Ночные кошмары

      Сегодня Ёнджо пришел в кофейню первым.       — Доброе утро, — улыбнулся он Хвануну, когда тот подошел ближе, и Хванун, растерянный и взволнованный одновременно, тихо поздоровался в ответ. Да, он думал о предстоящей встрече вечером и всю дорогу до кофейни, даже решил придерживаться определенной линии поведения, чтобы ненароком себя не выдать, однако это оказалось сложнее, чем представлялось поначалу, потому что стоило ему оказаться рядом с Ёнджо, как вся уверенность куда-то разом улетучилась, помахав на прощание ручкой.       В его присутствии Хванун робел, как школьник на первом свидании, а это ведь даже свиданием не было, Ёнджо ему даже не нравился, как парень, тогда что, черт возьми, такое с ним происходило?       — Это тебе.       Только сейчас Хванун обратил внимание на то, что Ёнджо держал в руках два пластиковых стаканчика и один из них протягивал ему.       — Что это? — выпалил он невпопад.       — Кофе твой, что же еще, — добродушно усмехнулся Ёнджо. — Держи, ты ведь карамельный латте любишь.       Хванун растерянно моргнул, удивленный тем, что Ёнджо запомнил, какой именно кофе его любимый и купил его уже на следующий день их знакомства. Кто так вообще делает?.. Он ощущал ужасную неловкость от происходящего, но всё же принял стаканчик, понимая, что отказом обидит Ёнджо и проявит к нему неуважение.       Меньше всего Хванун хотел бы, чтобы его сочли невоспитанным.       Он потянулся вперёд, теплая ладонь Ёнджо на миг коснулась его холодных после улицы пальцев, и это мимолетное прикосновение вновь пробудило внутри странное, необъяснимое чувство, отдавшееся трепетом в груди. Хванун поспешно одернул руку, как будто обжегшись. Кончики ушей под тканью шапки предательски заалели.       — Спасибо… Но не стоило, правда.       Ёнджо ничего не сказал в ответ, лишь уголками губ дернул и посмотрел на Хвануна почти с умилением.       У него очень красивая улыбка, вдруг мелькнула внезапная мысль, и Хванун нахмурился, не вполне понимая, почему она вообще сформировалась в его голове. Ёнджо, если подумать, и сам был очень красивым, словно актер из какой-нибудь дорамы, которые так любили обсуждать однокурсницы Хвануна — запоминающиеся черты лица, выразительный взгляд и поразительное умение расположить к себе собеседника буквально с первого слова.       Сам Хванун таким не был и никогда не смог бы стать, но его это не слишком волновало — будучи носителем, он наоборот старался обращать на себя как можно меньше ненужного внимания.       — Я хотел спросить вот о чем, — начал Ёнджо, когда они вышли на улицу, направившись в сторону университета. Сегодня от вчерашней пасмурности не осталось и следа: из-за облаков робко проглядывало солнце, которое уже не грело, но и промозглый ветер стих, что не могло не радовать. Услышав начало фразы, Хванун машинально напрягся, приготовившись к чему-нибудь провокационному. — Не против, если мы перейдем на «ты»? Раз уж мы уже знакомы, думаю, в этом нет ничего такого.       Хванун поднял на него сомневающийся взгляд. Ёнджо был таким открытым и непосредственным, как будто его совершенно не заботил тот факт, что они только день назад познакомились. Он был старше, и Хванун, зная об этом, подсознательно держал дистанцию. Но если уж старший по возрасту предлагал общаться более неформально, выбора у Хвануна, как у младшего, особо не было.       — Если вы… ты так хочешь, — кивнул он, наконец. — А как мне, ну… обращаться к… тебе?       — Да как угодно, — пожал плечами Ёнджо. — Мне без разницы.       Хванун аж подвис на мгновение. Мысль о том, чтобы называть его хёном, отчего-то вдруг так смутила, что ему пришлось отвернуться и прижать ладони к щекам, чтобы скрыть проступивший на них румянец. Ёнджо, к счастью, этого не заметил. Или предпочел сделать вид, что не заметил.       — На кого ты учишься? — спросил непринужденно он и затем, не дождавшись ответа, добавил: — я сейчас на пятом году, но собираюсь пойти на шестой. У меня достаточно баллов для этого.       Хванун округлил губы в беззвучном удивлении: у него еще не было ни одного знакомого, кто проходил бы по баллам на повышенный уровень шестого года обучения.       Большинство из учащихся в университете, как правило, после обязательной годовой профессиональной подготовки, подразумевающей под собой изучение нескольких кратких курсов выбранных специальностей, помогающих вчерашним школьникам определиться с выбором профессии, шли на четырехлетнее обучение. После выпуска им вручался диплом, который содержал в себе отметку о получении образования первого уровня, и этого было достаточно, чтобы работать, например, менеджером, консультантом, работником банка или управляющим.       