Протёртая душа

Стук в дверь отвлекает мужчину от документов, по которым он бегает серьёзными глазами. Аято поднимает голову и видит на пороге медбрата, который неловко мнётся с опущенной головой. — Здравствуй, чем обязан? — мужчина улыбается и откладывает бумаги на край стола. Голубые глаза рассматривают Казуху. Парень выглядел нервно, потерянно и неуверенно. Мужчина приглашает его в кабинет лёгким движением руки. Казуха подходит ближе и становится прямо напротив стола врача. — Присаживайся, — Аято показывает на стул, и Казуха садится, сжимая руки в кулаки. — Я… — неуверенно начинает парень и прячет глаза под волосами, что небрежно падают на его чуть бледное лицо. Аято медленно выдыхает и старается выглядеть доброжелательно. Зная медбрата, он понимает, что тот явно чувствует себя неловко в обществе мужчины. Аято открывает ящик и достаёт оттуда упаковку шоколада, которая тут же оказывается на столе перед алыми глазами. — Ты что-то хочешь рассказать, но сомневаешься? — предполагает мужчина, откидываясь на спинку кресла. Казуха приподнимает голову и смотрит на главврача. Неловкость и некий страх окутывает его и так подрагивающее тело. Он пытается собраться с мыслями и открыть рот, чтобы сказать хоть что-то, но продолжает молчать и корить себя за то, что вообще решил зайти к мужчине. — Я хотел кое-что, — спустя минуту начинает Казуха, — попросить… — Что же? — Аято сцепляет руки на столе и кладёт на них голову. — Отпуск… Эм… Можете дать мне немного дней отдыха? — Казуха прикрывает глаза, чувствуя отвращение к себе и к звучанию своего голоса. — Да, конечно. Ты редко просил у меня отпуск, поэтому тоже думаю, что тебе следует отдохнуть… Как и Альбедо, — вспоминает Аято и немного хмурится. — Но его в отпуск не отправишь, потому что будет упираться, как последний баран, — мужчина смеётся, смотря на стушевавшегося Казуху. Напоминание о психиатре заставляет сердце неприятно заныть. Казуха поджимает губы, вспоминая утреннее столкновение с доктором и пациентом. Мозг всё ещё пытается обмануть сам себя и думать, что отметины на шеях этих двоих — чистая случайность. Но даже самообман не даётся Казухе, который уже успел накрутить себя до того, чтобы взять небольшой отдых от работы и Альбедо, от которого уже несколько лет замирает сердце. — Тебя что-то волнует? — голос мужчины неожиданно вырывает медбрата из своих переживаний. Казуха будто задыхается от такого проницательного вопроса, пусть он всегда выглядел как человек, которого постоянно что-то волнует. — Заработался просто… — отвечает ему парень и слегка улыбается, пытаясь придать своей улыбке правдоподобности. — А кто-то сможет меня заменить, пока я буду в отпуске? — Конечно, не переживай. У нас как раз появилась новенькая медсестра, так что на замену её поставим, — Аято вновь расплывается в своей фирменной улыбке, чтобы успокоить собеседника. Кажется, её он выучил из-за Альбедо. — Можешь быть спокоен и идти отдыхать. Когда, кстати, планируешь? — Думаю, сегодня отработаю, а завтра выйду в отпуск… На неделю, наверное? — Казуха задумчиво буравит взглядом шоколадку, лежащую на столе перед его носом. Мысль о еде заставила желудок неприятно скрутиться. Из-за частых переживаний в последние дни аппетит совсем пропал, и любая мысль о еде вызывала тошноту. — На неделю, — бубнит под нос Аято и пишет что-то на бумаге, а потом переводит взгляд на медбрата. — Хорошо, тогда, чтоб с завтрашнего дня я вас здесь не видел, — смеётся, а потом кашляет в кулак, понимая, что медбрат не оценил его шутку и воспринял как грубость или даже угрозу. — Извини… Можешь идти. Казуха тихо благодарит Аято, встаёт со стула и поспешно выходит из кабинета. Он прижимается спиной к стене и вздыхает, улавливая тяжесть в лёгких. Целая неделя отдыха. Неделя, которую он может провести дома