XV
— Эдь, ты бы всё-таки с ним поговорил ещё раз, как-никак Арсений Сергеевич — его научный. Не хорошо, если он, зная, что тот встречается с мужчиной, станет в универе с ним лаяться, — беспокойно начала Таня. Они только вышли из студии. Выграновский до сих пор ехидно припоминал девушке её поистине тигриный толерантный бросок в сторону Антона. Забавная она, такая малышка, а, если понадобится, и голову Шастуну откусить может. — Да, Танюх, ты чего, брось, Шастун не настолько баклан, — чуть цепляя её запястье, ответил Эд, — он об этом стопудово уже забыл, а ты, нервная душа, вечно за всех думаешь. — А как не думать, ты же сам видел его поведение! Он чуть не прожёг их своими глазами, в открытую пялился, это неприлично! Повлияй, а не паясничай! — Таня не унималась, а после развернулась к парню и хлопнула его по плечу. Эд не удержался и захохотал. — Будь проще, малышка! Может, ему свитер Серёгин понравился, думал, где б купить такой же! — Тебе всё шуточки! Блин, ну, Эд! Давай серьёзнее! Я послушаю, что ты мне скажешь, когда у Антона кукуха поедет — взболтнёт чего лишнего, нагадит и ему, и себе. Они знаешь на каких ножах с Поповым? — Очень острых! — Эда почти согнуло пополам от смеха. Ситуация патовая — говорить о страшных тайнах Шастуна Тане при всем желании нельзя, он же даже самому Антону не скажет, что в курсе его особых вкусов, а успокоить эту вездесущую необходимо, только вопрос — как? Оставалось отшучиваться в надежде, что она плюнет на это дело и премирно съедет с темы. — Ой, да ну тебя! — уже с доброй насмешкой ответила Таня. — Обещаю пристально за длинным следить, вот тебе зуб! — Эд обнял девушку, и они медленно двинулись дальше.***
Антон — полный дурак. Такой вывод он сделал после поставленного на пол седьмого утра будильника, который успешно проспал. Пробудившись в обед и увидев последние сообщения от Попова, он решил, что на этом ниточка окончательно оборвана. Как говорится, не фартануло, не срослось. Писать уже в обед, зная, что Арсений, вероятнее всего, спал, казалось странным, ровно в той же степени, что и ждать от него отметки «Я проснулся». На что-то надеяться в принципе бессмысленно — человек приехал домой, занят, теперь уж точно всё вернётся на уровень «перетрём за использованные источники», а так отчаянно хотелось хотя бы немного продлить необъяснимую переписку. Антон не успел уточнить многие вещи, например, Слизерин или Гриффиндор, на растительном или сливочном масле Арсений жарил яичницу, а жарил ли его Сергей? Или он его? Словом, множество важнейших, если не сказать, судьбоносных аспектов. За такие вопросы, не покидавшие голову, Шастуну бы впрок врезать по лицу (особенно за яичницу), но он ничего не мог поделать со своими мыслями, не способен был отодвинуть их на второй план, потому что страстно жаждал ответов. Пока Арсений Сергеевич был в командировке, обстановка как будто располагала размышлять о чём-то отвлечённом, словно Антон общался по почтовой переписке с зарубежным другом, вероятность столкнуться с которым в реальной жизни равнялась нулю. Удивительно, как Шастун не побоялся отхватить нравоучительных пиздюлей за невероятный болт, который он забил на все задания, выданные ему преподавателем. Скоро, пара дней буквально, и они пересекутся для их обсуждения, а Антону подавай только точечный разбор «богатого хуя» того и схемы их общения. Узнать бы про него побольше, да нет такого в библиотеке, он искал, честное слово. Антон — дурак. Это уже аксиома, но каждый раз возникали подтверждения. Был же Инстаграм, и даже сильнейший шторм не остановил бы Шастуна от попытки шариться в поиске некого Сергея в подписках Попова. Легче лёгкого! И от этого стало ещё хуже. Он, оказывается, не только друг, с которым в студии можно вплотную, вблизи и на тесном контакте, а ещё и лайкарь, каких не сыщешь. Это ж надо — везде его комментарии, ёмкие, лаконичные, хвалебные. Вроде ненавязчиво оценивал фотки, но Антон-то видел, что подтекст некий вложен во все ремарки. Вот на фото Арсений стоял, красивый, сука, в каком-то ресторане, холл это или что, не разобрать, но у полки с растениями. Кривлялся, притворившись, что держит их на ладошке, подписывал ещё так неоднозначно: «Все колючки любят, когда за ними ухаживают», хэштеги свои непонятные писал: #уколсовестинесвести #яестьгрунт #дваземлекопа #наколимнеиванакупола». А этот Сергей тут же строчил: «Главное — необильный полив!». Что это вообще значило? Два садовода, в рот им вода… Антон — дурак, но легко различил здесь флирт. Настолько возмутительный, что Шастуну и не представить, какого размера полотно могло прикрыть такую срамоту. Боже, Арсений, взрослый человек, а так и не научился приличию! Наверняка уже половина университета пролистала ленту с намёками. Шастуну хотелось не просто спрятать эти публикации подальше от чужих глаз, а