Уходи

Джуён дулом пистолета по чужому бедру ведёт медленно, мягко давит металлом на тёплую кожу, пуская кучу мурашек по телу перед собой. Джэхён едва ли не скулит от ощущения чего-то холодного на собственной коже, дёргается, стараясь уйти от прикосновений. Чёрная, плотная повязка окружает светлую голову, лишая старшего возможности видеть, но так же — обостряя остальные чувства: Джэхён слышит каждый джуёнов выдох, довольный смешок и мычание, ощущает вибрацию от них; картинка в голове сама вырисовывается, заставляя Джэхёна зубы лишь крепче сцеплять, хватаясь горячими пальцами за тонкие цепи наручников в нелепой попытке освободиться. Джуён правой ладонью чужую голую грудь наглаживает, к собственной прижимает сильнее, боится, что вырвется жертва из плена; лбом холодным на плечо правое джэхёново опускается, смеётся победно, радостно, едва ли не облизывается от удовольствия. — Джэхён, Джэхён, Джэхён, — в который раз повторяет Джуён, оставляя горячий поцелуй на взмокшей от волнения шее своей жертвы. — Ты так много болтаешь, детка, — его шёпот проникает в Джэхёна прямо через кожу, впитываясь в каждую клеточку, вызывая процессы самоуничтожения. — А ты — позволяешь себе, ублюдок, — шипит в ответ Джэхён, вновь дёргаясь, когда тупое дуло больно упирается в тазовую косточку. Джуён на выпады лишь смеётся, давит сильнее на чужое тело, напирает; целует вновь место у края нижней челюсти, прикусывая кожу и чувствуя дрожь собственными зубами. Носом после в волосы светлые на затылке упирается, вдыхает долго, сильно, шумно, чувствуя каждую нотку чужого запаха — такого желанного, дурманящего, во сны проникающего. Зубами кончики кусает, шипеть жертву заставляет, вздрагивать и ёрзать. Дуло пистолета на левом боку останавливается. Джэхён замирает — Джуён улыбается. — Я бы убил тебя сейчас, Джэхён, — шепчет Джуён. Его голос в темноте ощущается совсем не человеческим — дьявольским. Джэхён ладонями вспотевшими за чужие пальцы хватается, давит. С искусанных губ тихое 'псих' срывается. Джуён вновь смеётся, оружие огнестрельное от чужого тёплого тела отдаляет, в сторону отбрасывает. — Ты так испугался, детка. А Джэхёну уже действительно плохо, очень-очень-очень плохо. Внутренности все как по щелчку напрягаются, наизнанку от страха и волнения выворачиваются. Холодный металл до сих пор на мягкой коже ощущается. — Мой Джэхён, — Джуён в удовольствии себе не отказывает: лижет, кусает, целует тело перед собой, трогает его, наглаживает любовно, пальцы на худых боках сжимает чуть сильнее нужного. Мужчина низким и хриплым стоном барабанные перепонки Джэхёна травит, издевается. Джуён его мягко вперёд толкает, поднимается и следом за собой джэхёновы наручники вверх тянет, заставляя встать. У Джэхёна ноги не то, что трясутся, — идти отказываются, леденея от тревоги, но Джуён всё тянет и тянет за собой куда-то в неизвестность. — Помнишь как ты засадил мне пулю в руку, Джэхён? Твою мать.. Джэхёна мутит ещё сильнее. Беспокойство растёт с каждым новым шагом, от окружающей темноты уже нутро сводит, грозясь в истерику вылится, а после и в смерть — Джуён не любитель слёз. — Ты чего так напрягся, золотце? — снова смеётся, заставляя джэхёновы колени подогнуться. — Я просто стараюсь отвлечь тебя. Джуён останавливается резко, отпускает цепь наручников и своей жертве за спину уходит, после и её саму разворачивая, толкая. Джэхён взвизгнуть не успевает, как спиной напряжённой с мягким матрасом встречается. Всё на места встаёт. Джэхён не чувствует тяжести чужого тела на себе, лишь тихий скрип матраса по бокам и довольный смешок до его ушей доносятся. Джуёновы руки большие, грубые, горячие и до безумия властные и голодные: они оглаживают каждый миллиметр тела Джэхёна, трогают, щипают, шлёпают, делают всё, что захочет их хозяин. Джэхён помнит, что кожа на них покрыта чернильными узорами змей и драконов, под которыми прячутся зажившие шрамы от пуль и ножей, а ещё — эксклюзив — рана от пули Джэхёна на левом предплечье. И для него остаётся загадкой нежелание Джуёна перекрывать её очередной татуировкой. Джэхён