И благость, и изъян

Как только джентльмены вошли в Лонгборн на следующий день, Бингли посмотрел на Элизабет так выразительно и пожал ей руку с таким жаром, что нельзя было сомневаться в его осведомлённости. Вскоре он сказал: — Миссис Беннет, не найдется ли здесь в округе еще каких-нибудь мест для прогулок, где Лиззи снова могла бы заблудиться? — Я бы посоветовала мистеру Дарси, Лиззи и Китти отправиться с утра на Оукхемский Холм, — отвечала миссис Беннет. — Это отличная прогулка, а мистер Дарси ещё не видел этих мест. — Что касается остальных участников, — сказал мистер Бингли, — то им это вполне подойдет. Но Китти, пожалуй, будет трудно туда добраться, не правда ли, Китти? Китти подтвердила, что она предпочла бы остаться дома. Вместе с тем мистер Дарси необыкновенно заинтересовался видом с Холма, и Элизабет молча согласилась его туда провести. Во время прогулки они решили, что согласием мистера Беннета будет удобнее всего заручиться этим вечером. Элизабет же возьмёт на себя разговор со своей матушкой. Ей самой было неведомо, как она воспримет такие новости, порой сомневаясь, будет ли ей довольно его состояния и знатности, чтобы преодолеть неприязнь к нему. Однако, какой бы яро восторженной или яро скептической не была реакция матушки на её избранника, поведение её, без всяких сомнений, не станет хорошим подспорьем для благоразумия. Да и самой Элизабет было бы в равной степени тяжело выдержать и радостные восклицания своей матушки, которые наверняка будут произнесены в присутствии мистера Дарси, и категоричность её неодобрения. Когда все они вернулись в Лонгборн, и время начало приближаться к ужину, мистер Беннет отправился в свою библиотеку, и Элизабет заметила, что мистер Дарси направился прямиком за ним, что заставило её начать нервничать сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Внутреннее состояние Фицуильяма было не многим лучше, когда он подошёл к двери, ведущей в убежище мистера Беннета. Он мало знал от этом джентльмене кроме того, что ему рассказывали Гардинеры и Элизабет. О его остроумии и образованности он был осведомлён, равно как и о том, что он, подобно Элизабет, находил удовольствие в иронии и сарказме. Однако, лучше всего ему была известна любовь, которую он питает к своей второй дочери, и Фицуильяма очень тревожило то, что мистер Беннет может предпочесть не отдавать её мужчине, о котором он не знал ровным счётом ничего кроме того, что он горд и самоуверен, и оставит свою Лиззи при себе. Фицуильяму не хотелось упоминать своё участие в судьбе мисс Лидии или вспоминать события в Хансфорде, однако он был готов на всё, дабы заручиться согласием мистера Беннета. Глубоко вздохнув, он постучал в дверь и, услышав «Войдите», постарался напомнить себе слова Элизабет, которые в данной ситуации были единственным способом унять его беспокойство: «Папа желает мне лишь счастья. Если его убедить, что я буду с вами счастлива, он даст согласие». В то время, как любой джентльмен из высшего света с радостью отдал бы ему свою дочь, ему предстояло просить руки у человека, которому были совершенно неинтересны его связи и состояние. Этого джентльмена Фицуильяму предстояло заверить в силе своей привязанности и любви к Элизабет. Открыв дверь, ему сразу стало ясно, что вовсе не его мистер Беннет ожидал увидеть. — Мистер Дарси! Вижу, вы решили найти путь отступления от дам, хотя не мне вас судить, — улыбнулся он. — Не хотите выпить? — Да, сэр, благодарю вас, — ответил Фицуильям. — Прошу, садитесь, — указал мистер Беннет на свободное кресло. — Должен признаться, я нисколько не удивлён, что с вами нет Бингли. С недавнего времени он редко покидает компанию моей Джейн, — усмехнулся он. — Да, — постарался улыбнуться Фицуильям, несмотря на тревогу, — таково желание любого влюблённого мужчины, который вскоре сочетается узами брака. Он в высшей степени порядочный молодой человек, так что вам не о чем беспокоиться. — Я и не беспокоюсь, — хмыкнул мистер Беннет. — Однако каюсь, что меня очень забавляет его реакция, когда я отпускаю колкие комментарии в его адрес. Боюсь, он слишком привлекательная мишень. — Зная характер