oh baby

      Минхо считает себя свободным и открытым ко всему новому. Минхо уверен, что такой самостоятельный, самодостаточный, чётко знающий свои цели и желания человек, как он, вполне способен сам разобраться в своих чувствах и намерениях. Минхо всерьёз думает, что к двадцати трём годам изучил своё тело и привычки в постели на максимум, и опыт это обычно всегда подтверждал.       Однако у Минхо проблема, и он впервые в жизни так старательно избегает собственных мыслей.       Потому что прямо сейчас причина этих самых мыслей сидит на его коленях, самолично разведя их в стороны таким образом, чтобы задница упиралась прямиком в пах Минхо, и абсолютно спокойно ведёт очередной стрим для фанатов. Минхо расслабленно, как может показаться со стороны, откинут на спинку дивана, поэтому не попадает в объектив камеры, которую Джисон держит как раз под нужным углом, не давая зрителям даже заподозрить ничего странного. Не считая нескольких тысяч пользователей, следящих за ночным прямым эфиром, они в комнате одни; кто-то из мемберов заглядывал через приоткрытую дверь, но надолго не задерживался. И если бы отношения в коллективе были хоть чуточку другими, Лино и Хан в данную минуту легко могли бы сойти за пару. Минхо несказанно рад, что никто из участников не видит ничего необычного в его поведении, потому что тактильность и взаимодействия «на грани» – общепринятые вещи в их команде. И это всегда было по душе Минхо, не вызывало ни смущения, ни посторонних размышлений, однако пару недель назад всё резко изменило смысл.       Пару недель назад Ли наткнулся в интернете на восторженный пост одной стей, к которому было прикреплено видео – отрывок фанкама Джисона с недавнего выступления. Затем подобные однотипные посты стали попадаться всё чаще, набирая невероятное количество лайков и комментариев, и Минхо, чьё любопытство было потревожено чересчур активным обсуждением, решил посмотреть.       И посмотрел.       На видео длиной в минуту светловолосый репер читал свою партию быстро, с придыханием, специально понизив голос чуть больше обычного, наклонившись близко к лицу Хёнджина. Глядя из-под ресниц на его губы. На моменте, когда Хан подцепил пальцем ворот футболки Хвана и приблизил парня к себе ещё сильнее, выдавая самую мощную часть партии, Минхо нервно сглотнул. Он пропустил эту сцену на самом концерте, и это хорошая новость, потому что даже на видео она выглядит настолько... горячей, что у Лино вряд ли остались бы силы спокойно выступать дальше, увидь он вживую такой смелый, внимательный и властный взгляд Джисона, его руки, приближающиеся к чужой шее, и контуры напряжённых мышц, отчётливо вырисовывающиеся в свете софитов.       Это катастрофа.       Ли Минхо абсолютно в себе уверен, а также в том, что является стопроцентным неоспоримым активом. Ли Минхо уверен, что чётко знает, какой Хани в жизни милашка, частенько смущающийся, оживлённый, пухлощёкий и чертовски обаятельный. Очаровательный в своей доброте, ласковости и любвеобильности. И в данную секунду вся уверенность Ли Минхо трещит по швам, лопается и летит к чёртовой матери, оглушённая резким и отчётливым желанием оказаться там. Напротив такого Джисона. Собственной кожей испытать силу и жар его взгляда, которые неумолимо жёстко и сладко пройдутся по эрогенным зонам.       Конечно, попытка задушить эти мысли в зародыше была предпринята неоднократно, но чувство, возникшее при просмотре того ролика, возвращалось каждый раз, когда Лино встречался глазами с Джисоном в момент его серьёзности и сосредоточенности на чем-то важном. Лино честно старался не позволять себе излишне откровенно рассматривать Хана, но со временем наблюдать, как он хмурится и закусывает губу, смотря в монитор, как усмехается в ответ на провокационное сообщение в мессенджере, как задумчиво залипает в одну точку с неизменным прищуром без наигранной весёлости, стало потребностью.       