мычит от сильной хватки на талии, чувствуя как чужие пальцы продавливают мышцы едва ли не до рёбер. — Хочешь, чтобы я снял повязку, Джэхён? — шепчет Джуён, наклоняясь к чужому лицу близко-близко, едва собственными губами чужих не касаясь. Кошачьи глаза в чёрную сетку вглядываются внимательно, будто сквозь неё вовсе смотрят. Джэхён кивает несмело, думая, что образ Сатаны, навеянный фантазией, много хуже знакомого психопата. Жаль, конечно, что весь этот цирк не одна сплошная джэхёнова фантазия. Джуён шипит, левой рукой за челюсть чужую хватается, голову в стороны поворачивать не даёт. — Да или нет, Джэхён. Отвечай вслух. — Д-да! — Джэхён отвечает слишком громко, тушуется моментально. — Да, пожалуйста.. Я бы хотел видеть тебя, Джуён. Когда темнота исчезает, Джэхён жалеет о своём согласии. Лучше Сатана, лучше кто угодно, но не этот мужчина, чей взгляд сжирает заживо, заставляя подчиняться на уровне звериных инстинктов. И плевать, что у человека таковых не имеется. Джэхён дышит ещё громче, глазами по силуэту перед собой бегает: Джуён возвышается над ним, кажется больше и мощнее в несколько десятков раз, выглядит ещё опаснее. Джэхён чувствует себя зайцем перед волком. — Эй, солнышко, чего затих? — веселье и забава ничем не прикрыты. Длинные пальцы опускаются на ряд белых пуговиц, медленно и по порядку каждую из петли вынимая. Джэхён видит как растёт полоса голой песочной кожи: она не гладкая — такая же шершавая от шрамов как и руки, но через неё каждую мышцу, вену и артерию видно. Джэхёну хочется зажать одну из них, посмотреть как она набухает, а после отпустить, возобновляя кровоток. Он руку зачарованно протягивает к чужому животу, пальцами рельеф изучая, задуманное желая совершить. — Нравится? — в чужом мягком смехе Джэхён забывается. Ненавидеть и боятся Джуёна в темноте было проще в тысячу раз. — Нравится. Джуён удыбается обманчиво ласково, к чужим губам собственными тянется, целует, довольно мыча — дорвавшись до желаемого, но ещё не полного. Губы у него мягкие, тёплые, каждый укус с джэхёновых губ сцеловывают любовно, языком ранки зализывая, кусая — новые раздирая. Джэхён мычит тихонько, жмурится от чувств непонятных, ногтями по чужой груди скребёт, но горячий джуёнов язык в рот впускает с готовностью, встречая его своим. Джэхён лижет губы напротив, кусает, сосёт, не думая останавливаться. Джуён же млеет от долгожданной ласки, почти мурчит в чужой рот, стонет, когда чужие губы собственный язык окольцовывают, заласкивая. У психа крышу сносит: он с громким причмокиванием поцелуй разрывает, Джэхёна за волосы на затылке хватает и подползает выше. Жертва едва пискнуть успевает, как оказывается вжата носом в чужой, обтянутый чёрной тканью брюк пах. У Джэхёна двести двадцать по венам и капиллярам бьёт, заставляя зрачки расширятся, глотая радужку, а слюну течь, будто перед сытным ужином на голодный желудок. Джэхён глаза наверх поднимает, думая, что с такого ракурса Джуёна он ещё не видел. Но увидеть ещё раз не против. У того глаза чёрные, хитрые, весёлые, дымом сигаретным окутанные. В свете настенной белой лампы над кроватью всё прекрасно видно — напряжённую линию челюсти, скулы, на которые так красиво падают тени, дёрнувшися кадык, мерно вздымающуюся сильную грудь, жилистые руки.. — Ты понял, что нужно делать? И Джэхён отвечает 'да', подкрепляя решительным кивком. Под звон цепи руки тянутся к кожаному ремню. Джэхён губы влажные призывно приоткрывает, мажет языком по набухшей головке, поцелуями короткими по стволу до основания скользит, ни единой венки не пропуская. Джуёнов член в ладони как родной ощущается, будто Джэхён уже знает где и как ему будет приятно. Ладони горячие Джэхён на чужой живот кладёт, гладит медленно, ощущений добавляет. Дует на влажную нежную кожу, слыша сверху сдавленный удовольствием стон и чувствуя сильную хватку, тянущую, принуждающую заканчивать игры и перейти к главному. Джэхён губы шире размыкает, на язык головку кладёт, медленно основание в горло проталкивая. Не спешит, боясь и себе навредить. Горло саднит от непривычных