***
Я и Профессор Фишерман – генетически разные люди. За несколько лет проживания под голым небом, кочевания из одних разрух в другие, я превратился в грязное, немытое существо и выглядел не лучше бродячей псины. Пепел и грязь въелись в кожу, протиснулись сквозь слои эпидермиса и плотно забили мои поры. Я с трудом находил средства гигиены, и однажды чуть было не открыл огонь, увидев перед собой огромного помойного йети, пока не осознал, что смотрю в долбаное зеркало, так неожиданно застигнувшее меня врасплох. Профессор Фишерман была из другого теста. По сравнению со мной, это тесто было непостижимо выше моего. Можно сказать, я был клопом рядом с космическим божеством. Для каннибалов Профессор Фишерман наверняка представлялась сладким тортом. У ней бледная чистая кожа, напоминающая глазурь, но бледная не болезненно, а с бежевым оттенком здоровой, дышащей плоти. Её голубой костюмчик: и туфельки, и брючки, и пиджачок – словно искусное украшение из сахарной мастики. А огненно-рыжие волосы – пламенеющий цветок. Встречаясь с ней на каменном мосту, раз в месяц, я думал о том, что она вырезанная фигура из цветастого комикса, которую маленький ребёнок приклеил в чёрно-белую газету. Насыщенное бельмо на пейзаже умирающего мира. Как правило, я не оставался на одном месте долго, но это был исключительный случай. Я нашёл огромный погреб с едой и делал осторожные вылазки, вытаскивая за раз целую тележку. Я не жил в самом погребе, потому что знал, что рано или поздно его найдут. Я не был бы готов к атаке и, вероятно, меня поджарили бы на костре вместе с пикулями чёртовые каннибалы. Ненавижу каннибалов. Поэтому я оставался жить на другой стороне реки и делал вылазки, таская продукты через мост к себе в подвал, в котором обосновался. Первое, что я сделал, когда нашёл этот погреб – помочился на пол. Я делал это каждый раз, когда приходил за едой. Я думал, что раз уж превратился в такое первобытное чучело, то и моча моя должна быть ядерно-аммиачной, как моча дикого альфа самца, изголодавшегося по сексу. Я надеялся, что запах продуктов моей жизнедеятельности сразу же отобьёт у незваных гостей желание пройти внутрь. Но с каждым месяцем я всё сильнее стал бояться, что когда-нибудь обнаружу в погребе божественную колбаску Профессора Фишерман. И вот, я стою с расстёгнутой ширинкой и всё никак не могу сосредоточиться на мечении территории. Мне кажется, что Профессор Фишерман наблюдает за мной. Мои колени трясутся, и вдруг я ослабляю ремень, спускаю штаны и сажусь на корточки. И мочусь так. Быстро, воровато оглядываясь. Где твой пыл, альфа самец? Я ещё не встретился с Профессором Фишерман, а она уже унизила меня. Я перестал мочиться стоя, как мужчина. Внезапно в голове всплывают старые воспоминания о жене, когда мы останавливались облегчить пузыри на пути к Гранд-Каньону. Я мог отлить прямо на обочине, а ей приходилось искать кусты. Я подшучивал над ней, а теперь сам встал на её место, вернее сказать сел. Но это уже дело не физиологии или географии. Здесь замешана психология. В моих кошмарах я вижу грузную фигуру. Это я, точно. Но когда я кладу руку себе на плечо и поворачиваю фигуру к себе, я вижу лицо Профессора Фишерман. Она направляет струю прямо мне в глаза, и я складываюсь пополам и ору: «Мои глаза!». Моча прожигает лобную долю черепа, и я больше ничего не вижу, но только чувствую, как горячие потоки шпарят извилины мозга. Я просыпаюсь в холодном поту. Откуда я знаю её лицо? Оно развешено повсюду. Плакаты такие же насыщенные, как и она сама, но на них её костюмчик теряет голубизну и покрывается клубничным джемом. На самом деле цвет напоминает больше студень из внутренностей с кровью, которые делают каннибалы. Я сам видел такие. На плакате её глаза фанатично раскрыты, она воздевает руку в небо и разрубает его напополам. Из неба в этот мир брезжит свет. В моих кошмарах, перед тем, как лечь спать, Профессор Фишерман выковыривает себе глаза ложкой и кладёт их на блюдечко. Когда она засыпает, глаза начинают кататься по округе и выискивать для неё людей. Я боялся, что эти глаза найдут меня. Этим она и занимается. Она ловит людей на крючок. Можно сказать, она уже поймала меня.***