один на один с собой? Кажется, в одиночестве он съест себя ещё больше, но Казухе необходимо отдохнуть от своих чувств к Альбедо, поэтому будет лучше, если они какое-то время не увидятся. — Да, я заработался… И вправду нужен отдых, — шепчет себе под нос медбрат, ловя взгляд какого-то пациента с первого этажа, который чуть отшатнулся и ускорил шаг, оглядываясь на Казуху. «Да… Я тоже псих… Нет смысла отрицать это. Кажется, пора вернуться к психологу, пока я точно не сошёл с ума». Тяжесть собственных мыслей с каждой секундой становится всё невыносимее и невыносимее, поэтому Казуха отталкивается от стены и летит к лифту. Сейчас он отвлечёт себя разговором с Венти. Проще слушать чужой бред, чтобы каждый раз убеждаться в том, что твои мысли ещё не такие уж и сумасшедшие. Венти сидит в кресле и занимается привычным делом. Тоненькие и слабые пальцы обхватывают фломастер, вырисовывая на бумаге новую картинку. Кажется, появление Казухи осталось без внимания, поэтому медбрат тихо садится в кресло напротив пациента и смотрит на него. — Венти? — шепчет Казуха. — Привет… Венти медленно и нехотя отрывается от рисунка и смотрит на медбрата. На лице расползается улыбка. — Привет, Казу. Ой… Кажется, я совсем не заметил тебя. Прости, — пациент усмехается и откладывает фломастер. — Ничего. Как ты? Как себя чувствуешь? — Казуха устраивается поудобнее, пытаясь унять дрожь в теле. — Ммм, — Венти глухо стонет и касается ладонью лба. — Голова болит… Ватная… Не успело наступить утро, как меня уже напичкали таблетками… Не знаю… Рад, что Альбедо не заходил… Надеюсь, не придёт… — Всё ещё не доверяешь ему? — Казуха улыбается против воли. — Как доверять человеку, который убивает? — Убивает? — Казуха медленно поднимает бровь, ловя интерес. — Да… Ты не заметил? Помнишь, я говорил, что все умирают из-за него? Так вот, Барбатос мне подсказал, что смерти Итэра и Син Цю связаны… Тебе так не кажется, Казу? Обоим нравился Альбедо, поэтому он решил убить их, потому что такие люди мешают его программе. Казуха тяжело вздыхает и прикрывает глаза. Бредовая идея Венти пугала всё больше и больше, потому что она не ослабевала. Пациент не уходит от мысли, что Альбедо не человек. Медбрат мысленно пожелал психиатру удачи в лечении Венти, надеясь, что тот скоро избавится от этих мучений. — А ещё Аято, — практически шепчет Венти и загадочно заглядывает в алые глаза, вызывая у Казухи новый прилив интереса. — Он же главный и ответственный за всё. Убийство Син Цю повесили на него, верно? Аято же разбирался в этом деле вместе с полицией? Казуха сглотнул вязкую слюну. Понимая, что Венти ждёт от него ответа, он говорит: — Да… Аято занимался этим до какого-то времени. — Тебе не кажется, что он подозрительный? Ты сам-то в курсе того, что произошло? — Венти усмехается. «Интересно, откуда ты в курсе того, что произошло?» — думает Казуха, понимая, что пациент знает довольно-таки много деталей, которых даже медбрат мог не знать. Казалось, будто пациент знает намного больше, только не говорит этого прямо. Казуху пробрала дрожь от жути. Какой-то парень с шизофренией может строить догадки и знать больше, чем остальные? — Ну… Син Цю совершил самоубийство… Это подтвердили, — неуверенно отвечает Казуха, сжимая край халата. — Это так только Аято сказал! — вскрикивает Венти и резко накрывает рот ладонью, понимая, что его могут услышать в коридоре. — Аято вряд ли вдавался в подробности и просто отмахнулся обычным самоубийством. Он явно прикрывает Альбедо, потому что с ним у него хорошие отношения. Казуха вздрагивает, будто от мысли, что это может быть правдой, а он только недавно сидел у мужчины в кабинете. — Он вряд ли дал точную информацию, — задумывается Венти, приложил к подбородку руку. — А ещё Итэр… Аято сказал, что несчастный случай, но я считаю, что это