ощущений, стенки сдвигаются от размеров, заставляя Джэхёна замычать, поддаваясь назад и выпуская половину чужой плоти. Он глаза вверх поднимает, желая накрытого удовольствием Джуёна поскорее увидеть, но тот уже сам на него смотрит: всё так же голодно, сжав челюсти. Ему нравится. Это тешит самолюбие. Джэхён взгляда не отводит, глотает глубже, втягивая щёки и горло расслабляя. Скулы сводит, как и язык, но теперь Джэхён понимает что такого хорошего в минете для того, кто его делает. Взгляд полный желания и обожания направленный на него — похожего Джэхён ещё никогда на себе не ощущал. Темп всё не ускоряется — Джэхён хочет продлить этот момент, запомнить каждую деталь: от мягкой боли на затылке, подаренной татуированными пальцами, до вкуса естественной смазки на языке. Он глаза прикрывает, сосредотачивается, шоу продолжая; джуёновы стоны — его аплодисменты. Джэхён языком вновь по головке красной мажет, когда Джуён его от члена оттаскивает. Мокрая плоть по щеке джэхёновой шлёпает. — Чёрт, ты совершенно не хорош в этом, Джэхён, — хрипит Джуён, волосы чужие отпуская, назад отползая, вновь над чужим лицом склоняясь. — До этого ни разу член в рот не брал, каюсь, — шипит в ответ Джэхён, руками в путах сильную грудь толкая, но лишь усмешки в ответ получая. — Неважно насколько ты умел, пока мне нравится. — Когда тебе перестанет нравится, ты убьёшь меня? Джуён молчит — Джэхён ждёт. Он знает, что у психа на уме нет ничего кроме расправы, денег и нарко-империи, которую он сам же и возвёл. Он уверен, что Джуён убьёт его, когда потеряет интерес. Так было всегда. Джуён убирал всё, что не приносило ему удовольствия: будь это картина за несколько сотен тысяч долларов или же человек. Джэхён прекрасно знает об этом. Знал всегда. И то, что он оказался здесь, — чистой воды несчастный случай — но уйти отсюда сложнее, чем умереть. Кто обычный адвокат, Ли Джэхён, перед корейским наркобароном? — Верно. Не более, чем цветок шиповника в лесу: хочу — сорву, хочу — пройду мимо. Джэхён — цветок шиповника, Джуён — лесник, и джэхёнова жизнь в его руках. Джуён выдыхает шумно, тычется горячим лбом в чужую шею, руками сильными стан джэхёнов обвивает, прижимаясь ближе. — Не думаю, что ты когда-нибудь перестанешь нравится мне, Джэхён, — шепчет он, ласковыми поцелуями плечи осыпая. — Если бы ты знал, что я готов сделать ради того, чтобы ты со мной остался. — Уничтожить империю и сдаться властям? — Джэхёна вновь мутит; чувства неизвестные, тёплые под кожей расплываются, в самую душу водопадом огненным заливаются. — Это моя жизнь, — Джуён поднимается, усаживается между голых джэхёновых ног, ладони горячие на колени кладёт, гладит. — Я не могу избавится от неё. Джуён губами правой коленки касается, ласково, нежно, заставляя Джэхёна вновь чувства странные испытывать. — Я бы хотел, чтобы ты принял меня таким. — Мы по разные стороны, Джуён. "Мы по разные стороны" — приговор. Оба это понимают. Ни один из них через принципы переступить, жизнь изменить не в силах. Джэхён руки к чужому лицу хмурому тянет, щёки наглаживает горячими пальцами, чувствует как джуёновы губы каждую фалангу, подушечку расцеловывают. Щёлкает замок на наручниках, освобождая. — Эту ночь мы проведём вместе, — Джуён шепчет в чужие ладони. — На утро ты сам решишь: остаться или нет. Джэхён слов не находит — кивает, руками шею сильную обвивая и к себе притягивая. Вновь губами в чужие, изголодавшиеся, впечатывается. А по щекам слёзы катятся. Джуён от ярких солнечных лучей просыпается, трёт пальцами глаза сонные и выдыхает тихо, устало. Рука по простыне прохладной шарит — мужчина смеётся хрипло, ладонями лицо закрывая, глядя на белоснежный высокий потолок между худыми фалагами. Ушёл. Джуён с кровати медленно поднимается, в удовольствии снести с прикроватной тумбочки торшер себе не отказывает. В груди огнём разочарование и боль вспыхивают. В дверь стучат. — Господин, адвокат Ли Джэхён попросил передать вам кое-что. Любопытство нутро сжирает, тупую надежду даёт. Пальцы дрожащие лист бумаги охватывают, глаза чёрные по строкам неровным плывут.