Я встретил Профессора Фишерман неожиданно. Я пересекал мост, когда увидел, что она идёт мне навстречу. В кармане нащупал пистолет, но не был уверен, что пули возьмут её. — Добрый день, — она зажмуривает глаза, и кто-то тянет за невидимые лески её лицевых мышц. Я никогда не видел, чтобы рот так плавно и механически выгибался в улыбке. Мне приходится прикрыть глаза локтём, потому что её белые жемчужные зубы слепят меня. — Здравствуйте, — проговариваю я отрешённо, больше сосредотачиваясь на том, чтобы тихо взвести курок пистолета. — Что Вы здесь делаете? Она слегка наклоняет голову, и её лицо приобретает снисходительное выражение. Она запускает руку под пиджачок. Я напрягаюсь. Она достаёт какой-то конверт. — Я ходила за письмом, — делится радостным голосом. — Вам пишут письма? — недоверчиво спрашиваю я. — Неужели Вы не слышали? — удивлённо хлопает глазками. — Я – лидер Рассвета, Профессор Фишерман. Я веду людей в новую эру, и с этим мне кое-кто помогает. Каждый месяц я нахожу письма в почтовом ящике дома сто десять. В них я нахожу указания по управлению нашей дружной общиной. — И кто же пишет эти письма? — осмеливаюсь высказать свои подозрения. — Вы мне не верите? Хотите взглянуть? — предлагает она и делает шаг вперёд, но инстинктивно я пячусь назад. — Нет, спасибо, — спешно отвечаю я, и мой палец обнимает спусковой крючок. — Я Вам верю. Она вновь зажмуривается и сияет зубами. Мне кажется, что у ней две сотни зубов, как у акулы. Просто никто их не видит. Перед этой женщиной моё нутро трепещет. — Странно, что мы не виделись до сих пор, — говорит она. — Я перебрался сюда недавно, — с трудом отвечаю, сглатывая слюну. — А-а-а, — задирает она подбородок. Когда Профессор Фишерман проходит мимо меня, я ослабляю хватку пистолета, словно принимая свою судьбу. Она проплывает мимо с ясным выражением глаз, выпрямив спину, так, будто я пахну полевыми цветочками. Профессор Фишерман останавливается и вдруг оборачивается ко мне: — Хороших Вам выходных! — И… и Вам тоже, — отвечаю я, и она уходит. Открывая дверь в погреб, я чувствую тёплый инородный запах, окатывающий меня волнами. Я чувствую его не только носом, но и всем телом. Запах, нет, благоухание! окутывает меня со всех сторон. Я не понимаю, в чем дело. Я прохожу в своё обычное место и уже спускаю штаны, но вдруг вижу в тени что-то продолговатое. Я наклоняюсь над этим чудом, и благоухание усиливается в тысячу раз. Я стою в недоумении у источника этой необузданной силы и вдруг решаю прикоснуться к нему. На доли секунды кончики моих пальцев чувствуют влагу, и я тут же отдёргиваю руку, испуганный и сметённый. Это была божественная колбаска Профессора Фишерман. Она была здесь. И наши отношения начались со лжи.***
Мои мозги стали забивать мысли о Профессоре Фишерман. Так было и раньше. Но, то был страх. Я не заметил, как он превратился в любопытство. Я лежал в спальном мешке, закинув за голову руки, и размышлял над тем, что произошло. Мы встретились с Профессором Фишерман второй раз. Я посчитал количество дней с нашей первой встречи. Ровно тридцать. Она вернулась через месяц и вновь с письмом. Я всё ещё был насторожен, но ничего не случилось, и когда она ушла, с разочарованием отметил, что даже не спросил её ни о чем. И теперь я снова увижу её только через тридцать дней. Я пошёл в погреб. Божественная колбаска Профессора Фишерман лежит на прежнем месте, а рядом испускает жар совершенно новая. Я понимаю, что она будет метить территорию каждый раз, но с удивлением отмечаю, что мне всё равно. Нет, не