Neighbours

— Давай, Чонгук, помоги мне. В отдалённой комнате уснувшего общежития даже шуршания одеяла кажется слишком громкими. Проглоченный ком, застрявший в горле, создаёт отчетливый, смущающий звук. — Как-то это неправильно... В противовес своим же словам дрожащие пальцы неуверенно сползают вниз, чтобы выполнить просьбу хёна. — Что правильно, а что нет - это всего лишь выдуманная нормальность, и определяем её только мы сами. — Это оправдание в твоём стиле... Смущённый взгляд все никак не может сосредоточиться и картинка то и дело мажется перед глазами. И все же, когда напротив слышится нетерпеливый вздох, Чонгук неосознанно поднимает взгляд, отчаянно желая увидеть, каким ещё может быть его лидер. Длинные ресницы старшего кажутся почти белыми на кончиках из-за теплого света лампы, который падает на них. Это сразу захватывает все внимание. Хён в нетерпении и подрагивает от каждого движения пальцев на своей напряжённой плоти. Это так возбуждает. Так сильно, что Чонгук вырывается из неглубокой, но такой красочной дрёмы. И сразу же жалеет об этом. Он сколько угодно сильный: для фанатов, для семьи, для всего мира. Но так слабый для Намджуна, что не в силах отказать себе в неожиданной сладкой фантазии. Ему сняться мерзкие делишки с хёном уже практически на постоянной основе и каждый такой урванный кусочек того, чему никогда не бывать – мана небесная. Это не очень правильно, но никому же не вредит случайный полет мысли, зашедший, возможно, немного не туда. Никому не вредит, зато Чонгук наслаждается волнами мурашек и подергивающимся членом, когда думает об этом. — Чонгук, ты спишь? Аккуратный шепот смахивает остатки сна, и теперь собственная кровать ощущается как место преступление, на котором тебя только что застукали за грязными мыслишками. Понятно, что никто не может залезть другому в голову, но иррациональный страх, что его мысли настолько неправильные, что их можно услышать – заставляет краснеть. — Нет, только что проснулся, — так же шепотом отвечает он, пытаясь вглядеться в темноту, где должна стоять кровать напротив. — Понятно. Ничего по прежнему не видно, зато слышно напряжённое шуршание одеялом. Ясно, что Намджун сейчас опять столкнулся со своими тревогами и не может уснуть, но, видимо, не может выдавить из себя просьбу поспать вместе. Но Чонгук же догадливый. И нетерпеливый. — Хён, — со стороны слышно заинтересованное мычание, — честно говоря, я чувствую себя как-то странно, можно я к тебе перелягу? Пару секунд тишины перед ответом только подтверждают догадки Чонгука. — Да, в смысле, конечно, — прокашливается, — перекладывайся. К тому же, я и сам хотел попросить тебя, ну, знаешь... Мой мозг отказывается переходить в спящий режим. Чонгук усмехается сам себе и хватает подушку, целенаправленно оставляя второе одеяло. Хочется лежать под одним. — Прошу прощения за вторжение, — бурчит себе под нос, толкая старшего к стенке, пока матрас прогибается пот вторым телом. И теперь время для сна на самом деле превращается во время для исследований. Идея о том чтобы узнать где теперь граница дозволенного в их физическом взаимодействии уже какое-то время назад захватила разум Чонгука. Очень хочется узнать, что ему готов разрешить Намджун. Например, ещё пару месяцев назад Чонгук бы и не подумал о том, чтобы поцеловать его в макушку в такой интимной обстановке, как кровать, потому что очевидно, что получил бы по лбу и в ту же секунду был бы выкинут из кровати. Однако не так давно он поймал себя на том, что не только думает, но ещё и спокойно делает подобные вещи без каких либо последствий. Так что да, хочется узнать, что ещё теперь он может себе позволить. Ну, допустим, если Чонгук будет тереться носом о волосы на затылке, что, безусловно, нормально, и едва ли заметно оставит аккуратный чмок там, где кончается линия роста волос. Будет ли он убит за это – самое время узнать. У Намджуна очень