Конкуренция+

Рассохшаяся дверь комиссионного архива никак не желала открываться. Тома упёрся в дверной косяк плечом и надавил на дерево, попытавшись приподнять ручку вверх, но та всё равно не поддалась. Он вздохнул и попробовал снова. Сегодня, в день предполагаемого визита её сиятельства Гудзи, поместье Камисато с самого утра стояло на ушах. И Тома солгал бы, если сказал, что витавшая в воздухе общая атмосфера нервозности никак на него не влияла. Да, ему и до этого нередко приходилось подниматься в Великий храм Наруками по делам комиссии Ясиро, чтобы передать конфиденциальную корреспонденцию непосредственно в руки верховной жрице, однако когда Яэ Мико выразила желание пообщаться с главой клана один на один, большинство обитателей поместья оказалось совершенно не готово к такой высокой гостье. Пожалуй, Аято оставался единственным, кого мало беспокоила предстоящая встреча, по крайней мере, внешне. (Пропущенный им завтрак говорил об обратном, но это небольшое наблюдение Тома предпочёл оставить при себе). - Блистательная госпожа Гудзи изъявила желание поделиться со мной своим неоценимым мнением и полезными замечаниями относительно предстоящего фестиваля О-Ханами на острове Амаканэ, - флегматично объяснял Аято за ужином днём ранее, со скучающим видом разглядывая потолок. - Она хочет лично проконтролировать все приготовления, поскольку её Превосходительство Сёгун Райден впервые за долгое время собирается осчастливить нас своим божественным присутствием. "Молодящаяся ушастая карга с горы опять суёт свой длинный нос куда не следует", - машинально переводил Тома для себя эту медоточивую серенаду, подливая ему чай, "Возможно, ей стоит наконец совладать с собственной ненормальной любовницей, прежде чем открывать рот". В назначенное время госпожа Гудзи появилась на входе поместья в сопровождении нескольких послушниц. Когда с долгими церемониальными приветствиями было покончено, Аято проводил Яэ к себе в приёмную, отправив Тому за документацией по фестивалям прошлых лет. С тяжелым сердцем Тома проводил взглядом непослушный локон, упрямо выбивающийся среди мягких уложенных волос Аято. С одной стороны, ему совершенно не хотелось оставлять того наедине с Яэ, однако с другой стороны, Тома понимал, что если кто-то и мог говорить с верховной жрицей на равных, то только он. Испытав очередной укол беспокойства за Аято, он с удвоенной силой навалился на архивную дверь. В конце концов та жалобно скрипнула и отошла в сторону, открывая путь в тесную комнату, с пола до потолка заставленную многочисленными коробками. Нужная нашлась на самой верхней полке, когда Тома аккуратно потянул её на себя, его тут же осыпало крупными хлопьями годовой пыли. Он от души чихнул, недовольно встряхнув головой. Так. Ответственным за уборку в архиве он ещё успеет высказать всё лично. Отыскав папки с отчётностью за последние пять лет, Тома задвинул коробку на место и направился обратно в основное здание. Добравшись до нужного коридора, он молча кивнул двум девочкам-послушницам, терпеливо дожидавшимся Яэ Мико у дверей приёмного зала, и зашёл внутрь. Ни Аято, ни верховная жрица почти не отреагировали на его появление, как ни в чём не бывало продолжая светскую беседу и сосредоточив своё высокое внимание исключительно друг на друге. - ...