сделать персональный приватный доступ. Ему для научных целей, катастрофической потребности в знаниях необходим был их тщательный анализ. Чёртов анализ, из-за которого голова шла кругом. Антона бесило, что у него не хватало силы воли попросту убрать телефон подальше и заняться чем-то полезным. Он так и обедал, и ужинал с телефоном в руке, не обращая внимания на странные взгляды со стороны Эда. Даже когда тот напомнил про первую пару, Шастун ответил что-то автоматическое, что мозг не уловил, а рот выдал за дежурную фразу. Да, рот Шастуна порой выдавал. Об этом можно было бы даже оставить комментарий Арсению, очень подходил по стилю, только потом с совестью не расплатиться за такой выплеск чуши. Антон раздражался, потому что знал, зачем в час ночи рылся на чужой странице под посапывания соседа. Ему не всё равно, хотя нужно противоположно. Шастун понимал, чем грозила такая фиксация — он только-только успел наладить шаткий контакт, необходимый для учёбы, и тут же рисковал всё разрушить одним неумелым замечанием или расспросами своими дебильными, если язык не прикусит. Завтра он не увидит Арсения, во вторник — возможно, но эти неловкие «добрый день» или «здравствуйте» отчаяния не сбавят и не сделают из Антона человека, который смог переключиться на рабочий лад. Уже не получалось.***
— Теоретическая часть будет состоять из двух блоков — основные вопросы с одним выбором ответа и расширенные, с двумя и более, так что подготовьтесь, это первая промежуточная аттестация, важно не завалить, — вещал Эмир Сергеевич, пока добрая половина группы откровенно пинала хер. Шастун плыл по течению, просто от скуки листал диалоги в Телеграмм, убивая оставшиеся минуты. Общий чат пестрил новым сообщением. Kreed «Посоны, вопрос жизни и смерти: Спиральки или рожки?»Антон
«Рожки»
SCROODGE «Спиральки»Антон
«Ахуел?»
SCROODGE *стикер* Kreed «Заебись…» SCROODGE «Помогли, да? Смешай» Kreed «Скоты» SCROODGE «Обидно немного»Антон
«И в итоге будет лазанья»
SCROODGE «Шматок теста»Антон
«Нас в хуй не ставят»
«Эд»
«Нам не нужны такие отношения»
Kreed «Обьюс» SCROODGE «Пиздец, не такого я ждал от тебя, братан. Нож в спину. Ну ты и хуй, конечно…»Антон
«Я не уверен, что он сможет обеспечить продолжение»
SCROODGE «Я люблю его так же сильно, но есть другие макароны…»Антон
«(С пачкой теста) ЧЕ БЛЯТЬ СМОТРИ
Давай перелистнём страницу прошлого, навстречу новым изделиям?»
Kreed «Я вам перелистну ща двоим» «А кратер куда девать, который образуется в душе, если вы её покинете?»Антон
«В очке»
SCROODGE «храни там макароны свои блядские!» «бакалея ебаная»Антон
«Че, может, ещё нужны советы какие?»
Kreed «конченые»Антон
«Ты обращайся!»
«Один вопрос: почему у вас в телеге такие ники ахуевшие, а я просто Антон?..»
Kreed «Потому что ты лох, тебе не стать рэпером» SCROODGE «я поддерживаю, йоу» Шастун с трудом сдерживал смех. До конца пары всего пара минут, и их хватит ровно на то, чтобы узнать, когда эти два клоуна собрались в очередной раз завалиться в студию. Егор писал, что постарается уломать Лазарева оплатить ещё пару часов на этой неделе, приглашал Шастуна и Таню присоединиться, как в старые добрые на прошлой неделе. Антону до усрачки страшно было спрашивать, а значила ли и на этот раз оплата Сергеем студии его фундаментальное присутствие там, но он не решался. На самом деле, будет он там или нет — не важно. Дело-то в Арсении Сергеевиче. Комбинация из них двоих точно подорвёт любопытство Антона, и тогда положенный на друзей хер увеличится стократно. Узнать у Попова, намеревался ли он в случае предложения согласиться и прийти, невозможно. Антон не знал даты, времени и причины, по которой можно обнаглеть до степени вопросов о личных планах. Его немного потряхивало то ли от волнения, то ли от предвкушения. Шастун сегодня видел Таню в коридоре. Она с девчонками из своей группы прошла мимо, пожелав хорошего дня и хитро улыбнувшись. Антон даже Варнаву заметил рядом с Дмитрием Темуровичем, что сродни комете Галлея. Все словно вылезли из спячки, кроме одного единственного человека, за кем хотелось бы проследить особенно тщательно. Позов окликнул студента уже на повороте к лестнице. — Привет. После этой пары ты мне нужен на кафедре. — Но… — Шастун, «но» все — потом, мне реально нужна твоя помощь. Придёшь, я буду ждать. — Проверить что-то? — с надеждой спросил Антон. В таком случае была вероятность скинуть работу на почту, а не торчать тут лишние два часа. — Перетаскать на кафедру экономики наши дела на время, столы освободить, — равнодушно ответил Позов. Шастун недоумённо нахмурился. — Серьёзно?.. Я вам нужен как грузчик? — Шастун, возражения? Это вопрос нашего общего интереса, прояви немного мудрости и не беси меня. — Позов явно закипал. Антон знал преподавателя в гневе, и, хоть тот и страшен не больше, чем котёнок, нарываться