Имаго

— Я давно хотел спросить, но как-то не было повода… Тебя устраивает это имя или ты тоже хотел бы его сменить? Неожиданный вопрос отвлекает Нуара от Леона, вот уже минут пять привередливо осматривающего мышиную тушку, и в этот момент гордая птица наконец сдается и заглатывает лакомство. — А сейчас есть повод спросить? Уайт разводит руками в стороны: — Нет, но когда-то же надо это сделать. Нуар не знает, чтобы бы ещё такого сказать, чтобы потянуть время и подумать, поэтому честно отвечает: — Да нет, с чего бы его менять? — Ну, тебе его дали в семье Мелоди… И, раз уж сейчас всё закончилось, может, ты хотел бы поменьше об этом вспоминать. Нуар был бы счастлив поменьше об этом вспоминать, но смена имени тут вряд ли поможет. Иногда он завидовал Уайту — его амнезия прошла не без следа и подарила ему возможность засыпать по ночам спокойно, без внезапно возникающих в уме постыдных воспоминаний. — Не думаю, что это сыграет большую роль. К тому же, даже не представляю, какое имя выбрать. — Можем выбрать вместе, — Уайт на мгновение задумывается. — Например, Зигфрид. У Нуара становится такое удивлённо-страдальческое выражение лица, что Уайт откидывается на спинку дивана и прикрывает рот, чтобы не рассмеяться. — Я что, похож на Зигфрида? Теперь Уайт прикрывает руками лицо, но только на мгновение, и внимательно осматривает Нуара, даже не пытающегося скрыть улыбку. Ладно, на Зигфрида он всё-таки не похож. — Тогда, может, Сапфир? Как до всего этого. И звучит очень поэтично. Нуар садится рядом на диван, и туда же прилетает Леон. Он тоже чувствует себя очень важной частью этого разговора, а ещё так он может выпрашивать ласку у двух людей сразу. Отказать ему в принципе сложно — Уайт сдаётся первым, и Леон перебирается к тому на колени. — Даже слишком поэтично. Такое бы тебе подошло. А я слишком привык к тому, что есть сейчас. Не думаю, что хотел бы что-то менять. — Просто… мне кажется, ты до сих пор чувствуешь себя обязанным ему. Так вот к чему на самом деле этот разговор. — Ну, они многое для меня сделали. Не у каждого девятилетнего ребёнка в качестве домашнего питомца есть сова, — Нуар пожимает плечами и переводит взгляд на Леона, довольно подставляющегося по поглаживания. Тут есть чему позавидовать. — Да, потому что в других семьях понимают, что это не лучшая затея. Конечно, Уайт имеет в виду повязку на глазу Леона. — Это было давно… Сейчас я не допускаю таких ошибок. — Я не… я не имел в виду, что это твоя вина, — Уайт прижимается щекой к плечу Нуара, когда видит, что тот как-то сжимается и скрещивает руки на груди. Леон предпринимает несколько неудачных попыток вновь обратить внимание на себя и обиженно уходить искать компании у Брук. — Я говорю о том, что… это просто попытка откупиться, разве нет? И ты всегда должен был дать что-то взамен. — Они могли бы и этого не делать. Могли бы. И Дезире мог бы не тратить своё драгоценное время на пустые слова о заботе. И тогда Нуар гораздо раньше перестал бы считать кровоподтёки за проявление любви. И пауза затягивается, потому что Уайту требуется время, чтобы переформулировать свою мысль так, чтобы не прозвучало грубо. Нуар всё равно находит, на что обидеться, и они старательно обходят эту тему до позднего вечера. Точнее, обходит эту тему Уайт, потому что Нуар молча возится с Леоном и уже раз десять перепроверяет линзу на его повязке, пока думает, что никто этого не замечает. Перед сном Нуар ютится на противоположном краю кровати, и Уайт обнимает его со спины, напоминая, что его никто не разлюбит из-за одного небольшого недопонимания. Утром Нуар признаёт, что готов дать «Сапфиру» шанс.