ально, — тянет Малышенко. Затем добавляет с ухмылкой: — У тебя, кстати, уши красные. Лиза выдыхает тяжело и утыкается лбом в сложенные руки, наивно пытаясь слиться с поверхностью парты. А спустя пару секунд жалобно спрашивает: — Почему в этой школе одни лесбиянки? — Хороший вопрос, — отвечает Виолетта и громко смеётся, откидывая голову назад.***
— Почему опять Пушкин? — Мария Владимировна даже руками всплёскивает недовольно. — Что он вам такого плохого сделал? — Хорошего тоже ничего, — бурчит Лиза в ответ. — Он слишком переоценён. — Но это же не значит, что его постоянно нужно разрисовывать, — смеётся учительница. — Уже второй раз за этот год. Андрющенко пожимает плечами и открывает учебник на нужной странице. — Итак, — в привычной свой манере проговаривает Мария Владимировна. — Сначала небольшое объявление. Лиза прекрасно знает, о чём сейчас пойдёт речь, и поэтому утыкается в текст, стараясь даже не смотреть на классную руководительницу. — Каникулы вы провели просто восхитительно, я правильно понимаю? — женщина становится около школьной доски. По классу проносятся перешёптывания и смешки, а Андрющенко настойчиво буравит взглядом название нового параграфа: «Романтизм в творчестве русских поэтов». — В третьей четверти, ближе к её концу, мы с вами будем изучать Достоевского, — Мария Владимировна строго оглядывает класс. — Одно из его произведений называется, как вы, я думаю, знаете: «Преступление и наказание». Лиза отрывает взгляд от учебника и заинтересованно поднимает голову. — Перед тем как в следующий раз совершить какую-нибудь глупость, помните о том, что за каждым преступлением обязательно последует наказание, — твёрдо проговаривает учительница. — Ага, — тихо бормочет Андрющенко. — Особенно если у вас в руках топор. Мария Владимировна позволяет себе слабую улыбку, а после проходит к учительскому столу и садится на стул. — Сегодня восьмым уроком у вас свидание с директором. Захарова, Медведева и… — Мария Владимировна осекается; в голосе сквозит разочарование. — И Андрющенко. Лиза кивает и неловко трёт переносицу, а забытое чувство стыда вспыхивает внутри с новой силой, отдаваясь неприятной дрожью в теле. — Здоровья погибшим, — шепчет Вилка с усмешкой. Андрющенко закатывает глаза, оставляя идиотскую реплику без внимания. — Кто-нибудь отсутствует? — уточняет учительница. — Нет, — отвечает Лера. — Все на месте. Лиза усмехается, а Виолетта раздражённо выдыхает. Несмотря на то, что самопровозглашённым лидером класса является Захарова, Лера постоянно пытается перетянуть на себя одеяло. Только вот действуют они абсолютно по-разному; и если Кристина живёт по принципу: «боятся — значит уважают», а все возникающие проблемы решает исключительно кулаками, то Вакарчук в свою очередь является ходячим примером фразы: «хочешь жить — умей вертеться». Андрющенко вдруг думает о том, что таких людей, как Лера, стоит бояться гораздо больше — ведь от них никогда не знаешь, чего ожидать. — Отлично, — женщина помечает что-то в журнале и вновь пробегается взглядом по классу. А после, поднявшись со стула, хмурится и скрещивает руки на груди. — Гаджиева, что за вид? У тебя урок физкультуры? Большая часть учениц — в том числе и Лиза — заинтересованно поворачиваются к Мишель. Девушка расплывается в нелепой улыбке: — У меня просто форма не высохла! — Я так и подумала, — учительница кивает. — В следующий раз отправлю домой. Будешь сушить. Это ясно? — Я-ясно, — недовольно протягивает Мишель. Лиза прячет в ладони еле слышный смешок и отворачивается, снова утыкаясь в учебник. При всей её любви к русской классике тема, которую они проходят сейчас, откровенно неинтересная; поэтому, пока