Чужая

Беллатрикс не хочет думать ни о чём, потому что ничего хорошего в голову прийти не может, когда идёшь в башню Гриффиндора. У портрета Полной Дамы её чуть не сбивает подружка Сириуса, её золотистые глаза щекочут ей кожу на лбу, и Беллу обдаёт терпким запахом каких-то дешёвых духов. Она косится с подозрением, граничащим с каким-то странным чувством. Беллатрикс хочет думать, что это страх, и уголки её губ ползут наверх. Марлин МакКиннон ещё шире распахивает свои огромные медового цвета глаза и спешит к лестнице, едва не споткнувшись. — Беллз! Снова! Она чуть не лезет на стенку от раздражения. Чужие руки хватают её под мышки и приподнимают на пару сантиметров от земли, чтобы синие глаза оказались на одном уровне с её, чёрными. — Я расскажу твоей матери, как ты ведёшь себя здесь! — Белла зажмуривается и трясёт головой, пытается вырваться. Она, конечно же, знает, что не может сказать ничего, что бы задело Сириуса. Хотя… может, но для этого нужно усердно выискивать его слабое место. И она пообещала себе, что сделает это. — Мне плевать на то, что она скажет, — ласково возражает Сириус. — Беллз, послушай меня. Ну, Беллз. Я сказать хочу. Та сердито вздыхает и, не расслабляясь, готовится слушать. Надеется, что кузен научился общаться на серьёзные темы. — Хочу, чтобы ты знала: быть позором семьи очень даже ничего, — он хохочет, запрокинув голову назад. Беллатрикс замахивается, но Сириус ловит её руку, тем самым спасая себя от фиолетового синяка на челюсти. Глаза его блестят задорно и беззаботно, как у мальчишки, но особенное удовольствие ему приносит — она уверена — видеть, как она злится. И это, конечно, выводит из себя ещё сильнее. — Веди себя хорошо, а то Пожиратели смерти заберут тебя ночью! — со смехом бросает он на прощание, сбегая следом за МакКиннон, не забыв махнуть ей рукой. — Привыкай, — снисходительно бросает Поттер, пожимая плечами и исчезая в том же направлении так же быстро, как и появился из гостиной. Это не дело, что её не ценят. Ей не нравится, что любой чувствует свободу сказать ей что-то. Так не должны обращаться с Блэками, и она обязательно им на это укажет. Пусть она и единственная, кого это интересует, но пройдёт время, и ей мнение будет не только цениться, но и ставиться превыше других. С другой стороны, не было ещё в истории человека, что сотворил свои великие деяния самостоятельно, без помощи. В крайнем случае, всегда с ними был кто-то, кто помогал подняться. Хотя бы на первую ступеньку. Однако находить союзников среди этого сборища неотёсанных болванов, называющих себя выходцами самого благородного из факультетов не очень-то и улыбается. Беллатрикс в Хогвартсе только второй день, но её уже тошнит от красного и золотого. Она понимает, что избежать этого, равно как и шумного общества, можно только на улице или в библиотеке. Но среди книжных стеллажей она сидеть не собирается, потому что прекрасно знает, что там учит уроки маггловская заучка, которая на одном курсе с кузеном. Или, вполне возможно, ей не посчастливится встретить там того бедного оборванца, одного из лучших друзей Сириуса. Но в этом году сентябрь не радует ни ярким солнцем, ни тёплым ветерком. Ни хорошими новостями, кстати. Проблема была в том, что без шапки или хотя бы, на крайний случай, шарфа выходить на свежий воздух не следовало. Самое обидное, что и болеть ей никак нельзя — родителей, наверняка, уже известили, куда попала их младшая дочь, а уж новость о том, что она пропускает уроки, их точно не обрадует. Надев тёплый шарф в красную полоску, Беллатрикс молится всем богам, чтобы её никто не заметил. — Привет Грифиндору! — радостно восклицает какой-то парень, вскакивая на столик ногами. Его тут же поддерживают все присутствующие в гостиной, обратив на неё горящий взгляд и белозубые улыбки. Белла кривится и, как она считает, позорно спасается бегством. Облегчённый вздох вырывается из груди лишь тогда, когда за спиной не слышно больше комментариев по поводу того, что «неужели Блэк надела что-то гриффиндорское?», «переметнулась на нашу сторону, а?», «а мамаша тебя не накажет за такое кощунство?». Беллатрикс знает из разговоров взрослых, что детям свойственна жестокость. Но во-первых, старшекурсников детьми уже не назовёшь, во-вторых, это была её прерогатива. Она понимает, что недооценила гриффиндорцев в этом плане и поджимает губы. Однако на улице ей снова не везёт. Друзья кузена веселятся у озера, а сам он болтает с Андромедой. Беллатрикс чувствует укол ревности — ей Сириус не улыбается так искренне. Меда что-то скрывает, она совсем другая, а кажется правильной. Допустим — первое: общается с кузеном, что опозорил их семью, второе: как-то опасливо оглядывается, верно, боится, что её заметят. Странная она. Если и нарушать правила, то без оглядки, а она, кажется, постоянно колеблется. Беллу передёргивает — Меду она недолюбливает. Может, потому, что Меда всем нравится. Это она постоянно пытается выйти на свободу, сказать что-то поперёк родительскому слову, но всё равно её пару лет назад определили на Слизерин. Она слишком похожа на Сириуса, это она должна была попасть на красно-золотой факультет! Беллатрикс шипит сквозь зубы. Андромеда поворачивается, видит её и машет. Быстро прощается с кузеном, кажется, целует его в щёку и направляется к младшей сестре. Сириус смотрит то ли ей вслед, то ли на неё, Беллатрикс. Он широко улыбается — видимо, тоже заметил яркий шарф. — Здравствуй, Белла, — длинные, как у пианистки, пальцы приподнимают замученный шарф за кисточку, но Андромеда не произносит ни слова — только опускает взгляд. — Меда, я… — против воли вырывается у неё. — Не стоит, — холодно прерывает та, поднимая руку, и Беллатрикс не узнаёт её. Но потом Андромеда подходит совсем близко и наклоняется к её уху. — Я рада, что ты на Гриффиндоре. — Скажи это матери с отцом, — вспыхивает Белла и, резко отвернувшись, уходит. Она думает, что Меда, наверняка, спешит обратно к Сириусу. Он пожмёт плечами, хмыкнет, ласково тронет её за подбородок и утешит. Беллатрикс видела, как они общаются. По ним и не скажешь, что разница в возрасте составляет несколько лет, причём он младше. Может, он умеет себя порядочно вести, если хочет? Белла оглядывается, видит их вместе и чертыхается. В глазах щиплет. Белла останавливается в недоумении, вздрагивает. С самого раннего детства она не плачет, а сейчас так хочется уткнуться лицом в подушку, чтобы эти злые слёзы вышли наружу. Беллатрикс не понимает, что с ней творится. В тот вечер она открывает одну из немногих книжек, что привезли из дома, долго ищет, и в результате сдаётся — берёт учебник. Книга открывается на нужной странице как по мановению волшебной палочки, о которой Белла, к слову, вспомнила впервые с того момента, как села в Хогвартс-экспресс. Заклинание написано жирным шрифтом заглавными буквами, но в голове набатом бьёт указ, что использовать магию ей нельзя. Поэтому она дожидается темноты и спускается вниз, где в камине сжигает свои шарф и шапку, улыбаясь как-то совсем безумно.