Дуб красный, берёза бумажная, клён сахарный

После прогулки по улицам и разговоров с серебристо-мраморным котиком участники Rush вернулись в дом, где отдыхали перед записью новой пластинки. Уж слишком жарко стало на улице. Ребята, посидев немного в доме и слегка заскучав, решили переждать жару на заднем дворе. Нил растянулся в шезлонге с книжкой в руках в тени тюльпанового дерева (высадили для красоты), поглядывая на Гедди и Алекса, которым надоело сидеть в тени деревьев, маясь от жары, и решившим поиграть в бадминтон. Ребята успели переодеться в светлые шорты и майки-безрукавки. Ли ещё надел кепочку. Басист с гитаристом носились по травке, ударяя ракетками по волану, барабанщик иногда наблюдал за ними, за движениями, повадками, думая, что подслеповатое лицо могло бы принять их на первый взгляд за девушек, хотя, до той степени женственности, какой обладали некоторые британские коллеги по рок-цеху им было далеко. Насмотревшись вдоволь на Гедди и Алекса, Нил погрузился в чтение книги, до его слуха изредка доносился стук волана о ракетку, впрочем, не мешавший ему читать. Время, шло, Ли и Лайфсону наскучил бадминтон и они решили расстелить покрывало на траве и сесть поближе к Пирту. --А давайте посмотрим на солнце--предложил Алекс. --С какой целью?--поинтересовался Гедди. --Ну с такой: кто дольше выдержит--ответил ему согруппник--ну, что готов? Ли поправил кепку, поднял тёмноволосую голову и принялся смотреть на солнце, сиявшее в ярко-голубом небе. Но долго не выдержал, принялся зажмуривать, то один, то другой глаз. Потом вообще закрыл их руками: его зрение не выдерживало долгого воздействия солнечного света. --Ну, смотрю, Дирк, ты долго не продержался--Лайфсон посмотрел на него, заправив прядь белокурых волос за ухо--теперь моя очередь. Алекс принялся смотреть на солнце, слегка поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Продержался он подольше очкарика Гедди, но тоже начал жмуриться, да и голубые глаза его заслезились от долгого воздействия яркого света. --Ну, Леркст, ты меня обскакал в этом деле--Ли прилёг на покрывало, заложив руки за голову и закрыв светло-карие глаза--поздравляю. --Да не за что--басист обхватил руками колени, сидя на покрывале--не каждый день так развлекаемся. Пратт, а ты не хочешь принять участие в соревновании--обратился он к барабанщику. Нил вздохнул, отложил книгу и, посмотрев снисходительно на согруппников, тоже принялся смотреть на слепящий и почти белый диск солнца. Продержался дольше остальных. --Ну сегодня ты выиграл--поздравил его Алекс, повернув голову в сторону барабанщика--только вот медальки для тебя нет, даже шоколадной. --Да и не надо--улыбнулся Пирт--лучше книжку читать продолжу. "Дирк" и "Леркст" были прозвищами, которые дали друг другу басист и гитарист ещё подростками. Нилу, после того, как он поучаствовал в записи второго альбома присвоили прозвище "Пратт", показывая, что новый участник прижился в группе. Пирт относился к этому спокойно, без злости, ему даже нравилось. А когда Гедди и Алекса никто не видел и не слышал, Ли называл Лайфсона "Али". Прошло три месяца с того момента, как в классе появился робкий еврейский мальчик. Дети (точнее подростки) поглядывали на него так, будто то ли проявляли любопытство, то ли хотели подразнить за внешность и национальность. Впрочем они пока побаивались, а то ещё родителей вызовут в школу, выставят на позор перед классом, отведут к директору. В один ясный солнечный декабрьский день перед уроком в кабинете физики перед уроком, когда Гедди доставал учебник и тетрадь из портфеля, скрипнула дверь и в кабинет вошёл Алекс, направившийся к будущему басисту. --Привет--произнёс он--можно к тебе сяду? --Ну садись--Гедди робко и слегка испуганно посмотрел на него--к