чувствительная шея, даже сзади, так что действовать нужно осторожно. Хён ещё не спит, это понятно. Прошло всего пару минут с тех пор, как он подвинулся на кровати и отвернулся к стенке. Однако, его дыхание довольно тяжёлое и громкое. Он расслаблен и это хорошо. Они итак находятся довольно близко друг к другу, так что достаточно только немного податься вперёд, чтобы отчётливо почувствовать запах шампуня на кончиках волос. Старший, кажется, никак не реагирует на небольшую нежность, когда нос вверх и вниз двигается по затылку. Как он и думал – это совершенно нормально. Кончик носа потихонечку опускается ниже затылка и теперь при движении задевает ещё и часть шеи. Все ещё ничего. Небольшая дрожь предвкушения пробегает по телу, прежде чем губы в мягком беззвучном чмоке опускаются на загривок. Ну и теперь это что-то. Намджун напрягается, а его дыхание становится тише. Будто замер, ожидая нападения и решая, что делать. И все же – Чонгук все ещё жив и все ещё в его кровати. Значит, можно сделать что-нибудь ещё. Главное не перегнуть палку, а то вместо расширения границ дозволенного их отношения просто откатятся назад. Ещё один поцелуй ложится на смуглую кожу в том же месте. Только теперь более явный, отчётливый. Это все ещё чмок, который все ещё с натяжкой можно посчитать совершенно невинным и безобидным. Но контекст, в котором они находятся делает этот жест более сложным для восприятия – ночь и два взрослых парня в одном нижнем белье на недостаточно большой кровати. Идеально, потому что с одной стороны Намджуну и предъявить то, по сути, нечего, а с другой стороны обстановка заставит его воспринимать этот чмок как нечто более интимное и заставит его думать об этом. Чонгук себя манипулятором совсем не считает, просто хочет от кое-кого больше внимания. И даже если это и манипуляция, то вполне безвредная, потому что злодеем он себя не считает тоже. "Какое благородство" – мысленно ударив себя же по щеке, пробегает в голове младшего. Кажется, пора заканчивать, а то он и хёна до инфаркта доведет и самого себя силой мысли покалечит. — Доброй ночи, Намджун, — не удержавшись, трётся напоследок носом о загривок, прежде чем отвернуться. — Намджун-хён, — поправляют его в ответ. — И тебе. Голос звучит вполне нормально. Но дрожь была. Значит, решил спустить это с рук и не раздувать из мухи слона. Интересно посмотреть, что он будет делать, когда слон, хоть и одетый в костюм мухи, но уже перестанет помещаться в комнате. Хотя Чонгук и не собирается далеко заходить. Боже, у него даже нет никаких намерений. Просто сейчас это то, на чем он сосредоточен по каким-то причинам. Возможно, что-то вроде лёгкой симпатии, или интерес к реакциям старшего на неподобающие вещи. Да не важно, он не собирается делать ничего, что кому-либо навредит, просто хочет быть рядом и хочет чего-то большего. Сейчас важнее выспаться, чем забивать голову странными рассуждениями которые все равно ни к чему не приведут. Сколько бы они не мучали рассудок, никогда ничего внятного из этих мыслей не получается. Получается только большая путаница. В паре сантиметров от него слышится шорох одеяла, а через секунду на оголенное плечо падает чужое дыхание. Видимо, Намджун повернулся к нему лицом ворочаясь во сне. Один глаз открывается, чтобы проверить это. За все их совместные ночёвки, которых было совсем немного, он быстро привык проверять старшего каждый раз, когда тот ворчит или двигается во сне, потому что иногда это означает, что через секунду он начнет хмурится и задыхаться от каких-то ужасов в своей голове. А иногда это значит, что он просто миленько пытается улечься поудобнее, как сейчас. Тяжелые веки прикрываются бессознательно, оставляя взору только полную темноту. Сегодня они очень хорошо поработали и сильно устали. Сон настолько крепкий, что ночь пролетает будто за мгновение. — Мгновения вообще недостаточно, чтобы, чёрт