Бингли, он совсем не против. — Да, это так. Но мне кажется, что вы явились ко мне не для того, чтобы заверить меня в благовоспитанности вашего друга. — Нет, я пришёл, дабы просить руки вашей дочери, — выпалил Фицуильям. Мистер Беннет целую минуту не мог вымолвить и слова от изумления. Оба джентльмена сидели в полной тишине напротив друг друга, пока он осознавал, что только что произошло. Наконец, мистер Беннет собрался с мыслями и произнёс: — Боюсь, что я не совсем вас понимаю, сэр. Вы сами знаете, что моя старшая обручена, и я даже представить не могу, какую из остальных моих дочерей вы можете желать себе в жёны. — Вы столь низкого о них мнения, сэр? — Вовсе нет! Но мне казалось, что ваше мнение о них весьма нелестно. Вы точно говорите не об Элизабет, которую я считаю и прелестной, и умной, но которую вы считаете недостойной даже танца с вами. Мэри тоже не может быть объектом ваших намерений, ведь вы не провели в её обществе ни единого часа, а Китти ещё слишком юна и наивна, чтобы заинтересовать такого джентльмена, как вы. — Почему вы думаете, что я считаю мисс Элизабет недостойной? — нахмурился Фицуильям. — Так значит, вы о Лиззи? — в недоумении спросил мистер Беннет. — Прошу простить меня, мистер Дарси, обычно я более расторопный, но вы сами сказали, что Элизабет недостаточно хороша, чтобы завлечь вас, а после того вы при любой возможности либо избегали её, либо одаривали её весьма неприятными взглядами. Теперь тревога молодого человека трансформировалась в ужас от того, что отец её возлюбленной знал, о его нелестных словах и отвратительном поведении в адрес его дочери. — Сэр, во время моего первого визита в Хартфордшир моё поведение было непростительно. С того самого момента, когда я ступил на землю этого графства, и ещё долгое время после моего отъезда. Ваше дурное мнение обо мне не удивляет меня. Но уверяю вас, для меня мисс Элизабет самая очаровательная, умная и добросердечная. Я могу продолжать список эпитетов, но мы тогда пробудем здесь весь вечер. Именно поэтому я желаю жениться на ней. — Мистер Дарси, не воспринимайте мои слова, как оскорбление, но я совершенно вас не знаю. Несомненно, ваш интерес к моей Лиззи доказывает, что вы обладаете прекрасным вкусом и благоразумием, однако я не верю, что ваши чувства будут достаточно долговечны и прочны, чтобы выдержать последствия вашей женитьбы на никому неизвестной деревенской мисс. — Мои чувства уже прошли испытание временем. — Неужели? Почему же мне о них ничего не было известно? — Так мной и было задумано. Я не желал пробуждать ожидания, которые не мог исполнить. — А теперь вы планируете их исполнить? — мистер Беннет, казалось, становился всё более отрешённым. — Вы уж меня извините, мистер Дарси, но меня совершенно не волнуют ваши связи, деньги, влияние и количество окон в вашем имении. Я не желаю и не собираюсь заставлять Элизабет выйти за вас замуж. Фицуильям, который с каждым новым словом мистера Беннета всё сильнее проваливался в отчаяние и панику, слегка успокоился, услышав последнюю фразу. — Заставлять её? — переспросил он. — Сэр, она приняла моё предложение. Я бы никогда не посмел просить вас принудить её к браку со мной. Мистер Беннет, казалось, теперь вообще не понимал, что происходит. — Лиззи? Моя Лиззи приняла ваше предложение? — в изумлении спросил он. — Да, сэр. Иначе я не явился бы к вам. — Нет, этого не может быть. Может, мне и неведомы ваши чувства, но я знаю мою Лиззи, и она всегда довольно громогласно заявляла о своей неприязни к вам. Хоть Фицуильяму и было больно слышать это, но он спросил: — Давно ли она оглашала сии заверения? — Давно ли? В целом, да. Она уже довольно долгое время вовсе о вас не упоминала, но оно и понятно, ведь вас здесь даже не было. — Значит, она отзывалась обо мне столь отрицательно, лишь когда я был здесь впервые, а после того — нет? — Да, вы правы. Но когда бы она успела изменить своё мнение о вас? Вы до не давних пор не виделись. — Мы довольно долгое время провели в общей компании в Кенте, а затем и в Дербишире. Полагаю, она об этом не упоминала? — Нет, не упоминала. Похоже, у моей Лиззи появились от меня некоторые