Мишина простуда.

Мишель простыл: температура скакала с утра, Серёжа Муравьёв–Апостол ушел на службу, остальных тоже забрал с собой, дабы они не мешали Мише спокойно болеть и ждать, когда температура пройдёт. Лишь Пестель остался в деревеньке — на улице была зима, поэтому надо было натаскать дров: Павлу предлагали помощь в этом, но он грубо ответил, что сделает всё сам. Вернувшись в небольшой домик с охапкой дров, Павел кинул их у уже нагретой печи, немного погревшись. — Михаил Павлович, Вы хоть живы там? — с лёгким сарказмом спросил Пестель, даже не поворачивая голову в сторону Миши. Миша негромко отозвался, задыхаясь от спирающего горло кашля. — Ладно, восприму как положительный ответ. Павел подкинул в печь ещё пару дровишек и подошёл к Бестужеву–Рюмину. Не хотелось ему уж возиться с этим… Ну, бывшим подполковником лейб–гвардии Семёновского полка. Но он пообещал Муравьёву присмотреть на ним, поэтому вариантов у Пестеля было немного. Рука Паши ложится на лоб Миши — Павел расстроенно вздыхает, но во вздохе слышно немного разочарования и раздражения, но это быстро проходит, как только Мишель подаёт голос. — Мне холодно… — он обхватывает Пестеля за запястье и притягивает его руку к себе ближе. Павел устало вздыхает снова, рукой поводя по его лбу, чтобы хоть немного освободиться. — Помогите мне погреться. Павел приподнимает одну бровь и плотнее укрывает его пледом, выполняя просьбу Бестужева. Приподнятая бровь была неким вопросом: «Всё ли я сделал так?». Миша на это чуть поёжился, что говорило о том, что ему так же холодно. — Я понимаю, постельный режим, но Вам надо хоть немного подвигаться, а то сейчас доболеете до такого, что даже врачи не помогут. — Павел немного потер его руку, пытаясь растормошить несчастного заболевшего Михаила. Тот дернул Пестеля на себя, да так, что тот свалился рядом с Мишей, на тёплую, прогретую постель. Бровь Пестеля снова вздрагивает и невольно ползёт вверх, не понимая, что хочет сейчас Бестужев. Бестужев обхватил Павла обоими руками за талию и легонько усмехнулся: — Я хочу хоть как–то отвлечься и пошевелиться. — И что Вы будете делать для этого? — Ну, Вы, Павел, же знаете меня. Я люблю бессмысленные дурачества. — Мишель прошёлся ногтями по боку Паши. Павел почувствовал, что кожа рефлекторно немного напряглась, а мышцы живота очень сильно вздрогнули — Пестель задержал дыхание. Тут же Павел попытался понять, что это произошло, и почему он так отреагировал. Миша провел по низу живота Паши одним ногтем, словно чётко очерчивает какую–то линию. Пестель снова напрягся, а кадык задрожал, но не раздражённо, а от поступающего к горлу смеха. «Что со мной?» … Мишель подвинулся к нему ближе и немножко приподнял рубашку Павла, в которой тот был. Полковник напрягся сильнее. Тут он понял что с ним происходит: ему, просто–напросто, щекотно. Но от этого ещё более стыдно. Павел испуганно посмотрел на Мишу. — Полковник, Вы боитесь щекотки? — нежно спросил тот: ногти Бестужева–Рюмина стали касаться более уверенно, словно Мишель уже не боялся ничего такого делать. — Мишель… — Пестель тут же понял, что Миша пытается растормошить их обоих и погреться. На губах Павла появилась хитрая улыбка. — Ладно уж, Бестужев, прощу тебе твою выходку. Тут же он бесцеремонно уселся на Мишу, особо не давя на него, но явно прижимая к кровати. Михаил, не сдержавшись, рассмеялся, зачарованно смотря на Пестеля. Павел мгновенно проводит пальцами по рёбрам Бестужева, вызывая новый приступ смеха с его стороны. — Павел, у Вас такие ловкие пальцы, чем Вы занимались до этого? — хитро спросил Мишель. — Играл на аккордеоне, а там надо очень быстро перебирать клавиши пальцами, так что посчитаем Ваши рёбра? — Павел прикусил нижнюю губу, кладя руки по обе стороны от Миши — на его ребра. — Ну хотя бы начните с левых или правых, я не выдержу, если Вы будете делать это одновременно! Пестель сделал вид, что не услышал слов Бестужева–Рюмина. Он начал пересчитывать ребра Миши сразу с двух сторон, стараясь найти точку, в которой Миша бы начал пищать и сопротивляться активнее особенно сильно. Это было сложно понять, ведь по громкому и заливистому смеху Мишеля непонятно, где у него самая уязвимая точка. — Нет, голубчик, так не пойдёт — я вроде бы налегаю всеми пальцами, а мой инструмент играет недостаточно ровно. — ухмыляется Пестель и обхватывает одно из выступающих ребер Миши ногтями, немного потерев его. Миша аж взвизгнул, залившись смехом сильнее. — Ах, Мишель, да Вы, я смотрю, отлично играете роль аккордеона! Это мой лучший сольный концерт. Павел убрал руки от Миши и повалился обратно, рядом. Мишель прижался к нему удобнее и прикрыл глаза. — Спасибо, Паш, я согрелся. — Я могу быть свободным? — смеётся Пестель, но понимает, что сам не хочет никуда отходить. Миша отрицательно качает головой. — Не могу? Почему? Бестужев смущённо улыбнулся и быстро касается губами нижней губы Павла, чуть потираясь о неё. Произошел первый поцелуй… Паша легонько разомкнул губы и дал Мишелю больше воли: тот лишь немного потирается, а после нерешительно лижет нижнюю губу Пестеля. Пестель кладёт руки ему на голову, и чуть притянув к себе его, чувственно поцеловал, уже более полноценно. Бестужев–Рюмин после поцелуя отстраняется и тихо хихикает. — Паш… — М? — Завтра мы повторим твой лучший сольный концерт? — смеясь, спрашивает Мишель и нежно щекочет шею Пестеля. Тот не смог сдержать тихий смех. Миша умилился, прикрыв глаза. — Повторим, повторим. — рассмеялся Павел и тоже закрыл глаза. — Па–аш… — улыбнулся Миша снова. — М–м? — Павла это даже не раздражало. Было приятно слышать свое имя из Мишиных губ. — Я люблю тебя, слышишь? Паша закусил нижнюю губу и чуть усмехнулся. — Да, конечно, слышу… — вздохнул тот. — Ты не рад. — Я рад. — пожал плечами Павел. Бестужев–Рюмин совсем погрустнел. Паша прижал его к себе сильнее: — Миш, я тебя тоже люблю. Глубокий вздох со стороны Бестужева. Смущённый всхлип. Тихий смех. Мишель расплывается в своих чувствах. — Правда? — Да. Абсолютно. — Павел чувствует, что тоже оттаивает. Холода в поведении куда меньше…

***

Муравьёв–Апостол вернулся очень поздно. Увидев, что Паша и Миша спят в объятиях, а печь растоплена, тот смеётся. С улицы раздается чей–то голос: — Серёж, ну как они там? — Они? Они подружились.