возьми, выспаться, — Бурчит себе под нос Чонгук, вслепую пытаясь рукой найти звенящий телефон. Рука находит только нечто твёрдое и очень тёплое. — Блять, Чонгук, убери от меня свои лапы, — Откуда-то сбоку ворчит Намджун, шлёпая по ладони младшего, которая пыталась что-то найти на его лице. — И зачем вообще тебе будильник в такую рань? Нам сегодня можно спать почти до обеда. Глаза всё же приходится разлепить, чтобы не попасться на ещё одну оплеуху. И, заодно, всё же, найти телефон. — У меня сегодня начинается личный график, — Телефон найден и надоедливая мелодия, наконец, затихла. — Я работаю над несколькими песнями отдельно, так что не видать мне сон до обеда. Собираясь с силами, чтобы встать с кровати, Чонгук может буквально слышать, как Намджун пытается что-то сообразить. — Но ты же, эээ... — Всё ещё пытается. — Я думал, ты уже закончил запись своего сольного трека для нашего следующего альбома? — Всё верно, с "My Time" я закончил. Но у меня ещё сольный цифровой релиз, и фит с Чимином и Ари. Чонгук шипит, когда пятки опускаются на неприятно прохладный пол, но, всё же, наконец встаёт, нехотя направляясь в сторону шкафа. И за спиной опять слышны чьи-то попытки думать. — Кто такая Ари? — Медленно, и растеряно спрашивает старший. — Кто такой. Американский певец, он записывает сейчас альбом, — Носки и тапочки уже найдены, а из шкафа вытягивается первая попавшаяся футболка. — Я еду на запись демок. — Потом дай мне послушать, — бурчит Намджун, укутываясь поглубже в одеяло, чтобы продолжить свой сон. — Обязательно. Чонгук тихонечко закрывает дверь в комнату и заходит в их ванную. Глубокий вдох и выдох, быстрый поиск подходящей для раннего утра песни в плейлисте, долой трусы и в душ. Время ещё есть – награда за такой серьёзный подвиг, как встать после первого же будильника. Так что можно погорланить любимые песенки в шланг от душа и потрясти попой. Только не слишком громко, чтобы никого не потревожить в такой ранний час. К окончанию этого сомнительного концерта вся ванная завалена клубками пара от горячей воды, а зеркало, к которому он подходит, запотело слишком сильно, чтобы что-то в нём увидеть. Так что дверь в коридор приходится приоткрыть, а музыку и вовсе убавить на минимум. Зубы можно почистить и просто потрясывая попой. — Чонгук-и, — Дверь приоткрывается чуть больше, и в образовавшейся щёлочке появляется Намджунов нос, — Я встал попить воды и увидел, что твоя косметика для утренних процедур осталась в холодильнике. Я принёс её тебе. Чонгук оглядывается вокруг, понимая, что действительно забыл за ней сходить перед тем, как отправиться в душ. — Спасибо, хён, заходи! Нос исчезает, чтобы через секунду в проём пролез весь Намджун целиком, с несколькими баночками и флаконами в руках. И его лицо какое-то странное. Но он не говорит не слова, поворачивая голову в сторону и протягивая косметику вперёд. — Что с тобой? — Спрашивает Чонгук, принципиально не забирая свои баночки, прежде чем не поймёт, в чём дело. — Ничего, возьми это уже, — уголки его губ ползут вверх и становится не понятно, ему смешно или он просто смущён. И судя по тому, что из его горла вырывается короткий смешок, который он тут же пытается замаскировать под кашель – он находит ситуацию забавной. — Так, я не понял, почему ты смеёшься? — Чонгук подходит ближе, возмущаясь. — Да не смеюсь я, просто забери эти штуки! — Намджун не выдерживает, вовсю хохоча между словами. — Хён, какого черта ты надо мной смеёшься? Я не выпущу тебя, пока ты не скажешь, что тебя так веселит! — Он вытягивает руку вперёд, за спину Намджуна, чтобы захлопнуть дверь. — Слушай, если не хочешь, чтобы над тобой смеялись, не стоит горланить в душе Ариану Гранде в пять утра, а потом отсвечивать передо мной голой задницей! — Чонгук только после этих слов понимает, что действительно стоит перед хёном полностью обнажённый. — Я успел увидеть слишком много до того, как дал