Осознание собственной зацикленности пришло к Минхо внезапно, но не обрушилось каменной глыбой, а мягко и прочно окутало, моментально очистив голову от прочих мыслей. Это произошло в один из свободных вечеров, когда Лино, Феликс, Хёнджин и Джисон остались дома и смотрели фильм в общей гостиной. Парни удобно устроились в большом кресле, а Хан и Минхо изначально заняли небольшой диванчик напротив плазмы, но в процессе просмотра так возились и тискались, что постепенно спустились на пол. Минхо вытянулся во весь рост на ковре, лёжа между согнутых в коленях ног Хана и примостившись головой на его животе, что давало Джисону полную власть над его волосами. Он, увлечённо наблюдая за действием на экране, ласково перебирал рыжие пряди, пропуская их сквозь пальцы, на что Лино вскоре почти промурлыкал:       – Хани, если ты продолжишь, я просто усну, слишком расслабляет.       – Мне трудно сдержаться, малышка, – негромко проговорил Хан хрипловатым голосом, не отвлекаясь от просмотра.       Минхо давно заметил, что в лексиконе Джисона довольно часто стало мелькать это «малышка». Когда оно было обращено к нему в сочетании с несколько двусмысленной фразой, которая казалось таковой лишь затуманенному сознанию Минхо, по предплечьям прошлась волна мурашек. Ничего такого ведь, верно? Хан постоянно вкидывает подобное, но именно это стало для Минхо чем-то решающим.       Под негромкую речь Джисона, отвечающего на очередной вопрос зрителей на стриме, Минхо задумчиво поглаживает его бедро, обтянутое чёрной тканью домашних джоггеров, и размышляет. Зачем он такой? Что такого особенного в его действиях? В какой момент он перестал смущаться и стал вгонять в смущение окружающих? И почему Лино больше не умиляется с его поведения напуганной белки, как прежде? Может, с ним самим что-то не так и он всё выдумал?       Поток звучащих в мыслях вопросов прервался. Джисон, расслабленно покачивая ногой, прочитал вслух вопрос из чата.       – «Хани, я 2003 года рождения, могу ли я обращаться без формальностей?» – Джисон провел рукой по волосам, убирая падающие на лицо пряди, которые тут же вернулись в прежнее положение, и посмотрел в камеру:       – Просто зови меня оппа.       Блять.       Первые несколько секунд Минхо отчаянно соображал в попытке переварить сказанное, глубоко убеждённый, что ему послышалось. Потом он нервно читал взорвавшийся восторженными комментариями чат, где периодически попадалось это «оппа~». Затем Минхо откинулся на подушки, тупо смотря в потолок широко раскрытыми глазами.       Хан Джисон, ты... какого чёрта? просто какого чёрта!       В голове звучали его слова, брошенные невзначай, но вызвавшие у Лино эмоции похлеще, чем у самой сумасшедшей фанатки. Джисон тем временем спокойно прощался с аудиторией, желал всем доброй ночи и хорошего дня, и в своей обычной милой манере слал воздушные поцелуи в камеру. Будто не он только что поставил на колени сознание Минхо одной фразой. Будто не заставил думать о себе всё самое непристойное, что только возможно, собственными же словами и действиями.       Минхо срочно нужно выйти, и это не терпит отлагательств. Джисон сидит чертовски удобно, но стоит ему отклониться чуть назад, как он непременно почувствует кое-что странное, что ему лучше бы не чувствовать. Из этих соображений Лино аккуратно двигает младшего в сторону, бросая:       – Пойду проведаю Чана.       Джисон, невинно хлопая глазками, откладывает телефон с потухшим экраном и смотрит вслед вылетевшего за дверь Минхо непонимающе.       Ли словил жёсткую гей-панику, которая не собирается утихать, а наоборот усиливается с каждой секундой, и почувствовал себя в безопасности лишь когда он хлопнул дверью ванной комнаты и запер её. Чувство, будто его спалили за чем-то крайне сомнительным, и это пугало. Хани-оппа, чёрт его подери, где он набрался такого? Минхо, сам не веря тому, что вытворяет, наспех спускает на бёдра резинку домашних шорт и поначалу только пару раз проводит ладонью вверх-вниз вдоль своего стояка, чтобы убедиться. Всё верно. Как ни хотелось с этим мириться, причиной его был только Хан, и до Минхо наконец доходит: его картина мира и представления о собственных предпочтениях разрушены до основания, даже пепла не осталось. Он знает, что от некоторых мемберов иногда веет тем самым вайбом властности и спокойствия, которому хочется подчиняться (вычитал на фан-сайтах, разумеется), он и сам это неоднократно чувствовал от того же Бан Чана, например, но никогда ещё это не становилось поводом для быстрой дрочки в ванной. Оргазм накрыл настолько сильно и безвозвратно пошло, что у Минхо даже в висках застучало. Всё это неправильно. Хан не должен быть таким. Не должен вызывать таких чувств. Ради этой самой разрядки Лино даже готов был сам себе признаться, что хочет непременно лечь под Джисона, почувствовать его энергетику по-настоящему, ощутить всё взаправду, и кончил, как только на миг позволил себе это представить.       