Посох Мерлина. Легенды прошлого столетия

      Брендон растерянно наблюдал за действиями Мерлина и не мог понять, насколько происходящее в его голове было фантазией, порождённой впечатлительностью. С одной стороны, каждый жест, движение губ, бровей, тихое дыхание учеников и холод коридора казались максимально реалистичными. Настолько, что где-то в мозгу засела мысль, что это всё не сон. Но с другой… Всё же Мерлин к этому времени был мёртв, а где-то за стенами замка слышалась тихая музыка с помолвки дяди Джера, поэтому происходящее просто не могло иметь ничего общего с реальными событиями. Тем более, что он ещё пару часов назад не знал о решении спрятать два солтора в одном месте, так что внезапное видение на эту же тему было бы невероятным совпадением.       Однако в этот раз почему-то преследовало ощущение, что за сном скрывалось нечто большее, чем просто развитое воображение. Будто это было воспоминание чужого человека, которое обрывками попало в его сознание. Веяние ветра из прошлого, чудом проникшее в его мысли. А может, и сила всемогущего существа, решившего посмеяться над мальчишкой от великой скуки, хотя надежда, что это всего лишь вина воображения, не хотела умирать так скоро.       Стоило Брендону решить, что такой гиперреалистичный сон наверняка не больше, чем издёвка вселенной, судьбы или тех же богов, как ему сразу стало легче дышать. Непонятные заклинания Мерлина уже не доносились до него, от пола больше не тянуло холодом, а арка теперь казалась всего лишь аркой. Поэтому и наблюдать за происходящим не было особого смысла.       С такой мыслью Картер спокойно развернулся в ту сторону, где, по его мнению, должна была быть дверь, и без каких-либо приключений добрался до выхода из появившегося замка. Затем без происшествий дошёл до леса, сквозь который вела дорога к синодам, даже не отвлекаясь на мерцающих вдали эллилльданов или на сов, сидящих на корявых ветвях.       Однако стоило ступить в лес, как слева под чьими-то ногами захрустели ветки. Брендон на мгновение остановился, вглядываясь в темноту среди стволов деревьев и прислушиваясь к звукам, но стоило треску повториться, как он резко дёрнулся с места. Сначала с постоянными оглядками быстрым шагом двигался к синодам, но с каждой секундой и новым хрустом в лесу прибавлял скорость. В конечном итоге ему пришлось нестись к выходу из леса, однако буквально в нескольких метрах от синодов, когда звуки будто бы остались позади, что-то огромное вышло на дорогу.       Едва Брендон заметил широкие плечи этого некто, он тут же поменял направление и понёсся обратно к атенеуму. Окружающие деревья высоким забором огораживали дорогу и не давали свернуть с освещаемой местности в спасительную тень крон, ведь в такой темноте можно было затеряться за особо крупными корягами. Поэтому не оставалось ничего другого, как бежать без оглядки. И Брендон так надеялся добраться до надёжных стен замка, настолько сфокусировался на единственном освещённом окне, что совершенно не заметил, как то самое огромное существо внезапно вышло ему навстречу.       — Остановись! — громогласно отдал приказ гигант, и что-то в его голосе заставило послушаться.       Наконец Брендон поднял глаза кверху и увидел ветвистые рога на голове Дагды. Даже в темноте невероятно яркие жёлтые глаза верховного бога будто бы видели даже пылинки на одежде Картера и все его мысли. Даже те, в которых Брендон считал, что Дагда не выглядел так недружелюбно в их первую встречу. Почему-то создавалось ощущение, что мальчик сильно провинился перед ним и теперь недостоин быть волшебником или недостаточно хорош для своего атенеума.       — Я… Я не попаду в Гринчвилд? — внезапно выдал своё опасение Брендон, не успев даже поразмыслить над вопросом.       — Я не вершу судьбы, — сказал Дагда, однако едва ли развеял страхи кайндаймхца.       — Да, но это ты сказал мне, что я буду учиться в Гринчвилде в тот раз. И теперь ты… Заберёшь меня оттуда? Меня отчислили? Я… Это из-за Кэролайн и Фосети? Может быть, из-за солтора основателя? Он тогда забрал мои силы, да?       