всё равно не хотелось. Пришлось согласиться, но всем своим видом дать понять, какое несоизмеримое одолжение им оказано. Несмотря на привычно немноголюдные для университета понедельники, на кафедре толпилась половина преподавательского состава. Кашоков был особенно взбудоражен, но не нервно, а по-хозяйски — суетился, как мать семейства в ожидании гостей. — Антон, вот эти все папки бери, за несколько раз можешь, и неси на кафедру напротив, там тебе скажут, куда положить. Шастун уставился на груду битком забитых папок, которые в сумме весили, как он с Эдом на руках. Альтернатива участия во внеплановом переезде и вот эти «побольше места, Шастун, ещё больше, тот угол убери, чтобы все поместились», мягко говоря, отставали по степени привлекательности от дороги в общежитие. Антон в душе не подозревал, на кой чёрт в начале недели этим бездельникам нужно накрыть стол, но, повинуясь, послушно тягал одну стопку за другой — с Позовым лучше не пререкаться. Пока Макаров и Варнава в дуэте, не стесняясь присутствия студента, накрывали на стол, Дмитрий Темурович судорожно подкидывал ещё забот под руку, прося Антона то захватить стул, то подвинуть тумбу для прохода. Дверь вновь распахнулась, но на этот раз все присутствующие радостно вскрикнули: — А вот и виновник торжества! Арсений Сергеевич смущённо улыбнулся и вошёл. Шастун замер, загнувшись над тумбой. Секунда — и позвоночник пошлёт его куда подальше, но если разогнуться, то он предстанет преподавателю лицом к лицу, а на такое он пока не был готов. Тумблер общения очень не хотелось сдвигать с отметки «по-свойски» на значение «на рабочем». Не сейчас, не сегодня. Было же всё так тихо — не попадался в коридорах и не светился в аудиториях, зачем же так неловко себя выдавать? — Шастун, сюда её давай, чего завис? Позов позвал его и разрушил все планы. Всраться бы вам по пути домой, Дмитрий Темурович, да пообильнее. Кто так делал? Перекрыл все пути конспирации на чужом, очевидно, празднике. Попов резко развернулся к Антону, явно не соотнося его присутствие с поводом для сбора. — Арсюш, — подскочила, бросив расставлять пластиковые тарелки, Екатерина Владимировна, — мы уже заждались! Попов осмотрел стол, улыбнулся, смущаясь, нарочито церемонно поцеловал руку Варнавы и ответил: — Вот это поляна, мадам, я вас всех благодарю! Коллеги по очереди вставали, чтобы пожать Арсению Сергеевичу руку, похлопать по плечу, поблагодарить за работу, и только спустя пару минут своей заторможенности Шастун краем уха зацепил, что Попов в этой своей поездке выбил университету какую-то жутко важную грантовую программу. Когда тумба подкатилась в строго обозначенное Позовым место, и, выполнив задание, Антон собрался улизнуть, его за локоть цепко удержала чья-то рука. — Добрый день, Шастун. Попов не казался злым или веселым, не был пьян, только серьёзен и вежлив, словно встретил Антона где-то на улице среди толпы пешеходов или на кассе, пока покупал «Гусарские». — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, и поздравляю! — попытался словиться Шастун. — Благодарю, и у меня к вам встречное предложение. Его холодность без намёка на позитивные намерения и пресловутое «вы» красной ручкой подчеркнули Шастуну, что в стенах вуза восстановлен негласный порядок, который был сорван, очевидно, только под влиянием расстояния. — Оставайтесь, — спокойно проговорил Попов, и лицо Антона изменило несколько оттенков от напряженности. — В каком смысле? — Да… в прямом? Вот так, сюда и присядете. Дмитрий Темурович, давайте тот стул, Шастун хочет узнать о конференции подробнее, у него, знаете ли, научный интерес пробудился! — Под вашим-то руководством, ещё бы, — с сарказмом ответил Позов, пока Антон складывал в голове все элементы показного сюра. Он не понимал, что происходило — никто не попытался намекнуть Арсению Сергеевичу, что присутствие студента на такой закрытой узкой вечеринке в его честь, ещё и днём, прямо на кафедре — из ряда вон плохо. Кашоков вообще не обратил внимания на предложение, сидел и рассматривал бутылку шампанского, пока Макаров добродушно кивал, будто Шастун рядом с преподавателями — явление само собой разумевшееся. — Нет, что вы, мне пора, — Антон предпринял шаг заглушить инициативу Попова, но тот, сделав вид, что не расслышал, подтолкнул его ближе к столу, всё ещё оставаясь деловитым. Ощущение, что школьников на линейке расставлял утром и не в силах был остановиться. Шастуна усадили на угол стола. «Не на бутылку, и на том спасибо». Попов присел напротив, и от этого Антон насторожился. Уровень неловкости давно перелился через все края, вон, снизу соседей-тараканов затопил уже, а Арсению плевать — жевал свою маслину, в ус не дул. Варнава убрала салфетки, раскрыв спрятанные под ними канапе, мужчины наполнили стаканчики шампанским, пока Шастун смотрел на свой, не