"Я не знаю, как мне описать чувства, которые я к тебе испытываю, потому что их слишком много и они всегда разные. В один момент я ненавижу тебя так сильно, что готов убить, в другой я согласен переступить через себя, чтобы быть рядом с тобой. Но я понимаю, что никто из нас этого не сделает..

Джуён к кровати отходит, на матрас мягкий падает, не отрывая взгляда от листа.

..Я не хочу быть с человеком, чьи поступки противоречат всему нравственному. Мне жаль, что именно ты и именно я оказались в этой ситуации, Джуён-и. Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся вновь, но уже не как адвокат и преступник, а как обычные Джэхён и Джуён.

Береги себя.

Джэхён."

Надеюсь мы встретимся вновь.

Джэхён холодными ладонями снежинки ловить пытается: Сону и Ёнхун ушли в магазин — скучно до жути. Рядом семьи, парочки в тёплых одеждах проносятся, радостно кричат, обсуждая новогодний ужин. Джэхёну бы тоже о нём подумать, ведь проглоты, по совместительству ещё и друзья, иначе с него не слезут. Целый год пролетел незаметно: Джэхён успел устроиться в прокуратуру и зарекомендовать себя прекрасным работником, знающим своё дело. Он вытянул кучу дел, вот только те, что были связаны с организацией Джуёна на его стол никогда не поступали. И если раньше он бы подумал, что тот пытается провести очередную авантюру, то сейчас Джэхёна грела надежда на исправление. Грел факт того, что Джуён смог пожертвовать своей жизнью ради него. Холодные губы от воспоминаний об их стычках, ругани, о той ночи непроизвольно тянутся в ласковую улыбку. — Чем тебя так снег рассмешил? Вон как оскал растянул, смотреть страшно, — знакомый голос за спиной заставляет вздрогунуть от неожиданности и фыркнуть раздражённо, развернутся с растущим желанием по голове настучать. Джэхён ничего сказать не успевает: удивление и радость грудную клетку сжимают, слёзы — горло. По сосуда вновь ток расползается, молниями каждую клеточку пронзая. Джуён. Всё сном кажется; качественным, желанным. Время будто вовсе замирает, люди вокруг в карусель сплошную превращаются, лица стираются, оставляя лишь джуёново в центре всего. Джэхён даже дышать перестаёт, когда Джуён ближе оказывается, руки чужие в своих греет, губами горячими костяшки белые целует, после вовсе джэхёновы ладони на щёки свои кладёт, ластясь котом, целовать мягкую кожу под большими пальцами не переставая. — Джуён, — Джэхён не верит во всё происходящее. Слёзы отступают, удивление и радость — тоже, оставляя после себя лишь тёплое умиротворение и ощущение чего-то правильного, комфортного, согревающего. — Что ты здесь делаешь? — За тобой пришёл. Джэхён никогда не верил в новогоднее чудо и во что-то подобное этому. Но счастье, испытанное им в ночь перед рождеством, он запомнит навсегда.

Будет помнить и после того, как найдёт пакет наркотиков в собственном доме