секреты. А у вас, молодой человек, явно есть, что мне рассказать, раз вы просите её руки. Фицуильям кивнул, смирившись с тем, что без объяснений ему ничего не добиться. — Я был... — он слегка замешкался, но всё же решил говорить, как есть. — Я был влюблён в вашу дочь едва ли не с первой нашей встречи, — сказал он и увидел, как мистер Беннет одарил его обескураженным взглядом. — Да, я осознаю, что мало походил на влюблённого мужчину, когда гостил у моего друга в Незерфилде, и на то у меня была причина. Я боролся со своими чувствами, ведь я всегда считал, что от меня ожидают брака с женщиной из высшего света с богатым приданым, обширными связями и, возможно, даже титулом. Мисс Элизабет хоть и отвечала на все мои требования к супруге, но не на эти. Посему я старался находиться в её обществе как можно меньше, а также всячески проявлять безразличие и отстранённость. Прошу, поймите, я всю свою взрослую жизнь был окружён дамами, ищущими себе мужа, и со временем я решил, что любая дама из моего окружения не может не желать меня себе в мужья. Фицуильям заметил, что мистер Беннет изо всех сил сдерживается, чтобы не засмеяться. — Не стесняйтесь, мистер Беннет, смейтесь. Я сам могу лишь посмеяться над своей былой самоуверенностью. Я не хотел пробуждать в вашей дочери никаких ожиданий и уехал в Лондон. Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы забыть мисс Элизабет Беннет. Я посещал все устраиваемые в городе приёмы и балы в полной уверенности, что рано или поздно я найду даму, более подходящую мне. И всё напрасно. Забыть её у меня не получалось и с каждым днём я становился всё безутешней, пока мы с моим кузеном, полковником Ричардом Фицуильямом, не отправились в наш ежегодный визит к моей тётушке, леди Кэтрин де Бёр. Я не ожидал увидеть там мисс Элизабет, но не тут-то было. — Да, она навещала миссис Коллинз, — кивнул мистер Беннет. — И вы говорите, что не намеревались там с ней увидеться? — Тогда я намеревался избегать встреч с ней. Я не уверен, как бы я поступил, если бы мне было известно о её визите в Кент. Но, приехав туда, я убедился, что чувства мои не только остались неизменны, но и стали сильнее. Я боролся с собой так долго, как только было возможно, но силы мои были на исходе. И тогда я сделал ей предложение. — Что? — выпрямился в своём кресле мистер Беннет. — Вы были обручены с ней с апреля? — Нет, сэр. — Нет? Значит, она отказала вам? — Отказала, и я получил по заслугам. Манера моего предложения была в высшей мере оскорбительна. — Что вы сказали ей? — Я говорил об унижении, о разнице в нашем жизненном положении. Сообщил, что боролся со своими чувствами и... и что не могу поздравить себя с таким выбором невесты. — И после всего этого вы ещё ожидали от неё согласия? — недоумевал мистер Беннет. — Думайте, что хотите, но да. Я ожидал, что она будет так же счастлива, как и многие другие меркантильные леди в её положении. — Но моя Лиззи не меркантильна. — Вы правы. Она отвергла меня столь категорично, что у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что мои притязания ей неинтересны. Она сказала мне, что я был неприятен ей чуть ли не с первого мгновения нашего знакомства и что я последний мужчина на свете, кого бы она пожелала себе в мужья. — Так каким же образом вы оказались здесь? — Я провёл три месяца в раздумьях. Поначалу я был зол, а затем понял, что моё отношение к ней, да и ко всем остальным моим знакомым из Хартфордшира, было отвратительным. Может, мисс Элизабет и была неправа в некоторых вопросах, но большая часть вины была на мне, и посему те три месяца я провёл в попытках исправить свой характер и поведение по отношению к людям, которых я ранее считал недостойными моего внимания. — Говорите, моя Лиззи по каким-то вопросам была неправа? Каким же? — Что ж, во-первых, о моём расположении к ней, но самое главное... Она ошибалась насчёт Уикхема. — Ах, — мистер Беннет снова расслабился и налил себе и своему собеседнику ещё по бокалу. — Как и все мы, я полагаю. — Да, включая моего собственного отца, сэр. Мистер Уикхем прекрасный актёр и великолепный лжец. — Да, в этом мы все смогли убедиться. Так