занятию готов? --Так, наполовину--ответил белокурый--я вчера до вечера гулял с ребятами по улицам. Скажи, а какие виды энергии ты помнишь? --Потенциальную, кинетическую и атомного ядра--Гедди положил портфель под парту--а остальные подзабыл. --Я тоже только эти три--Алекс слегка улыбнулся. Вайнриб немного обрадовался тому Живойнович сел с ним за одну парту. Он-то был популярнее его в классе, в том числе и из-за внешности, придававшей ему сходство со скандинавами и немцами, но только на первый взгляд. Более намётанные глаза замечали, что он больше похож на восточных славян и прибалтов. По крайней мере он меньше подвергался нападкам со стороны тех, кто испытывал различные виды неприязни на национальной почве. А уж Гэри столько от них натерпелся в той школе. Особенно доставалось из-за формы носа. После уроков они тусили возле магазина мужской одежды, мечтая, что когда вырастут то оденутся модно и стильно. --Слушай, а тебя обижали из-за фамилии?--неожиданно спросил Гедди. --Не слишком--ответил Алекс, вертя в руках портфель--разве что удивлялись, что я не немец. Но были и всякие дебилоиды, говорившие такое... --А что, конкретно? --Да такое... Классе в пятом один dollbeaujob ко мне подвалил и давай спрашивать: "Эй, Живойнович, а что это твоя мамка паранджу не носит, лицо не закрывает"?. А я ему ответил: "Ты в курсе, что мы, православные, её не носим, вообще-то. С босняками нас тут путать не надо. Они мусульмане, в отличие от нас". А этот дурковатый всё наезжает, ну пришлось его приложить слегонца. Потом у директора разъяснял, что я по морде даю только за наезды на этно-конфессиональной почве. Некоторые тут не в курсе, кто такие южные славяне и где, собственно, Югославия. --А меня в той школе поколачивали--признался Гедди--из-за внешности. Кстати, моя мама и бабушка тоже не носят: мы ашкеназы, и не надо путать с йеменити. Кстати, слышал, что их повывозили, по большей части, в Израиль. --Мои родители сюда от Тито съехали--соткровенничал Алекс--поэтому мы из тех, чьи родители не очень хорошо и по-английски, и по-французски. А какой у твоих и тебя родной? --Идиш. Чуток польского, и некоторые слова и выражения на русском. --Круть! А у меня--сербохорватский. Частичное изгойство, аутсайдерство и наезды на национальной почве были одной из тех вещей, что соединили Гэри и Александра. Об остальных расскажем дальше. После Нового Года на каникулах Гедди пригласил Алекса к себе домой, когда мамы, брата и сестры там не было. --Привет, заходи, заходи--Вайнриб открыл дверь своему новому другу--снимай ботинки, проходи в прихожую, потом покажу, как мы тут живём. Мальчики зашли в комнату, не слишком большую и не особо богато обставленную, хотя явной бедности видно не было. Диван, накрытый сверху пёстрым чехлом, кресла, напольный торшер в углу, напротив--застеклённый шкаф, с предметами, указывающими на то, что деньги в семье водятся--вроде фарфоровой мейсенской пастушки. Алекс поглядел на стену, где висели фотографии в рамках: молодые мужчина и женщина, джентельмен далеко не старый, дама, тоже не старая, пожилая дама, дети: два мальчика и девочка. --Кто же это, кроме одной, на которой ты?--спросил он у друга. --Мои папа и мама--ответил Гедди--а ещё папа, но уже один, бабушка, брат и сестра. --Они все ушли куда-то, оставив тебя одного, чтобы ты мог привести меня?