Мария Владимировна выводит на доске фразу «Романтизм в русской поэзии», Андрющенко быстро берёт в руки телефон и пишет Мишель короткое: «Что после школы делаешь?». Гаджиева отвечает почти сразу — сначала отправляет дурацкий двусмысленный смайлик, а после насмешливое: «а есть предложения?)». Лиза сама себе кивает и быстро печатает: «Есть одно. Расскажу если выживу сегодня.»; а после убирает телефон в карман брюк, переключая своё внимание на учительницу. — Итак, давайте вспомним, — монотонный голос Марии Владимировны разносится по кабинету. — В прошлой четверти мы с вами изучили такое направление, как сентиментализм, на примере произведения Карамзина «Бедная Лиза»… Учительница выводит на доске слово «Сентиментализм» и от него рисует две стрелочки вправо. — Кто назовёт основные свойства данного направления? Лиза медленно поднимает руку, пока остальные присутствующие в классе наивно пытаются сделать вид, что на них наброшена мантия-невидимка. — Лес рук, как и всегда, — устало проговаривает учительница. — Тогда пойдём по журналу. Андрющенко усмехается и кладёт ладонь обратно на парту. — Кристина, — Мария Владимировна переводит на Захарову взгляд и чуть склоняет голову, — расскажешь? И головной убор, будь добра. С последней парты слышится шуршание и недовольный шёпот, а Лиза все свои внутренние силы пускает на то, чтобы не обернуться. — Я не знаю, — растерянный голос Захаровой заставляет Лизу нахмуриться. Андрющенко быстро понимает, что здесь что-то не так: Кристина, на удивление, не грубит и не спорит, а разговаривает почему-то гораздо тише обычного — и это, как минимум, странно. У Марии Владимировны даже голос становится чуточку мягче: — Давай подумаем… Сентиментализм от какого слова происходит? Теоретически. — Блин, ну, — бормочет Кристина, — не знаю. Сентиментальность или что-то вроде… — Так и есть, — учительница кивает. — Подбери похожее слово. Любое. Лиза, не выдержав, всё-таки оборачивается. Захарова выдыхает: — Ну, вот это вот всё… Чувства? Типа чувствительность? Как ещё сказать… — Правильно, — соглашается Мария Владимировна. — Только без «типа». Кристина усмехается и кивает, а Лиза отворачивается обратно. — Это было первое свойство. Какое второе? — Идеализация, — бурчит Андрющенко, избавляя одноклассниц от дальнейших пыток. Учительница коротко кивает и записывает две озвученные только что особенности на доске, а после большими буквами выводит рядом слово «Романтизм». — Сегодня мы с вами рассмотрим такое направление, как романтизм, в творчестве поэтов Михаила Юрьевича Лермонтова и Александра Сергеевича Пушкина… — женщина едва-едва улыбается и показывает рукой на разрисованный портрет. Лиза подпирает голову рукой — от скуки хочется выть. Время тянется невыносимо медленно. Виолетта, в попытке хоть как-то скоротать унылый урок, пихает Лизу кулаком в плечо и пододвигает к ней тетрадь — на листе уже расчерчено небольшое поле с крестиком в центре. Андрющенко усмехается, в соседней клетке ставит нолик и зевает, прикрывая рот рукой. Из следующих трех партий Лиза выходит победителем, а в четвёртый раз Виолетта, не выдержав, выходит за нарисованное поле, рисует рядом крестик и перечёркивает его и два соседних. — Я выиграла, — шепчет Малышенко. — Это не так работает. Вилка усмехается: — Ты просто не умеешь выходить за рамки! — Ну пиздец теперь, — резюмирует Лиза, зевая снова. Мария Владимировна стучит мелом по доске, привлекая внимание класса. — Первая парта! Андрющенко тут же выпрямляет спину и делает максимально неравнодушный вид. — Вам не интересно? — уточняет женщина. — Я просто не люблю Пушкина, — неловко бормочет Лиза. — И в целом поэзия мне нравится