тебе знать, что стою за дверью. Такой хернёй Чонгука не смутить. А образовавшийся на щеках румянец – всего лишь следствие духоты в ванной комнате. Как и участившееся сердцебиение. Он слишком крутой, чтобы смущаться из-за шуток Намджуна. — Ты что, за мной подглядывал? — Он в шутку прикрывает свои интимные места руками возмущаясь. — Хён, я знал, что ты извращенец! Теперь очередь щёк Намджуна краснеть. Обвинить его в чём-то непристойном – самый верный рецепт заставить старшего смущаться, особенно учитывая странную атмосферу между ними в последнее время. — Конечно нет, не неси чепухи, — Хмыкает он, — Твоя дверь была приоткрыта, я просто не мог не увидеть, как забавно ты трясешься перед зеркалом. — "Забавно трясусь" – это ты так называешь мой неповторимый фристайл? — Вместе с этими словами Чонгук пару раз двигает бедрами, пытаясь повторить те движения, которые делал несколько минут назад. — Давай, Намджун, присоединяйся! Потрясись со мной, — хихикает младший. Намджун улыбается и закатывает глаза, привыкший к странным выходкам своих мемберов. Очевидно, он не собирается больше участвовать в этом фарсе, обходя Чонгука и выкладывая из своих рук баночки макнэ на столик у раковины. — Короче, если они тебе нужны, я оставлю это тут. Удачи на записи, а я, всё же, попробую доспать положенное мне количество часов. Вообще-то, он довольно забавно выглядит прямо сейчас. В одних трусах, с небритыми ногами и совершенно лохматыми волосами, даже несмотря на их небольшую длину. Достаточно сонный, чтобы передвигаться очень медленно, всё равно парадоксально быстро преодолевая расстояния из-за своего высокого роста. На такого хочется прыгнуть с разбегу, обвить руками и ногами и так и повиснуть на весь день. Глядя на него прямо сейчас, Чонгук однозначно может понять, почему их фанаты говорят, что у Намджуна вайб хорошего мужа. Какой-то он простой и понятный в такие моменты, как-будто можно протянуть руку и забрать себе до конца дней. — И Чонгук-и, — Он оборачивается уже на пороге, — сажая утром дерево, не стоит ждать прохлады уже в обед. Ладно, про простого понятного Чонгук поторопился. — Ты чё сказать-то хотел этим? Вопрос остаётся без ответа, а за дверью слышно шарканье домашних тапочек. Вбросил непонятно что и ушел – это так по-Намджуновски, что в их общаге даже стыдно подобному удивляться. Как-то раз, когда они всей группой репетировали выступление с подтанцовкой и синхрон из раза в раз получался плохо, он попытался поддержать всех фразой: "Только когда наступает холодное время года, мы узнаем, что сосна и кипарис вечнозеленые деревья" и сразу после этого ушел в туалет, ничего не объяснив. Чуть позже совместными усилиями было выяснено, что это китайская поговорка о необходимости пройти через трудные времена, прежде чем всё получится, но такому мудрённому человеку, как Намджун, просто в голову не придёт сразу так и сказать. Усмехаясь забавному воспоминанию, Чонгук заканчивает свою утреннюю рутину и собирает баночки, чтобы отнести их обратно в холодильник. Утром в общежитии немного прохладно, особенно после душа, поэтому когда он заходит на кухню и видит на спинке стула оставленную кем-то вязанную кофту – сразу натягивает её на свои плечи. — Да бери, не стесняйся, — Доносится голос откуда-то сбоку, заставляя подпрыгнуть на месте из-за неожиданности — Господи, как ты так слился с кухонным гарнитуром?! Чимин, облокотившийся на тумбочку, тут же принимается осматривать себя, в попытках понять, в каком месте он на эту самую тумбочку похож. — То есть если у человека шорты такого же цвета, как и рядом стоящий предмет, то ты отличить их друг от друга не способен? — возмущается он, выключая закипевший чайник и разливая воду сразу в две кружки, одну из которых протягивает Чонгуку. — Я не виноват, что ты такой крошечный, что тебя и разглядеть тяжеловато, — фыркает младший, садясь за стол. — Бро, у нас разница в росте всего четыре сантиметра. — Тогда почему я едва слышу то, что доносится там от тебя снизу? Чимин цокает языком, но тут же улыбается, позабавленный глупой шуткой. — Кстати, а ты не знаешь, что значит: "Сажая утром дерево, не стоит ждать прохлады уже в обед."