Я могу только восхищаться вашей ревностной самоотдачей, - расположившись на напольной подушке, Яэ посмеивалась в ладонь с аккуратными розовыми ногтями. - Поистине, выдержка, достойная рода Камисато. И я уже не говорю о вашей готовности пожертвовать своими дражайшими подчинёнными во имя высшего блага. Феноменально. - Очень лестно слышать подобную похвалу от вас, госпожа Яэ, - Аято, сидевший за низким письменным столом, улыбнулся, не размыкая губ. - А что до самоотдачи... Я всего лишь следую обязанностям, которые предполагает почётная должность комиссара Ясиро, не более. Несмотря на приторные речи и переливистый смех, плотный наэлектризованный воздух, казалось, можно было резать ножом. - Человеку вашего уровня не пристало занижать свои достоинства, - без замедления ответила та. - Впрочем, насколько я помню, ваш многоуважаемый родитель тоже когда-то страдал от излишней скромности. - Мне трудно об этом судить, - Аято с демонстративной невозмутимостью пожал плечами, а затем коротко кивнул. - А вот и документы, о которых вы просили, госпожа Яэ. Яэ тоже сразу перевела взгляд на Тому, не поворачивая головы. И сладко-сладко улыбнулась, приподняв брови. - Премного благодарю, мальчик. Тома сухо сглотнул, склоняясь в почтительном поклоне. *** - Ты как-то упоминал, что вишнёвое дерево очень дорого ценится в Мондштадте, - проговорил Аято, чуть меланхолично окуная кубик золотистого жареного тофу в соус. - Как думаешь, сколько моры можно выручить, если срубить всю сакуру на острове Амаканэ? Тома, который сидел позади, расчёсывая его вымытые влажные волосы, только вздохнул. Госпожа Гудзи подошла к организации О-Ханами весьма и весьма основательно: теперь даже у него самого начинал подёргиваться глаз при одном упоминании вишнёвого цветения. - Аяка очень хотела пригласить своих новых друзей на этот фестиваль, господин, - терпеливо напомнил он. - Разве это не достойная причина довести дело до конца? Аято ничего не ответил, пожав одним плечом. Тома испытал неожиданный приток нежности и ласково погладил его по шее. Шёлковая маска учтивой любезности немедленно сползла с лица Аято, стоило им перешагнуть порог его личных покоев. Тома буквально силком заставил его переодеться и усадил ужинать, ухватив за руку на полпути в спальню. Мало кому из ныне живущих обитателей Инадзумы доводилось лицезреть утомлённого господина Камисато в состоянии ступора. Тома даже ощущал нечто похожее на гордость. Тем временем Аято всё-таки отполз от стола, так и не донеся тофу до рта, и небрежно улёгся головой ему на бедра, уткнувшись носом в его живот. Почти машинально Тома потянулся, чтобы отвести пряди волос от его лица и ненавязчиво помассировать виски. - Я не понимаю, каким образом она всегда умудряется влезать туда, куда не просят, - проговорил Аято, подчёркнуто не называя имён. - Чтобы ты имел представление, я даже не могу вынудить её придерживаться изначальной сметы, потому что она буквально держит за член главных казначеев всех трёх комиссий. - Это как раз неудивительно, - Тома снова вздохнул, утешительно похлопав его по спине. - Странно то, что кто-то из высоких чинов до сих пор на это ведётся. Аято вдруг открыл глаза, перевернулся на спину и внимательно посмотрел на него снизу вверх, прищурившись. - ...Ты спал с ней. Упс. Тома одновременно почувствовал жгучий жар стыда и ледяную оторопь, будто его окатили студёной водой. - Очень давно, - он помедлил с ответом, но не стал даже пытаться это отрицать. - По крайней мере, задолго до, кхм... нас. Аято зажмурился, буквально на секунду сморщив небольшой аккуратный нос, а потом снова открыл глаза. Однако он не выглядел особенно расстроенным. - Я должен был догадаться раньше, - пожаловался Аято. - Она бы ни за что не обошла тебя вниманием, с её-то любовью ко всему необычному. - Даже если и так, я не думаю, что этот факт моей биографии представляет какую-либо ценность. Однако искренний интерес, вспыхнувший в чужих глазах, указывал на противоположное. - Расскажешь, как это было? - мягким голосом