Торжествующее вдохновение

      Тьма заполонила деревню, накрыв ночным колпаком, лишь звёзды смиренно освещали поселение, отражались в водной глади и редких лужах на асфальте. Луна скрылась за крышей дома, оставив его наедине с тысячами неисполнившихся надежд. Уходящий август сладко щекочет наступающим холодом по позвонкам, проникая под лёгкую рубашку.       В голову не лезет ни одна мысль. Он сидит за столом с полыхающей свечой, скоро окончательно изведёт весь парафин в доме, так не написав и строчки, но не может ничего с этим сделать. Набранные на перо чернила скапливаются в кляксы, он размазывает их по листу, а после бездумно выводит узоры, подпирая голову рукой.       В последние дни парень сам не свой, близится конечный срок сдачи романа, а сюжет застопорился на месте. Днями и ночами он высиживает рядом с цветочной стеной в надежде, что до него снизойдёт вдохновение и он наконец сможет окончить произведение. Но всё говорит об обратном, ничто не помогает, а окружение только рассеивает внимание. Вместо отдыха вечный мозговой штурм, голова кишит ненужными мыслями.       После того как значительную часть концовки пришлось выкинуть из-за её непригодности, у Сюна не было настроения заниматься чем-то ещё и уж тем более разбирать поплывшие под дождём страницы. Осознание никчёмности любых поступков, которые он предпримет для восстановления рукописи, душило его. Но внезапный дождь научил его прятать все листы после написания в дом, чтобы подобных ситуаций больше не случалось. И всё же, несмотря на новый жизненный урок он так и не получил момента, где его можно было бы применить — с тех пор рукопись так и не обновлялась. Он принял решение полностью переписать конец, потому что понял — вряд ли сможет повторить всё, что написал до этого. Нужно было другое решение.       Сюн пусто смотрел на стол, а поток мыслей уносил парня в противоположное русло, как бы ему не хотелось думать только о романе.       За спиной слышатся тихие шаги, он давно заметил, что стихли звуки льющейся воды, но придал тому значение только сейчас. Теперь всё стало ясно.       — Как успехи?       Мио подходит ближе и заглядывает из-за его плеча в листок, что быстро закрывается ладонями, лишь бы парень не видел того позора.       — Нормально, — резко отвечает Сюн, чуть повернув голову в противоположный от Мио бок.       Парень только тихо смеётся, положив руки ему на плечи. Он льнёт к нему щекой, аккуратно прижимаясь влажной грудью к его спине, а наспех застёгнутая рубашка пропитывается нежной влажностью его чистой кожи. Объятия сладостные и безмятежные, Мио будто остался в детстве, был всё тем же невинным ребёнком, эта же приятная аура исходила от него сейчас. От него пахло дыней и мёдом, так сладко, так приторно, что у Сюна свело дыхание. Мокрые пряди коснулись его щеки, ненароком, но это заставило его чуть дёрнуться и отстраниться.       — Можешь податься в художники-авангардисты, у тебя неплохо получается.       — Вот уж спасибо, — укоризненно произносит юноша, отстраняясь от объятий возлюбленного. — Успокоил.       — А если серьёзно, то мне очень нравятся твои котики. У тебя правда хорошо получается, — Мио улыбается и, обогнув стол, присаживается со смежной стороны, передвинув табуретку.       Восприняв слова как издёвку, Сюн ничего не ответил. Он отрывает вспотевшие руки от листка, но тот предательски прилипает к ладоням на пару мгновений, оставив на бумаге небольшие разводы, а на самих ладонях чернильный след.       — А если ещё серьёзней, то я люблю тебя любого, вне зависимости от того, чем ты занимаешься, — он смотрит в его глаза, ожидая, что тот скажет в ответ, но Сюн не произносит ни слова. Безмятежная улыбка медленно спадает с лица брюнета, он переводит взгляд на листок. — Хочешь, я помогу чем-нибудь? Я могу сделать что-то, чтобы тебе не было так тяжело? Ты выглядишь безумно уставшим.       Сюн пару раз качает головой в разные стороны, но так незаметно, будто обыкновенный ветер чуть колыхнул его голову в сторону и вернул в привычное состояние.       — Ты занимаешься этим почти не вставая, может тебе правда нужно развеяться, передохнуть хоть немного?       — Не тебе об этом беспокоиться. Ты и сам работаешь, устаёшь. Заботься о себе, а обо мне не переживай.       Нежная рука тянется ближе к листку, в жажде перехватить чужую испачканную в чернилах ладонь, почувствовать его тепло, ласку, показать собственные чувства так открыто, насколько это было возможно.       — Но ведь я люблю тебя. Разве я могу думать только о себе, когда вижу, что тебе тоже плохо?       — Учись, — безэмоционально отчеканивает юноша, посмотрев прямо ему в глаза.       От резкости его слов у Мио свело сердце, он дрогнул и вдохнул, не смея дышать под его взглядом. Длань так же дёрнулась и заметив, что собеседник прибирает руки к себе, пряча их под стол, на колени, он почувствовал как горько стало во рту и как защемило грудь.       — С-сюн...       — Иди поспи.       — Н-нет, я не могу, — дрожащим от подступивших эмоций голосом произносит парень. Парень смотрит на него трепещущими глазами, они блестят под светом колыхающегося пламени.       — Можешь, давай-давай.       — Я-я... Сюн, хочешь я помогу тебе, соберу рукопись. Хочешь?       — Было бы что собирать.       Сюн смотрит на него безапелляционно и сдержанно, ни один мускул не дрогнул на лице. С интересом он наблюдает за тем, как юноша напротив разрывается изнутри от эмоций, полыхает от невозможности выказать ему всю любовь разом, от чувств так страстно рвущих сердце на куски. Его внутренний мир тлеет, любовь преет за рёбрами, он увядает как цветы с началом первых холодов.       — Д-давай я перенесу готовые листы, расфасую их по папкам, хочешь, перепишу твои черновики? Я помогу тебе, Сюн, я сделаю всё, чтобы ты не уставал так сильно, а ты сможешь отдохнуть, хочешь?       — Иди спать.       — Я хочу помочь тебе хоть чем-то, Сюн, пожалуйста, — он глядит на него умоляющими глазами, рука тянется к изрисованному листку. Но парень не позволяет забрать его у себя из-под носа. Он перехватывает и комкает бумагу, кинув её на стол, так что шар пару раз мягко подпрыгнул и остановился.       — Успокойся уже. Ты занимаешься подработкой с утра и до позднего вечера, тебе завтра вставать ни свет ни заря, поэтому это тебе нужно набираться сил.       — Но давай, — он попытался сказать ещё что-то, но Сюн резко оборвал его:       — Не обсуждается. Постель уже ждёт тебя.       Парень указывает на открытую бумажную дверь в комнату. Темень заполонила холодную пустоту одинокого пространства и, смотря вглубь из теплоты этого места, близь стола, ему казалось, будто там его поджидает нечто особенно удручающее и разочаровывающее.       Он переводит умоляющие глаза, но взгляд возлюбленного строг и непреклонен.       Мио встаёт и словно безвольный каторжник задвигает стул обратно, чтобы тот не мешался на пути.       — Я люблю тебя, — тихо на прощание произносит юноша, ожидая ответа.       Но Сюн лишь кивает. Не удовлетворённый этим Мио обнадёженно спрашивает:       — А ты... Ты меня любишь?       До слуха доносится тихое и чуть задумчивое «угу». Парень берёт перо в руки и перехватывает новый листок бумаги, не обращая более внимания на Мио. Тот расстроенно перебирает ногами в сторону открытой комнаты, и, шагнув по ступенькам, поднимается на деревянный пол. Последний умоляющий взор устремился на его фигуру, он хочет увидеть его вновь, милую улыбку на далёком лице. Но Сюн не смотрит на него. Не задвигая двери Мио обессиленно сваливается в футон и накрывается с головой одеялом, в надежде поскорее избавиться от всей накопившейся тревоги, чтобы сонливость и усталость сбросили с него все стягивающие, давящие оковы. Но получается только истощённо вздыхать, прокручивать всё в голове вновь и вновь, а после ощутить, как лёгкие задрожали в груди, как запрыгала от подступивших слёз гортань и как, дав слабину, треснули красные глаза.       