не так. — Теперь ты и Аято подозреваешь? — Казуха издаёт лёгкий смешок. — Ты разве не помнишь одну пациентку? — изумляется Венти, слегка наклоняясь вперёд. — Какую? — Казуха хлопает глазами, вновь ощущая дрожь, будто они сидят в лагере у костра и рассказывают детские байки. — Аяка, — безумно шепчет Венти, — сестра Аято… Он убил её… Я верю, что убил… Аяка часто крутилась рядом с Альбедо, поэтому можно подумать, что она умерла из-за него, — Венти делает паузу, а потом его осеняет. — Точно! Аято создатель, поэтому не хочет, чтобы кто-то внедрялся и рушил программу Альбедо, поэтому убил свою влюблённую сестру, а затем прикрыл доктора, когда он убил мальчиков. Казуха вылупился на Венти, стараясь не показать своего замешательства. Он понимает, что пациент несёт бред, но его догадки звучали слишком интересно, чтобы их прерывать. — Получается, что влюблённые в Альбедо умрут либо от его руки, либо от руки Аято, — произносит Венти, строя свою теорию. В бирюзе глаз застыла эта идея. Пациент так сильно был ею поглощён, что даже не обращал внимание на потерянного Казуху, которого начало неистово трясти. — Казу, — жалобно вытягивает Венти, — я не хочу, чтобы ты умер из-за него… Я не хочу, потому что ты единственный мой друг. — Венти, послушай. Я думаю, что это чистая случайность. Ты… ты меня здорово напугал своей теорией, — через силу признаётся Казуха, вновь испытав тревогу. — Нет, Казу, послушай! — стоит на своём Венти, всплеснув руками. — Аято убил Аяку, помнишь? Ты же помнишь это? — Нет… Я… Я не помню такую девушку, — Казуха во все глаза смотрит на Венти. — Как? Как не помнишь? Это… Это было три года назад, — Венти потерянно вертит головой, будто пытаясь найти что-то в комнате. — Кажется, когда я пришёл, такой пациентки не было, — начинает вспоминать Казуха. — Она не была пациенткой, — Венти чуть стушевался, падая спиной на спинку кресла. — Медсестра… Как и ты… — Но я ничего не слышал о ней, — алые глаза бегло осматривают пациента, который прикрыл глаза, будто от усталости. — Нет, Казу, она умерла спустя какое-то время после твоего прихода, — Венти открывает глаза и смотрит на медбрата, который совсем запутался во времени и событиях. — Вен, если я не помню такого, то, быть может, она умерла до того, как я сюда пришёл? — как можно более мягким голосом спрашивает Казуха, пытаясь не испортить Венти настрой. — Аяка умерла около трёх лет назад, — Венти зажмуривается, пытаясь вспомнить в своей памяти эти события. — Я работаю тут не так давно, увы, не застал её… Я пришёл сюда около двух лет назад всего-то. — Хм… Правда? — Венти хмурится. — Может, я и ошибся… — Так что случилось-то с той девушкой? — Казуха возвращает Венти обратно в реальность. — Ну, у Аято с сестрой были сложные взаимоотношения, да и, как я считаю, Аяка крутилась возле Альбедо не просто так, поэтому брат её и убил. А остальные убийства, совершённые доктором, Аято скрыл. — Да, Вен, это я понял, но сейчас хочу узнать конкретно о случае с Аякой… Что произошло? — Казуха взволновано потирает руки и прикусывает губу, готовясь слушать Венти и забывая о его заболевании. — Я не помню всё в деталях… но… — Венти запинается и замолкает. — Кажется, умерла, поскользнувшись на мокром полу в туалете, и ударилась затылком об… об… да как же её? — Венти напрягается, пытаясь вспомнить слово. — Раковину? — логически предположил Казуха, получив в ответ кивок от пациента. — Но я уверен, что это не было несчастным случаем! — вскрикивает Венти и опять хлопает себя по губам, понимая, что был слишком громким. — Аято толкнул свою сестру, — шепчет парень, смотря в алые глаза безумным взглядом. — Аяка чем-то насолила ему, плюс — крутилась возле Альбедо, поэтому Аято её и прихлопнул. — Брр, Венти, — Казуха содрогается, а потом приглушённо смеётся. — Как будто байку