Для тебя

После одного определенного всем известного случая, Тома начал замечать за собой кое-что необычное. Во-первых, мысли о том, как он сидел на коленях на главной площади перед статуей на глазах у всего города, беспомощный, поверженный и связанный, не хотелось поскорее забыть и никогда не повторять, а, наоборот, возбуждали его. Во-вторых, ему в принципе начали нравиться мысли о перспективе быть связанным и кому-то подчиняться. Только вот Тома не мог об этом никому рассказать, потому что, ну, стыдно и неловко, вообще-то. Леди Аяка даже начала замечать, что с парнем что-то не так, когда он пропустил пятно на полу во время уборки. Только вот на все вопросы он лишь заливался краской и как можно скорее ретировался из комнаты. А затем из дома. И иногда даже из города.... Нужно было срочно проверить мозги и уйти как можно дальше от этой злополучной статуи, площади и воспоминаний. И Тома совсем не удивился, когда вдруг понял, что прямо сейчас стоит напротив гостиницы, в которой остановился Кадзуха. Ведь если есть проблемы со связыванием, или его отсутствием, то тут нет никого лучше этого парня. Похожий на ребенка своим невинным взглядом, он вытерпел немало боли, потеряв любимого человека и покинув родную страну. А на корабле Бэй Доу вряд-ли найдется человек, не умеющий вязать узлы. Тома не удивился, а вот Кадзуха так и застыл на пороге своей комнаты, увидев красного от смущения парня и услышав сбивчивое и очень тихое "Свяжи меня". Первой реакцией была закрытая дверь, затем через пару секунд эту дверь открыли, ответили "Хорошо" и втянули растерявшегося Тому в комнату. Кадзуха действительно хорошо вяжет узлы. И научился он этому задолго до корабля. Об этой его страсти знал только один человек, но, к сожалению, именно в прошедшем времени. Друг моего друга — мой друг? Кажется, так там говорилось? Значит, если Тома друг Люмин, то и Кадзуха ему не посторонний человек, да и как можно отказать в помощи тому, кто так красиво смущается и надеется на согласие. Найти верёвку труда не составило. Каэдехара рассмеялся, увидев реакцию Томы на вопрос, будет ли тот раздеваться, поэтому решил одежду всё-таки оставить. — Расслабься. Сказать легко, только вот Тома был напряжён с самого момента, как открылась дверь в комнату. Он сидел на кровати спиной к парню и совершенно не знал, что ему делать. Он ждал, когда ему скажут (или прикажут?), и неловко мял пальцы. — Сведи руки за спиной. И тон такой слегка повелевающий, прямо как надо, поэтому Тома подчиняется сразу, без лишних слов, лишь надеясь, что не видно, как эти самые руки трясутся. Веревка стягивает плотно, ограничивая возможность двигать конечностями. Она змеёй движется, под ловкими пальцами сплетая узел за узлом. Тома на может пошевелить руками, сейчас он ещё более беспомощен, чем тогда на площади, когда покушались на его Глаз Бога. И если сейчас с Томой что-либо сделать, но не сможет оказать сопротивления, да и не захочет (он скорее ждёт, что с ним начнут что-то делать). Последний узел завязывается, стягивая сильнее. Шнуры впиваются в кожу через ткань пиджака. Кадзуха вертит верёвку в руках, в его взгляде читается "а что, если...", но Тома сидит спиной и не знает, что с ним будут делать. И поэтому резко выдыхает от неожиданности, когда к нему подходят, за связанные руки притягивают ближе и одной рукой обхватывают шею. Горячее дыхание обжигает ухо, и все мысли концентрируются именно на этом, поэтому смысл каких-то слов не доходит до мозга. — Я сказал открыть рот. Властно, грубо и резко, что так не вяжется с милым личиком парня. Чужая ладонь перемещается с шеи на лицо и сама открывает чужой рот, проникая пальцами и лаская язык, играя с ним. Только вот не долго, потому что уже через пару секунд пальцы заменяет веревка, ограничивая возможность ещё и говорить. Веревка затягивается и завязывается на затылке, невольно вынуждая закрыть рот и сжать ее зубами. — Постони для меня, — и одновременно с этим рука через одежду накрывает член Томы. Стон вырывается сам, приглушённый, но такой несдержанный и сексуальный. — Хороший мальчик, может, мне завести тебя вместо собаки? Он действительно завел, но совсем не в том смысле, который подразумевало это предложение. Пальцы, ещё пару минут ловко завязывающие узлы, прямо сейчас настолько же ловко проникли под одежду, легко касаясь чувствительного члена. Верх, вниз, снова вверх. Кадзуха сам задавал и ритм, и темп, и силу, с которой сжимал руку. Он полностью контролировал ситуацию и парня на кровати, слыша (и слушая) громкие глухие стоны. И Томе это нравилось даже больше, чем самому Кадзухе.