осознавая, как он докатился до халявной выпивки в интеллигентном кругу. Тот случай в баре с Поповым не в счёт — платили поровну. — Словом, мы хотим поблагодарить вас, да, к чёрту формальности, тебя, Арсений, за твой блестящий доклад, за подвешенный язык и за кучу возможностей для будущего развития нашей кафедры и наших студентов. Будем! Под тост заведующего кафедрой охлаждённый напиток не показался слаще, но Антону, собственно говоря, уже было похрен. Единственный страх — попробовать стащить бутерброд, иначе на голодный желудок его развезёт даже от пары глотков. Он осушил бокал и опасливо заметил, что остальные выпили лишь по глотку. Отвратительно стыдно, малолетний алкоголик и преступник. Если докопаются, придётся сказать, что жажда после таскания папок замучила. На удивление, его не спросили ни о количестве нормы потребления, ни о чём-либо ещё. Антону подавали закуску, до которой он не мог дотянуться, подливали, и в момент он перестал беспокоиться об окружающих в той же мере, что и они о нём. Только Попов после каждого тоста посматривал, не позволяя пузырькам выдавить из себя мало-мальски благосклонную улыбку. Как будто этим импровизированным фуршетом он наказывал Антона, только тот не мог понять, за что. Ко второму бокалу Позов стал весел до хлопков в ладоши и похвалы в адрес еды, и Антон счёл это недобрым знаком. Скоро эта ложа деятелей напьётся, а Шастун не привык быть подшофе рядом с таким контингентом. Кто знал, что придёт им в головы? Или ему? Поставить самозачёты или заставить написать очередное заявление? А может у Антона начнётся стадия «Я как раз знаю анекдот на такую тему!»? На третьем бокале началось рьяное панибратство. Позов обращался к Илье Андреевичу «Макарыч», к Варнаве — «Катюшенька», растягивая гласные, а Наденька вовсю хохотала, при этом ни с кем не разговаривая. Будто Шастуна подкинули на бал Сатаны, где главный герой не выдавал себя, вынуждая ориентироваться сугубо по чужим признакам степени веселья. Шастун наелся до отвала. Будь он в кругу семьи или если бы не равномерно подливаемое содержимое бокала, фраза «Съешь что-нибудь» от подвыпивших преподавателей уже начала бы раздражать. Стул напротив подкрался вплотную, и с такого близкого расстояния залитые глаза Попова уже виднелись куда отчётливее. «А, вы, Арсений Сергеевич, я смотрю, стойкий». Ему бы впору с такими телодвижениями пододвигаться, добавляя: «Один здесь отдыхаешь?», но он произнёс лишь: — Мне показалось, что тебя это позабавит. Такая у нас небольшая традиция. Снова переключился на «ты». Шастун, многозначительно кивнув, потянулся к виноградине, старательно пытаясь придумать сносный ответ. Тот не находился, а пробуждались лишь вопросы, подходившие к светской беседе. — Вам понравилось? — тупее некуда, но это хотя бы речь. — Что именно? — лукаво уточнил Арсений. — Там, в командировке. Попов через секунду вдруг отмер и, сломавшись, всё же позволил себе ухмылку. — Да, мне понравилось, Антон, хоть и было достаточно стандартно. Больше никто из них не решился продолжить странную беседу, и оттого Шастун ощутил себя ещё более опьяневшим. Понимая, что из числа присутствующих именно он должен ради сохранения остатков приличия покинуть кафедру первым, Антон наклонился чуть ближе к расслабленному и так и не вернувшемуся на свое место Попову и счёл нужным сообщить, что собирается уйти. — Пойдем, я с тобой выйду. Покинув кафедру, Попов сровнялся с Антоном и заискивающе взглянул в глаза. И что он ждал? — Это всё неожиданно. — Шастун выдавил из себя всё, что мог, кивнув в сторону кафедры, но, кажется, Арсений Сергеевич удовлетворился этим набором звуков. — Да, знаешь, когда кто-то из нашей кафедры успешно, скажем, защищается, или получает сам какой-то грант, или его студент выигрывает важные для кафедры регалии, мы немного празднуем. Чуть-чуть! Шастун понимающе улыбнулся. Правда, что чуть-чуть, вот только голова уже настолько потяжелела, что мечтала прикоснуться к подушке. Плакали все возможные планы на вечер. — Хорошо, что мне не нужно на смену сегодня, — проговорил Антон. Попов остановился, ахнув. — Боже, я даже не поинтересовался! О, прости, я, если честно, даже не подумал, что тебе может быть нужно после занятий попасть на работу. — Всё в порядке, я бы сказал сразу. — Надеюсь на это, — уже спокойнее ответил Арсений Сергеевич. Они подошли к лестнице, но почему-то не спешили прощаться. Попов выглядел озадаченным, Шастун боялся показаться слишком пьяным. Может, Арсения как раз и тревожило, что он в середине дня накачал студента, а, может, он просто думал о чем-то своём. Так или иначе, Антон каким-то шестым чувством понимал, что для «До свидания» ещё не время. — А завтра у тебя есть смена? Ох, Арсений Сергеевич, это ваше «тебя» сейчас — запрещённый приём. Намёки на позволительность