Дагда отрицательно мотнул головой, из-за чего запутавшиеся в рогах ветки с листьями зашуршали, но так и не дал чёткого ответа ни на один из вопросов. Брендон чувствовал, как у него с каждым новым словом всё сильнее пересыхает горло, ведь верховный бог даже не смотрел на него. Словно Картера больше не существует для первого волшебника на континенте.       — …я больше не смогу колдовать? — продолжал он забрасывать Дагду вопросами.       — Иди за мной, мальчик, — всё таким же громким голосом сказал Дагда, проигнорировав весь словесный поток Брендона, но в этот раз не протянул руку. — Твоя судьба ждёт тебя.       Брендон сглотнул, прежде чем последовать за богом, не в состоянии избавиться от страха, что его вот-вот изгонят из волшебного мира. Огромные покатые плечи, ветвистые рога и золотые доспехи больше не вызвали трепетного восторга, а лишь панику и тревогу. И длительное молчание Дагды не спасало ситуацию, поэтому Брендон в один момент не выдержал и дёрнул бога за тунику.       — Это ведь всего лишь сон? Ты же не пришёл сказать мне, что я больше не могу колдовать?       — Может, и да, а может, и нет. Это твой выбор, как относиться к происходящему.       — Тогда это… Тогда это всего лишь сон, и ты должен слушаться меня, потому что это я всем тут управляю, — слишком неуверенно для приказного тона сказал мальчик.       — Я знаю, ты ведь не хочешь, чтобы я исчез.       — Тогда не молчи! Скажи, зачем пришёл!       — Палач несёт погибель, Брендон, — изрёк Дагда. Волна мурашек накрыла мальчика, стоило ему услышать про Барр, а сердце пропустило удар.       — Нет, это неправда, — замотал головой Картер, пытаясь не сколько заверить в этом Дагду, сколько успокоить себя. Всё же он не чувствовал влияния солтора, странные сны про человека в капюшоне больше не снились, и Англия спокойно выдохнула от отсутствия новых нарушителей порядка. И все эти факты не могли не радовать, но он слишком хорошо помнил свои ощущения в ту ночь, когда русалка во сне кому-то отдала проводник. — Их всех поймали, когда нашли мистера Бойда.       — Палач не отступит. Вам никогда его не поймать.       — Ему нечего искать в атенеуме! Там больше нет солторов основателей, я сам отдал последний русалке!       — Ты знаешь, что это не так, — ответил Дагда на самом пороге Гринчвилда. Его жёлтые глаза внимательно скользнули по мальчику, будто в попытке изучить мысли Картера. Однако факт того, что бог заметил его именно сейчас, не особо радовал.       — То, что лорд Вуд сказал сегодня — всего лишь сказка. Легенда. Потому что… Потому что будь твои слова правдой, то ты бы сказал бы мне об этом раньше, а не в тот самый вечер, когда я в первый раз услышал о байке. Я не верю в совпадения. И не верю, что Барр соединил солторы только сейчас, а не в июле!       Брендон хотел ещё задать вопрос, зачем Дагда вообще сказал, что палача невозможно поймать. Чтобы уж точно отбить желание разбираться с проблемами магического мира? Наверняка Дагда хотел превратить его в охотника на древнее зло, и это до жути раздражало. Быть тем самым мальчиком для битья Картер точно не собирался.       — Всё, что происходит с нами, происходит по какой-то причине. То, что я пришёл сегодня, связано с тем, что ты на самом деле чувствуешь по поводу старой легенды.       Брендон промолчал, не в силах оторвать взгляд от тёмных коридоров Гринчвилда, таких неродных и жутких, по которым его вёл Дагда. И совершенно не понимал, в какой части замка они находились, будто это был невероятно похожий, но в то же время совершенно другой атенеум.       — Ты готов увидеть правду так же ясно, как видишь меня сейчас.       — У меня просто очень много воспоминаний, связанных с солторами основателей. Вот и всё, в этом нет никакой связи с реальностью, — успокаивал себя Брендон, даже не смотря на бога.       — Палач скоро придёт, найдёт способ заполучить солторы, поэтому ты должен спрятать их раньше, чем он доберётся до них. И ты знаешь это.       — Я?! Почему я? Мне хватило приключений в том году! Почему нельзя поручить это… Не знаю, мистеру Эвансу или той же Кэролайн? Как я могу противостоять Барр? Запустить в него пудинговое заклинание? И где я вообще найду эти дурацкие солторы? Почему вечно я попадаю в неприятности, хотя я всё лето слушаюсь папу и не лезу в проблемы?!       — Ты поймёшь, — просто ответил Дагда, будто не заметил раздражение Брендона. — Важно лишь помнить, что Барр одержим частями посоха. Он будет действовать, несмотря на твою готовность, лишь бы добыть необходимое. Но ты же не сможешь стоять в стороне, когда кто-то в беде?       — Если он не остановится ни перед чем, то смысл в моих попытках спрятать солторы? Я не хочу, чтобы со мной случилось то, что произошло в том году.       — Ты единственный, кто имеет связь с проводниками. Ты — надежда на то, что Барр пропадёт ещё на несколько веков.       Картер не понимал, что чувствовал. Смесь злости и страха то и дело уступала позиции усталости. Злился он и на себя за то, что отдал солтор русалке, и на Дагду, который просто ставил его перед фактом, что ему опять придётся нести всю эту историческую магическую чушь на своих плечах. Что он опять оказался в самом центре не своей войны. Войны, которую толком не ощущал с того момента, как мистер Бойд вернулся в Гринчвилд. Брендону хотелось просто отмахнуться и пустить всё на самотёк, тем более, что его не отпускало ощущение, что это просто сон, а не послание богов. Однако засевшая глубоко в сознание мысль о том, что это реальное предупреждение, заставляло со страхом ждать будущего.       Брендон затряс головой, будто бы в попытке выкинуть все эти эмоции, не замечая, как Дагда становился всё прозрачнее в свете августовской луны. Мальчик понял, что стоит совершенно один в коридоре пугающего Гричвилда лишь за секунду до того, как свет шатра и голоса гостей с помолвки Джереми ударили по органам чувств. Сонный Картер сильнее уткнулся в отцовское плечо, ощущая, как его ладони были крепко сжаты в руках Скотта в надежде забыть все предречения верховного бога.       — Просыпайся, малыш, — шепнул его папа в макушку. — На стуле спать не очень удобно, так что давай-ка ложись в кровать.       — Мне приснился кошмар, — так же тихо ответил Брендон.       — Это всё из-за долгого дня. Сейчас ты подышишь свежим воздухом, успокоишься и уснёшь без задних ног.       — Пап… А ты веришь в предназначение?       — Я верю, что твоя судьба — это отражение характера. Ведь твои личностные качества очень влияют на судьбу, на жизнь в целом. Но я не верю, что какому-нибудь почти тринадцатилетнему мальчику предназначено спасти мир, если ты об этом.       — Как ты узнал об этом?       — Думаешь, я не знаком с лордом Вудом? Когда я был в твоём возрасте, он уже выглядел старо, как сейчас. Он рассказывал тогда про Неистовый гон, как эльфы крали учеников Гринчвилда, и я так испугался, что стану следующей жертвой. Даже кошмары снились. Но я здесь с тобой, а Лорд Вуд — ходячая книга сказок и не более.       — А что если тебя украли, превратили в члена гона и отправили в мир людей? А на самом деле ты секретный шпион.       — Ну тогда ты можешь всем в атенеуме рассказать, что я приду к нарушителям правил в Йоль и заберу их в царство эльфов.       Мальчик залез Скотту под руку, крепко обнимая отца, и согласно кивнул. В шатре оказалось почти не было людей, и остались либо изрядно поддатые мужчины, которые слишком шумно обсуждали свои политические убеждения, либо сидящие за столом молодые девушки и парни, чьи разговоры не доходили до Брендона. Ровно как и до сэра Вуда, заснувшего на своём стуле. Курительная трубка была зажата в его руке, опавший с какого-то цветка лепесток лежал на плече, из-за чего дедушка Амелии казался тем самым дедом-ворчуном из сказок.       В воздухе пахло выпечкой и отцовским одеколоном, справа слышался смех дяди Джера и бесконечный поток острот Оскара. И с каждой секундой Брендон чувствовал, как напряжение отпускало его, уступало место приятной усталости. Всё же если рядом с ним папа, то пускай хоть весь ад захватит Землю — ему будет всё равно.