Хванун и сам планировал получить первый уровень и распрощаться с университетом просто потому, что не видел смысла идти на пятый год: быть учителем, инженером или программистом он не хотел, а стать врачом не смог бы из-за того, что он являлся носителем. Его дар был активным, вредил ему и окружающим, а это значило, что Хванун не прошел бы проверку и в лучшем случае получил бы в личное дело красную печать, как у всех носителей, в худшем его бы ждала «База», как обладателя потенциально опасного дара. Второй вариант был наиболее вероятен, так что Хванун решил, что и первого уровня образования ему достаточно для того, чтобы жить спокойной жизнью, не привлекая к себе внимания.       Второй уровень подразумевал под собой пятилетний срок обучения по профессиям, активно продвигаемым и высоко ценящимся правительством. Получить второй уровень означало иметь хороший доход и льготы, работая учителем или врачом, специалистом в области программирования или инженером-проектировщиком — Хванун мог бы им стать, но он был настолько неуклюжим, что все чертежи у него получались похожими на детскую мазню.       Третий уровень образования, подразумевающий под собой шестилетний, самый долгий срок обучения, был самым высоким и самым сложным. Попасть на шестой год было практически невозможно — нужно было прикладывать титанические усилия в учебе, обладать острым умом и отличной памятью, потому что сдача экзаменов для третьего уровня содержала в себе более тысячи вопросов, в основном касавшихся сферы государственного управления и юриспруденции, меньше — математических наук и программирования, еще меньше — медицины и общеобразовательных предметов.       На шестой год обучения шли, как правило, те, кто в будущем хотел стать государственным служащим и попасть в правительственный аппарат. Никто из старших знакомых Хвануна не обладал подобными знаниями и не имел баллов достаточных для того, чтобы подать заявку на вступительные экзамены на третий уровень.       А вот Ёнджо, оказывается, был одним из тех немногих, до уровня которых Хвануну было, как до Луны пешком. Но это не вызывало какой-либо зависти — только искреннее восхищение.       Хванун моргнул, коря себя за излишнюю рассеянность, когда понял, что так и не ответил на вопрос Ёнджо. Быть более собранным у него не получалось при всем желании.       — На историческом. Третий курс в этом году заканчиваю.       — И как, тебе нравится?       — Да, — честно кивнул Хванун. — Я со школы историю люблю — единственный предмет, который мне всегда давался легко.       «Но тишину и отсутствие рядом людей люблю еще больше» — добавил уже мысленно, но Ёнджо об этом было знать необязательно — мало ли, что подумает, вдруг еще подозревать начнет. Раз уж он собрался пойти на третий уровень обучения, значит, обладал пытливым умом и проницательностью. Следовало соблюдать осторожность в высказываниях, чтобы не спровоцировать ненароком чужое любопытство.       — Я больше право люблю, — признался Ёнджо. — И философию еще. История для меня как темный лес — там столько разных событий, которые нужно не просто запомнить, но и соотнести в хронологической последовательности, что у меня всегда голова кругом шла. Проще уж законы наизусть выучить.       — Ну не скажи, — впервые за весь диалог улыбнулся Хванун, и напряжение, мешавшее ему вести себя естественно, вдруг куда-то улетучилось. — В старшей школе я хотел еще английский язык выучить, чтобы на переводчика пойти, но потом понял, что не осилю это дело, и забросил.       — Хочешь, помогу? Я английский почти в совершенстве знаю.       — Не надо, хён, ты чего, — замахал руками Хванун. — Это так, мечта была, не более.       И пока он судорожно размышлял о том, как ему перевести разговор в другое русло, Ёнджо мягко усмехнулся и спросил:       — А работать кем хочешь?       — Не знаю, — неопределенно отозвался Хванун. — Где-нибудь в архиве, наверное. Там спокойно.       Удивительно, но за непринужденной беседой десять минут пролетели, как мгновение, и Хванун даже удивился, когда впереди показалось знакомое здание университета.       — Ой, уже пришли, — озвучил его мысли Ёнджо.       Они остановились недалеко от центрального входа, куда со всех сторон стекались другие студенты, наполняя утренний воздух гулом сотен голосов, и Хванун покрутил головой, надеясь, что поблизости нет никого из однокурсников. Особенно пересекаться не хотелось с Сонён, которая после вчерашнего инцидента наверняка будет коситься на него исподлобья. Если она вновь начнет обвинять его в своих галлюцинациях, но уже в присутствии Ёнджо, тот наверняка заподозрит неладное.       К счастью, никакой Сонён рядом не было, и Хванун выдохнул почти с облегчением.       Они попрощались совсем как вчера, обменявшись лаконичным, но обнадеживающим «до завтра?», и эти простые слова значили для обоих больше, чем могло показаться на первый взгляд. Они дарили надежду.