меньше. — Думаю, на экзамене в одиннадцатом классе такой аргумент не пройдёт, — улыбается учительница. — К тому же, в конце четверти вас ждут сочинения по пройденному материалу, причём у каждого будет своя тема. Так что давайте повнимательнее, хорошо? Лиза кивает и бросает взгляд на часы, минутная стрелка на которых, кажется, уже несколько часов не двигается ни на миллиметр. — Мария Владимировна! — вдруг подаёт голос Виолетта. — А правда, что Маяковский матерные стихи писал? Андрющенко хлопает себя ладонью по лбу. Учительница тяжело выдыхает: — Смотря какие. — Мне прочитать? Ну, тот, который про розы… — Нет, это не его стихотворение, — Мария Владимировна улыбается. — Как и большинство тех, что распространяются в интернете. — Блин, — ворчит Виолетта, — а я думала, вслух расскажу… Лиза усмехается: её соседка по парте всегда умела виртуозно тянуть время на уроках, и, кажется, именно по этой причине учителя практически никогда не вызывают Виолетту к доске. — А правда, что он жил со своей девушкой и её мужем? — тараторит Вилка. — И что они все вместе… — Малышенко! — учительница повышает голос. — Прекрати балаган! Виолетта обиженно замолкает и поджимает губы, а Лиза, наоборот, улыбается, подпирая голову рукой. — Это, кстати, правда, — шепчет Андрющенко. — Ну, не в том плане, что они там прям втроём… А просто её муж всё это позволял. Вилка кивает: — Я просто на днях в инете видела, что они его на кухне запирали… Ну, когда… Ты поняла. — Поняла, — усмехается Лиза. — Я тоже слышала об этом. А затем, криво улыбнувшись, добавляет: — Я как-то резко сейчас почувствовала с Маяковским духовное единение. Виолетта сначала непонимающе хмурится, а потом шёпотом тянет: «А-а-а, блять…», — и головой утыкается в парту, лишь бы только не рассмеяться во весь голос.***
Когда время наконец подходит к последнему уроку, Лиза думает о том, что этот день никогда не закончится. Мысли о встрече с директором вызывают панику — причём настолько сильную, что думать ни о чём другом просто не получается. Виолетта сначала предлагает Лизе прогулять физкультуру, но под привычно-тяжёлым взглядом осекается и всё-таки соглашается пойти на последний урок «исключительно дружбы ради». Женская раздевалка со старой покосившейся дверью встречает Лизу звонкими криками и плотной завесой дыма от разноцветной «электронки», которую Ангелина крутит в руках. Андрющенко смеётся и кашляет, а сладкий запах дыма почему-то намертво врезается в память. Ещё в память врезается тот факт, что как только Лиза распахивает дверь раздевалки, Мишель сразу двигается от Кристины чуть дальше, сделав вид, что тянется за сумкой. Лизе чертовски смешно от того, что вся происходящая вокруг неё ситуация напоминает типичный российский сериал про подростков: здесь тебе и загадочный главный герой, недопонятый миром, и отрицательный персонаж, сочетающий в себе всё самое плохое, и типично-ветреная девчонка, что мечется между двумя огнями… И даже насмешливый лучший друг, стабильно завоёвывающий приз зрительских симпатий при каждом его появлении в кадре. Андрющенко усаживается на скамейку, достаёт из рюкзака форму и с улыбкой думает о том, что всё это поверхностно, скучно и неинтересно — Лермонтов бы от такой банальщины в гробу перевернулся; а затем вдруг неосознанно цепляется взглядом за Захарову. Кристина, повернувшись спиной, быстро стаскивает с себя рубашку, а под одеждой её обнаруживаются широкие алые полосы — скорее всего, от ремня. Захарова что-то под нос бурчит недовольно — из-за шума не слышно, что именно, — а после одним ловким движением надевает спортивную футболку. Всё происходит буквально за несколько секунд: Кристина одёргивает