***

      Чёрные волосы разметались по подушке, одеяло наполовину свисало с большой кровати, едва ли укрывая свою хозяйку. Эрида мирно сопела, лишь иногда издавая какие-то бессвязные полузвуки-полуслова, и даже непонятно почему воющие собаки за окном не могли потревожить её сна. Тёплый июльский воздух, наполненный запахом ночных фиалок, проникал в дом и дарил приятные сны.       Просторная комната девочки освещалась светом тусклого ночника, из-за которого светло-голубые стены превращались в рыжеватые, а белоснежный комод, стол и остальная мебель отражали в себе словно затухающие костры. Бело-серая шерсть пююри — странного существа, похожего на кота, но с длинными кроличьими ушами и массивными задними лапами — тоже казалась рыжей, а время от времени открывающиеся зелёные глаза с огромными зрачками будто бы с недовольством смотрели на ночник. Но либо свет не так сильно тревожил пююри, либо зверю было просто лень покидать нагретое место и скрываться в тени.       Однако в какой-то момент он внезапно спрыгнул с кровати со вздыбленной шерстью и с оскалом начал таращиться на Эриду. Мортемон сидела на кровати с каменным выражением лица и закрытыми глазами и будто бы прислушивалась к звукам на улице. Потом она встала и, слегка пошатываясь, направилась к окну, чем вызвала тихое шипение со стороны пююри. Но ещё больше она напугала своего питомца тем, что открыла форточку настежь и почти полностью высунулась из окна. Июльский ветер ворвался в её уютную комнату, но даже он не был в силах разбудить девочку. Эрида замерла на подоконнике, потом качнулась, и лишь чудо или шёпот ветра уберегли её от падения со второго этажа и заставили спрыгнуть на пол и подойти к столу.       Растрёпанные чёрные волосы, пижама, которая казалась слишком большой на её угловатой фигуре, мягкий свет лампы, падающий на лицо, превращали Мортемон в куклу. Её рваные движения рук, судорожное перелистывание книг и дрожь по всему телу заставляли её выглядеть марионеткой в руках безумного кукловода. И стоило управляемой невидимыми нитями Эриде накинуться на следующую книгу, как пююри перестал шипеть, сорвался с места и начал скрестись в дверь в надежде спастись из комнаты.       Руки Мортемон всё дёрганей двигались, будто что-то внутри уничтожало её из-за того, что нужная книга никак не находилась. Губы тоже в какой-то момент дрогнули, и с них сорвался еле различимый шёпот. Такой хриплый и тихий, что прозвучал он как мужской голос. Но с каждой новой пролистанной страницей звуки становились всё различимее, пока не обрела максимальную чёткость. И только до пююри долетела фраза «Reduco magnus magia», как он тут же с новыми усилиями начал скрестись в дверь. Однако, когда Эрида неожиданно застыла, существо не прекратило пытаться сбежать.       Спустя пару мгновений тонкая тёмная струйка крови медленно скатилась по губам Эриды к острому подбородку. Капля крови достаточно долго дрожала то ли от дыхания девочки, то ли от ветра, пока наконец не упала прямо на раскрытую книгу. И в этот момент Эрида открыла глаза.       — Шой? — прошептала она, с испугом оглядывая стол. — Шойерэн, ты где?       Девочка несколько раз проморгалась, будто не верила, что она могла стать причиной такого беспорядка, но потом медленно отвернулась от кипы книг на столе, даже не стерев струю крови из носа. Лишь когда её взгляд наткнулся на дрожащего пююри, её губы дрогнули, словно она сдерживала слёзы, а ноги сами собой подкосились.       