всё равно. Я с уверенностью могу сказать, что совершенно не против. За годы блужданий мой нос стал бесчувственным отростком, но экскременты Профессора Фишерман щедро дарят мне не только благоухание, но и полную гамму чувств. Когда я вдыхаю этот запах, мои лёгкие словно очищаются, моя жёсткая мускулистая плоть от кончиков пяток до головы расслабляется и становится мягкой, пропитанной целительными парами. И если бы я даже захотел убрать божественные колбаски Профессора Фишерман, я бы никогда не сделал этого. Ощущение, что я стою перед священным алтарём хтонического божества, которое существовало с самого момента зачатия этого проклятого мира. Чем дольше я стою возле божественных колбасок, тем сильнее моё тело покрывается испариной, и я чувствую, как пот, выступая сквозь кожу, высасывает из неё все шлаки, накопившиеся за годы моих блужданий. Я чувствую покалывания ниже пояса. Запах возбуждает во мне забытые чувства. Моё циничное начало даёт о себе знать. А не странно ли всё это? Но желание перерастает в непреодолимую страсть, я спускаю штаны и принимаюсь отчаянно мастурбировать. Когда я кончаю, я слышу в ушах смех Профессора Фишерман. Да, она меня поймала.***
Возможно, это хорошо, что я ничего не спросил при нашей второй встрече. Тогда в голове творился кавардак, и я вряд ли бы смог выдать что-то адекватное. Теперь мой разум очистился. Профессор Фишерман не представлялась мне чудовищем, но занятным собеседником. У меня было время подготовить вопросы. Я нашёл нетронутую витрину магазина и увидел в отражении, как поменялось моё лицо. Я словно помолодел. Даже борода из топорщащегося кустарника превратилась в мягкую шелковистую кисточку. Профессор Фишерман помогла мне, но не стоило усыплять бдительность. Однажды я доверился супружеской чете. В их планы входило проломить мне голову молотком, а затем сожрать. Ненавижу чёртовых каннибалов. Я подумал, как легко обмануть бродячего человека. Мы, вынужденные каждый день бороться за свою жизнь, легко можем согласиться на любые минимальные условия, лишь бы обрести покой и постоянство. По всему миру разъезжают сотни коммивояжеров, но они не предлагают нам пылесосы или косметику. Они предлагают нам жизнь в социуме. Левые и правые. Коммунисты и теократы. Их больше, чем я могу себе представить. Профессор Фишерман – одна из коммивояжеров. Разница лишь в том, что она не пешка, а глава Рассвета. Она легко арканит одиноких путников. Запах её колбасок опьяняет не хуже морфия. Я сам в этом убедился. Мне пришлось искупаться в реке, чтобы смыть с себя поцелуй её фекалий и вернуть трезвость рассудку. Чем старше становится ребёнок, тем чаще он начинает спорить с родителями. Я побыл немного в младенчестве, но теперь настало время для вопросов. Мама, твоя секта и вправду такая прекрасная? Мама, ты получаешь письма из почтового ящика? Мама, кто пишет тебе письма? Мама, а есть ли этот почтовый ящик? Дом сто десять. Я принялся искать. От рассвета и до заката я блуждал по лабиринтам тридцать дней. Я ничего не нашёл. Я не нашёл ни этого дома, ни хотя бы одного чёртового ящика. По всей видимости, здесь прошёлся почтовоящичный торнадо, или завёлся почтовоящичный маньяк. Что уж говорить про фетишистов, которые обожествляют сто десятые дома и маскируют их под другие, чтобы наслаждаться своей страстью в одиночестве. Это был провал. Я думал о том, что Профессор Фишерман могла обмануть меня. Я не злился, но был в замешательстве. Может быть, дом сто десять находится в другом городе, а этот просто лежит по пути. Когда мы встретились в третий раз, она неспешно шагала к мосту и поприветствовала меня взмахом конверта. — Добрый день, — она останавливается напротив меня и вновь обнажает улыбку. — Добрый, — говорю я и нетерпеливо выпускаю первый вопрос: — Можно взглянуть на письмо? Она шагает ко мне и протягивает конверт. Я беру его. Мои