значит, в следующий раз вы увиделись в Дербишире? — Да, она осматривала Пемберли, поместье моего отца, когда мы случайно встретились. Моя семья и я должны были возвратиться на следующий день, но из-за некоторых обстоятельств нам пришлось приехать на день раньше. В течение следующей недели я всеми силами старался показать мисс Элизабет, что я переменился. Затем она уехала в Лонгборн, а когда я вернулся сюда с Бингли, я не был уверен в её расположении, так что, решив, что она осталась непреклонна, вернулся в Лондон, чтобы не причинять себе лишних страданий. — Что же заставило вас вернуться? — Моя тётя... — начал было Фицуильям, но не знал, что сказать. — Ах да, почтенная леди Кэтрин де Бёр была здесь с вашими родителями. Хоть с ней самой я не имел удовольствия пообщаться, но ваши родители остались на чашку чая. — Да. Что ж, моя тётя приехала сюда с целью отвадить мисс Элизабет от идеи выйти за меня замуж. Тут уж мистер Беннет не смог сдержать смеха. — Помилуйте! Представляю себе, какой ответ моя Лиззи выдала. Ей не по душе, когда ею командуют, особенно когда у человека нет на это никаких прав. — Да, моя тётушка была очень взбудоражена после их разговора. — Легко вам верю. Что же она такого вам сказала, что заставило вас вернуться? — Она сказала мне, что мисс Элизабет отказалась дать ей обещание не соглашаться на нашу помолвку. Для меня этого было довольно, чтобы попытать счастье ещё раз. Так что, я воротился и вчера во время прогулки сделал повторное предложение, на которое она ответила согласием. — Понятно, — протянул мистер Беннет. — Мистер Беннет, я понимаю, что у вас нет оснований верить мне. Но я вам даю слово, как джентльмен, что я люблю вашу дочь. Если вы позволите мне жениться на ней, я буду ценить и беречь её, относиться к ней высочайшим уважением до конца моей жизни. Ни она, ни наши дети никогда не будут ни в чём нуждаться: ни в материальных благах, ни в заботе, ни в любви. Кажется, эти слова смогли смягчить мистера Беннета. — Что ж, мистер Дарси. Вы смогли меня убедить. В любом случае, через несколько дней Элизабет достигнет совершеннолетия, так что моё согласие мало повлияет на дальнейшее развитие событий, но я даю вам моё согласие. Наконец, Фицуильям смог немного расслабиться. — Благодарю. Для Элизабет это много значит, а значит и для меня тоже. Однако, мистер Беннет, вы дадите нам своё благословение? — Прежде мне надо поговорить с Лиззи. Если я пойму, что она счастлива в выборе жениха, как и подобает молодой невесте, то да. Всё же, я надеюсь вы осознаёте, с какой женщиной собираетесь связать свою судьбу? — Что вы имеете ввиду? — Моя Лиззи, как вы уже наверняка заметили, упряма и свободолюбива, порой своенравна и неуступчива. Из неё не выйдет покорной жены, и я сомневаюсь, что она будет подчиняться даже вам. — Я не желаю покорной жены, сэр. Мне нужна не прислуга, а супруга. Как я понимаю, она и вам не подчиняется? — Я этого и не требую, — улыбнулся мистер Беннет. — Со мной Лиззи весьма уступчива, потому что я никогда не требую от неё ничего из ряда вон выходящего. Я вовсе не утверждаю, что она не будет прислушиваться к вам. Когда я хочу добиться от неё чего бы то ни было, я прошу об этом без приказного тона и, если это необходимо, объясняю причины моей просьбы, и тогда она из любви и уважения ко мне, делает это, а не из-за того что должна. Я растил её и всех остальных моих дочерей, не внушая им, что они чем-то хуже мужчин, однако именно в Лиззи я поощрял рассудительность и даже, в некоторой мере, своенравие. Я души в ней не чаю, но я всегда знал, что мужчина, который женится на ней, должен будет понимать всё это и принимать. — Думаете, я на это не способен? — Позвольте привести вам пример. Когда-то, когда Лиззи было пятнадцать лет, если мне не изменяет память, я не хотел, чтобы она гуляла по одной из тропинок неподалёку от Лонгборна, потому что недавние сильные дожди размыли землю, и ходить там было небезопасно. Полагаю, вы знакомы с любовью моей Лиззи к прогулкам. Большинство отцов просто запретили бы своим дочерям ходить туда. Я же вместо этого объяснил ей, почему там было опасно и что я волнуюсь о