Джон-Потрошитель

Шерлок проснулся среди ночи от громких криков, доносившихся из спальни наверху. Он понял, что Джону снова снились кошмары о войне. Крики не стихали, становясь всё отчаяннее. Шерлок не мог больше этого слушать, ему стало жаль Джона. Он поднялся наверх и несколько раз позвал его по имени. Джон не слышал и продолжал метаться на своей постели и кричать. Тогда Шерлок сел с краю и слегка потряс его плечо. Джон проснулся и сел на кровати так резко, что с него сползло одеяло и стало видно, что он предпочитал спать без одежды. Шерлок поймал себя на том, что сейчас, впервые глядя на испещрённый множеством шрамов обнажённый торс Джона, он думает о том, есть ли на этом теле шрамы ещё и ниже пояса. Он отметил, что все эти раны были нанесены в один и тот же период, причём преднамеренно. Эти мысли пронеслись в голове Шерлока за одну секунду, в то время как Джон быстрым движением выхватил лежащий под подушкой пистолет и навёл на него, а сам вжался в стену. Лицо Джона было крайне напряжённым и испуганным, зрачки расширены настолько, что заполняли собой почти всю радужку. Неужели его испугал Шерлок? Или же его испугало то, что он видел во сне? Шерлок пристально смотрел на Джона, на его, в общем-то, непримечательное лицо, временами полностью преображавшееся от испытываемых им эмоций, становясь то открытым и прекрасным, когда он улыбался, то суровым и непроницаемым, когда случалось что-то плохое. Он в который раз удивлялся тому, как все его обычные черты (слегка оттопыренные уши, нос-картошка, тонкие губы, небольшие, но очень выразительные глаза) складывались в необычное сочетание, придавая этому человеку такое обаяние, перед которым не могли устоять ни женщины, ни мужчины. Даже его, никогда не испытывавшего ни к кому подобных чувств, с огромной силой влекло к этому человеку. Странным для Шерлока было вовсе не то, что он испытывал влечение к мужчине, а то, что он вообще его испытывал. Вряд ли кто-нибудь может точно определить момент, когда приходит любовь, ведь по большей части это происходит постепенно, просто в один прекрасный момент понимаешь, что обычный человек становится для тебя самым лучшим и самым красивым, заслоняя собой весь мир. Шерлок с удивлением понял, что сейчас всё отдал бы за то, чтобы на лицо Джона вернулась его добрая искренняя улыбка, а глаза засияли бы ярким сапфировым цветом. Шерлок протянул руку, чтобы снова коснуться плеча Джона, и натолкнулся на полный ненависти взгляд затравленного зверя: - Джон, это же я – Шерлок, - детектив поспешно отдёрнул руку назад. Джон немного расслабился, но пистолета не убрал: - Что ты делаешь в моей спальне среди ночи? - Ты слишком громко кричал во сне, вряд ли твои сны были приятными, вот я и пришёл разбудить тебя. С тобой всё в порядке? - Да, - ответил Джон, опуская руку, державшую пистолет. - Спасибо, теперь можешь вернуться к себе. Он снова видел тот же сон, преследовавший его и в мирной жизни, выматывая душу и не давая телу расслабиться даже ночью. Афганистан. Он, раненый и попавший в плен, лежал связанный на груде тряпья в пещере. Над ним снова склонялся, плотоядно улыбаясь, его мучитель Хасан, доставал кривой нож и наносил очередной не слишком глубокий, но очень болезненный порез. Боль. Казалось невозможным, что человек может вытерпеть столько боли и не потерять сознания. Но сознание оставалось при нём, хоть он и был бы рад порой его лишиться. Болело всё: простреленное плечо, травмированное колено и многочисленные порезы, которыми уже было покрыто тело Джона. Но страшней всего для него была не боль, не унижение, а осознание своей беспомощности. Ведь даже если бы он и не был связан, у него всё равно не было достаточно сил, чтобы бороться. И какая-то часть его знала, что эта боль – ещё не самое худшее, что может с ним произойти. Глаза Хасана, накурившегося гашиша, странно заблестели, и на его лице появилось мечтательное выражение. Он снова склонился и начал снимать брюки с пленника. Вот тут-то Джону, который понял, что за этим последует, стало по-настоящему страшно. Он начал кричать и захлебнулся этим криком, потому что ему заткнули рот грязной тряпкой. Джон извивался всем телом, пытаясь увернуться от грубых рук, удерживающих его, и от того события, что надвигалось с неотвратимостью заката, но всё было без толку. Хасан перевернул его набок и, продев руку под колени, с силой согнул их и притянул к животу, прижимаясь к нему сзади. Вслед за этим к Джону пришла новая боль от резкого проникновения в его тело члена насильника. Сердце стучало в груди Бухенвальдским набатом. Ощущение дикой неправильности, почти нереальности происходящего было настолько сильным, что на секунду Джон поверил, что всё это – сон, вот сейчас он проснётся и всё будет хорошо. И он проснулся. Сейчас проснулся. А тогда это был не сон… Джон вскочил, почувствовав чью-то руку на своём плече, и выхватил из-под подушки пистолет, с которым никогда теперь не расставался. Уже нацелив его на человека, сидящего на краю кровати, он понял, что это всего лишь его сосед. Но что он делает здесь посреди ночи? Холмс смотрел на него очень странно. Неужели он понял, что Джон и есть тот таинственный Потрошитель, которого он почти год не мог поймать? Нет. Не похоже. Выражение его лица было не таким, как обычно бывало, когда он разгадывал очередную загадку. Он поедал Джона глазами так, словно много дней голодал, а теперь смотрел на уставленный яствами стол. Приглядевшись внимательнее, Джон понял, что Шерлок вовсе не съесть его хотел. В его глазах светилось вожделение. «Что же, тем хуже для Холмса, - подумал Ватсон. - Лучше бы ему немедленно проститься с этими мыслями, иначе ему придётся распрощаться с жизнью. Потому что я никогда не допущу повторения наяву того, что так часто преследует меня во сне». Шерлок протянул к нему руку и сказал: - Джон, это же я – Шерлок, - и, увидев реакцию Джона, быстро убрал её. Джон уже готов был снять пистолет с предохранителя и выстрелить, но необычные обертоны в голосе Шерлока заставили его остановиться и задать ему вопрос: - Что ты делаешь в моей спальне среди ночи? - Ты слишком громко кричал во сне, вряд ли твои сны были приятными, вот я и пришёл разбудить тебя. С тобой всё в порядке? – в это почти невозможно было поверить, но в голосе Шерлока звучала искренняя забота. «С каких это пор он стал заботиться о ком-то, кроме себя любимого?» - Подумал Джон, опуская пистолет, и сказал соседу: - Да, спасибо, теперь можешь вернуться к себе. Шерлок поднялся с его кровати и направился к двери, однако на пороге обернулся и сказал: - Я не настаиваю, но ты мог бы со мной об этом поговорить. О том, что тебя мучает. «Поговорить! И этот туда же, словно мало мне психоаналитиков, жаждущих поговорить со мной!» - Подумал Джон. Нет, он ни с кем не хотел говорить о том, что с ним произошло во время пребывания в плену. Тем более с Шерлоком. Этот уж точно сложит два и два и получит полную картину того, что представляет теперь собой Джон Ватсон.