***

      Рабочая смена Ёнджо начиналась в шесть, но на работу он приходил на час раньше, чтобы разобраться с закупками, проверить наличие необходимых для приготовления коктейлей ингредиентов и просто настроиться на очередную бессонную ночь. На самом деле он давно привык к такому ритму жизни, как привык к полутьме помещений бара, играющей на периферии музыке и бесконечной веренице новых лиц. Более того, даже научился получать от работы какое-никакое удовольствие — иначе сбежал бы спустя месяц с твердым намерением никогда не вернуться обратно.       Бар под названием «Malus», куда Ёнджо устроился барменом с подачи однокурсника, располагался в двухэтажном здании недалеко от центра Сеула — в стороне от стеклянных высоток и шумных магистралей. Ёнджо работал здесь без малого полтора года. До этого он перепробовал множество вариантов, начиная от бариста в той самой кофейне, где впервые встретил Хвануна, и заканчивая официантом в ресторане рядом с домом. Подолгу он нигде не задерживался — то график оказывался неподходящим, чтобы совмещать его с учебой, то платили сущие гроши, а профессия бармена тем и была хороша, что и на занятия ходить позволяла, и вполне покрывала необходимые расходы.       Когда Ёнджо, закатав до локтей рукава форменной рубашки, привычно встал за стойку, к нему подошла менеджер — девушка по имени Хэин, и одарила его белоснежной улыбкой во все тридцать два.       — Приветик, Ёнджо-я, — протянула она нараспев, забравшись на стул и упершись локтями в столешницу. Под прицелом ее проницательных глаз Ёнджо ощутил себя экспонатом на выставке, который разглядывают все, кому не лень, ещё и пальцем вдобавок тычут, но он давно привык к подобному поведению Хэин, поэтому даже бровью не повел. Только скучающе уставился на нее в ответ.       — И тебе здравствуй. Что-то хотела?       — Вот всегда ты так, — обиженно протянула Хэин, опустив подбородок на сцепленные в замок пальцы. — Что, уже и посидеть рядом нельзя? Я два дня тебя не видела, не будь таким злюкой.       Ёнджо тяжело вздохнул. Год назад Хэин упорно пыталась затащить его в постель, и ее не смущало ни то, что Ëнджо прямо и однозначно ей отказал, ни тот факт, что он уже встречался с другой девушкой. Спустя месяц напрасных заигрываний Хэин, к счастью, успокоилась, но возможности лишний раз пофлиртовать не упускала — то подмигнет, то глазки строить начнёт в своей излюбленной манере. Кажется, подобное поведение было у нее в крови. Натурой она обладала весьма эксцентричной: часто отпускала двусмысленные шуточки, улыбалась хитро, словно лиса, а еще проявляла чрезмерную любознательность касаемо личной жизни коллег.       И если ее подколки Ёнджо со временем научился пропускать мимо ушей, то последнее его чертовски раздражало.       — Ты слишком драматизируешь, нуна.       — Какая я тебе нуна, — в притворной обиде надула губы Хэин. — Ты меня всего на три года младше.       — Но младше ведь.       — Какой-то ты сегодня необщительный, — вздохнула Хэин, у которой так и не получилось вывести Ёнджо на эмоции, слезла со стула и, пригрозив пальцем, добавила почти строго: — Сильно не радуйся, я еще вернусь.       Последнее прозвучало, как угроза, но Ёнджо ни на секунду не усомнился в твердости намерений Хэин. Конечно, вернется, ведь когда ей наскучит доставать остальных, она вновь сядет за барную стойку, попросит какой-нибудь коктейль и потом, слегка повеселевшая от выпитого алкоголя, начнет жаловаться на жизнь. Затем снова уйдет, потому что работу никто не отменял, и на ее месте окажется очередной гость, желающий излить душу.       Каждый день Ёнджо был до безобразия похож на предыдущий даже в подобных мелочах.       Ближе к полуночи полупустой бар заметно оживился — людей становилось все больше, одни разбредались по залу, занимая свободные столики, другие оставались возле стойки, количество заказов росло с каждой минутой, и Ёнджо невольно влился в привычный ритм, отбросив прочь мешавшие сосредоточиться мысли. Чеки появлялись на столешнице один за другим, но даже наплыв посетителей не заставил его нервничать и суетиться — Ёнджо выполнял свою работу методично, почти лениво, но удивительным образом справлялся со всем и сразу.       — Один «Мохито», пожалуйста, — попросила миловидная девушка в черном платье, бросив на столешницу купюры.       Ёнджо в считанные секунды сделал идеальный коктейль и протянул его ей, обворожительно улыбнувшись при этом. О, он умел очаровывать окружающих, если того требовала ситуация, и особенно хорошо его природное обаяние действовало на женщин.       