ней. Никогда не забуду её ответа: «Не беспокойтесь, папа. Если вам так будет спокойней, то я не буду ходить по этой тропинке, пока вы вновь не разрешите мне». — Значит, её легко убедить, если она знает причину просьбы. — Как и вас со мной. Однако к женщинам часто относятся, словно они дети, и Лиззи не будет в восторге от подобного обращения. Вам же тоже не понравится, если ваша жена будет отдавать вам приказы, не так ли? — Нет, не понравится. — Но вы сделаете всё, о чём бы она вас не попросила? В пределах разумного, конечно же... — Несомненно. — Тогда, вы понимаете, о чём я. — Понимаю, и не думаю, что посмел бы командовать ею даже и без вашего предупреждения. Я слишком ценю её нрав и характер. — Да уж, — усмехнулся мистер Беннет. — Нрав у неё знатный. Что ж, прошу, пройдите обратно в гостиную и позовите её ко мне. После я дам своё благословение. — Да, сэр, — сказал Фицуильям и встал с места. — Ах да, мистер Дарси? — Слушаю вас. — Я бы хотел поближе познакомиться с вами, раз уж вы планируете отнять у меня мою Лиззи, да ещё и в такую даль увезти! — Буду рад, мистер Беннет. Более того, вы всегда будете желанным гостем в Пемберли, да и мы, наверняка, будем вас навещать. — Ловлю вас на слове, — улыбнулся мистер Беннет и, когда Фицуильям покидал библиотеку, услышал слова старшего джентльмена. — Если кто-нибудь из молодых людей явится за Мэри или Китти, то зовите их сюда. Я в добром расположении духа.

***

Фицуильям проснулся на следующий день в нетерпении вновь увидеть свою наречённую и довольный тем, что это произойдёт не более, чем через час. Мисс Беннет и мисс Элизабет должны были прибыть в Незерфилд вместе со своими младшими сёстрами в качестве компаньонок и провести здесь весь день. Его особенно интересовало то, как прошёл разговор Элизабет с её родителями, ведь у него не было возможности поговорить с ней прошлым вечером. Когда она возвратилась из библиотеки её отца, то радостно улыбнулась ему, что он смог лишь расценить, как добрый знак, однако он всё равно желал услышать, что её отец дал своё согласие и благословение. Казалось, что время текло необычайно медленно, пока сестрицы Беннет не прибыли в Незерфилд. После горячих поздравлении только что обручённой пары, все разошлись по своим делам. Мэри села с книгой у окна неподалёку от мистера Дарси и Элизабет, выбрав это место, чтобы иметь возможность видеть их, но не слышать. А Китти присоединилась к другой паре, однако не посчитала необходимым дать им возможность поговорить с глазу на глаз. Будучи двумя любезнейшими людьми, мистер Бингли и Джейн нисколько не возражали и с удовольствием приняли её в свою компанию. — Папа дал своё благословение, — наконец сказала Элизабет. — Слава Богу! — Вы думали, он нас не благословит? — усмехнулась Элизабет. — Я больше часа провёл, убеждая вашего отца в силе моей привязанности. Вид у него был совсем не радостный. — О, он всё так же расстроен. Но это и понятно, как мне кажется. Вы ведь отнимаете у него любимую дочь. — И то правда, — улыбнулся Фицуильям. — Как прошёл ваш разговор? Вам сложно было его убедить? — Что ж... Мне пришлось петь вам дифирамбы. Вы считаете сию задачу сложной? — Невыполнимой! Для этого вам прежде всего надо было отыскать во мне хоть что-то достойное похвалы. — За последние несколько месяцев я в вас нашла многое достойное похвалы, — засмеялась Элизабет. — К тому же... Надеюсь, вы не против, но я рассудила, что моему отцу необходимо знать о вашей роли в поисках Уикхема и спасении Лидии. — Я бы предпочёл, чтобы он ничего не знал, — вздохнул Фицуильям. — Знаю, однако я считаю, что данное дело многое говорит о вашем характере. — Я не хочу, чтобы у вашего отца возникла мысль, что вы каким-то образом расплачиваетесь за то, что и так было моим долгом, Элизабет. — Папа вовсе так не думает. Он дал своё благословение прежде, чем я раскрыла ему все подробности. Просто он собирался расплатиться с моим дядюшкой Гардинером, ибо полагал, что тот выложил сумму, которая слишком скажется на благополучии его семьи. Теперь же, у него нет необходимости возвращать деньги в столь скорой манере, ведь я уверена, что вы позволите моему