попросил Аято. - Господин, вы правда уверены, что эта история заслуживает внимания? - Тома обречённо вздохнул. В тех воспоминаниях не было ничего по-настоящему ужасного, но он всё равно не горел особым желанием их обсуждать. - С тех пор всё равно прошло уже много лет. А потом его взгляд случайно соскользнул ниже, и он заметил. - Аято! - Что? - Тот невинно свёл тонкие брови домиком, сжимая свой член через ткань штанов. - Мне приятно представлять, как ты занимаешься сексом. Это естественная реакция. - Сексом с Яэ! - почти возмущённо выдохнул Тома. - Я всегда думал, что ты её недолюбливаешь! - Терпеть не могу, - подтвердил Аято, сладко потянувшись и запрокинув голову. А потом снова посмотрел ему в глаза. - Но будет мне очень любопытно послушать, что и как она делала с тобой. После этого он поднёс левую руку ко рту, зубами стянул перчатку и скользнул пальцами под пояс штанов. - ...А это правда, что она специально делает так, чтобы во время секса у неё светились глаза и вылезали когти? - Правда, - вспомнил Тома, невольно усмехнувшись. По городу до сих пор ходили байки о бедолаге из комиссии Кандзё, который внезапно стал заикаться и бояться темноты после одного вечера в компании её Сиятельства. - И ты не испугался? - А должен был? Она же меня целовала, а не на части рвала. - Ага? - Аято чуть поёрзал, сжав ноги вместе. - Как это вообще случилось? Тома не сразу нашёлся с ответом. Он провёл рукой по чужой штанине, разглаживая мелкие складки. - Она лично встретила меня, когда я поднялся в храм. В тот день очень пекло солнце, и она предложила мне зайти внутрь и выпить воды. - Хочешь сказать, что ты потерял девственность в святая святых Великого храма Наруками? - Аято тихо засмеялся, прикрывая рот широким рукавом. Тома старательно проигнорировал румянец, мгновенно приливший к щекам. - К тому моменту я уже успел её лишиться в куда менее пафосном месте, спасибо большое, - незлобно проворчал он. - Так что если ты рассчитываешь услышать что-то особенно захватывающее, могу тебя огорчить прямо сейчас. Белые мелкие зубы Аято сверкнули в приглушённом свете лампы. - Она была сверху? Заслышав эти слова, Тома впервые за этот неловкий полуразговор-полудопрос ощутил короткую вспышку желания. - ...Да. Аято удовлетворённо вздохнул, принявшись дрочить ритмичнее и быстрее. - Хорошо. А со своими руками что ты делал? - Держался за её бёдра, - хрипловато прошептал Тома, не в силах отвести взгляда от чужой открытой шеи. - Потом она спросила, хочу ли я потрогать её грудь. - И ты?.. - Согласился сразу. Я же не дурак. Он прервался, засмотревшись на розовую головку, влажно блестевшую в полумраке комнаты. - А потом? - чуть нетерпеливо позвал Аято, дыша через рот. - Что было потом? Тома перевёл взгляд на его лицо. Вспоминать случившееся много лет назад становилось всё сложнее и сложнее, когда Аято - реальный, тёплый и до безумия сексуальный - с жадностью ловил каждое его слово, беззастенчиво делая себе хорошо. - Что было потом... - Тома потянулся и аккуратно намотал волосы Аято на руку, мягко, но настойчиво уткнув его лицом себе в пах. - ...потом ты перестал фантазировать о верховной жрице и обратил внимание на то, что у тебя перед носом. Он дёрнулся, когда тот мстительно прошёлся по его полутвёрдому члену кромкой верхних зубов. - Напомни мне ещё раз, кто из нас двоих с ней действительно спал? - Аято приподнялся на локте, с явственным раздражением дёргая за завязки на его штанах и вытаскивая член наружу. А затем, не дождавшись ответа, хмыкнул. - То-то же. Тома крупно вздрогнул и непроизвольно вскинул бёдрами, с силой вцепившись ему в волосы, когда тот взял чувствительную головку в рот. Аято