задравшуюся ткань, пальцами неосторожно задевает больших размеров синяк на боку и морщится, а у Лизы в голове что-то щёлкает — и всё становится на свои места. Лиза вдруг думает о том, что они с Захаровой похожи гораздо больше, чем она думала раньше; а ещё о том, что разница между отрицательным и положительным героем чаще всего зависит от того, кто именно рассказывает историю. — У тебя глаза лишние? — проговаривает Кристина медленно. Шум голосов тут же затихает. Андрющенко подтягивает к себе ноги и усаживается на скамейку по-турецки, а после устало опирается спиной о стену. — Ничего лишнего у меня нет, — бормочет Лиза с улыбкой. — Спасибо за беспокойство. Кристина бурчит что-то неразборчиво и тут же подрывается с места, но Мишель в последний момент цепляет девушку за край футболки и тянет обратно. Лиза самодовольно улыбается: — Ты сейчас не в лучшей форме, мне кажется… Кто-то восхищённо присвистывает и тянет насмешливое: «Ты чё, бессмертная, что ли?». Андрющенко в ответ пожимает плечами. Кристина злится. Злится чертовски сильно, но сделать с этим ничего не может, ведь в раздевалке помимо самой Захаровой, Лизы, Мишель и Ангелины сидят ещё Виолетта и Диана — в общем, никого полезного. Захарова цепляет руки в замок, сжимает зубы и цедит: — Чё ты вообще знаешь об этом? Лиза выдыхает и руками упирается в колени. — Не так много, как ты, но… Достаточно, — бормочет Андрющенко неуверенно. Ангелина, сидящая рядом, затягивается из своей одноразки и выдыхает плотное кольцо дыма. А после выдаёт насмешливо: — Вы ещё поцелуйтесь. Виолетта еле слышно усмехается, а Лиза с Кристиной одновременно поворачиваются к Пчёлке. — Ты чё, ёбнулась? — выдают они в унисон. Мишель, не выдержав, смеётся тоже, а следом подхватывают и остальные. Андрющенко закатывает глаза и прячет лицо в ладонях, пытаясь не засмеяться. — Нет, ну это же такая трагичная история… — не успокаивается Ангелина. Она притворно хватается за сердце и выдыхает: — Влюбиться в своего хулигана… Очень романтично! Да, Лиз? Лиза бросает в ответ полный ненависти взгляд, а Новосёлова подсаживается ближе и длинными красными ногтями проводит однокласснице по шее. Андрющенко дёргается от неприятного ощущения, скидывает с себя чужую ладонь и, быстро спустив ноги, поднимается со скамейки. — Это не романтично, — бормочет Лиза растерянно. — Это пиздец. Под неутихающий смех одноклассниц — всех, кроме Кристины, — Андрющенко тянет на себя дверь раздевалки и выходит в коридор; а от Ангелины в спину ей прилетает хлёсткое: «Что, Лиз, на больное надавили?».***
Урок физкультуры начинается с хороших новостей: Алексей Павлович, что сегодня находится явно в приподнятом настроении, великодушно разрешает поиграть в футбол, а сдачу нормативов переносит на следующий раз. Девушки, собравшись в кружок, быстро делятся на две команды по шесть человек: Кристина, несмотря на свою безусловную любовь к футболу, играть отказывается — толку от неё сейчас мало, — а Алиса, не переставая ворчать, отправляется на скамейку запасных. Лизу ставят на ворота. Андрющенко до последнего спорит с Лерой, отказываясь быть вратарём, но после нескольких довольно реалистичных угроз от одноклассницы закатывает глаза и всё-таки соглашается. Ошеломительная футбольная карьера Лизы заканчивается, не успев даже толком начаться: первый закрученный Юлей мяч Андрющенко каким-то чудом ловит и довольно жмурится от того, как Кира выкрикивает громкое: «Красава!»; а второй удар по воротам заставляет Лизу чуть отступить назад — и она с громким звоном бьётся затылком о перекладину. — Бля-я-ять, — тянет Лиза; мяч залетает в ворота. По спортивному залу проносятся возгласы радости вперемешку