После этого случая прошло пару дней, каждую минуту из которых Минхо боролся и мирился со своими мыслями в голове. Одновременно с этим поселились сомнения: такое поведение человека в жизни вовсе не означает, что он такой же в постели. Вдруг он нежный, ласковый, мило неопытный в таких делах, вдруг он... обычный? Вдруг Минхо всё же напридумывал?..       Перекатывая эту мысль из края в край сознания, Минхо понял, что сбился с ритма, пока отрабатывал очередную новую хореографию, потому что из-за размышлений просто не слышал больше музыки. Ругаясь себе под нос, он взял телефон – третий час ночи. Джисон должен был уже вернуться из студии. Стоя напротив зеркала, Минхо смотрит себе в лицо и отчаянно психует. Да что он, подросток какой? Так и будет молча гадать и не спать по ночам, убиваясь на тренировках, чтобы избавиться от навязчивой идеи? Эти тренировки даже не помогают, чёрт бы их побрал!       Он покидает тренировочный зал и, взмокший и запыхавшийся, летит в душ. Ему нужно что-то придумать, сделать хоть что-то, иначе эта одержимость точно не даст ему покоя.       Уже по дороге в свою комнату, Минхо, держа в голове чертовски идеальный план, родившийся как раз пока он был в душе, наткнулся в тёмном коридоре на Джисона, который шёл, залипая в телефон. И снова это выражение лица.       – Да с кем ты там так увлечённо переписываешься, что не замечаешь ничего вокруг? – возмутился Минхо, на которого Джисон буквально налетел, выруливая из-за угла.       – Ревнуешь, что не с тобой? – хихикнул Хан, не отвлекаясь от переписки.       – Охренел? – ощетинился Минхо, сам не понимая, почему его так разозлил его ответ. Он, подстёгиваемый эмоциями, жаждущими выход так долго, хватает Джисона за шею и толкает к стене. Джисон, прижатый к ней лопатками, уже не пялится в телефон – смотрит вопросительно своими прекрасными глазами, а в них бесята пляшут. На лице ни капли смущения, только полная уверенность, словно это он управляет ситуацией.       – Задел тебя за живое? – больше утверждает, чем спрашивает, чуть понизив голос, что в момент превратило всё происходящее в нечто интимное.       – Слишком много думаешь о себе, Хани, – Минхо, привыкший всегда вести, сам не заметил, как резко смягчился под его взглядом, хватка ослабла.       – Правда? – скалится, сучёныш, выгибая красивые губы в самодовольной ухмылке. – А мне кажется, что как раз наоборот.       Минхо снова начинает злиться, и к злости одновременно примешивается другое, уже знакомое ему чувство. Он мешкает лишь секунду, и Хану её оказывается более чем достаточно, чтобы сделать пару быстрых движений, и вот уже Минхо вжат в стену и смотрит ошарашенно на лицо парня напротив, выражение которого абсолютно не изменилось.       – Хён, ответь всего на один вопрос, – Джисон серьёзен, смотрит прямо на приоткрытый от неожиданности рот Минхо, очерчивая взглядом контуры губ. – Что заставляет тебя так пялиться на меня последнее время? Я же вижу, что ты глаз не сводишь, спиной чувствую, как наблюдаешь. Что тебе нужно?       Минхо опускает ресницы, чувствуя, что неумолимо теряется, привычная уверенность ускользает. Его действительно поймали за руку. Спалили на чём-то крайне неприличном. Он не знает, что ответить. Повязанное на бёдрах полотенце, в котором он вышел из ванной, от их возни и трения о стену норовит упасть.       – Отвечай же, хён, – Джисон непреклонен, его взгляд тяжёлый, он жжёт кожу там, куда падает. Минхо чувствует себя ещё более обнаженным, чем является. Он чувствует, как душа уходит в пятки, лишь бы спрятаться и не встречаться с тем позором, который вот-вот накроет Ли с головой. Даже с учётом того, что Хан использует только одну руку, он держит крепко, и у самого Минхо так же быстро спрятаться не выйдет.       – Ну же, – Хан начинает терять терпение, но продолжает игру, давая своему хёну ещё немножко времени. – Просто скажи это. Скажи, о чём ты думаешь.       – Хани... – голос Минхо сломанный, хриплый, но ровный. Он просто решил, что терять ему нечего, ведь Джисон всё равно догадался. – Ты был когда-нибудь с парнями?       Изгиб ухмылки на лице напротив стал более явным. Хан приблизился, касаясь щеки Минхо своей щекой совсем немного, но в месте прикосновения словно электричество пробежало язвительной змейкой, пустив вниз по позвоночнику мурашки.       – Ты хочешь узнать, трахал ли я парней? – у Минхо, кажется, реально подкосились колени от этого тона и прямолинейности, и если бы не хватка Хана, он давно бы скатился вниз по стеночке.       – Я просто...       – Или ты хочешь узнать, как именно я могу это делать? – бесцеремонно перебил Хан, прошептав это прямо в ухо.       Финиш.       Глаза Минхо расширяются, и он ошарашенно сверлит взглядом стену напротив, пытаясь хоть за что-то зацепиться в этой реальности, чтобы не провалиться в жерло вулкана собственных фантазий, хлынувших так, словно прорвали невидимую стену.       – Что... – только и успевает выдавить Минхо, прежде чем Хан наклоняется к его шее и нежно ведёт кончиком носа вдоль напряжённой мышцы. Минхо чувствует, как выбивает воздух из лёгких от этого невинного движения. Джисон трётся лицом об обнажённую и всё ещё влажную кожу, словно котёнок, невесомо щекочет её тёплым дыханием. И Минхо клянется, что признается в какой угодно грязной фантазии, позволит себя уличить в чём угодно, с легкостью даст свою душу на растерзание, лишь бы это касание никогда не заканчивалось.       – Oh baaaby, – тянет Джисон негромко, возвращая зрительный контакт. – Твоя нерешительность настолько непривычна, что даже заводит. Кто знал, что ты умеешь так смущаться?       Хан отпускает Минхо так же резко, как схватил, и идёт в сторону ванной, напоследок бросив насмешливую улыбку. Как только за ним закрылась дверь, Минхо отчаянно хватанул ртом кислород, поняв, что вообще не дышал последние пару минут.       Да, все мемберы в разной степени тактильны, думал Минхо, на негнущихся ногах добираясь до своей комнаты. Все так или иначе проявляют физическую ласку, и прикосновения, пусть даже такие неоднозначные, почти никогда не воспринимаются как нечто... настолько интимное. Но чёртова двойственность поведения Хана просто убивала. Каким образом в одном человеке умещаются две такие разные личности? Почему он может выглядеть как самое милое существо на планете, и в следующую секунду скалиться и насмехаться над Минхо, своим хёном, послав к чёрту все правила приличия и сдвигая границы? У Ли из-за этого снова самая настоящая проблема в виде очередного стояка на Джисона. А ведь он только вышел из душа. Замечательно.       Мемберы никогда не запирают свои спальни. К каждому можно беспрепятственно войти в любой момент, и это не вызовет негативной реакции. Но сегодня Минхо настолько сильно хотелось спрятаться, слиться с интерьером, сделать вид, словно его вообще здесь нет и не было, что он повернул замок и рухнул на кровать совершенно обессиленный, как после масштабного концерта, где не бывает ни минуты для передышки. «Oh baby» – это чисто реперская замашка, которая вообще ничего не значит, Хан использует её иногда, кажется, неосознанно, как словечко-паразит, но почему из его уст это не звучит ни пошло, ни банально, ни глупо?       Неизвестно, сколько прошло времени с того момента, как Минхо упал на постель и остался так, не сделав ни единого движения. Послышался лёгкий щелчок ручки двери, будто кто-то пытается её открыть с той стороны. Минхо напрягся.       – Малышка, ты что, прячешься? – голос из-за двери смеялся над ним, и Ли с трудом удалось сдержаться, лишь бы не застонать в голос от чувства дикой безысходности. Он вообще не собирается оставлять его в покое? Ничего, Минхо притворится, что спит. А дверь сама захлопнулась, да.       – Открывай, – тон Хана вновь приобрел серьёзность, с которой, казалось, опасно спорить. – Открой дверь, Минхо.       