Тяжко тянулось время, на улице всё сильнее темнело, и лишь затонул в парафине фитиль свечи, Сюн наконец понял, что дело окончено. Сегодня он не продвинулся ни на абзац, не придумал ни единого оборота или действия, что можно было бы взять на заметку. Просто зря прожил день и извёл пару листков, догасив одну из последних свечей. Он чувствовал себя никчёмным и пустота округи лишь подтверждала его искусственную незначительность.       Ступая по траве он ощущал, как та прохладой щекочет щиколотку. Шаги унылые и тяжёлые, словно его тело обвесили грузами. Он устало прислоняется к письменному столу в комнате и скидывает чистые листы, после пару мгновений смотрит в пустоту, стараясь совладать с мыслями. Вернувшись за чернильницей и подсвечником он опирается руками на прохладный стол и смотрит на далёкий, но от того во тьме ещё более яркий свет уличного фонаря. Свечение его стремится на скамью рядом с большими кустами, а вид выходил на берег холодного моря. В голове промелькнула меланхоличная мысль. С упрёком он усмехается себе и забирает оставшиеся вещи.       Последние порывы ветра влетают в помещение и остаются гнить там до начала утра. Сюн задвигает сёдзи, закупорив комнату в той августовской прохладе, которая всё это время заполняла воздух помещения. Уличные фонари подсвечивали бумажные окошки туманным сиянием.       Отложив всё ненужное на столик, он обессиленно приседает рядом с футоном возлюбленного и прикрывает горящие от усталости глаза. В полной темноте обостряется слух, сквозь трепет летней прохлады и звона сверчков за стеной он слышит, как парень рядом тяжело дышит. Сюн удивлённо открывает глаза и смотрит на то, как в темноте едва заметно подрагивают складки одеяла, чуть менее спокойно, чем при обычном дыхании.       — Мио? — шепчет парень непонимающе. — Спишь?       Тишина делает только хуже, в душу прокрадываются сомнения, стоит ли предпринимать хоть что-то. Но вопреки собственному настрою он всё-таки делает первый шаг.       Парень осторожно потянул за верх одеяла, который с лёгкостью сполз с его тела. Мио почувствовал, как в разгорячённые дорожки от слёз ударила прохлада свежего воздуха, но он сдержался, чтобы не поёжится.       — Милый, всё хорошо? — тем же шёпотом вопрошает Сюн, оперевшись на обе руки и чуть наклонившись ближе.       Ответа всё нет. Сюн кладёт руку на его бок и скользит по постели вверх, ближе к парню. Ладонь двигается по телу и прохладные пальцы касаются разгорячённой шеи, а после и влажных холодных щёк. Опустив взгляд вниз, парень тихо выдыхает.       — Мио, дорогой, скажи, что случилось.       В ожидании он мягко оглаживает его влажную щёку большим пальцем. Мио жмурится, чуть повернув голову в противоположный бок.       — Почему ты плачешь, любимый, — тихо вопрошает юноша, наклонившись ближе.       Не дождавшись ответа он кладёт руку на его плечо и медленно тянет на себя, стараясь развернуть, но Мио лишь дёргается и выворачивается, отвернувшись сильнее.       Накопившееся в голове вырвалось слишком резко и с такой горечью, что от неожиданности у Сюна широко раскрылись глаза. Тело брюнета поддаётся тремору, сам он срывается, а по щекам льются новые слёзы.       — Как сова, «угу-угу», — дрожащим голосом повторяет его интонацию парень. — Ты пишешь так красочно, так чувственно, а в реальности от тебя и слова ласкового не добьёшься, — срываясь в обессиленную и несдерживаемую истерику молвит Мио, продолжая задыхаться в слезах. Он прислоняется руками к векам и трёт их, растирает слёзы по щекам, дышит тяжело и часто, а Сюн с жалостью и горечью смотрит на то, как позволил этому случиться.       — Мио, любимый, повернись ко мне, пожалуйста.       Пальцы вновь коснулись его плеча, но теперь не встретили такого сопротивления, как раньше. Сейчас парень податлив, как водянистая глина, он поворачивается на спину и смотрит в его лицо опустошёнными, жалостливыми глазами, на ресницах скопились слёзы, задержались, как капли утренней росы. Парень смотрит выжидающе и покладисто, не смея отвести взгляд.       