непозволительного. — Да, — сглотнув, ответил Антон, — потом в пятницу и на все выходные. Это даже хорошо, график удобный. Успею всё сделать, что вы писали. К следующей неделе. Я так понимаю, что завтра консультации не будет? — Ты прав, — неловко переминаясь, подтвердил Арсений и снова завис. — Я рад, что твоя работа не мешает учёбе. Антон пожал плечами. Он был не против постоять с ним вот так, в пустом коридоре, но всё же не мог понять, что такого интересного могло сулить продолжение этого прощания. — Я могу вам написать, скажем, в пятницу, чтобы уточнить время и дату, когда мы с вами встретимся? — Антон собрал максимум своей выдержки, чтобы выглядеть трезво и серьёзно. — Да, разумеется. Ты можешь мне написать. — Арсений зачем-то сделал паузу. — Чтобы договориться о консультации. Или ещё о чём-то. Шастун дурак в третьей степени. Ему пора сорваться и бежать в ровные общажные стены, пора закончить диалог, а не стоять, вылупившись, и уж тем более не анализировать подтексты сказанного подвыпившим преподавателем, но он не думал, не прикидывал, как его слова отразятся на Попове, а просто выпалил: — Ещё о чём-то? Арсений на глазах покраснел. Стушевался, словно все опрокинутые бокалы ударили краской по щекам только сейчас. Кивнув слишком резко для тона разговора, он первым молча протянул руку и, пожав ладонь Шастуна на прощание, поспешил в противоположную от кафедры сторону. «Может, в туалет прижало?», — заключил Шастун и, борясь с накатившей сонливостью, поспешил спуститься.***
Экран у Антона засветился. Эд хмыкнул про себя. Новое уведомление от канала «Шастун — чмо». 18:15 «Причина, по которой Шастун — чмо, номер 155555. Он снова нажрался без меня с тем же преподом». — Эд, ты ебанутый? Выграновский распластался на своей койке (до полноценной кровати ей было далеко) поперёк и устало прибился затылком к стене. Услышав, что ему удалось отвлечь Антона от залипания в телефон с неописуемо тупым лицом, он откинул свой и недовольно процедил: — Слышь, дегустатор. Ты час сидишь так. Хватит тормозить. Или проспись, или в душ сходи. Шастун выпрямился. — Да я не пьяный, ещё раз тебе говорю! И не собирался. Нахуй ты постишь это? Это незаслуженно. Я — жертва обстоятельств! — Ага, Попов — спаиватель-рецидивист. Очевидно. А чего ты, Тох, безотказный с ним такой? Почему мне не сказал, мол, братан, отдохнуть бы, начало недели отметить пенным, думаешь, я б не протянул тебе бутылку помощи? Эд знал, что притворяться обиженным и оскорблённым тем, что Шастун кинул друга и уже во второй раз по причине присутствия Попова — лучшая из тактик. Этот длинный врунишка, сам не зная, зачем, станет вертеться, как уж на сковороде, лишь бы уверить Выграновского в абсолютной несвязности происходящих событий. Но Эд не первый раз ссал в песочницу, он знал все подводные камни, видел эту еле пробивавшуюся истеричную нотку в голосе Антона. Шастун, Шастун. Палишься, дурачина. — Меня попросили отнести папки, — оправдывался тот. — В «Алкотеку»? — Да заебал! Попов поляну накрывал, заставил остаться. Что я мог ему ответить? Да меня не особо и спрашивали. — Ой, бедненький Антон, и кусочка хлеба не видел, ни капельки воды в Новый год, и слова его никому не приебались, вот бы Боженька услышал его, несчастного. Шастун, не выдержав, заржал, кинув в Эда свою подушку. Видимо, длинный решил, что Эд его подколол ради подкола и только, но ничего, завтра нужно будет в наказание за пиздёж заставить его идти в магазин и прямо с утра разбудить и напомнить, что наступила очередь Антона выносить мусор. Отсмеявшись, Выграновский рассказал, что завтра и послезавтра они будут отвисать в студии. Шастун согласился присоединиться, график позволял вырваться, и, Эд точно знал, будь у него проблемы с планами, он бы их подвинул. Внутри Выграновский забавлялся с того, что Шаст не спросил у него или Егора, кто ещё придёт, ему это не нужно, ты посмотри, какой сильный и независимый. Ничего, всё всплывёт, самому себе врать станет сложнее. Эд увидел, что Шаст поставил реакцию какашки на запись в канале «Шастун — чмо» и, смиренно вздохнув, обречённо заключил, что не сможет сосредоточиться на треке и звучании, если Попов со своим дружком решат зайти на огонёк.***