Ещё один стоп-кран сорван. Хан крайне редко обращался к нему по имени. Сейчас это звучало даже несколько угрожающе.       Собирается ли Минхо открывать своему вгоняющему в панику двуличному демону? Конечно же, нет, он же не самоубийца!.. Он уверен, что нет… Но пережить ещё раз подобное тому, что было в коридоре... просто необходимо. Незаконно необходимо.       Он серьёзно готов впустить его.       Джисон сияет самой светлой улыбкой, проходя в комнату, где слабо горит настольная лампа, больше походящая своей приглушенностью на ночник, и молча запирает дверь.       – Ты теперь бегать от меня решил?       К Минхо вдруг вернулась уверенность.       – Не дорос ещё, Джисони. Не зарывайся.       – Оу, ты наконец пришёл в себя. Я думал, тебя уже не вытащить из транса.       Минхо вспыхивает, лицо и уши горят, словно их обдали кипятком, но он не оставляет попыток собраться.       – Твоя самоуверенность зашкаливает. Зачем ты пришёл?       – А ты думал, я так просто брошу начатое? – идиотская привычка отвечать вопросом на вопрос, чёртов манипулятор. Привычка чисто Минхо, кстати. – Не надейся, что я проигнорирую тебя. Так что, хочешь получить ответы на свои вопросы?       Минхо ничего не оставалось, кроме как приоткрыть рот в немом шоке и тут же его захлопнуть, когда Джисон в пару шагов преодолел расстояние между ними, смотря теперь прямиком в глаза.       – Не волнуйся, хён. Я буду ласковым, – произнёс он за мгновение до того, как накрыл губы Минхо своими, втягивая в жадный, горячий поцелуй, который полностью соответствовал Хану – развязный, хаотичный, сочетающий совсем нежные ласки губами с совершенно бесцеремонным проникновением языка в рот. Минхо закрыл глаза и, оказавшись не готовым сопротивляться, просто позволял ему творить все эти безумные вещи. Целоваться с Ханом оказалось гораздо лучше, чем любые ожидания по этому поводу. Что будет дальше, Минхо предпочёл не представлять, послав собственный план по соблазнению Джисона, так жестоко им самим же разрушенный, к чёртовой матери.       – Хотя... – отстранившись, прошептал Хан ему в губы, – уверен, что тебе нравится по-другому.       И он вновь втянул его в пьянящий поцелуй, идя прямо навстречу, толкая к столу и усаживая Минхо на прохладную (он всё ещё в одном полотенце!..) поверхность, предварительно не глядя смахнув какие-то предметы с неё на пол. Как сквозь толщу воды старший слышит, как бьётся стекло. Хан даже не дёрнулся от громкости раздавшегося звука, лишь продолжил чувственно и одновременно так горячо и грязно ласкать губы хёна. Ладони, лежавшие на плечах Джисона, скользнули вверх и обняли его лицо, когда Минхо начал наконец отвечать на это сумасшествие, которое сложно назвать просто поцелуем. Джисон даже не прикасался руками, он держал их на краю столешницы по обе стороны от Минхо, но его губ и сбивчивого дыхания было достаточно, чтобы заставить крышу Лино потихоньку съезжать, а здравый смысл – покидать все извилины мозга, оставляя волю чувствам. Минхо жарко, он задыхался от наплыва ощущений, никогда ещё он не чувствовал себя таким беззащитным под чьим-то напором.       До того, как Минхо успел подумать, что одного, пусть и такого невероятного, поцелуя ему будет мало, Хан широким движением провел руками вверх по его спине, толкая тело ближе к себе, вжимая в свою грудь, позволяя ощутить, как раскатисто и сильно бьётся его сердце. Младший с неохотой разорвал поцелуй, окончательно превратившийся в беспорядочные ласки распухших губ, и замедлился, повторяя то касание кончика носа к пылающей коже шеи. Ли несдержанно выдохнул, сильно при этом смутившись своей реакции, но не подал вида и с наслаждением закинул голову назад, окончательно сдаваясь и полностью отдавая бразды правления младшему, который и так давно забрал их, даже не спросив. Однако нежное прикосновение сменилось таким ощутимым укусом, что Минхо сжался от неожиданности и боли, резко пронзившей левую ключицу. Боль была сильной, но быстро отпустила и спровоцировала стремительную волну возбуждения, прокатившегося по всему телу и отозвавшегося лёгкой пульсацией между ног. Джисон на это отреагировал моментально, послав сладкую усмешку хёну, прежде чем заставил его облокотиться поясницей на стол и спустился ниже, чтобы широкими мазками языком обвести ставшие совсем чувствительными соски. Он осыпал натренированную грудь Минхо поцелуями-бабочками, щекотал покрытую мурашками кожу прерывистым дыханием и, добившись полного расслабления хёна, поставил совершенно беспардонный, быстро налившийся кровью засос под ключицей. Минхо был готов вскрикнуть от того, насколько это было болезненно, однако не успел, потому что кратковременная боль снова утихла под неустанными ласками младшего.       – Хан, что ты... нам нельзя, это могут увидеть...       – Тебе чертовски идёт, малышка, – промурлыкал Джисон, окончательно укладывая хёна лопатками в стол и спускаясь ещё ниже. Он не переставал успокаивающе поглаживать бока, переходя на бёдра, задирая полотенце, узел которого давно развязался, и теперь оно просто лежало бесполезной тряпкой, так очевидно выставив напоказ возбуждение Минхо. Но Хан словно специально никуда не торопился, дразнил, кусал и зацеловывал укусы, сжимал пальцами ягодицы и впивался в упругие мышцы, словно вообще не боялся сделать больно или оставить следы путешествия своих рук по телу хёна. Совсем невинные прикосновения сменялись грубым царапаньем по коже зубами, отчего на животе и внутренней стороне бёдер оставались белые ребристые полумесяцы. Минхо всё громче стонал от каждого такого контрастного действия, и как ни пытался себя сдержать, очевидно было одно – если кто-то из мемберов сейчас не спит, он точно всё слышит.       – Хён, – позвал Джисон, отвлекаясь от своих садистских издевательств. – Ты когда-нибудь был в принимающей позиции?       До Минхо далеко не сразу дошёл смысл вопроса, но через несколько долгих секунд он наконец произнёс:       – Я, по-твоему, похож на пассива?       – В первый раз будет немного больно. Ты привыкнешь.       У Ли снова ушло неопределённое количество времени, чтобы осмыслить сказанное. Привыкнешь? Он имеет в виду эту ночь?.. Или он собирается повторить?..       Когда порядком надоевшее полотенце было наконец сброшено, а тёплые пальцы младшего настойчиво, но аккуратно проходились между ягодиц, Минхо уже окончательно потерял ориентацию в пространстве. Оба его запястья оказались сжаты напротив живота одной ладонью Хана, а сам Ли не мог найти себе места, разметавшись по жёсткой столешнице и задыхаясь в стонах, сосредоточив все свои сенсоры там, куда Джисон медленно и беззастенчиво проникал сначала одним пальцем, смазанным нашедшимся в комнате Ли лубрикантом, а затем, добившись расслабления стенок, двумя и тремя, двигая ими ритмично, мучительно нежно, в спокойном темпе касаясь чувствительного местечка внутри. Голова Минхо была запрокинута, и его чертовски заводила мысль о том, что он сейчас абсолютно раскрыт и обнажён перед младшим, который, в свою очередь, полностью одет. Это заставляло течь, как сучка, от одного осознания, насколько сейчас тело Лино открыто для визуальной оценки.       – Такой красивый, – словно прочитав его мысли, шепчет Хан. – Такой сладкий. Такой готовый для меня, верно, малышка?       Минхо в ответ простонал что-то нечленораздельное и зажмурился от особенно сильного давления, в момент ощутившегося внизу. Хан начал входить уже по-настоящему, но медленно, давая время привыкнуть, занимая паузы безумными по своей мучительности, сладкими поцелуями на икрах и в нежном месте под коленями. Оказавшись внутри до упора, он инстинктивно подался вперёд еще сильнее, выбив этим отчаянный стон Минхо, и тут же сделал обратное движение, так же медленно выходя почти полностью. Понежив хёна под ним ещё немного, младший взял настолько быстрый для первого раза темп, что Минхо не успевал дышать, стоны рвались на середине, переходя в прерывистый скулёж. Джисон не отпускал запястья, казалось, наоборот сжал их ещё сильнее, делая толчки всё более грубыми, заставляя Минхо выгибать поясницу и в бреду просить ещё. Ли полностью накрыло клокочущее в груди удовольствие, обрывки которого слетали с приоткрытого рта стонами, он до дрожи в коленях нуждался в причиняемой ему боли, смешанной со страстью, что с каждым новым движением младшего оплетала артерии, перекрывала воздух.       – Минхо, – хрипло проговорил Джисон, безостановочно вбиваясь в тело хёна, кажется, вовсе намереваясь разорвать его, и отпустил запястья. – Посмотри на меня, малышка.       И Минхо смотрит. Загнанный безумной скоростью и силой Хана, он поднимается на локти и смотрит в глаза, закусывая губу едва ли не до крови, сцепив зубы, чтобы не стонать под почти насмешливым взглядом младшего сверху вниз. Не выдерживая, он закрывает глаза, когда шёпотом вырвалось грязное «Oh fffuck».       – Смотри на меня, Минхо. Не смей закрывать глаза и отворачиваться.       Джисон снова игнорирует почтительное обращение, называя по имени. Минхо так близок. На него лавиной обрушивается предоргазменная дрожь, но он смотрит, не смея ослушаться, глотая собственные крики и мольбы.       – Всё правильно, малышка, вот так. Не сдерживайся, мне нравится, когда ты стонешь.       И Минхо снова подчиняется, как по команде издав протяжный, звучный стон, вызвавший довольный оскал Джисона. Он не хочет быть плохим, не хочет ослушаться, но от серии сильных толчков, пришедшихся прямиком в эпицентр его истеричного наслаждения, он всё-таки опрокидывает голову назад, и, находясь на самом краю, выдыхает вслух только одно слово, которое так долго не давало покоя.       Джисон отреагировал немедленно, резко уменьшив темп и на доли секунды останавливаясь, а затем вновь окликнул хёна.       – Что ты сказал?       Минхо молчит. Он ни за что не повторит этого. Он признался, что хотел Джисона, отдался ему при первой же возможности, но такого стыда он не вынесет.       – Повтори то, что ты сказал, Минхо.       Эта интонация не оставляет выбора. Но Ли не может, он просто не в силах переступить через свою гордость. Он не готов принести такую жертву.       – Малышка, не заставляй меня выбивать из тебя это самому.       Джисон ждет буквально несколько мгновений, наблюдая, как полностью дезориентированный и практически униженный Минхо утыкается лицом в собственное плечо, а затем вновь возвращает прежние скорость и ритмичность, вкладывая в каждый новый толчок такую силу, что старший, до сих пор не привыкший к резкой смене настроения Хана, неожиданно громко вскрикнул, заново ощущая боль. Тело ломило от неудобного стола, кожа натянута до предела, грозясь порваться, на спине и пояснице будут гематомы, но главное – то, как Хан беспорядочно врывается в тело Минхо, смешивая невыносимую чувственность с беспардонным неосторожным отношением. Ли давно не отрицает, как сильно ему это нравится, даже не удивляется. Бабочки под ребрами трепещут от мысли, что его телом так жадно пользуются, дразнят его и доводят до изнеможения, абсолютно не заботясь о возможных последствиях. Джисон вновь подвел к разрядке, остановившись ровно за миг до её наступления, так же резко, как начал.       – Повтори, Минхо.       – Хан, пожалуйста, позволь мне...       – Позволить что?       Минхо снова жмурится, мечется, но возбуждение сильнее. Он так слаб перед ним.       – Позволь кончить, прошу, сделай что-ни...       – Повтори, и я позволю тебе.       Если так продолжится дальше, Минхо просто сойдёт с ума. Он делает несколько движений навстречу, совсем отчаявшись, пытаясь самостоятельно трахать себя, но его попытки прерывают сильные руки, перехватившие бёдра снизу. Ли безвольно хныкает.       – Тебе нужно просто сказать, малышка, и ты получишь то, что так просишь.       – Пожалуйста... – всхлипывает Минхо, чувствуя, что ему хватит буквально двух-трёх толчков для достижения желаемого. Он не может, не должен, он уничтожен, он так отчаянно нуждается… – Пожалуйста... оппа.       Хан не соврал. Быстрее, чем Минхо успел договорить, Джисон берёт ещё более безумный темп и в несколько движений доводит Минхо до пика, сам при этом отстав от него лишь на несколько секунд. Оргазм Минхо такой долгий, тягучий, ослепляющий, только усилившийся под ощущением пульсирующего внутри него члена. Обессиленный, Лино закрывает глаза и отпускает ком смущения, давивший на лёгкие. Это лучше, чем любые ожидания. Это разрушило его и собрало воедино вновь. Он абсолютно разбит, но чертовски счастлив.       Минхо больше не стыдно.