рассказываешь на ночь. — Но мы с Барбатосом знаем правду, — Венти гордо расправляет плечи и улыбается. — Поэтому держись от этих двоих подальше… хорошо? Они слишком подозрительные. Казуха лишь коротко кивает, ощущая, как попускает дрожь. Он встаёт с кресла и улыбается пациенту. — Мне нужно идти, — шепчет он ласковым голосом, успокаивая и располагая к себе Венти, который лишь кивает, отпуская медбрата из своей комнаты. — А, подожди! — вскрикивает Венти и заставляет Казуху дёрнуться и чуть не упасть. — Кое-что вспомнил! Я заметил, что за месяц до убийств Альбедо начинает пить какие-то таблетки. И чем ближе день смерти, тем чаще он это делает… — Таблетки? — Казуха усмехается чужой фантазии, но старается не показать того, что слова пациента его насмешили. — Это просто таблетки для поддержки иммунитета, как он мне говорил. Он иногда пьёт их, когда начинает заболевать. — Врёт, — отрезает Венти, берёт фломастер и придвигает к себе чистый лист. — У него явно с головой не всё в порядке, ты же видел его… Бес проклятый… «Надо пересилить себя и сходить к Альбедо, чтобы рассказать ему это», — думает Казуха и мысленно взвывает от предстоящей встречи. Наслушавшись баек Венти, возможно, при собственной паранойе и тревоге Казуха станет избегать Альбедо ещё больше. Как хорошо, что медбрат взял себе небольшой отпуск для восстановления сил. Заметив, что Венти уже полностью переключил своё внимание на рисунок, Казуха тихо выходит из палаты и закрывает за собой дверь. Дрожащие ноги ведут его к лифту, на котором медбрат доезжает до первого этажа, стремясь попасть в кабинет к Альбедо. Но на его пути встаёт психиатр с ночного дежурства. — Зд-здравствуйте, — выпаливает Казуха, как только видит лицо молодого психиатра. Хэйдзо осматривает внешний вид медбрата: чуть растрёпанные волосы, кривой хвостик, запуганные глаза, бегающие из угла в угол; смятый рукав халата, который явно сминали из-за сильной тревоги. — Здравствуйте, — спокойным голосом говорит Хэйдзо и отходит из прохода в коридор. Казуха мнётся, чувствуя на себе чужой взгляд, но всё же проходит, нечаянно задевая плечом психиатра. Хэйдзо хмыкает себе под нос, поудобнее закидывает на плечо сумку и идёт к выходу из больницы, попутно доставая из кармана чёрного пальто сигареты. Он ещё раз оглядывается, встречаясь с алыми глазами. «В дрожь бросает», — думает Казуха и поспешно отворачивается от зеленоглазого. Дойдя до кабинета, он стучит три раза и медленно открывает дверь. Альбедо, занятый бумагами, жестом приглашает его войти, даже не посмотрев на гостя. — Здравствуйте, Альбедо, — Казуха прикрывает дверь, наблюдая за тем, как доктор ищет какую-то бумагу, перекладывая стопки с одного места на другое. — Ах, Казу, привет, — Альбедо наконец-то переключается внимание, оставляет документы, встаёт с кресла и идёт к медбрату, который практически вжимается спиной в дверь. — Что-то случилось? — Да… Венти… — тяжело говорит Казуха, опуская глаза в пол. — Что с ним? — заинтересованно спрашивает психиатр и поправляет рукав халата. — Снова нёс бред… — Ему всё хуже и хуже, — с некой грустью подмечает Альбедо, чувствуя укол вины, что не справляется со своим пациентом. — Да… И во времени снова путается, — вспоминает Казуха. — О чём он рассказывал? — Альбедо запускает руки в карманы халата и проникновенно смотрит в застывшие глаза Казухи. Медбрат завороженно вглядывается в чужие глаза, видя, как там плескаются волны спокойствия и холода. Эта деталь психиатра всегда поражала Казуху, который каждый раз млел от взгляда Альбедо. — Казу? — Альбедо напоминает о себе, заметив, как расфокусировался чужой взгляд. — Так о чём Венти говорил? Медбрат задышал чаще, ладони вспотели, а голова закружилась от такой близости с Альбедо, от которого можно учуять приятный запах одеколона и ненавязчивые