--поинтересовался Живойнович. --Поехали к знакомым бабушки до вечера, кроме папы--Вайнриб чего-то засмущался и замямлил. --А где же он? --Умер--прошептал Гедди, опустив голову--когда мне было двенадцать лет. А в тринадцать мне, после того, как отметили бар-мицву, сказали, что я уже большой и должен помогать маме на работе и думать о брате и сестре. --Прости--виновато произнёс Алекс--не знал. А как звали твоего папу и маму зовут? --Морис и Маня. Мы все Вайнрибы. --А моих--Недан и Мелания. А мы--Живойновичи. А что же делает твоя мама? --Содержит хозмаг, доставшийся от папы. Она до вечера работает, управляет им. И меня может позвать, чтобы помогал. А кем работают твои папа и мама? --Папа у меня водопроводчик, а мама--фабричная. --Пойдём, я покажу тебе кухню и угощу чаем с печеньем--предложил Гедди. Оба направились на кухню. Живойнович осматривал помещение, пока Вайнриб ставил чайник. Что-то похожее на его дом: стол, за которым едят, накрытый голубой скатертью в белый цветочек, что-то вроде плиты, шкаф и полки с посудой, ещё стол, на котором готовят. Всё чисто, вымыто, подметено. --Это я сегодня прибирался--произнёс Гедди не без гордости. Потом они сидели за столом, пили чай с печеньем и бутербродами. Затем Вайнриб повёл белокурого в комнату, где жил он с братом. Прибрано было не так хорошо, как на кухне. Покрывало на кровати было помято. Скомканная одежда валялась на стуле, обитом бежевой тканью. Правда на другом она была сложена довольно аккуратно. Оклеенные светло голубыми обоями с серо-серебристым узором стены были "украшены" плакатами и фотографиями любимых групп. --Ну как тебе у меня?--спросил Гедди Алекса. --Да ничего, у меня тоже такое--отвечал ему белокурый--а кто же это так одежду на стуле бросил? --Да это Аллен так делает, мой братик--произнёс тёмноволосый--мне приходится ему напоминать, чтобы ровно развешивал, а то всё время гладь да гладь её. Живойнович обратил взгляд голубых глаз на шкафчик и полку с книгами: учебники, музыкальные журналы, книги, которые обычно читали подростки. Почти как у него самого. В углу он заметил трубу на подставке и кларнет. И чуть поодаль--гитару. --А ты тоже любишь играть и петь?--осторожно спросил он у Гедди. --Ну а ты?--задал он по своему старинному обычаю встречный вопрос Алексу. --Люблю, порой, по славянской привычке, даже слишком. Только не пою, играю на гитаре, немножко на виоле, бузуки и мандоле. --Ну а я играю тоже на гитаре. А ещё чуток на пианино, кларнете и трубе (как тот сосед из песни). --Ну, значит и в этом мы тоже похожи--произнёс обрадованный белокурый--а кто тебе из групп нравится? --Ну, как обычно, Beatles, Cream, Kinks, The Who, Хендрикс. --Мне тоже. --Тогда предлагаю послушать кое-что из моей коллекции. --Давай, буду рад. Гедди достал пластинку с полки, подошёл к проигрывателю, поставил запись, опустил иглу, включил, и мальчики принялись слушать песни одной из своих любимых групп. Закончилось всё это тем, что Вайнриб и Живойнович предались ещё одному любимому делу: игре на гитарах, а ещё--кларнете (ну это по части первого). Музыка стала ещё одним фактором, связавшим их. Наслушавшись и наигравшись они сидели на полу, болтая о разном. Алекс рассказывал Гедди о всяких дурдуранах, сочинявших про него такое, за что могли запросто в табло получить. --Был тот один безграмотный полуидиот--рассказывал он, глядя на лежащего на животе Гедди, слушавшего его подперев руками голову--в башку ему втемяшилось, что раз я южный славянин, то должен быть смуглым, черноволосым и черноглазым как испанец или итальянец. И начал этот гадёныш про меня рассказывать, что я немчурёнок, мой папа--нацик. Подкидышем, найдёнышем меня называть. Как-то раз я иду по улице, а он мне при других вслед: "Эй, Живойнович, а ты на деле-то--сирота убогий, тебя из приюта взяли, твои родители настоящие--неизвестно кто"! Я его едва не поколотил публично. --А с чего это он тебя так обзывал? --Да потому что неуч, тёмный, безграмотный. Он и понятия не имел, что славяне разные в плане внешности бывают. Есть смуглые брюнеты, есть блондины, русые, даже рыжие есть. Только подобным дебилинам невдомёк. --А как выглядят русские? --Знаешь, а внешность