О победителях и проигравших

— Это глупо. — Это забавно. И интересно. — Тебя так заводит возможность хоть где-то меня превзойти? — То есть, ты уже признаёшь, что проиграешь? Аль-Хайтам пихает его плечом. Кави в ответ делает то же самое. Они пытаются достать друг до друга, перехватывая руки, потом целуются, разумеется. Вся их возня теперь всегда заканчивается одинаково. В общем, Аль-Хайтам соглашается. Как будто могло быть иначе. Как там Кави говорил? «Давай напьёмся и посмотрим, как долго сможем не прикасаться друг к другу. Кто первый сдастся — проиграл». В своей победе Аль-Хайтам не сомневался. Выдержка у него куда сильнее, как показала практика. Пока вино не начало кружить голову и не оказалось, что Кави явно знал, что делал, когда зажигал благовония в курильнице. Для атмосферы, как он сказал тогда. Запах пряный и немного удушливый. Они пожимают друг другу руки как перед началом партии в шахматы, но задерживают прикосновение непозволительно долго. Наверное, правила стоит доработать — это уже ощущается как обоюдный проигрыш. Ещё практика показала, что Кави очень приятно касаться. — Ну что? Они сидят, скрестив ноги, друг напротив друга. — Что за вопрос? Мы только начали. Его глаза уже блестят лихорадочно, от выпитого ли алкоголя или от предвкушения, пока не понятно. — Может быть, моя красота уже сразила тебя наповал. Манерно откидывает длинную прядь с лица. Сразила. Особенно в этом приглушеном свете. И намного раньше тоже, собственно. — Ты себя переоцениваешь. — Это ты себя переоцениваешь. Откидывается на выставленные позади руки и задирает подбородок. Аль-Хайтам зеркалит это движение медленнее и с удовольствием наблюдает, как взгляд Кави осязаемо проходится по нему. — Как тебе новая книга издательства Яэ? — Я не читаю лёгкие романы. — Читаешь. На полке у тебя стоят. — Мне подбросили. — Тут никого не бывает, кроме нас. — Ну раз я такого не читаю, круг подозреваемых резко сужается, не находишь? Разговор отвлекает, но ненадолго. — Я вот читал и нашел сюжет слишком растянутым. Как будто вот-вот что-то произойдёт, но автор обрывает главу на самом интересном месте. Неужели… — Не получается получить полное удовольствие от чтения, понимаешь? Постоянное ожидание. О, Аль-Хайтам понимает. И говорит: — Вся суть таких романов в том, чтобы разрешить себе следовать за повествованием в его собственном темпе. Ожидание мучительно, стоит просто отдаться на волю случая. Позволить себе получить желаемое. Кави кивает слегка заторможенно. — Хороший совет. Надеюсь, ты так и поступил при чтении. — Я не читал. — Значит, поступишь позже. Аль-Хайтам тянется за бутылкой вина, и когда Кави дёргается от этого движения, ему приходится прикрыть глаза, чтобы дать себе передышку. А когда открывает, обнаруживает, что Кави тоже делает несколько поспешных глотков, которые из-за неаккуратности окрашивают губы в бордовый. И лучше бы ему всё ещё ничего не видеть, потому что Кави медленно проводит по ним языком. Наверное, его собственный взгляд тяжелеет, потому что тот вдруг отводит глаза и прижимает ладонь тыльной стороной ко рту. И, кажется, осторожно выдыхает. — Знаешь, я удивлён. Обычно ты так нетерпелив. — Ты всё ещё меня недооцениваешь. — Разве это не ты из нас двоих обычно не можешь мимо пройти, не коснувшись? — И что с того? — Молчать тоже не умеешь. — Никто не запрещал разговаривать. — Конечно, не запрещал, ты же правила придумываешь. — Тебе же нравится. Аль-Хайтаму нравится. А ещё он не разговоры имел в виду. — Кому-то, кажется, всё сложнее. Кивает на пальцы, судорожно вжимающиеся в длинный ворс ковра под ними. Он даже словно чувствует его текстуру. — А сам-то! Точно. Он чувствует текстуру, потому что его пальцы точно так же вжимаются в ковер. Проклятье. Вздыхает. — Ты себя видел? Кави вскидывается как от оскорбления. — А ты себя? Если он выглядит хоть вполовину таким же жаждущим, как Кави, то видел. И сочувствует. Глупая игра с глупыми правилами, от которой можно отказаться в любой момент. Но что-то останавливает. Гордость ли, принцип, неважно. Всё равно пойдет прахом, для Аль-Хайтама это уже очевидно. Вот только в какой именно момент? — Жарковато стало. Взгляд приковывает к пальцам Кави на пуговицах рубашки. Он расстёгивает их нарочито медленно, и чем меньше пуговиц остаётся, тем очевиднее то, как вздымается его грудная клетка от тяжёлого дыхания. Распахивает полы и из-под ресниц смотрит прямо в глаза. Сейчас. Притянуть его себе на колени — дело одной секунды. Впиться зубами в ключицу — мгновение. Долгожданный стон Кави — вечность ослепительных вспышек в сознании. — Ты нечестно играешь, — почти рычит. Аль-Хайтам и не знал, что может так. — Результат иногда стоит определенных жертв со стороны морали, — Кави слишком часто прерывается на шумные вдохи, чтобы пытаться говорить таким непринуждённым тоном. Аль-Хайтам припадает к его шее, Кави резко задирает голову, расстегнутая рубашка сползает с плеча. Это всё слишком. — До кровати дойдем? — Да чтоб тебя! — окончание фразы тонет в глубоком поцелуе. Кави сжимает его бедра своими, и красноречивее «нет» сейчас просто не может существовать. * — Ты проиграл. — Это была наглая провокация с твоей стороны. — А если в Академии узнают, что их секретарь так легко попадается на провокации? Кави лежит растрёпанный прямо на полу, рубашку они с него так и не сняли. Аль-Хайтам, справедливости ради, выглядит не многим лучше. Может, даже хуже. — Да, я проиграл, тебе легче? — Разумеется, нет, это же была нечестная игра. Думаю, для справедливой оценки требуется ещё один раунд. Аль-Хайтам закатывает глаза. И принимает вызов.