запахи шампуня и геля для душа. Он не может, он не должен этого делать, ему следует держаться от Альбедо подальше, но как же… Как же, чёрт возьми, к нему тянет. — Казуха, — уже более настойчиво произносит Альбедо, видя, что медбрат теряет себя. Психиатр тянется к его плечу, но не успевает даже коснуться, как касаются его. Голубые глаза широко раскрываются, руки опускаются вниз, а ноги подкашиваются. Медбрат разворачивается и прижимает Альбедо к стене, с новой силой впиваясь в его губы и целуя, но не получая ответ. Осознание происходящего не приходило, пока Казуха не почувствовал лёгкий толчок в плечо. Медбрат отрывается от доктора и с ужасом смотрит на его чуть мрачноватое лицо. Альбедо вытирает губы тыльной стороной ладони и скрещивает руки на груди, явно недовольный тем, что его границы так сильно нарушили. — Я… Простите, — выдавливает из себя Казуха, уже чувствуя прилив слёз. Что он наделал? Зачем? Он не должен был показывать Альбедо эту сторону, он не должен был быть раскрытым в своём позоре. Тело медбрата задрожало, а руки поледенели. Психиатр набирает в грудь воздуха и кладёт руку на чужое плечо, видя, как подкатывает истерика Казухи. — Казу, давай опустим этот странный момент, — тихо говорит он. — Главное хочу сказать, что это было неуместно, и ты нарушил моё личное пространство. — Я не знаю, что на меня нашло. Я не знаю… Не знаю… Простите, это чистая случайность, — тараторит медбрат, сдирая ногтями кожу на ладони. — Не подумайте ничего такого, я просто… Я просто на взводе, я устал… И… И… — Я понял, — обрывает его Альбедо, слыша стук своего сердца. — Иди отдыхай. Попроси у Аято выходные. Ты и вправду выглядишь неважно последнее время. — Я уже… На неделю… — сдавленно отвечает ему Казуха и отшатывается к двери. — Вот и славно, — Альбедо выдавливает из себя улыбку, чувствуя что-то склизкое и неприятное на душе. Он слышит ещё одно приглушённое «простите», после чего дверь за медбратом закрывается. Альбедо на негнущихся ногах подходит к диванчику и падает на него, пытаясь унять дрожь. Он не понимал порыва медбрата, но осознавал, что с ним явно не всё в порядке в последние дни. — Господи, Казуха, — Альбедо хлопает себя по лицу. — Теперь ещё и ты… — вздыхает, жмурясь. — И что с тобой делать? Блондин тихо стонет в ладони, постепенно осознавая этот поцелуй и что он мог означать. Ещё одного влюблённого психиатр точно не потянет, ему и Скарамуччи хватает, с которым его могут вообще поймать. Ещё удручала мысль, что он так и не узнал про Венти и его рассказы, но, возможно, узнает уже через неделю. Собравшись с силами и натянув привычную маску спокойствия, Альбедо закатывает рукава халата и выходит из кабинета, запирая его на ключ. Неловкий поцелуй и возможная влюблённость Казухи не должны испортить его планы, поэтому, пока Чайльд ещё не ушёл со смены, Альбедо спешит на его поиски. Чайльд находится спустя пару минут. Рыжий уже собирался домой, накидывая на себя толстый шарф и надевая дурацкую шапку с помпоном. — Чайльд, — на выдохе произносит Альбедо, пытаясь отдышаться от бега. Кажется, пора вернуться к физическим нагрузкам. — Задержишься на пару минут? Дело… к тебе есть. Рыжий застёгивает пуховик и с улыбкой выходит из комнаты. — Всегда к вашим услугам, — Чайльд поправляет капюшон и лучезарно улыбается. — Что-то стряслось? Пришли пожаловаться мне на Скара?! — медбрат хватается за щёки. — Что он натворил? Опять обзывался? Вы скажите, скажите, я его за это так отшлёпаю, что неделю не сможет на жопе сидеть… Вы толь-мфммф… Альбедо, который совсем не понял, как реагировать на этот поток, резко затыкает Чайльда ладонью, смотря на него широкими глазами. Рыжий смеётся глазами, довольствуясь своей шуткой, которая выбила Альбедо. Психиатр медленно отнимает руку от его губ, всё ещё ожидая от медбрата