Их бар располагал широким ассортиментом различных коктейлей, шотов и просто алкоголя, но многие девушки приходили сюда не только для того, чтобы напиться или провести вечер в компании друзей, но и посмотреть на симпатичного бармена, который умел найти подход буквально к любому гостю.       — Спасибо, — девушка смущённо улыбнулась в ответ, на миг коснулась его пальцев, принимая заказ, и Ёнджо не преминул воспользоваться появившимся шансом, непринужденно поинтересовавшись:       — Не желаете заказать что-нибудь еще?       Девушка медленно моргнула, словно вопрос Ёнджо погрузил ее в некий транс, подняла на него выразительные глаза с густо накрашенными ресницами и задумчиво нахмурилась.       — Вообще я не собиралась напиваться сегодня… — в ее голосе сквозили отголоски сомнения, но благодаря дару Ёнджо они бесследно исчезли, заглушенные настойчивым желанием как следует отдохнуть. — Хотя какая, впрочем, разница? Давайте еще два.       И кинула на барную стойку еще несколько купюр.       Несмотря на то, что из-за дара Ёнджо жил в постоянном стрессе и ожидании того, что однажды за ним придут сотрудники «Базы», он также научился извлекать из него максимальную пользу. Например, обеспечивал бару, в котором работал, отличную выручку, из-за чего снискал не только уважение начальства, но и завистливые взгляды коллег, которых подобное несказанно бесило. Ещё бы — доходы заведения в одночасье взлетели из-за какого-то выскочки. Однако Ёнджо конфликты не провоцировал, напротив — избавлялся от них в самом начале, случайными прикосновениями моментально стирая чужую зависть.       Наживать себе врагов в его случае было бы весьма опрометчиво.       Когда время перевалило за три часа ночи, бар вновь опустел, и Ёнджо откровенно скучал за барной стойкой, изредка принимая одиночные заказы. Его смена заканчивалась в четыре, и к тому времени, как ушла последняя компания подвыпивших студентов, всё, чего ему хотелось — это спать, несмотря на выработанное за месяцы работы умение держаться на ногах хоть всю ночь напролет.       Разобравшись с уборкой, Ёнджо сменил униформу на привычную одежду, достал из кармана брюк телефон и открыл мессенджер. Он сам не знал, зачем — все его друзья и знакомые давно спали и новых сообщений за время смены не прибавилось. И тут взгляд сам собой зацепился за новый контакт в списке.       «Хванун» — так записал его Ёнджо после того, как они обменялись номерами еще утром перед парами. В профиле у Хвануна была добавлена всего одна фотография, там он позировал на фоне моря в смешной панамке и выглядел таким счастливым, что Ёнджо невольно им залюбовался.       — Ой, а кто это? — раздался из-за спины женский голос. Ёнджо едва не вздрогнул от неожиданности. Конечно же, это была Хэин собственной персоной, появление которой он, увлеченный разглядыванием Хвануна, не заметил. Только она умела подкрадываться так бесшумно.       — Никто, — сказал, как отрезал Ёнджо и заблокировал экран, хоть в этом и не было никакого смысла — всё, что ей надо было увидеть, Хэин уже увидела.       — Какой ты злой, — прищелкнула языком она и расплылась в ехидной улыбке. — Твой парень, что ли? Признавайся, Ёнджо-я.       — Не выдумывай, — закатил глаза Ёнджо. — Он просто мой знакомый.       В сущности, так оно и было — они ведь даже не общались толком. И то, что Ёнджо думал о Хвануне чаще, чем следовало, не имело значения. Вот вообще никакого.       Хэин несколько раз кивнула, якобы соглашаясь, хотя лукавое выражение на ее лице яснее любых слов свидетельствовало о том, что она ни на грамм ему не поверила.       — Ну-ну, кто из нас еще выдумывает. Хотя знаешь, я могу понять, почему ты запал на него. Он милашка. Так что вперед, Ёнджо-я, не упусти свой шанс.       С этими словами она подмигнула, хихикнула и упорхнула за дверь, отделявшую зал от технических помещений, предназначенных для персонала, и наконец-то оставила Ёнджо в покое. Какое-то время он постоял на месте, задумчиво уставившись в одну точку, а затем развернулся и пошёл к выходу.       Однако ни холодный ночной воздух, ни даже отсутствие рядом Хэин не помогли избавиться от назойливых мыслей, вызванных её последними словами. Они кружили в голове, словно стая потревоженных птиц, постоянно возвращаясь к Хвануну, и оттого думать о чём-то другом попросту не получалось. Остановившись прямо посреди улицы, Ёнджо разблокировал телефон, вновь открыл во весь экран фотографию Хвануна и глядя на него, такого улыбающегося и счастливого, ощутил, как в груди расползается знакомое чувство щемящей нежности.       Кажется, он действительно влюбился.