у них вполне европейская, а не монголоидная, среднеевропейская, даже. Мой папа их видел, когда нациков гнали. Их от порой от остальных славян и, даже, германцев не отличишь. Рассказывал, что светленьких среди них бывало--ложками ешь. А твои родители их видели? --Прадедушка и бабушка видели. А ещё мои папа и мама видели советских солдат и русских--тоже. --Когда же они их ухитрились увидеть? --Прадедушка и бабушка--когда в Российской Империи в Царстве Польском жили. А папа и мама--когда их освобождали из концлагеря. --Чего-чего? --То. Мои папа и мама--бывшие несовершеннолетние узники Освенцима. И тут Алекс замолчал и глядел на своего друга будто, совершил что-то ужасное. Он и не понимал того, что было в жизни семейства Вайнрибов и того, через что прошли родители этого еврейского мальчика. И если бы не такие же славяне, как и сам Александр (правда, восточные), то не сидели бы они здесь. --А эти уроды, которые тебя дразнили, знают об этом?--спросил он. --Я не рассказывал--ответил Гедди--не считаю нужным. Ещё и бабушка осталась в живых, а остальные--нет. Папа и мама потом поженились и отправились сюда, в Израиль не получилось. Там бы меня не били, но тогда бы я не познакомился с тобой. А твои родители воевали с нацистами? --Папа воевал. Однажды чуть не попал в плен: он скрывался в заброшке глубоко в горах лесистых вместе с другими, и пришло ему на ум запеть старую песню о Юрьевом Дне, хорошо, что успели разбежаться, да и немцев было мало: штуки три-четыре, а наших--больше десятка, да ещё все с ружьями. И стоит мне принести плохую оценку или попасть в очередной скандальчик, так напоминает мне об этом: "Я ради того, чтобы вы все трое жили нацистов бил, а вы дурью маетесь и "неуды" приносите."! И снова очередной факт связал мальчиков всерьёз и очень надолго. --Самые злые и тупые--это Смит, Даймонд и Уиллер. Англичане чистокровные, или, на крайняк, считают себя таковыми. У последнего ещё денег дофига. Мажористые до крайней степени--просвещал Живойнович Вайнриба--Даже квебекцы для них вроде недолюдей. Вот эта кодла и наезжает по "пятому пункту" и остальных подзуживает. Те, что помельче в деле крутизны к ним подмазываются и учатся наездам. --А что же с ними делать?--спрашивал Гэри, разводя руками. --Лучшее--отвечал Александр--поколотить так, чтобы им навсегда расхотелось кулаки да языки распускать. Главное--чтобы нас потом из школы не выгнали. Под вечер, когда уже начало темнеть, Гедди и Алекс прощались друг с другом, зная, что это ненадолго, что скоро они снова встретятся на уроках. День медленно клонился к закату, иссушающая жара дня спадала, уступая место приятной прохладе, в которой хорошо гулять по вечерам. Солнце не так палило, как в полдень, поэтому можно было выйти из дома, где участники группы сидели после времяпрепровождения в садике, и отправиться погулять по полям и лесам. --Эх, а продуктов может назавтра не хватить--сообщил Нил. --Тогда предлагаю зайти в местный магазинчик--предложил Алекс--а потом и в тутошний клубчик-барчик. Послушаем, о чём говорят жители посёлка. Может кто-то из них узнает нас и попросит автограф. --Не, не надо--Гедди неодобрительно встретил такое предложение--лучше завтра я отправлюсь в один или другой городок: в этом магазинчике выбор не ахти какой, и еда будет не самой вкусной. А с любителями автографов понабирать я пока встречаться не хочу. --Твоя правда, Дирк--Лайфсон посмотрел зачем-то на свои ногти--мы сюда отдохнуть приехали, а не с поклонниками встречаться. Пратт, а ты не против выйти погулять? Нил чего-то слегка проворчал, отложил в сторону книгу и поднялся с кресла. --А куда же теперь пойдём?