нового потока слов, но его не последовало. — Ладно… — Чайльд прыскает от смеха последний раз и становится серьёзным. — Что у вас? — Помощь нужна, — Альбедо берёт его за локоть и отводит подальше от людей, где их точно не услышат. — У Скара скоро день рождения. — О-о, да, малыш скоро станет взрослым, — Чайльд ухмыляется и неоднозначно смотрит на Альбедо, который на этот взгляд слегка закатывает глаза. — Всё никак не могу придумать ему подарок, — Чайльд задумчиво прикладывает пальцы к подбородку. — Чайльд, — недовольно вздыхает Альбедо, показывая лёгкое раздражение. — А… Да-да, слушаю, — рыжий вновь становится серьёзным. — Можешь помочь… — Альбедо собирается с силами, чтобы озвучить свой вопрос, который даже в голове звучит глупо. — Можешь помочь вытащить Скарамуччу из больницы в день его рождения? — быстро выпаливает Альбедо, чувствуя стыд. Чайльд делает глупое лицо, хлопает глазами, а потом его губы медленно растягиваются в самой ужасной и насмешливой улыбке, что заставила пожалеть Альбедо о своей просьбе. — Хотите, чтобы я прикрыл вас на какое-то время, пока вы и Скарамучча, — Чайльд делает паузу и задумчиво поднимает взгляд к потолку, на котором мигает лампочка, — будете проводить время вместе? Ах, да, он же будет совершеннолетним, тогда никаких проблем у вас не возникнет, доктор. — Чайльд! — громким шёпотом одёргивает его Альбедо, практически краснея от смущения, что было ему несвойственно. — Чего вы так реагируете, Альбедо? — Чайльд насмешливо улыбается глазами и хлопает психиатра по плечу. — Неужели настолько давно не было сек… Альбедо толкает парня в грудь, заставив того пошатнуться, но не унять свой смех. Чайльд прикладывает руку к груди и гогочет. Настроение у него было явно хорошим. — Моя личная жизнь и постель не должны тебя касаться, — говорит холодным тоном доктор, скрещивая руки на груди и игнорируя звуки чайки, которые издаёт Чайльд. — Ох, всё настолько плохо? — сочувственно шепчет медбрат, уворачиваясь от руки психиатра, которого он вывел своими шутками. — Так поможешь или нет? — возвращается к теме Альбедо. — У меня как раз не будет ночной смены в тот день, поэтому я смогу отойти от работы. Мне нужно, чтобы никто не узнал, что пациента нет в палате, поэтому и пришёл к тебе. — Хорошо, — Чайльд подкидывает в руке ключи от квартиры. — Всё будет сделано тихо и аккуратно. — Слава Богу, — выдыхает Альбедо на согласие медбрата. — Тогда ближе к тому дню обсудим план этого некого «побега»? — Угу… Можете на меня рассчитывать. Я же сказал, что будет всё тихо и аккуратно, — Чайльд вновь оскаливается. — В отличие от вас со Скаром, да? Вряд ли получится тихо. — Да умолкни ты уже, — практически шипит Альбедо, жалея о своей затее, потому что теперь Чайльд будет до конца жизни стебать его. — Ничего такого я не планирую. — У-у-у, доктор, на вашем месте я бы распланировал всё в мельчайших деталях, — смеётся рыжий, видя на себе тяжёлый взгляд блондина. — Чайльд, уйди уже с глаз моих, — шепчет Альбедо и разворачивается. Он быстро покидает коридор, сворачивая за угол и отдаленно слыша смех Чайльда. Альбедо фыркает, но всё-таки позволяет себе улыбку. Как бы не смеялся и не шутил Чайльд, всё-таки он был надёжным и вызывал доверие, поэтому психиатр может быть спокоен. Ноги несут его к кабинету Аято, к которому он планировал зайти. Надеясь на то, что врач у себя, Альбедо невольно возвращается к Казухе и его неожиданному поцелую. Щёки чуть вспыхивают из-за неловкости. «Нет… Точно нет», — думает Альбедо, пытаясь отмахнуться от навязчивого воспоминания, но оно всё чаще и чаще всплывает перед глазами, пока доктор идёт к кабинету мужчины. Блондин прикусывает губу, мысленно жалея Казуху и его возможные чувства. Альбедо хотел бы надеяться, что всё было не так, но выглядело… Выглядело именно так. К сожалению.