После пар смена казалась спасением. Никто не галдел, не требовал, Антон просто находился в обители свежесинтезированного воздуха, пусть и по локоть в грязи. Ангелина за кассой, и ему не было нужды бегать в торговый зал из подсобки, только ковыряться с поставкой и пересаживать десяток мощных крепышей, которым стало тесно в старой посудине. Не то чтобы Шастун был зацикленным, но вчерашний разговор и факт того, что Арсений Сергеевич знал о его рабочем распорядке, заставлял то и дело прогонять мысль, что Попов мог бы заскочить сегодня в салон. Под любым предлогом или без него вовсе. Мало ли, какие заказы он ждал? Хотя Антон знал, что не ждал — проверил статус доставок, как только пришёл. Ладно, пусть придёт не за заказом. Он же мог просто так купить что-то, что в наличии? Скажем, немного лекарств для листьев, если они вяли. Это, конечно, маловероятно, учитывая, что у Попова сплошь кактусы, но какой-то из них мог зачахнуть? Колючки обвисли, с кем не бывает, особенно в определённом возрасте. Шастун стыдился, что желал увядания бедным растениям, но причин реальнее придумать не мог. Он весь вечер, скинув один наушник, прислушивался к голосам покупателей, на слегка похожие даже позволял себе выглядывать из-за угла несмотря на то, что заранее знал — не Арсений. Но проверить нужно было. Для проформы. Сверившись, что смена заканчивалась, и Ангелина закрывала кассу, Антон протёр последний на сегодня горшок и немного грустно снял фартук. Не фартануло, ну и плевать. Завтра, если только эти двое попадутся ему на глаза, или этот странный голубоглазый встретится в университете, Антон не будет растекаться в неловкости. Он будет гордым львом, которого пусть и называли на «ты», но никогда не привязывали цепями. Он не ведомый. Он самостоятельный, самодостаточный и слишком хорош для того, чтобы думать о чьих-то ёбарях. Его это ебать не должно. Он — вершина пищевой цепи, король царства зверей и, если и выбрал пойти в студию с друзьями, то только из-за того, чтобы порадоваться за них, быть причастным к их успеху, своей поддержкой, своим всецелым вниманием и гордостью за них. Однозначно.***
Склейка. Все проёбано. Стоило им столкнуться на входе, в ту же секунду всё, от и до, кануло в Лету. Щегол этот богатый скалился, словно на голливудской кинопремьере, здоровался, подкалывал Егора и Эда. С Антоном, по степени знакомства менее примечательным, держался дружелюбно, и это только сильнее отталкивало. Возомнил себя крутым, богатый хуй, тьфу. Арсений перешёл абсолютно все рамки. Вырядился, как подружка папика. Нет, серьёзно. Где статный преподаватель в костюме? Что это за холёный мужчина в джинсовых ободранках, бейсболке и майке с неоднозначной надписью? Что за подросток в пубертате? С ума сошел? Шастун закипел примерно с сотой доли секунды и не планировал останавливаться. Если уж этот вечер и пройдёт под эгидой самоистязания из-за наблюдения за этими двумя, то так тому и быть. Ничего страшного, Антон готов потерпеть. Чего не сделаешь ради поддержки начинаний друзей. Хотя, тоже друзья! Был бы Эд хорошим другом, он предупредил бы заранее. Ну или попытался оградить Шастуна. Хуёвые друзья — намешали тут с Булаткиным богачей и студентов и чихать хотели на всех остальных. О Тане бы подумали! Вдруг девушке неловко во второй раз делить скромную каморку с двумя мужиками неизвестными. Хорошо, пусть она их знала и прямо сейчас чирикала с Поповым напропалую, но это не отменяло того факта, что без них было бы спокойнее. Таня — предатель, ты вообще на чьей стороне? Пока Шастун выстраивал планы похлеще Блицкрига, ребята не замечали его переменчивость. Всей толпой они ворвались в уже родное помещение, расселись, шумно поздоровались со звуковиком и решили начать, как только он покажет прошлые куски записей. В течение часа они откровенно бездельничали, а Антон уже не вывозил. Футболка на Арсении Сергеевиче немного скатилась с плеча, оголила ключицу, и будь Антон проклят, если ему лишь померещилось, что Лазарев потянулся её поправить. Пусть вам плевать на окружающих, но подумали бы об уплаченных за студию денежках! Алло! Антону одному не понятно, какого чёрта мы не работаем? Он постучал довольного Эда по руке и тихо спросил: — А бабки же за студию капают… — лишь намёк, ничего более, раскрывавшего его тайное негодование. — Та похуй, Серёга договорился на весь вечер, мы не ограничиваем время, кайфуй, братан. Не хочешь за водой сходить? Там автомат же вроде был. Антону была необходима эта пауза, глоток чистого воздуха, и он согласился выпорхнуть из изоляции. Ничего, кроме двоих мужчин и их взаимных улыбочек попросту не осело в голове. Только чёрные уложенные волосы, наверняка же денег кучу тратил на это! И для чего он так вырядился? Допустим, что футболка и джинсы — не совсем и праздничный образ, но весь из себя такой вычищенный, гусь на льду, скользил по струночке, глаз с Попова не сводил. А этот, Господи прости! Как же этот красавчик Антону не впился! Потирал руки, вены двигались, а Шастун, как под гипнозом, глаз не сводил. Ещё вопросы свои глубокомысленные задавал, чтобы остальные охотнее болтали, а Лазарев, тьфу ты, в рот заглядывал. Были бы наедине, Антон бы осудительно взглянул, он бы… — Погоди, я тоже возьму попить, — уже до пугающего узнаваемый голос сзади ударил по пяткам. Шастун остановился и обернулся на трусившего мужчину. Проклясть бы дневной свет за то, что этот ходячий раздражитель по-прежнему выглядел, как модель, в