? — Это значит, что сделав дело, не стоит сразу ждать результата, — Пожав плечами отвечает Чимин. — А что, Намджун... — Да, ни свет ни заря шпарит непонятными фразочками, — перебивает его Чонгук, утвердительно кивая. — Я вчера вечером видел, как он перед сном читал книжку с китайскими идиомами, теперь вот странно изъясняется. Чимин хихикает, осматривая холодильник на предмет завтрака. Ему удаётся вытащить большую порцию бульёна и миску салата с курицей. — Как бы странно он не звучал – он как всегда прав. Ты всегда хочешь получить всё здесь и сейчас, из-за чего либо бросаешь процесс на половине пути либо перетруждаешься. Тебе стоит быть более терпеливым, — Теперь они в четыре руки раскладывают находки старшего в разные тарелки, чтобы вместе покушать. — Эй, ты почти всю курицу из салата свалил в свою тарелку! — Ну так будь терпеливее, хён, — мягко улыбаясь говорит Чонгук, но всё же перекладывает в тарелку старшего несколько больших кусков курицы, когда позади раздаётся чей-то смех. — Не надоело издеваться над старшими? — на голову ложится большая, увесистая рука, взлохмачивая влажные волосы. Юнги, укутанный в какой-то причудливый и неказистый плед, садится за стол, подбирая под себя ноги и пытаясь разлепить глаза. — Хён, ты тоже будешь кушать? — спрашивает Чонгук, уже доставая третью тарелку. — Нет, я поеду с вами на студию – там и позавтракаю. Мне сегодня не спится с утра пораньше, так что буду вашей группой поддержки. — Ага, группой поддержки, — Шепчет Чимин на ухо младшему, — он просто собирается поджидать, пока у кого-нибудь из нас сорвётся голос, чтобы потом гаденько хихикать. Он сделал это со мной на прошлой неделе. Плечи Чонгука трясутся от смеха, пока Юнги пытается понять, над чем они смеются. Завтрак получается довольно сытым, даже разделённый на двоих, и после него остаётся совсем немного времени, чтобы одеться и выйти из дома. В спешке складывая в раковину тарелки, они расходятся по своим комнатам, чтобы собраться. Юнги знает, что закончит с этим быстрее, поэтому берёт мытьё посуды на себя, хотя сам он ничего и не пачкал. Быстрым шагом преодолевая коридор, Чонгук немного забывает о том, что нужно вести себя тихо, широко открывая дверь в комнату. Кофта Чимина отправляется куда-то в шкаф, потому что совершенно не подходит к выбранным штанам, вместо этого руки тянутся к зелёному лонгсливу его соседа по комнате, хотя эта вещь на нём будет смотреться сегодня ещё хуже. Не поддаваясь странным порывам, он, всё же, выбирает свою черную большую майку, хватает сумку, и пару секунд думает, прежде чем решает сделать несколько пшиков нового парфюма, который он купил на днях. Аромат свежих цитрусов просто делает всё вокруг лучше. Готовый выходить, он разворачивается к двери, из-за чего в поле зрение попадает нахмурившийся Намджун. В смысле, он однозначно спит, но его брови немного сведены к носу, а нижняя губа поджата. Подойдя поближе, становится заметно, как его взлохмаченные волосы лезут в глаза и нос. Видимо, это приносит достаточно сильный дискомфорт, чтобы сделать его недовольным, но недостаточно сильный, чтобы разбудить. У Чонгука есть ещё минуточка, чтобы сесть на краешек кровати и заправить за ушко лезущие в лицо волосы. Удивительно, как такой бардак на вид, может оказаться таким мягким на ощупь. Пальцы задерживаются на кончиках волос и, едва заметно дернувшись, опускаются к мочке, аккуратно поглаживая. Теперь Намджун выглядит более умиротворённым. И даже согласно угукает, кажется, довольный тем, что его избавили от неудобства. — Мило. Беззвучный комплимент, чтобы не разбудить, и невидимый поцелуй на щеке, чтобы не напугать.