--поинтересовался он. --Сейчас лучше всего побродить по полям и лескам--сказал ему Ли--там тоже прохладно. Ну что же, идём, ребята, солнышко уже на закат отправляется. Возле поля уже ощущалась вечерняя прохлада, дававшая отдых от дневной окутывающей жары. Нил разглядывал начинающую созревать и желтеть пшеницу, пытаясь сделать прогнозы на урожай и вспоминая, как в детстве срывал ржаные колоски, пытаясь сделать из них погремушки. Чуть поодаль шло рапсовое поле с жёлтыми цветками. За лето всё должно успеть созреть, а то ведь климат в стране далеко не тропический, теплеть он начинает только за Великими Озёрами, за Ниагарским водопадом, за американско-канадской границей. Кстати, а что же не ничего не сказано о внешности барабанщика? Восполним этот пробел: он был немногим выше среднего роста, носил длинные тёмные волосы, был кареглаз, а ещё и усат. На этой прогулке он был одет в светлые брюки и такую же рубашку, а на ногах--сандалии. Небо на западе уже окрасилось в красно-оранжево-фиолетовые тона, едва заметные перистые облака появились на востоке среди голубого цвета. --О, а вот и сосенки на поле растут, наши, веймутовы--Гедди указал рукой на деревья. --А чуть подальше--добавил Алекс, идущий чуть поодаль--туя и наш родной сахарный клён. Нил шёл за ними, вертя периодически головой по сторонам, любуясь полем и пытаясь разглядеть зелёную полоску леса. Небо почти безоблачное: завтра будет сухо и жарко. В один такой же жаркий день, правда, майский, Гедди впервые попал в дом к Алексу, пригласившему его к себе. --Заходи, заходи--Живойнович открыл дверь--я уже сказал, что ты придёшь ко мне. Вайнриб зашёл в прихожую, осторожно осмотрелся: светло-голубые с салатовыми листиками обои, полка для обуви: женской и мужской. Шкаф для верхней одежды, которую не надевали в данный сезон. Рядом--крючки для одежды, надеваемой сейчас. Паркет подметён и вымыт. --Мама--крикнул Алекс--к нам пришёл мой друг, про которого я рассказывал! Можно нам в гостиную? --Можно--раздался женский голос--только сперва покажи его. Будущий басист, робея, и не зная, что ему потом делать, прошёл в гостиную, не слишком большую, и предстал перед темноволосой женщиной, внимательно осмотревшей его. --Здравствуйте, меня зовут Гэри--представился он. --А меня--Мелания--женщина бросила на него оценивающий взгляд--Александр мне уже рассказал про тебя и про то, что вы в одном классе учитесь. --Мама, а можно мне показать ему свою комнату?--спросил Алекс. --Ладно, иди, показывай, но чтобы к ужину был здесь--ответила Мелания, поправляя кремовую скатерть. Мальчики отправились в комнату, где жил будущий гитарист. Гедди поглядел на то, что было в ней: кровать, не очень хорошо застеленная, пёстрое покрывало слегка помято: на нём, явно, сидели. Одежда на стуле, обитом тёмно-сиреневой ворсистой тканью была брошена слегка небрежно. Книжки и учебники в шкафу стояли не по алфавиту и вперемешку. Зато на прикроватном столике Алекс удачно пристроил её--гитару. А ночник поставил на подоконник. Зато сколько там было пластинок, плакатов на стенах и журналов с публикациями о музыке и любимых группах. --Ну, смотри мою коллекцию--Живойнович указал другу на пластинки--вот какие у меня тут ребята: Kinks, Yardbirds, Хендрикс. Только включать пока не буду. Но могу показать, как я играть умею. --Давай, я не против--светло-карие глаза Гедди чуток заблестели--с удовольствием послушаю. Алекс взял в руки гитару, настроил и принялся играть всё, чему научился: песни, что пела мама, ариетки из оппереток и мюзиклов, эстрадные песни, композиции любимых групп. --Отлично--Вайнриб показал поднятый вверх большой палец и улыбнулся белокурому--а ты учился играть сам или у кого-то? --Да я ещё, когда моложе был, учился играть на виоле, но потом понял, что мне гитара нравится больше--сообщил Живойнович--и отправился к одному человеку учиться играть на ней. --Ну почти как у меня--произнёс Гедди. Тут послышался звук открываемой двери и шаги, более тяжёлые, чем женские. Алекс оглянулся и чего-то засуетился. Раздался голос матери, говорившей на непонятном языке, и называвшей кого-то "Недан". --Так, это мой папа с работы пришёл--сообщил белокурый другу--надо что-то делать. Гедди стало немного любопытно: а какой же у будущего гитариста отец, как выглядит, где работает, что думает об увлечении сына гитарой. --А может ты покажешь меня ему?