отцу отдавать эту сумму постепенно. — Вы ошибаетесь. — Разве? — нахмурилась Элизабет. — Да. Я не позволю вашему отцу возвращать мне эти деньги ни сейчас, ни когда-либо. — Он будет настаивать. — Любые возражения с его стороны будут тщетными, моё решение окончательно, — ответил Фицуильям и попытался сменить тему разговора. — А как ваша матушка? Как она восприняла новости? — Ах мама! — вздохнула Элизабет. — Она просто на седьмом небе от счастья, если вы можете себе это представить. Она объявила, что вы будете её самым обожаемым зятем! — Ну, хоть кому-то в вашей семье я буду по душе. — Джейн тоже тепло к вам относится, да и папа в скором времени оттает. А Мэри и Китти просто вас слегка побаиваются. — А как насчёт второй по старшинству мисс Беннет? — улыбнулся ей Фицуильям. Элизабет лукаво ему улыбнулась и с крайне серьёзным выражением лица ответила: — Полагаю, что со временем она научится терпеть ваше присутствие. К удивлению всех присутствующих, мистер Дарси весело рассмеялся над этим заявлением. Вскоре обе обручённые пары принялись обсуждать предстоящие свадьбы и, заручившись одобрением обеих сторон, порешили, что будет благоразумно устроить двойную свадьбу в первых числах декабря. — Могу я спросить? — обратилась к Фицуильяму Элизабет, когда они вновь остались наедине. — Можете спрашивать меня о чём угодно, а я постараюсь ответить столь честно, насколько это возможно. Элизабет вновь начала себя чувствовать достаточно уверенно в его обществе, и её весёлый нрав вернулся к ней, а посему ей захотелось узнать, как же мистера Дарси угораздило влюбиться в неё. — С чего всё началось? — спросила она. — То, как развивались ваши чувства, я с лёгкостью могу представить, но что могло пробудить их? — Мне теперь трудно назвать определённый час или место, или взгляд, или слово, после которых мною был сделан первый шаг. Слишком это было давно. И я понял, что со мной происходит только тогда, когда был уже на середине пути. — Не правда ли, сначала моя внешность вам не понравилась? А что касается моих манер, — моё поведение по отношению к вам всегда было, по меньшей мере, не вполне вежливым. Не было случая, чтобы, разговаривая с вами, я не старалась вам досадить. В самом деле, не влюбились ли вы в меня за мою дерзость? — Я полюбил вас за ваш живой ум. — Вы вполне можете называть это дерзостью. Да оно почти так и было. Ведь дело в том-то и заключалось, что вам до тошноты опротивели любезность, внимательность и угодничество, с которыми к вам относились все окружающие. Вам претили женщины, у которых в мыслях, в глазах и на языке была лишь забота о том, как бы заслужить вашу благосклонность. Я привлекла к себе ваше внимание и интерес именно тем, что оказалась вовсе на них не похожей. Не будь у вас золотого сердца, вы должны были бы меня за это возненавидеть. Но при всех ваших стараниях скрыть свою истинную натуру, чувства ваши всегда были благородны и справедливы. И в душе вы питали глубокое презрение ко всем, кто за вами так прилежно ухаживал. Что ж — вот я и избавила вас от труда давать мне какие-нибудь объяснения. В самом деле, принимая во внимание все обстоятельства, моя догадка кажется мне разумной. Конечно, о настоящих моих достоинствах вы и не подозреваете. Но ведь, когда влюбляются, о них никто и не думает. — Разве вы не доказали свою доброту, нежно заботясь о Джейн во время её болезни в Незерфилде? — Джейн — ангел! Кто не сделал бы для неё того же, что и я? Впрочем, пусть вам это кажется добродетелью. Мои хорошие качества находятся теперь под вашей опекой, и вам следует превозносить их как можно больше. А мне подобает выискивать в ответ любые поводы для того, чтобы с вами поссориться и вас подразнить. И я собираюсь приступить к делу без промедления. Позвольте-ка вас спросить — почему вы так долго уклонялись от решительного объяснения? Что заставляло вас упорно меня сторониться при вашем первом визите и позже, когда вы с Бингли у нас обедали? Ведь вы вели себя, особенно при первом посещении, так, будто вам до меня нет никакого дела. — Мне? Нет до вас дела? Я полагал, что всё как раз-таки наоборот! У вас был серьёзный и мрачный