то время как Антон — как сапог. Арсений нагнал парня и облегчённо выдохнул. — Покажешь, где можно купить? Антон по-скотски долго подбирал слова, пока из вариантов не осталось только вымученное «угу». Так сильно хотелось спросить о множестве несвязанных вещей, но непозволительно, как и пытаться вести себя, словно они с Поповым снова в неформальном положении. Поезд ушёл, шпалы украли местные алкаши, пока Шастун пускал слюни и беспокоился. — Все хорошо прошло тогда… на кафедре? — робкое начало положено. — Да, вполне, — выскабливая из чехла карту, не в тон легко ответил Арсений. — А на работе как дела? — Всё по-прежнему, всё хорошо, приходите, — зачем-то добавил Антон, тут же пряча взгляд в кроссовки. Они молча выиграли бой с на удивление послушным автоматом, купили воду на всех, в тишине развернулись и, когда осталась буквально пара шагов до двери в студию, Арсений вдруг решил прервать молчание. Остановившись и стопоря заодно и Шастуна, он спросил: — Ты часто с ребятами сюда приходишь? — А вы? Неловкость обрушилась на плечи, как грозовое облако. Дал бы кто Антону подзатыльник, но никто не сделал бы это так сильно, как он того заслужил своей бестактностью. Он повторил про себя только, что это не его собачье дело, пока Арсений по шкале от ошеломления до возмущения пребывал примерно на отметке «небесный ахуй». По крайней мере, так Антон мог судить по высоте взлета бровей. Попову хватило ума проглотить внезапный всплеск и хотя бы на секунду спасти ситуацию. — Второй раз, и дважды столкнулся с тобой, потому и спросил. Мы с Сергеем... приятели. «Ага, товарищи по цеху, пиздун», — подумал Антон, злость внутри которого перекрыла разгоравшийся стыд. — Простите, я не знаю, зачем спросил, это не моё дело, — сказал он вслух, наткнувшись на ответную кривоватую улыбку. Они стояли прямо перед дверью, и, если кому-то пришло бы в голову резко открыть её и выйти в коридор, Шастун уверен, стушевались бы, словно застуканные за непотребством. Веского повода нахождения здесь он не придумал, а Арсений был подозрителен. — Ничего страшного. Я тут, потому что мне интересно, знаешь, всё… новое? Я ни разу не наблюдал, как создаётся современная музыка. Оказалось, что это чем-то смахивает на тренировки — регулярное повторение упражнения, совершенствование. А итоговая дорожка — соревнования, когда накидывают немного грима, подкрашивают кожу, подбирают качественный фон… — Ого, — удивился Антон, — как глубоко вы мыслите… Арсений усмехнулся, забавляясь от реакции, но не смутился. — Здорово, что вам это интересно! — А тебе — нет? — спросил Попов с нотками сочувствия. Шастун поспешил его переубедить. — Нравится. Вернее как, мы тусуемся здесь. Не вижу повода не соглашаться. — Им нравится, а ты поддерживаешь? — Вроде того. — А Тане тоже нравится? Шастун открыл рот. Вот так, в лоб, он решил спросить, подумав, что Антон сочтёт это за «невзначай»? Какого чёрта? — И Тане нравится, хотя она приходит сюда во второй раз, — зачем-то пояснил Антон. Снова молчание. Шастун не решился первым потянуть на себя дверь, чтобы пригласить войти. Происходившее волновало своей непредсказуемостью, да и заканчивать эту светскую паузу на Тане казалось странным. Арсений успел открутить пробку, немного отпить, чуть сморщившись от холода, подкинуть и поймать бутылку под пристальный и ошалевший взгляд Антона. Почему они продолжали стоять среди пустого коридора — загадка. Окружавшая статичность не давала даже прикинуть, минута прошла или полчаса. Просто один дурачился, подкидывая воду, другой — с пустой головой наблюдал. Шоу единственного актёра для единственного зрителя. На неудачной попытке Арсения грациозно поймать Антон пропустил смешок. Тот в ответ замер, медленно поднял на него глаза и вдруг заливисто захохотал, будто ребёнок, измазавшийся в шоколаде перед зеркалом. Механизм бесповоротный, и Антон его подхватил, отпустив себя. Они понятия не имели, что их развеселило — глупая выходка, подвернувшийся повод не заканчивать разговор, плевать! Крошечный эндорфиновый пуддинг, разрезанный пополам. Как тогда, после грандиозного разоблачения обедавшего мужчины на набережной — бессмысленное и беззаботное желание разделить накопившиеся эмоции. И почему-то оно возникало только с Арсением наедине. — У вас все хорошо? — из-за распахнувшейся двери с любопытством выглянула Таня. Арсений Сергеевич с трудом разогнулся, вмиг стал серьёзен, демонстративно стёр слёзы и, пока Антон откашливался, подошёл к девушке ближе, чтобы таинственно произнести: — Только что Антон допустил колоссальный конфуз, демонстрируя навыки ловкости. Представляешь, решил вдруг похвастаться передо мной, и не вышло. Не спрашивай его об этом ближайшее время, ему нужно смириться. Нам пора назад, разве нет? — и, сверкнув хитрющими глазами, нырнул в студию. Антон был готов лопнуть от возмущения. Ну, козлина! Конфуз? Он сказал, что Антон, извольте уточнить, допустил конфуз? Серьёзно? Это подстава чистой воды! Какого хрена? Таня подозрительно покосилась, пока Антон размахивал руками, которые так и не помогли выразить вслух ни одно из оправданий. Закатив глаза, она тоже вернулась, и Шастун поспешил к остальным — показаться ещё большим болваном он уже не сможет.***