--попросил он Алекса. Тот ничего не ответил, но сделал рукой жест, приглашающий Вайнриба выйти из комнаты и отправиться на кухню. А там их поджидал мужчинами ближе к средним летам, славянской внешности, но не такой, как у сына, ближе к средиземноморско-понтийским типам. --Александр, это кто тут у нас такой?--спросил он у сына на непонятном Гедди языке. --Папа, знакомься, это мой друг Гэри--ответил Алекс--мы с ним в одном классе учимся. --В одном классе?--переспросил Недан--а чей он будет? Так--обратился он к другу своего сына, не скрывая сильного акцента--а как у тебя полное Ф.И.О? --Гэри Ли Вайнриб--ответил Гедди. --Ты энто...немецкой...?--папа Алекса странно поглядел на его нос. --Нет, польский. Даже Российский имперский. --А чем же твои мама и папа занимаются? --Мама хозмаг содержит. На улице.......................Может были там. --А папа где? --Он умер несколько лет назад--вмешался в разговор белокурый--Гэри мне сам сказал. --Так ты вдовин сын, получается?--Недан оценивающе посмотрел на Гедди--вот не знал. Один, небось, ч утра до вечера? --Нет, у меня брат есть и сестра--ответил слегка робея под строгим взглядом Вайнриб. --Так, Александр, ну-ка руки мой и садись--обратился папа Алекса к белокурому сыну--и твой друг пусть то же делает. Мелания--он посмотрел в сторону жены--давай и ему дадим, а то, небось, дома не слишком кормят, вон какой худой. После накормленный Гедди прощался с Алексом, зная, что через два дня они увидятся снова на уроках. На улице уже начало темнеть, солнце зашло за горизонт, от него остались лишь фиолетово-розово-оранжевые полосы на бело-голубом небе. Нил стоял у открытого окна и смотрел на послезакатное небо. В креслах сидели басист с гитаристом, причём последний пытался что-то сыграть на гитаре, привезённой с собой. Гедди слушал его, изредка поглядывая на настенные часы. Алекс играл нечто не совсем понятное, но подходящее для начала длинной песни минут так на десять. --Слушайте, а может запишем такую?--обратился он с предложением к Нилу--что скажешь? --Ну это нужно с менеджером выяснять--ответил Пирт, любуясь тем, как на посёлок сходит ночь--он может и не дать карт-бланш. --Да ладно--Гедди, слегка зевая, бросил взгляд на Нила--когда ты писал стихи, вдохновлённые Рэнд, любимкой твоей, он и слова не сказал. Уговорить его можно, хотя и надо постараться. Леркстюш, что скажешь? Лайфсон молчал, продолжая играть, что-то тихо вечернее, сонно-успокаивающее. Ли сидел и ждал ответа от согруппника. И дождался минут через пять. --Записать длинную песню, с разными частями, темпами и сменой мелодий--произнёс томно-сонно Алекс--о, это будет прелестно, вполне согласен. На улице стемнело, звёзды усыпали чёрное небо, обещая жаркий и сухой день. --Пойду-ка я вскипячу чайник--решил Нил--ребята, предлагаю чайку попить. Оживившиеся Гедди и Алекс согласились. Через некоторое время они сидели на кухне и пили чёрный, пахнущий, как всегда, бергамотом чай. Ночь почти вступила в свои права. --Вот допьём и отправимся баиньки--протянул полусонный Гедди, гладя жёлтую чашку подушечкой мозолистого от струн пальца. Алекс и Нил молча пили чай, думая о том же самом. Попив чаю, все трое отправились спать, чтобы завтра продолжить свой культурный отдых, а Гедди--отправиться за едой.