вид. И вы меня ничем не ободрили. — Да ведь я была смущена! Ведь я сестра глупой девчонки, которая сбежала с мужчиной и при всём этом нисколько в этом не раскаивается. Хуже того, я стала сестрой Уикхему... Я полагала, что вы никогда... — Я не позволю Уикхему стать преградой нашему обоюдному счастью. Я ведь тоже был смущён. Я боялся поставить вас в неловкое положение своим вниманием. — И вы не сумели со мной переговорить, когда приезжали к нам на обед? — Человек, который испытывал бы меньшее чувство, наверняка сумел бы. — Экая беда, — у вас на всё находятся разумные отговорки. А я оказываюсь настолько рассудительной, что сразу же с ними соглашаюсь. Но интересно, долго ли вы ещё откладывали бы объяснение, если бы были предоставлены самому себе? Когда бы вы, наконец, высказались, если бы я сама на это не напросилась? Не правда ли, немалую роль сыграла моя решимость поблагодарить вас за заботу о Лидии? Боюсь даже, — слишком большую. Что станет с нашей моралью, если нашему благополучию положило начало нарушение обещания? Ведь я не имела права вам об этом сказать. Едва ли из этого выйдет что-то хорошее. — Вы не должны огорчаться. И не тревожьтесь за свои моральные принципы. С моей нерешительностью покончила моя тётка, которая так жестоко пыталась нас разлучить. И сегодняшним блаженством я обязан не вашей решимости выразить мне свою благодарность. Я не собирался ждать первого шага с вашей стороны. То, что мне рассказала леди Кэтрин, позволило мне надеяться, и я решил немедленно узнать о своем приговоре. — Леди Кэтрин оказала нам неоценимую услугу. Её это должно радовать. Приносить пользу всем — её страсть. Но скажите, с какой целью вы приехали в Незерфилд? Неужели только, чтобы смутиться при посещении Лонгборна? Или у вас были более далеко идущие планы? — Моей истинной целью было — повидать вас. Я хотел понять, есть ли у меня какая-то надежда добиться вашей любви. А признавался я себе только в желании проверить, сохранила ли ваша сестра привязанность к Бингли. И, в случае, если бы я в этом удостоверился, я собирался перед ним исповедаться. Позднее я это сделал на самом деле. А что насчёт вас? Вы говорили, что ваше мнение обо мне стало более одобрительным благодаря словоохотливости моей прекрасной экономки, но когда же вы...? — Фицуильям осёкся на полуслове, ведь она так ни разу и не произнесла этих слов. — Когда я поняла, что люблю вас? — спросила Элизабет, нежно ему улыбнувшись, ведь ей было совершенно ясно, почему он не закончил свой вопрос. — Это так? — еле слышно спросил он. Он знал, что её согласие выйти за него замуж свидетельствовало о наличии в её душе чувств к нему, но достаточно ли они сильны, чтобы назвать их любовью, он не ведал. Элизабет ласково взглянула на него — именно так, как он мечтал, чтобы она смотрела на него во время его прошлого визита в Лонгборн — и взяла его за руку, стараясь скрыть это от Мэри, которая крайне серьёзно относилась к своим обязанностям компаньонки. — Возможно, вам необходимо услышать это из моих уст, — прошептала она, стараясь, чтобы никто более не услышал её слова. — Я люблю вас, Фицуильям. Столь долгожданный взгляд её прекрасных глаз, его имя, слетевшее с её губ безо всяких почтительных обращений, осознание того, что держа её за руки, он мог чувствовать на её пальце кольцо своей матушки, и её признание в любви были всем, о чём мистер Дарси мог только мечтать. И будь они сейчас не окружены её сёстрами, то ему было бы крайне сложно сдержать свой порыв зацеловать её губы. Однако ему оставалось лишь наслаждаться моментом абсолютного счастья в молчании и бездействии. — С вашей стороны было очень мудро признаться в этом, пока мы окружены вашими сёстрами, — прошептал он в ответ. Элизабет хоть и весело рассмеялась, но зарделась от его намёка. — Но вы не ответили на мой вопрос, — добавил Фицуильям, стараясь отвлечься от неподобающих мыслей. — Ах, об этом, — сказала она, забирая из его ладони свою руку, чему он был совсем не рад. — После нашей встречи в Дербишире я увидела, насколько поменялось ваше поведение, и решила, что мне стоит составить о вас новое впечатление. Должна отметить, что