с диким смехом. Андрющенко недовольно потирает ушибленный затылок и хмурится: перед глазами всё плывёт, а сосредоточить своё внимание на чём-то одном никак не получается, из-за чего к горлу подкатывает тошнота. — Ты живая там? — спрашивает учитель и тут же подносит к губам свисток. Пронзительный звук заставляет Лизу дёрнуться и прикрыть глаза — слишком громко. Когда звон в голове вроде бы утихает, Андрющенко рукой к себе подзывает Алису. — Заменишь? — жалобно просит Лиза. Куняшова усмехается: — Конечно. Лиза смеётся тоже, хлопает одноклассницу по плечу и быстрым шагом уходит с поля, направляясь в сторону свободной скамейки. Учитель сначала кивает и снова свистит, давая таким образом разрешение на продолжение игры, а после делает едва заметное движение головой — Андрющенко расплывается в улыбке и подходит ближе. — Футболистка, — смеётся Алексей Павлович, — пошли давай. Лиза послушно плетётся вслед за учителем, прикрывает за собой еле живую деревянную дверь и с улыбкой оглядывает помещение. Небольшая каморка размером, кажется, с птичью клетку, встречает кучей бумаг, разложенных на маленьком столе, и полусдутыми мячами, что валяются по разным углам. Учитель рукой показывает на стул, а сам щёлкает кнопкой на маленьком электрическом чайнике. — С головой нормально всё? — спрашивает мужчина, распечатывая новую пачку с чаем. — Ну… — Лиза усмехается, — это смотря с какой стороны… — Если взять то, что я слышал сегодня в учительской, — начинает Алексей Павлович, — то со всех сторон. Андрющенко смеётся и неловко отводит взгляд; учитель закатывает глаза, ставит на стол две чашки и рукой показывает в сторону чайника. — Бурные обсуждения? — уточняет Лиза, разливая кипяток по кружкам. — Ага, — кивает учитель. — Мы с тобой что договаривались? Лиза ставит чайник обратно на подставку и стыдливо выдыхает. — Не косячить… — А ты что делаешь? — фыркает Алексей Павлович. — Косячу, — бурчит Лиза. — Но я не специально! Мужчина с тяжёлым выдохом садится на небольшой диванчик и тянет руки к кружке — Лиза настойчиво избегает зрительного контакта. — Я всё понимаю, — усмехается учитель. — Ненамного тебя старше… — На двенадцать лет, вообще-то, — перебивает Андрющенко. — Это не так уж и много, — смеётся мужчина. — Тихо! Лиза с улыбкой кивает и молча греет руки о кружку, а взглядом цепляется за стопку рефератов, сваленных на краю стола. — Не буду тебя отмазывать больше, будешь знать! Лиза строит максимально жалобное выражение лица и тянет: — Я больше не бу-у-уду… — Не верю, — цокает учитель. — Тебе ещё на соревнования в январе ехать, ты не забыла? Андрющенко выдыхает устало: — Да помню я, помню… — Ну вот! — Алексей Павлович в два глотка допивает чай и поднимается. — Давай разбирайся со всеми своими делами и хватит уже хернёй страдать, хорошо? Лиза обиженно поджимает губы и коротко кивает. — Я ж как лучше тебе, — мужчина едва хлопает Лизу по плечу. — Можешь тут посидеть, всё равно урок почти кончился уже. — Спасибо, — бормочет Андрющенко. Учитель выходит, с громким хлопком закрывая за собой дверь, а в следующую секунду Лиза в голос смеётся от резкого звука свистка и крика: «Вы какого хрена волейбольный мяч пинаете? Совсем обалдели?». После своеобразной лекции от учителя по физкультуре Лизе безумно неловко: ей ведь на самом деле в январе нужно ехать на соревнования, а Мария Владимировна ещё в начале года заявила, что даст добро на выезд только в том случае, если Андрющенко подтянет успеваемость. Только вот первые пару месяцев учебного года уж точно не пошли Лизе на пользу, потому что за это время она успела: а) ввязаться в две драки; б) попасть на сомнительную вечеринку; в) напиться (хоть и не по своей воле); г) и раз десять заново влюбиться в Мишель. Когда наконец звенит звонок, Андрющенко медленно поднимается со стула и выходит обратно в спортивный зал, с улыбкой игнорируя напряжённый взгляд Кристины. Большинство из одноклассниц не в восторге от того, что Лиза водит дружбу с учителем: однажды Андрющенко даже неплохо так получила за то, что девочки посчитали её стукачкой. Слухи эти в итоге ничем не подтвердились, и от Лизы на какое-то время отстали — ну, хотя бы до тех пор, пока не придумали новую причину для избиений. — Ну чё, пошли? — спрашивает Виолетта, шагая вслед за Лизой по коридору. — Ты тоже пойдёшь? — Андрющенко хмурится непонимающе. — Ну, в смысле, подождёшь? — Мне ж интересно, — смеётся Вилка. — И, тем более, своих не кидают… Лиза замирает возле двери в раздевалку и расплывается в широкой улыбке — и ей в один момент вдруг кажется, что всё обязательно будет хорошо. Во всяком случае, сегодня.***
Первое, что бросается Андрющенко в глаза, это высокое кожаное кресло, купленное уж точно не на учительскую зарплату. Лиза уже однажды была в кабинете у директора, и сейчас может поклясться, что в прошлый раз не было ни дорогущего кресла, ни маленькой плазмы, висящей над столом, ни картины в позолоченной рамке. Лизе становится смешно, ведь в женской раздевалке, например, дверь можно легко снять с петель, если толкнуть её чуть сильнее обычного, а в левом крыле школы периодически с потолка сыпется штукатурка. Стульев в кабинете всего четыре, поэтому отец Кристины благородно соглашается постоять. Захарова аккуратно садится, всеми силами избегая тяжелого отцовского взгляда, а мама её — низенькая женщина с добродушной улыбкой — с разочарованным выдохом присаживается рядом. Андрющенко садится напротив Кристины и взглядом упирается в картину на стене, лишь бы только отвлечься и не нервничать слишком сильно; мама Лизы усаживается на соседний стул и неловко цепляет руки в замок. Директриса медленно оглядывает присутствующих: — Что ж… Ждём Медведевых ещё пять минут и начинаем. Лиза не знает, куда себя деть: ёрзает на стуле, что характерно поскрипывает от каждого движения, хмурится и никак не может оставить в покое руки, то и дело нервно заламывая пальцы. Лиза в бога уже давно не верит — в отличие от своей матери, — но сейчас готова даже начать неумело молиться, лишь бы только всё происходящее поскорее закончилось. Несколько следующих минут проходит в тягучем молчании. Кристина периодически бросает на Лизу озлобленный взгляд, а Лиза вдруг подмечает, что Захарова чертовски сильно похожа на своего отца — и от этого вдруг становится жутко. Дверь кабинета аккуратно приоткрывается, и в помещение с виноватым видом заходит Мария Владимировна. — Ну и? — Лаура Альбертовна вопросительно склоняет голову. — Нет её, — классная руководительница неловко пожимает плечами. — Мама её мне не ответила, трубку никто не берёт. — Ладно, разберёмся, — директриса кивает. — Начнём. Лиза вжимает голову в плечи, в который раз за день испытывая желание провалиться сквозь землю. — Во-первых, — Лаура Альбертовна стучит кончиком письменной ручки по столу, — до вашего восемнадцатилетия ответственность за вас несёт школа. И родители, конечно же. Захарова тяжело выдыхает. — С чего вы взяли, что такое поведение вообще уместно? Вопрос директрисы остаётся без ответа. Лаура Альбертовна откладывает в сторону ручку и кладёт ладони на стол, а после переводит свой взгляд на родителей Кристины. — Ваша дочь и так состоит на школьном учёте, как вы знаете… И сегодня я хочу поднять вопрос об её исключении. — Что? — Захарова тут же поворачивает голову в сторону директрисы. — Замолчи, — тут