Финальная прогонка. Эду и Егору осталось записать лишь последние строки дуэтом и накинуть поверх странных трескающих звуков. Шастун не был уверен, что это профессиональный термин, но ему не до теории музыкального производства — напротив Лазарев как-то уж слишком вальяжно для статуса «приятель» хлестал воду из бутылки Попова. Если бы спросили, сколько раз в последнем куплете Егор произнёс слово «деньги», Шастун бы задумался, пришлось бы гадать и изворачиваться. Зато с точностью швейцарских часов Антон способен был выдать отчёт о количестве капель воды, упавших с щетинистого подбородка Арсения, или неоднозначно кинутых взглядов. Арсений казался другим. Такое заключение Шастун сделал, заметив заламываемые пальцы. Ему некомфортно? Мало возможности кидать бутылки в присутствии Лазарева? Много внимания со стороны Антона? А замечал ли он вообще, что Шастун пялился? Спасибо Танюхе, настоящий спасательный круг. Беседовала с этими двумя и с какой-то неведомой ловкостью вкидывала фразы, на которые Антону оставалось лишь отвечать: «Точно!», «Конечно» или «Да». Если бы не её мастерство, Шастун бы точно спалился в том, что абсолютно не слушал разговор, а так создавалось впечатление, что он принимал в нём активное участие. Отвечал за эмоциональный окрас высказываний. Лишь бы никто не заметил…***
Эд заметил. Выграновский видел траекторию невидимых лучей, выпускаемых другом в сторону скромной парочки. Чёртов идиот, хоть бы прикрылся! К этому преподу и дядьке Егора претензий не было — сидели себе смирно, на безопасном от подозрений расстоянии. Пока длинная эта безмозглая башка так и подначивала отвесить подзатыльник. Эд же клялся больше не звать Шастуна, вот только своим присутствием он хотя бы немного развлекал Танюху. Не хотелось бы, чтобы ей было скучно. «Какая красивая, невероятно».***
Не один Эд в тот вечер думал о Тане. Арсений, раскинувшись в пассажирском кресле по дороге домой, тоже рассуждал о ней дольше положенного преподавателю. Попов, стоило им с Антоном вернуться в студию, не мог не заметить, как рядом с Таней Антон оживал. Стоило ей обратиться к нему, как он тут же подскакивал, вздёргивался весь, радостно поддакивал, и только в эти моменты лицо приобретало мало-мальски осмысленный вид. Да, похоже, у них всё взаимно. Милая пара. Настолько милая, что Арсению становилось тошно. Без весомой причины, просто Попов предпочитал тишину счастья, а не его нарочитую демонстрацию. — Хорошо провел время? — голос Серёжи мягкий, обволакивающий, как нельзя кстати к накатившим вмиг сумеркам за стеклом автомобиля. — Угу, ещё раз спасибо, — ответил Арсений, стараясь вложить в слова как можно больше благодарности, но не настолько, чтобы Сергей заподозрил желание выразить её неблагочестиво. — Признаться, я удивился, когда ты предложил встретиться. Всё так резко, чудом успел поставить бронь. Нет, — спохватившись, решил пояснить Сережа, — не подумай, я всегда рад. Больше скажу: по секрету, — перешёл на шутливый шёпот, — у меня на твой диалог включены уведомления! Арсений невольно засмеялся. — В самом деле? — Именно. Это всё я говорю, чтобы сильнее тебя разжалобить! — У тебя очень хорошо это выходит! — повернувшись, смягчился Арсений. Лазарев мимолётно провёл по его колену указательным пальцем, и дальше они ехали под шелест колёс от влажного асфальта в полной тишине. Припарковавшись в уже привычном месте, Сергей не стал глушить двигатель. Тонкий намёк, что он понял — продолжению не бывать. По крайней мере, сегодня. Лазарев словно предугадал нерешительность Арсения, голова которого трещала от количества перебираемых напоследок слов. — До следующего раза? Арсений щёлкнул ручкой, зачем-то провёл по тому месту на ноге, где его касался Серёжа, и ответил: — Да… И ещё раз спасибо, что согласился развеяться в моей компании. — Тебе трудно отказать. Чёрта с два Попов развеялся — только лишний раз убедился, что крыша съехала. Сегодня он воспользовался симпатией человека в своих целях, только чтобы подобраться ближе к странному студенту. Студенту, общение с которым парализовало и не позволяло сохранять здравый рассудок. Студенту, который, похоже, считал его напрочь отбитым. Студенту, на которого хотелось смотреть, когда смешно. — Сырник! Папина булочка сладкая, я уже дома! За Поповым, нарушившим царившее спокойствие, хлопнула входная дверь, и он плюхнулся на тумбу в прихожей с одним единственным вопросом — зачем ему это было нужно?