мне понравилось то, что я увидела. Вы более не были угрюмы и мрачны; вы свободно улыбались и участвовали в несерьёзных разговорах. К тому же вы приняли в своём доме моих дядю и тётушку, хотя я была под впечатлением, что вас не порадовали бы такие гости. Меня это поразило и смутило. А потом... Когда прибыли известия о побеге Лидии, я подумала, что теперь вы до конца уверитесь в каждом своём убеждении о непристойности моего семейства, и ваши чувства, коли они ещё теплились в вашей душе, навсегда исчезнут под гнётом позора, которое навлекла на нас моя младшая сестра. И я не могла бы даже винить или осуждать вас за это, однако моё убеждение в том, что вы смогли преодолеть некоторые шероховатости вашего характера не принесли мне успокоения. Отнюдь, это послужило толчком для меня прийти в согласие с моими собственными желаниями, ведь ещё никогда я столь искренне не чувствовала, что могу полюбить вас. И вдруг всё это оказалось напрасно. В тот день вы оставили меня одну в трактире, и я думала, что никогда более вас не увижу, и меня это глубоко опечалило. — Я полагал, что выразил глубину своих чувств довольно прямолинейно во время вашего визита в Пемберли. Разве вы сомневались в моей любви тогда? — Я лишь подозревала о ней, а когда мне стало известно о вашей роли в спасении Лидии, сердце подсказывало мне, что вы сделали это ради меня. Но эта надежда вскоре померкла под гнётом других соображений. Скоро я поняла, что даже моего тщеславия будет недостаточно, чтобы не потерять уверенность в вашем расположении ко мне, женщине, которая однажды уже вас отвергла, а теперь ещё и стала роднёй человеку, любая связь с которым могла вызывать в вас лишь отвращение. Я полагала, что гордость не позволит вам даже раздумывать над вероятностью стать свояком Уикхему! Мне было стыдно даже думать о том, как много вы сделали для нас. Однако у вас была достойная причина для вмешательства, в которую было довольно легко поверить. Можно было понять, что вы считали себя в некоторой мере ответственным за произошедшее. У вас была возможность и средства, дабы исправить ситуацию, и вы ими воспользовались. Хоть я уже и не считала себя главной причиной вашего вмешательства, но всё же верила, что некоторые отголоски чувств, которые вы ко мне испытывали, как-то повлияли на ваше решение, принятое, возможно, ради моего спокойствия. Вы и до этого имели сомнения касательно нашего союза. Я не могла надеяться, что они не приумножатся после случившегося. На самом деле, я считала, что вы были рады избавить себя от моего присутствия в вашей жизни. Сама я была пристыжена, но вами я гордилась... Гордилась, что вы из чести и сострадания совершили столь благородный поступок. — Вы считали, что я был рад избавить себя от возможности нашего с вами союза? — не веря своим ушам, спросил Фицуильям. — Да, — призналась Элизабет. — Я думала, что вы пришли тем утром в трактир, дабы возобновить свои притязания, и были рады, что не успели этого сделать. — Я вовсе не собирался вновь просить вашей руки в тот день, ведь я считал что вы ни за что не примите меня. Но даже если бы это было так, и вы бы ответили мне согласием в то утро, я бы, несмотря ни на что, остался подле вас, и все мои последующие действия остались бы прежними. — Теперь я это понимаю, — улыбнулась ему Элизабет, а затем, надеясь сменить тему разговора. — Как считаете, у вас когда-нибудь будет довольно мужества, чтобы сообщить леди Кэтрин, какой кошмар её ожидает? — Мне скорее понадобится время, а не мужество, Элизабет. Однако надолго откладывать это у меня нет возможности. В это мгновение Фицуильям, к своему стыду, понял, что так и не написал своим родителям! — Что такое? — заволновалась Элизабет, заметив, как переменилось его лицо. — Я до сих пор ни строчки не отправил моим родителям. Они, должно быть, ужасно волнуются. Мне следует немедленно приняться за письмо. — Что ж, если бы у меня самой не было необходимости написать кое-кому, то я бы с удовольствием села подле вас и восхищалась элегантностью вашего почерка, подобно одной знакомой нам даме. Однако у меня тоже есть тётушка, которую нельзя оставлять без внимания.