же одёргивает Кристину отец. И уточняет: — Это обязательно? Лиза боится даже лишний раз пошевелиться. — Разберёмся, что именно произошло, — чётко проговаривает Лаура Альбертовна. — И будем решать. Мама Кристины вздрагивает и прячет лицо в ладонях. — Итак, — вдруг подаёт голос Мария Владимировна, — Лиза. Расскажи нам, пожалуйста, что именно случилось в ночь с тридцатого на тридцать первое октября. Андрющенко, чуть улыбнувшись, пытается разрядить обстановку: — Хэллоуин! — Лиза, — тут же одёргивает Наталья. — Перестань. Лиза одним неловким движением убирает с лица волосы, заправляя их за ухо, а взглядом утыкается в поверхность длинного дубового стола. С трудом удержав внутри себя колкое: «Вам в подробностях рассказать, что произошло?», — Андрющенко вновь нервно заламывает пальцы. Кристина неожиданно влезает: — А почему Алисы с нами нет? У неё не хотите спросить? — Алиса… — Лаура Альбертовна осекается. — С ней разговор будет проведён лично. Андрющенко, не сдержавшись, улыбается и чуть дёргает бровями, а Кристина вдруг кивает Лизе в ответ и тоже едва-едва улыбается. Бормочет себе под нос: — Я так и думала. — Захарова! — Лаура Альбертовна бьёт ладонью по столу. — Хочешь что-то сказать — говори прямо. — Я не… — Кристина осекается. — Извините. Директриса, чуть повернув голову, смотрит на Лизу, но Андрющенко тут же меняется в лице и неловко отворачивается. — Давайте сделаем так, — медленно проговаривает женщина. И, повернувшись к Захаровой и её родителям, продолжает: — Я вас попрошу выйти… На пять минут. Кристина тут же бросает на Лизу короткий взгляд — и во взгляде этом, вперемешку со злостью, читается ещё и страх. Она медленно мотает головой, а в следующую секунду отец Захаровой, положив ладонь Кристине на плечо, послушно уводит её из кабинета. Лиза сглатывает. Лаура Альбертовна медленно поднимается из-за стола и садится прямо напротив Лизы; Мария Владимировна занимает место рядом с директором. — Лиза, — мягко начинает классная руководительница. — Тебе нечего бояться. Андрющенко пожимает плечами: — Да я и не боюсь. С чего вы взяли? В следующую секунду Лиза чуть дёргается от неожиданности: мама вдруг мягко касается её плеча, легонько сжимает и так по-доброму смотрит, что Андрющенко даже немного теряется. — Если тебя кто-то обижает, ты можешь сказать, — бормочет Наталья еле слышно. Лизе вдруг хочется смеяться, потому что всё происходящее в этом кабинете напоминает какое-то дешёвое цирковое представление. Ведь мама её прекрасно знает о многочисленных избиениях, но почему-то не верит в это и наивно думает, что Лиза сама всех вокруг провоцирует; Мария Владимировна просто старательно закрывает на всё происходящее глаза, не в силах как-либо повлиять на ситуацию; а Лауре Альбертовне и вовсе несколько лет было плевать — во всяком случае до тех пор, пока это не коснулось богатых родителей Куняшовой и не поставило под вопрос репутацию самой директрисы. — Лиза, — вторит Лаура Альбертовна. — Если Кристина снова инициировала драку, ты можешь сказать об этом… Её исключат, я тебе обещаю. Андрющенко замирает на несколько секунд, а после неловко касается пальцами переносицы. В голове мелькает мысль о том, что это, наверное, неплохая идея: сдать Кристину директору, тем самым положив конец постоянным ссорам и избиениям — и неважно вовсе, что Захарова потом обязательно найдёт Лизу где-нибудь во дворе и выпотрошит из неё все внутренности. А ещё Мишель: ей ведь, наверное, тут же станет чуточку спокойнее жить, и, возможно, она перестанет избегать Лизу на уроках, а может быть даже согласиться сесть с ней за одну парту, и… — Хорошо, — Лиза кивает, старательно пряча взгляд, — я расскажу.