широко облизнул снизу, а после втянул щёки, посасывая. Тот опускался ниже и ниже, неторопливо, но ритмично, до тех пор, пока не заглотил полностью. Взяв член до основания, Аято часто заморгал, хлопая ресницами: в уголках его глаз выступили слёзы. Тома закусил нижнюю губу. В конце концов, когда спустя пару минут Аято устал двигаться и отстранился, напоследок чмокнув кончик мокрыми от слюны губами, Тома торопливо перевернул его на спину и навис сверху, целуя в мягкий опухший рот. - Как тебе? Достаточно хорошо? - лукаво уточнил Аято между поцелуев, приподнимаясь, чтобы потереться об него всем телом. - Лучше не бывает, - выдохнул Тома, задирая на нём рубашку и поглаживая по бокам вверх-вниз. Аято. Тома не мог и не хотел думать ни о чём другом. Одним богам было известно, как его непоколебимая уверенность могла сочетаться с почти болезненной потребностью в постоянных напоминаниях о том, что он всё ещё дорог, всё ещё нужен, всё ещё любим до обожания. - Я люблю тебя. Услышав это, Аято еле заметно вздрогнул и обнял его руками за шею, уткнувшись лицом в плечо. Повседневная забота и незаметные жесты нежности наполняли абстрактные слова любви совершенно определённой силой. И он был готов повторять их столько раз, сколько потребуется. - Было бы замечательно, - вдруг проговорил тот, уже куда более спокойно и немного устало. - Если бы мы могли продолжить на кровати. Ты так не думаешь? Тома медленно поморгал, возвращаясь в реальность. А затем решительно выпрямил спину, встав на колени, и аккуратно подхватил Аято под ягодицами. Тот ойкнул от неожиданности и не слишком ловко обхватил Тому ногами поперёк тела, когда он поднял его с пола. - Слушаю и повинуюсь, - заверил Тома, легонько подкидывая Аято в руках. *** - Мы всегда будем рады приветствовать верховную жрицу Великого храма Наруками в этих стенах, - чуть нараспев произнёс Аято, лихим росчерком подписывая документ на столе и протягивая его Яэ. - Мне нужно будет подготовить ещё одну копию отчета для сёгуната. Вы не против, если к выходу вас проводит Тома, госпожа Гудзи? - Вовсе нет, - та с достоинством поднялась из-за низкого стола и проследовала к выходу из комнаты, на секунду задержавшись у порога и оглянувшись. - Надеюсь, в скором будущем нам представится ещё много возможностей для плодотворного сотрудничества, комиссар Камисато. Тома позволил ей выйти из кабинета первой и уже потом последовал за ней. Всю предыдущую неделю он только и успевал бегать челноком между архивом, кухней и рабочим кабинетом, и потому даже перспектива остаться с Яэ один на один не могла перебить испытываемого им чувства искреннего облегчения. - Удивительное свойство крови, - ровно и задумчиво произнесла та, когда они приблизились к входной арке. - Род Камисато насчитывает уже дюжину поколений, но с каждым новым совладать не легче, чем с самым первым. Ты не замечал? Тома откашлялся и почтительно склонил голову. - Я видел только два из них, госпожа. Боюсь, мне трудно судить. - В таком случае, мы продолжим эту беседу лет через пятьдесят, - Яэ улыбнулась, рассматривая фамильный герб над аркой. - И ещё. За день до фестиваля у меня будет к тебе небольшое личное поручение, так что потрудись появиться в храме не позже полудня. - Непременно, госпожа Гудзи. Опыт показывал, что любые попытки отвертеться сделали бы ситуацию только хуже. - Молодец. Ты очень повзрослел, мальчик издалека, - она сделала шаг навстречу и аккуратно похлопала его по щеке. - Любопытно наблюдать, как ты влияешь на своего хозяина. Надеюсь, он действительно достоин такой безоговорочной преданности. Тома выпрямился во весь рост, не сдержав улыбки. "Достойнее всех живых".