Эрида грохнулась на пол и расплакалась, сама не зная из-за чего. Кошмарный сон лишь смутными картинками стоял перед глазами, но тело всё равно трясло, словно она сама пережила увиденное. Сжавшись в комок, девочка беззвучно плакала, пока пююри робко подбирался ближе к своей хозяйке. Потом он, приподняв одно ухо, встал на задние лапки, облокотился на Эриду и стоял так, пока Мортемон не подняла с колен головы.       Перед глазами стояли слёзы, она едва видела своего питомца, но едва между её ногами и туловищем оказалось пространство, Шойерэн сам запрыгнул к ней и едва заметно замурчал, словно подражая дрожащему телу хозяйки.       — О, Шой, — всхлипывая и вытирая нос, прошептала Эрида, — мне так одиноко.       Девичьи пальцы спрятались в густой шерсти пююри буквально на несколько секунд, а потом принялись приглаживать её с самой большой нежностью, на которую Эрида была способна.       — Представляешь, я почти не помню, что мне снилось, но мне было так страшно и одиноко… И во сне я внезапно поняла, что я всегда себя так чувствую, Шой. Даже дома, а ведь так никто не должен чувствовать себя дома, правда?       Пююри ничего не ответил, лишь положил лапы на плечи Эриды и прикрыл глаза. Девочка всхлипнула, аккуратно прижимая питомца сильнее к себе, и снова зашептала. Слова лились из неё, словно она пыталась выговориться за все те годы, что молчала.       — Знаешь, там было совсем не темно, я помню это. Даже не знаю, почему там было так страшно. Там была очень большая луна, звёзды и я даже видела сияние… Наверное, это был не костёр, но что-то вдалеке ярко светилось, а вокруг меня… Мне казалось, что рядом со мной среди деревьев было много людей. Я была не одна, нас в лесу было несколько сотен, но я всё равно чувствовала себя так, будто они все могут убить меня. Их самих не было видно, но они однозначно были со мной в лесу. А ещё там был человек, далеко впереди, как и что-то светящееся, но я знала, что он там. И мне казалось, что он… Что он защитит меня. Знаешь, Шон, я чувствовала, что мы с ним одно целое, и от него веяло теплом. И он шептал что-то хорошее, хотя я не слышала слов, я уверена в этом. Он будто бы звал меня, пытался разбудить во мне нечто настолько сильное, что мне не будут страшны никакие преграды.       На какое-то время Эрида замолчала, погрузившись в свои мысли. Её тело перестало дрожать, поэтому Шой спокойно положил ей на руку голову и закрыл глаза. Луна освещала комнату и маленькую девочку, облокотившуюся о стол. Много разных книг, взятых с полки над столом, из ящиков валялись в диком беспорядке. Какая-то часть неё понимала, что лучше убрать весь этот хаос до того, как за ней придёт прислуга, которая позаботится о том, чтобы родители узнали о захламлённом столе, но двигаться не хотелось. Лишь пальцы сами по себе закрывались в шерсти пююри, но специально поднимать руку, чтобы вытереть противно засохшие слёзы или кровь, не было сил.       Эрида почему-то в один момент представила, как её найдут в таком состоянии утром, уснувшую на полу, и перенесут на кровать, чтобы позволить ей отдохнуть ещё пару часов. Чьи-то тёплые руки нечаянно коснулись бы её плеча, когда накрывали одеялом, но понимание того, что никто не проявит к ней внимания и любви, так же внезапно нахлынуло, как и эта нелепая сцена. Чувство одиночества, которое притупилось благодаря теплу Шоя, ударило сильнее, чем после странного сна. Слёзы опять покатились из глаз, ненависть к себе из-за подобных переживаний — совершенно глупых, по мнению Эриды — ненависть к миру и пожирающее все силы одиночество разрывали изнутри. Что-то будто бы смяло все её внутренности, заставляя всё сильнее прижимать пююри к груди. Словно эта дыра могла пропасть, если её закрыть.       