руки грязные, но почему-то белоснежная бумага отторгает любые отпечатки. Конверт скреплён печатью, какие были в незапамятные времена. — Могу я открыть? — Нет, — отрезает она, по-прежнему, улыбаясь. — Как мне понять, что там что-то написано? — спрашиваю я, и мои руки трясутся. — Как мне понять, что Вы сами не написали это письмо? Где сто десятый дом? Я искал его весь этот месяц, но ничего не нашёл. Я смотрю на неё, и мои глаза наполняются слезами. Я искренне не понимаю. Я – ребёнок. — Чтобы найти сто десятый дом, Вам потребуется ещё десять дней и хороший наставник, — говорит она, смотря мне прямо в лицо, а сама крадёт из моих рук конверт. — Присоединяйся к нам, Колин. Я даю тебе месяц на раздумье. Я вздрагиваю. Последняя, кто называла меня по имени, была моя жена. Но она давно умерла, и я стал забывать, как когда-то меня звали. Профессор Фишерман кладёт конверт во внутренний карман пиджака. Если бы я не был так поражён, то мог бы попытаться отобрать конверт силой. Разорвать, достать письмо, узнать правду. Но я только обомлело смотрел ей в спину, пока она не пропала за поворотом дороги.***
В моих кошмарах я вижу свою жену. Она заворожено смотрит на Профессора Фишерман. Та ловким движением снимает с себя белые трусики, и уперевшись локтями в пол, выпячивает круглую задницу, прямо напоказ нам. Я дёргаю жену за руку, но она не реагирует. Она смотрит на Профессора Фишерман, её глаза распахнуты в наивном восхищении. Анус Профессора Фишерман – девственно розовый портал, через который в наш мир попадают шёлковые коричневые коконы, её организм – влажная горячая фабрика. Сначала анальное отверстие испускает струю невидимых газов, но мы отчётливо слышим их и принимаем, как свидетельство о скором рождении божественных колбасок. Нежнейших на ощупь, насыщенных жизненной энергией здорового женского тела. Внутри Профессора Фишерман кипит работа. Вот показывается носик первой колбаски. Она вылезает медленно с характерным звуком и шмякается о пол скользким пульсирующим слизнем. Анус Профессора Фишерман дышит паром, как труба паровоза, словно внутри её материнского лона сжигают уголь. Она делает усилие и порождает на свет ещё пару колбасок. Моя жена подкрадывается к Профессору Фишерман, медленно и неуверенно. Её руки прижаты к груди. Профессор Фишерман поворачивает голову и благосклонно кивает моей жене. Та трясущимися ногами садится на колени. Профессор Фишерман впивается руками в свои ягодицы и раздвигает их, приглашая мою жену внутрь. Кончик языка медленно смачивает контур губ, а потом проникает в анус рыжеволосой бестии. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть этого. До меня долетают чмокающие звуки. Я смотрю сквозь пальцы. Моя жена послушно вылизывает анальное отверстие, но Профессор Фишерман не стонет, не трясется от удовольствия. Она улыбается и смотрит мне в глаза. Окончив с анусом, моя жена встает на ноги и принимается срывать с себя одежду, как безумная нимфоманка. Она зачерпывает руками фекалии Профессора Фишерман и отрывает их от пола, оставляя на нём осклизлый след. Она оборачивается и принимается медленно идти в мою сторону, попутно сдабривая свою кожу коричневыми экскрементами. Она растирает их по животу, как солнцезащитный крем. Затем медленным движением поднимает грязные ладони к грудям, бесстыже крутит свои соски, накладывает руки на лицо и вымазывает его: — Куда ты уходишь, Колин? — спрашивает она. — Профессор Фишерман дарует нам спасение! Мы снова будем молодыми! Мы обретём вечную жизнь! Она тянет ко мне свои грязные руки. Профессор Фишерман уже подкралась к ней сзади и обвивает бедра руками, кладёт пальцы на промежность моей жены и смазывает её сочащимся калом. Я делаю шаг назад и чувствую, как ударяюсь в чьё-то тело. Я оборачиваюсь. Передо мной старина Пакетт. Фекалии стекают по линиям его подбородка, подобно усам. — Присоединяйся к нам, брат! — говорит он. Я знаю, кто убил мою жену. Я знаю, кто убил Пакетта.***