Сюн бережно притягивает его нежную кисть на себя и целует в нижнюю особенно мягкую часть ладони. Он сплетает вместе их пальцы, но замечает всё тот же удручённый взгляд обеспокоенных глаз на себе. Тяжело вздохнув, он тихо начал:       — Я был... Слишком резок и груб с тобой. Мне правда жаль, милый, — его потускневший голос звучал особенно безэмоционально, а сам он чувствовал, как с каждой секундой молчания груз вины становится всё тяжелее и невыносимее. — Я не собираюсь оправдываться, я лишь хочу попросить прощения.       Он ждёт, когда возлюбленный вымолвит хоть что-то, но ожидания тщетны. Не дождавшись того, на что надеялся, он всё-таки неловко произносит:       — Извини.       Мио молчит. Сюн редко видел его столь расстроенным и грустным. Почти всегда парень быстро отпускал обиды, но теперь, видимо, натерпелся. И вопреки собственным же словам начал неловко оправдываться, чтобы скрасить гнетущее молчание:       — Я просто хочу сказать, что... Это дело всей моей жизни, Мио... Роман правда важен для меня.       — А я, — дрогнувшим голосом спрашивает парень, повернувшись к нему лицом. — Я больше для тебя ничего не значу?       Жалобным лицом он смотрит за его дрожащей фигурой, живот неприятно свело от боли. Сюн касается его плеч и притягивает на себя с такой нежностью, которой Мио давно не приходилось испытывать от его рук.       — А ты — любовь всей моей жизни, милый, — шепчет парень брюнету на ухо, а после прижимается губами к его шее. — Пожалуйста, дай мне немного времени, как только я допишу конец, всё обязательно наладится.       Грустный взгляд устремляется в пол, он наслаждается теплом его тела, почти не испытывая больше горечи от его слов. Он будто привык и смирился, но всё-таки поинтересовался:       — То есть мы бы могли сейчас проводить время вместе, если бы страницы не залило дождём?       — Не напоминай, — с неловким смехом просит его Сюн, стараясь скрасить обстановку. От собственной глупости его вновь покорёжило, внутренне он опять вернулся к тому состоянию самоистязания за необдуманные поступки.       — Мне просто жаль время, которое мы могли бы провести вдвоём... Лето скоро закончится, будет холодно и тоскливо...       — Но это совсем не помешает нам продолжить любить друг друга, разве не так?       Не окончательное согласие роилось в его мыслях буйствующим протестом, Мио хотел было что-то высказать, но ему не хватило сил. Парень лишь прикрыл глаза и чуть сдвинул плечи вперёд.       — Тебе нужно знать, что тебя любят здесь и сейчас, — констатируя факт едва слышимо говорит парень, прижимая его за голову к собственным губам. Волосы под пальцами чуть прохладные, не до конца просохли после душа, такие мягкие и душистые, что хочется зарыться в них и напрочь забыть об усталости.       Глаза в испуге открываются, а зрачки пару секунд трясутся. Едва проходит мгновение и он чувствует, как слезливость пробирает его до мурашек.       — Да, Сюн, — так же тихо и с дрожью в голосе соглашается Мио. — И больше мне ничего не нужно, — умоляюще протягивает он, обессиленно припадая к его груди.       Он прижимается к мягкому телу, впиваясь руками в рубашку. Сюн чувствует, как его слёзы впитываются в ткань, как всё тело дрожит под натиском эмоций, как он старается совладать с собой, но не справляется. Парень нежно приобнимает возлюбленного за острые лопатки, они вместе ложатся на футон и укрываются одеялом.       Под тихие всхлипы парня Сюн гладит его по волосам, мечтательно глядя в потолок. Эмоциональность полуночного разговора почти полностью усмирила в нём трёхдневную усталость. Он чувствует приток сил, будто питался болью и страданиями бедного парня, изнывающего рядом с ним от колкой боли в груди. Сюн целует брюнета в макушку и расслабленным голосом разрывает его всхлипывания, заставляя притихнуть ещё больше.       — Я люблю тебя. Даже когда не говорю об этом, я всё ещё люблю. Ничто не будет в силах отнять у меня эти чувства, они стали частью моего внутреннего мира, понимаешь?       Он вновь притягивает его на себя, но теперь целует юношу в лоб, заводя чёлку в более длинные задние пряди. Не насытившись, он стягивает с его затылка резинку, расплетая крохотный хвостик.       — Если для тебя это имеет настолько большое значение, — ещё более тихим голосом произносит Сюн. — Я буду говорить это чаще.       Ощущая давящую тишину он чувствует, будто всего этого недостаточно. В действительности же Мио просто было радостно от мысли, что юноша наконец смог понять его чувства и принять их. Что смог разглядеть в нём столь же жаждущую ласки личность, как коты этого дома. Он был счастлив находится в этих долгожданных объятиях, ему было хорошо с ним рядом, когда всё вокруг казалось ему неважным. Но Сюн не мог залезть в его мысли и прочесть этого.       — Просто... Я не привык говорить о своих чувствах так прямо. Вообще не привык говорить о них, — исправляется парень. — Но если для тебя это важно, — он проводит большим пальцем по его щеке, смахивая слезу с дрожащего века. — Я постараюсь измениться. Ведь я правда люблю тебя, что бы ты ни думал и как бы себя ни накручивал.       Заставив парня смотреть на себя, он удерживал Мио за подбородок, но так мягко и невинно, что у самого брюнета свело живот от этой нежности. Наклонившись, он чувственно целует юношу, а тот словно расплавился под его мягкими губами, обмяк, и вовсе перестал воспринимать действительность. Едва отстранившись, всего на секунду, он прильнул к брюнету и мягко целовал его снова и снова.       Отстраняясь, Сюн оглядывает возлюбленного, и почти не различая цвет его лица, замечая только очертания, подсвечивающиеся светом сквозь бумажную дверь, он мог поспорить, что его щёки сейчас достаточно красные.       — Завтра идём отдыхать.       — Н-но, Сюн, — постарался высказать что-либо Мио, но парень не позволил этому случиться.       — Отпросимся. Ты и без того работаешь не покладая рук, устроим тебе выходной. Сходим к морю, посидим, помечтаем. Хочешь, можем прогуляться, или дойти до другого пляжа, найти другое место. Проведём время так, как тебе того захочется.       — Но твой роман, Сюн... Ты говорил, что нужно дописать его, и только после этого будет всё остальное.       — Один день можно и отдохнуть. Тем более появилось пару идей.       — Запиши! — парень резко поднимается на руках, возбуждённый и несколько радостный. — Скорее, Сюн!       Но парень притягивает его обратно на себя, не позволяя отходить далеко. Он мотает головой в отрицании и утыкается носом в его волосы. В неловкости Мио сидит рядом с ним, поддавшись.       — Потом ведь хуже может быть, если не запишешь...       — Потом я, может, придумаю что-то лучше, а пока мысль нужно обрисовать. Отложим на послезавтра.       Не особенно понимая и принимая мотив его действий, Мио всё-таки подчиняется и ложится задумавшись. Вслух он проговаривает главную удивляющую его мысль:       — Как у тебя это получилось?       Мио старается отвести тему юноша, вглядываясь в окно. С каждой секундой приближался рассвет, становилось всё светлее, а на душе гораздо спокойнее с каждым новым словом, которое они обговаривали вместе.       — Эмоции, чувства, впечатления, переживания. Под их влиянием рождается всё самое интересное. И сейчас эта ситуация выбила из привычного ритма жизни, заставила думать несколько по-другому. Принять иную точку зрения, посмотреть на ситуацию твоими глазами.       Парень слушает его изречения, ощущая, что в его душе под куполом уходящей тени и мрака вот-вот воскреснет та тонкая, поэтичная душа, погребённая под сырой землёй вместе с остатками разбитого таланта. Он вдохновенно слушает его и восхищается — обыкновенно он не такой разговорчивый, а сейчас будто развязали язык.       — Обособившись от них у меня не получалось придумать ничего. Но благодаря тебе концовка сдвинулась с мёртвой точки. Ты — моё торжествующее вдохновение, — сладко шепчет ему на ухо Сюн, бережно приглаживая шелковистые волосы. — Спасибо.       Обжигающие слова показались ему особенно пламенными после долгого затишья. Почувствовав, как накатывают очередные трогательные слёзы, он постарался опередить шквал эмоций, которые вот-вот прорвут его плотину и дадут знать о себе.       — С-сюн... Я люблю тебя...       Парень улыбается, прижимая его крепче к себе.       — И я тебя.