Однако лучше не становилось. Ком в горле не давал нормально дышать, тело била мелкая неприятная дрожь, пальцы больно сжимали голени. Возможно, не будь Эриде так плохо, она бы не допустила появления синяков от такой крепкой хватки, но ей было совершенно всё равно.       — Ну почему, почему я одна? — задавала она себе один и тот же вопрос и задыхалась от слёз. — Неужели я такая неправильная, что у меня совсем никого нет? Я ведь… я ведь умная, интересная, я могу быть интересной, но почему никто даже не хочет увидеть этого?       Мысли о том, чтобы пойти к родителям, даже не приходили ей в голову: сколько себя Эрида помнила, от них можно было добиться не больше сострадания, чем от камня. Они с ней много занимались, почти никогда не спихивали обучение на учителей или нянечек, сами учили тому, что знали, и даже хвалили, когда девочка прыгала выше головы. И ругали её за промахи и дерзость. Получить по губам за неправильную интонацию, остаться без ужина за плохое поведение или обнаружить синяк на ноге из-за плохого исполнения танца было рядовым делом. Но Эрида знала, что у многих, даже у тех же Реннеров, было не так. Она часто засыпала, представляя себе, как её обнимают родители, как одноклассники из прежней школы приглашают её к себе на день рождения. Иногда в мысли закрадывался и Брендон с друзьями, но она позволяла себе не быть такой… обделённой эмоциями.       Эрида перебирала эти фантазии у себя в голове, точно помня, в какой момент она уснула и не смогла с улыбкой обнять Мелани или получить мороженое просто так. Это немного успокаивало, поэтому через какое-то время Мортемон позволила себе не переживать насчёт дыры в груди и откинуться на ножку стола. Тяжёлый камень, который мешал дышать и заставлял метаться в поисках облегчения боли, уже не давил настолько сильно, что хотелось расковырять грудь и вытащить его. Он давал о себе знать только когда девочка всхлипывала и обнимала Шоя.       Ночь медленно бледнела и таяла, уступая место раннему утру. Когда небо начало светлеть, Эрида наконец оторвалась от разглядывания заячьих ушей пююри и убрала его со своих колен.       — Как думаешь, они позволят мне поспать подольше сегодня, или ложиться обратно уже нет смысла? Вроде сегодня можно полежать подольше, раз это выходные.       Шой, будто поняв её вопрос, залез на кровать на облюбованное им местечко и спокойно улёгся спать.       — Надеюсь, ты не ошибся с выбором, — устало улыбнулась Эрида и повернулась лицом к столу. — Но сначала мне надо разобраться с этим бардаком, если я не хочу огрести утром.       Эрида посмотрела на кучу разбросанных книг. Одни были открыты, страницы других тихо шелестели от каждого прикосновения к ним. Даже несколько атласов лежали друг на друге, но сверху всей этой кучи была книга о Гринчвилде с разворотом на подробной карте замка. В крайнем нижнем углу на мелком рисунке, рядом с которым стояла пометка «секретные ходы», слегка выходя за пределы схемы, виднелась бордовая капля крови. Мортемон пару секунд смотрела на кровавую каплю в своём новом учебнике, не помня, когда она успела его испачкать, а потом закрыла книгу.       — Знаешь, Шой, — сказала Эрида спящему питомцу, — я бы хотела вернуться к тому человеку.