— Как вы его называете? Господь Бог? Старший Брат? Профессор Фишерман? Я спрашиваю, от чьего имени она читает письма своим глупым адептам. Уголок её рта слегка приподнимается. Я переступил в атаку, и она понимает это. У меня в голове стучит одно: убить Профессора Фишерман. Я уже решил, что сделаю это. Я решил, как я это сделаю. Я оставил пистолет в подвале. — Вы надрессировали их, как собак Павлова, — говорю о её слепых последователях, испуганных овечках. — Что будет, если Вы вернётесь без письма? Разочарование? Бунт? — Ничего, — отвечает она холодно, но уголок её рта всё ещё приподнят. Её глаза смеются надо мной. Я нависаю над Профессором Фишерман всей своей здоровой фигурой и выплёвываю ей в лицо: — Я сброшу Вас с этого моста. Кажется, она не особо испугалась. Я хватаю её за шею и прижимаю к себе так, чтобы она почувствовала шевеления моего члена под грубой тканью штанов: — Я изнасилую Вас и отправлю обратно, как побитую шлюху. Моя слюна вылетает сквозь зубы и приземляется на её щеке. Я чувствую, как бьётся пульс в её сонной артерии. Я могу легко переломать эту тоненькую шею. Пальцем я провожу по колечкам её трахеи. — Очень не советую Вам этого делать, — покачивает она головой. — Иначе что? Сведёте меня с ума так же, как и мою жену? Так же, как и Пакетта? Она поднимает руку вверх, и я чувствую, как колено сгибается само по себе. Она невозмутимо отходит назад, а я макаю палец в дырку на ноге и вижу кровь. Богиня, спустившаяся с небес к людям. Она уходит в город. Без охраны, одна одинёшенька и всегда возвращается назад, хранимая невидимой силой. Люди верят в то, что Профессор Фишерман бессмертна. Интересно, а что думает снайпер, простреливший мне ногу? Он стоит в толпе идиотов, качает головой, но прекрасно знает о том, кто на самом деле защищает её. Или он делает это бессознательно. Знает ли он о тайне писем, о том, кто их пишет? Я завожу руку за поясницу, там, где у меня припрятан перочинный нож. Ещё есть шанс прикончить её. Она подходит ко мне, нежно берёт мою левую руку и кладёт себе на живот, как будто она моя жена. Мы стоим так немного. Я на коленях перед ней. Она смотрит мне в глаза. Я ощупываю её живот и понимаю, что бой проигран. Даже если я перережу ей глотку, на свет появится монстр страшнее Профессора Фишерман. То, что растёт внутри неё. То, что растёт в каждом её последователе. Я думаю о том, откуда у неё эти огненно-рыжие волосы. Я представляю, как она скачет на огромном члене рогатого демона. У твари бесконечное множество лиц, но все эти лица злобно лыбятся, когда семя попадает внутрь этой визгливой сучки. Её волосы зажигаются пламенем, от кончиков огонь идёт дальше, пока полностью не клеймит её адским отродьем. Теперь она дьяволица. Она несёт в своём животе чертёнка. Но даже если она умрёт, чертёнок пожрёт её плоть и выберется наружу. Неубиваемый, неискоренимый. Она улыбается мне и оставляет одного, на каменном мосту. Я падаю наземь, кровь потихоньку вытекает из моей ноги. Надо бы перевязать. Вот только я думаю о другом. Я думаю о том, что из всех людей, похоже, я единственный, кто знает, что Профессор Фишерман не бессмертна. Я чувствовал, как бьётся её пульс под моими пальцами. Она из плоти и крови. Её божественные колбаски, фекалии, экскременты – не что иное, как ебаное дерьмо и пора бы признать это. Но никто кроме меня не осознаёт и ещё долго не будет осознавать этого. Как печально. У меня нет сил сражаться. У меня даже нет сил обрекать людей на погибель. Пару минут назад я был Богом. Если бы я убил Профессора Фишерман, то низвёрг бы на эту Землю жестокости, достойные сравниться с ветхозаветными. Но я не сделал этого. В такую безумную пору испуганных овец и кровожадных волков, скоро вам попадётся человек такой же породы, как я? А?